bannerbannerbanner
После заката (сборник)

Стивен Кинг
После заката (сборник)

Полная версия

7
Будет больно

Кленовый стул стоял примерно по центру кухонного острова, но разделочный стол чуть выдавался вперед, образуя выступ. Двигаться не хотелось: малейшая неловкость – она упадет и превратится в черепаху, – но при этом хотелось отыскать поверхность для разбивания стула шире и надежнее выступа стола. Идеально подходил холодильник: он из нержавейки и большой. Лучшей поверхности для битья не придумаешь!

Она поползла к холодильнику вместе со стулом, привязанным к ногам, спине и пояснице. Судя по ощущениям, сзади у нее был не стул, а гроб. И он станет гробом, если Эмили упадет или будет тщетно бить его о «Китченэйд», когда вернется хозяин дома.

В какой-то момент она опасно покачнулась и упала бы ничком, если бы не удержала равновесие, казалось, чистым усилием воли. Боль в правой икре не просто вернулась, а многократно усилилась, грозя превратиться в судорогу и сделать ногу бесполезной. Зажмурившись от натуги, Эмили прогнала и ее. По лицу катился пот, смывая невыплаканные слезы.

Сколько времени прошло? Сколько? Дождь еще немного притих. Совсем чуть-чуть, и он станет моросью. Может, Дик дал Пикерингу бой. Может, в его древнем, заваленном хламом столе даже хранился пистолет, и он пристрелил Пикеринга, как бешеного пса. Услышала бы она выстрел? Вряд ли, уж слишком сильный ветер! Нет, куда вероятнее, что Пикеринг, который лет на двадцать моложе Дика и, очевидно, в прекрасной форме, отнял бы пистолет и выстрелил в старика.

Эмили старательно гнала эти мысли, что оказалось очень непросто. Непросто, хотя они и были никчемными. Лицо бледное, перекошенное от натуги, нижняя губа распухла, глаза закрыты – она вместе со стулом ползла вперед. Один шажок, второй… Можно сделать шесть? Можно. Только уже на четвертом колени, фактически прижатые к животу, ударились о холодильник.

Она разлепила веки, не в силах поверить, что благополучно справилась с этой трудной экспедицией: человек, свободный от тяжелого стула и пут, преодолел бы такое расстояние за три шага, а для нее это целая экспедиция, чертово приключение!

Времени поздравлять себя, увы, не было, и не только потому, что в любой момент могла заскрипеть дверь «Секретного объекта». Имелись проблемы посерьезнее. От ходьбы в положении сидя перенапрягшиеся мышцы дрожали, Эмили чувствовала себя как на первом занятии усложненной тантра-йогой. Если не приступить немедленно, вообще ничего не получится, а если крепость стула не обманчива…

Она решительно отмахнулась от этой мысли.

– Скорее всего будет больно! Ты ведь понимаешь это, да?

Конечно, она понимала, только при этом осознавала, что пытки Пикеринга будут еще страшнее и больнее.

– Пожалуйста! – взмолилась Эмили и, повернувшись к холодильнику боком, увидела в дверце свой профиль. Если она действительно молилась, то не богу, а покойной дочери. – Пожалуйста! – повторила она и, резко оттолкнувшись от пола, ударила кленовым гробом о дверцу холодильника.

Эмили не слишком удивилась, когда стул разом оторвался от пола. Она чуть не стукнулась головой о плиту, но, к счастью, «чуть» не считается. Спинка стула громко заскрипела, сиденье сдвинулось вправо от ее поясницы и бедер, а вот ножки даже не треснули.

– Гнилой! – крикнула пустой кухне Эмили. – Чертов стул – гнилой!

Вообще-то, гнилым он почти наверняка не был, но – благослови, Господи, флоридский климат – его прочность оказалась обманчивой. Наконец-то удача ей улыбнулась… и испорти Пикеринг своим появлением этот прекрасный момент, она сошла бы с ума.

Сколько у нее времени? Как давно ушел Пикеринг? Эмили не представляла. Прежде биологические часы ее не подводили, но сейчас казались бесполезнее настенных. До чего досадно полностью потерять счет времени! Вспомнив электронные часы с крупными цифрами, она с тоской взглянула на запястье. Исчезли, осталась лишь светлая полоска на загорелой коже. Наверняка Пикеринг конфисковал!

Она уже собралась снова ударить по холодильнику, но тут возникла идея получше. Поясница почти отделилась от стула, значит, появился дополнительный рычаг. Эмили напрягла мышцы спины так же, как напрягала бедра и икры, когда отлепляла стул от пола. Поясницу, вернее, самое основание позвоночника, тут же обожгла боль: осторожно, мол, осторожно, но на сей раз она не сделала паузу, дабы восстановить силы. Передышки казались непозволительной роскошью. Перед мысленным взором возник Пикеринг, бегущий по пустынной дороге: желтый дождевик развевается, из-под ног летят брызги, а в руках наверняка что-то тяжелое, например, монтировка, которую он вытащил из залитого кровью багажника «мерседеса».

Эм потянулась вверх. Боль в пояснице тут же усилилась, стала резкой, словно меж позвонками застрял осколок. Зато снова раздался треск – лента отлеплялась. Увы, не от стула, просто верхние слои отходили от нижних, и путы ослабевали. Конечно, лучше бы сбросить их совсем, но ослабить тоже неплохо: появляются дополнительные возможности для рывка.

Она снова двинула бедрами о холодильник, негромко вскрикнув от напряжения. Удар сотряс все тело, но стул даже не пошевелился, он пристал к ней, как намагниченный. Она сильнее двинула бедрами и громче вскрикнула – получилась тантра-йога с примесью садомазохизма. Лента опять затрещала, и на сей раз сиденье сместилось влево относительно ее спины и бедер.

Эм бешено вращала немеющими от напряжения бедрами и билась, билась, билась о холодильник. Она потеряла счет ударам. Она снова заплакала. Она порвала шорты. Ткань лопнула по заднему шву, шорты начали сползать, обнажив кровоточащую ссадину. «На щепку напоролась», – подумала Эмили.

Глубоко вздохнула, тщетно стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, и снова изо всех сил двинула деревянным гробом по холодильнику. Она попала по рычагу встроенного автомата для льда, и на кафельный пол посыпались кубики. Лента в очередной раз затрещала, вытянулась, и через секунду левая рука оказалась на свободе. Эмили взглянула на нее, словно не сообразив, что произошло. Подлокотник был до сих пор привязан к ее запястью, но сейчас сам стул висел справа на длинных серых полосках изоленты. Эмили точно в паутине запуталась… Да, именно так: угодила в плен к сумасшедшему пауку в шортах цвета хаки и тенниске «Изод». Она еще не освободилась, зато теперь могла воспользоваться ножом. Оставалось только вернуться за ним к разделочному столу.

– Не наступай на кубики! – велела она себе дребезжащим голосом, точь-в-точь как у студентки, дозанимавшейся до нервного срыва. – Кататься на коньках сейчас явно не время.

Кубики Эмили успешно миновала, но, когда нагнулась за ножом, переутомленная спина хрустнула в знак предупреждения. Из-за стула, болтавшегося у ее груди и лодыжек на длинных полосах изоленты, Эмили врезалась в разделочный стол, не обращая ни на что внимания, схватила нож левой рукой и перерезала путы на правой. Жадно глотая воздух ртом, она то и дело посматривала на дверь, ведущую из кухни в другие комнаты, вероятно, в столовую и холл. Пикеринг ушел именно туда, значит, оттуда и появится. Освободив правую руку, она сорвала обломок стула, до сих пор висевший на левой, и швырнула в центр кухонного острова.

– Хватит ждать Пикеринга! – одернула она себя, застыв посреди серой, утонувшей в полумраке кухни. – Лучше делай свое дело!

Совет, конечно, хорош, только как ему следовать, если знаешь, что совсем скоро дверь распахнется, и войдет твоя смерть.

Эмили перерезала ленту, приклеенную под грудью. Действовать следовало медленно, с предельной аккуратностью, но времени не было, и нож несколько раз царапнул кожу. Потекла кровь.

Нож попался острый, что имело как минусы – глубокие раны под грудиной, так и плюсы – слои ленты, перерезанные без особых проблем. Наконец она расправилась с последним – стул еще немного отделился от спины – и взялась за широкую полоску вокруг талии. Наклоняться стало куда проще, поэтому работа пошла быстрее и с меньшим риском пораниться. Когда с лентой было покончено, стул упал на кафель. В результате его ножки, до сих пор привязанные к икрам, врезались в ахилловы сухожилия, бугрившиеся прямо под кожей. Больно! Господи, как больно! Она жалобно застонала.

Эмили развернула корпус и левой рукой прижала стул к ногам, чтобы жуткая давящая боль утихла. Движение получилось коварным, в стиле тантра-йоги с элементами мазохизма, но Эмили не отпускала стул до тех пор, пока в очередной раз не оказалась лицом к плите. На нее она и облокотилась, чтобы ножки стула снова не врезались в сухожилия. Задыхаясь, плача (слез она даже не чувствовала), Эмили наклонилась вперед и стала перерезать изоленту на лодыжках. От рывков ослабли и эти полоски, и другие, удерживающие проклятый стул у нижней части туловища, поэтому все прошло быстро и практически без царапин с порезами, хотя она умудрилась как следует полоснуть себя по правой икре, словно в приступе безумия наказывая за судороги, которые начались, когда она отлепляла стул от пола.

Эмили перерезала ленту вокруг колен – оставался последний виток, – когда хлопнула входная дверь.

– Милая, я дома! – радостно закричал Пикеринг. – Ты соскучилась?

На долю секунды Эмили замерла, потом наклонилась так, что волосы свесились на лицо, и, собрав волю в кулак, приказала себе действовать. В подобной ситуации не до изящества – она поднесла нож к серой полоске ленты на правом колене, чудом не поранив коленную чашечку, и полоснула изо всех сил. В холле раздался скрежет: вероятно, Пикеринг повернул ключ в замке, внушительного, судя по звуку, размера. Он не хотел, чтобы ему мешали: незваных гостей на сегодня достаточно. Приняв меры предосторожности, Пикеринг зашагал по коридору. Очевидно, на ногах у него были кроссовки, потому что Эмили слышала хлюпанье мокрых резиновых подошв.

Пикеринг насвистывал песенку «О, Сюзанна» Стивена Фостера.

Лезвие ножа наконец перерезало ленту на правом колене, и стул, теперь держащийся лишь на левом колене, с грохотом ударился о разделочный стол. На секунду шаги за дверью (в каких-то ярдах от нее) остановились, а потом превратились частую дробь: Пикеринг побежал. После этого события развивались с головокружительной быстротой.

 

Бам! – Пикеринг распахнул дверь, толкнув ее обеими рукам. Получилось, что и на кухню он влетел с вытянутыми руками, но, вопреки ожиданиям Эмили, монтировки в них не оказалось. Рукава желтого дождевика были закатаны до самых локтей, и она успела подумать: «Идиот, кто же так высоко рукава закатывает? Жена бы тебе подсказала, только ведь жены у тебя нет, верно?»

Пикеринг снял капюшон, и волосы, постриженные в абсурдно дорогом салоне, наконец растрепались. Слегка растрепались – при такой длине большее невозможно. Дождевая вода текла по лбу и заливала глаза. Чтобы оценить ситуацию, Пикерингу хватило буквально полувзгляда.

– Мерзкая сучка! – взвыл он и бросился к столу, пытаясь схватить Эмили.

Она ударила его массивным разделочным ножом, сильно порезав развилку между большим и указательным пальцами правой руки. Полилась кровь, и Пикеринг закричал от боли и удивления. Наверное, скорее от удивления, ведь гиены не ждут, что жертвы станут сопро…

Сделав незаметный выпад, Пикеринг левой рукой схватил ее за запястье и резко крутанул. Что-то заскрипело или, возможно, хрустнуло. Так или иначе, правую руку пронзила добела раскаленная стрела боли. Эмили попыталась удержать нож, но разве в таком состоянии удержишь? Он перелетел через всю кухню, и когда Пикеринг выпустил запястье, рука Эмили повисла безвольно, как плеть.

Пикеринг бросился в атаку, но Эмили оттолкнула его обеими руками, не обращая внимания на вывихнутое запястье, которое буквально стонало от боли. Действовала она чисто инстинктивно, холодный рассудок подсказал бы: одним толчком Пикеринга не остановишь, только холодный рассудок скрючился от страха и был способен лишь надеяться на лучшее.

Пикеринг превосходил Эмили в весе, однако она прижала поясницу к щербатому выступу кухонного острова. Вдруг он отшатнулся с испуганным выражением лица, которое при любых других обстоятельствах показалось бы комичным, и наступил на кубик льда или сразу на несколько. На пару секунд маньяк Пикеринг превратился в Роуд-Раннера из мультика – по крайней мере так же отчаянно молотил ногами, стараясь удержать равновесие. Еще один шаг по кубикам – Пикеринг рухнул на пол и ударился затылком о дверцу холодильника, на которой красовалась свежая вмятина.

Пикеринг поднял окровавленную руку, озадаченно оглядел ее и закричал на Эмили:

– Сучка, мерзкая тупая сучка, посмотри, ты меня порезала! Зачем, мать твою, зачем?

Пикеринг попытался встать, но из-под ног полетели кубики льда, и он снова рухнул на пол. Подняться он собирался, опершись на правое колено, и буквально на секунду оказался к Эмили спиной. Она тут же схватила отломившийся подлокотник, с которого свисали серые клочья изоленты. Вот Пикеринг выпрямился в полный рост и обернулся. Эмили только этого и ждала. Короткий замах, и она ударила его по лбу подлокотником, который держала обеими руками. Правая кисть не желала сжиматься, но Эмили заставила. Древний инстинкт самосохранения советовал: кленовую палку нужно перехватить покрепче, тогда удар получится сильнее, а Эмили требовалась вся имеющаяся сила. Да ведь и в руках был подлокотник, а не бейсбольная бита!

Бам! Прозвучало не так громко, как когда Пикеринг распахнул навесную дверь, но вполне различимо, возможно, потому что дождь еще немного притих. Сначала больше ничего не произошло, но потом из раны, скрытой постриженными в абсурдно дорогом салоне волосами, потекла кровь. Эмили заглянула в ярко-голубые глаза Пикеринга: они выражали полное непонимание.

– Не надо! – пролепетал он и протянул руку, желая забрать деревянный обломок.

– Надо! – Эмили нанесла очередной удар.

Получился слайс, который задумывался как двуручный, но буквально в последний момент правая кисть не выдержала, превратив его в одноручный. Зазубренный, с торчащими щепками обломок подлокотника врезался Пикерингу в правый висок. Кровь потекла мгновенно, а голова резко качнулась к левому плечу. Яркие капли поползли по щеке и забарабанили по серому кафельному полу.

– Не надо! – просипел Пикеринг, отчаянно хватая воздух правой рукой.

Он напоминал утопающего, который отчаянно молит о помощи.

– Надо! – твердо возразила Эм и ударила снова.

Пикеринг закричал и, вжав голову в плечи, попытался спрятаться за кухонным островом. Он снова наступил на кубики льда, но на сей раз удержался на ногах. По счастливой случайности, как показалось Эмили, ведь кубики лежали аккурат под его ногами.

Она едва не упустила Пикеринга, думая, что тот метнется к двери, ведь сама поступила бы именно так. Но тут услышала спокойный голос отца: «Доченька, ему нужен нож».

– Нет! – прорычала Эмили. – У тебя ничего не выйдет!

Она попыталась обогнуть остров с другой стороны и опередить Пикеринга, только как бежать, если за тобой волочатся обломки стула, до сих пор прилепленные к левому колену – настоящее ядро на цепи, мать его! Обломки цеплялись за остров, путались под ногами, норовили ее опрокинуть. Стул явно был на стороне Пикеринга, и Эмили радовалась, что сломала его.

Пикеринг первым добрался до ножа, упавшего у двери, и с утробным рычанием бросился на него, словно блокирующий полузащитник на мяч. Эмили подоспела, уже когда Пикеринг переворачивался, и раз, другой, третий ударила его подлокотником по голове, крича от отчаяния, потому что чувствовала: подлокотник недостаточно тяжелый, а ее удары далеко не так сильны, как хотелось бы. Правое запястье распухало на глазах, реагируя на произвол, который над ним совершали. Неужели организм надеется пережить сегодняшний день?

Пикеринг рухнул на нож и перестал шевелиться. Эмили отступила на пару шагов, стараясь привести в порядок дыхание. По кухне снова понеслись белые точки с яркими, как у комет, хвостами, а в голове послышались мужские голоса. Подобное случалось далеко не впервые и уже перестало мешать. Порой голоса «включались» совершенно не вовремя. Порой, но не всегда.

ГЕНРИ. Вытащи чертов нож и воткни уроду между лопатками!

РАСТИ. Нет, доченька, к Пикерингу лучше не приближайся, он только этого и ждет. Мерзавец лишь прикидывается, что сознание потерял!

ГЕНРИ. Ну или в загривок, туда тоже неплохо! Полосни по его вонючей шее.

РАСТИ. Эмми, ощупью искать нож сейчас – что опускать руку в аквариум с пираньями. У тебя два варианта: забить его до смерти…

ГЕНРИ (нехотя, но убежденно)…или бежать.

Может, они правы, а может, и нет.

С ближней к ней стороны разделочного стола имелся ящик. Эмили открыла его, надеясь увидеть нож, а в идеале – целый арсенал: разделочные, филейные, столовые, для нарезки хлеба… Господи, хотя бы нож для масла! Увы, обнаружились лишь кухонные приборы из черного пластика: пара лопаток, половник, шумовка, а также другие штуковины, но самой опасной казалась картофелечистка.

– Эй, послушай! – Голос Эмили стал хриплым, чуть ли не гортанным. – Я не хочу тебя убивать, но, если вынудишь, убью. У меня тут вилка для мяса, попробуешь перевернуться – воткну тебе в затылок, да так, чтобы из яремной впадины вылезла.

Поверил ли ей Пикеринг? Это был вопрос номер один. Эмили чувствовала: он намеренно спрятал все ножи за исключением того, что сейчас лежал под ним. А как насчет других колюще-режущих предметов? Большинство мужчин даже не представляет, что хранится в ящиках на кухне, это Эмили знала из жизни с Генри и с отцом. Только Пикеринга не следовало сравнивать с другими мужчинами, а его кухню – с другими кухнями. Кухня Пикеринга скорее напоминала операционную. Тем не менее, учитывая его бессознательное состояние (а Пикеринг действительно без сознания?) и большую вероятность того, что он не захочет рисковать жизнью из-за собственной забывчивости, Эмили не сомневалась: план сработает. Тут возникал вопрос номер два: слышит ли он ее? А если слышит, то понимает ли? План, построенный на обмане, не сорвется лишь при условии, что человек, которого решено обмануть, понимает что к чему.

Стоять возле Пикеринга и размышлять она не собиралась: в данной ситуации это было бы худшим вариантом. Она наклонилась и подцепила последний виток ленты, который удерживал обломок стула. Пальцы правой руки категорически отказывались шевелиться, но Эмили заставила, да и вспотевшая кожа помогала. Стоило дернуть серую полоску вниз – раздался пренеприятный треск, и лента начала отходить. Наверное, было больно, и на коленной чашечке появился ярко-красный обод (почему-то из глубин сознания всплыло слово «Юпитер»), только Эмили волновало другое. Изолента быстро отлепилась, соскользнула с лодыжки и бесформенным кольцом упала на кафельный пол. Эмили стряхнула ее со стопы и оттолкнула подальше. Свободна! В висках бешено стучало то ли от перенапряжения, то ли от удара, который нанес Пикеринг, когда она смотрела на труп девушки, уложенный в багажник «мерседеса».

– Николь, – вслух произнесла Эмили, – ее звали Николь.

Имя несчастной помогло вернуться к реальности. Теперь желание вытащить нож из-под Пикеринга казалось настоящим безумием. Часть сознания Эмили, говорившая голосом ее отца, была права: даже просто находясь в одной комнате с маньяком, она искушает судьбу. Таким образом, оставался один-единственный вариант – бежать.

– Эй, ты меня слышишь? Я ухожу, – объявила она.

Пикеринг не пошевелился.

– У меня вилка для мяса. Станешь преследовать – убью. Нет, лучше… лучше глаза тебе выколю! Поэтому разумнее всего лежать там, где лежишь, понял?

Пикеринг не пошевелился.

Эмили попятилась к двери, затем развернулась и шмыгнула в соседнюю комнату. Окровавленный подлокотник она так и не бросила.

8
На стене у кровати висела фотография

За дверью оказалась столовая, в ней длинный стол со стеклянной крышкой, а вокруг него семь стульев из красного клена. Восьмое место, где по правилам этикета надлежало сидеть хозяйке, пустовало. Ну разумеется! Глядя на свободное пространство, Эмили неожиданно вспомнила бусинку крови, появившуюся на нижнем веке, когда Пикеринг тараторил: «Понял, понял, ладно, ладно». Пикеринг поверил, когда она сказала, что о ее возможном визите в «Секретный объект» известно только Дику, и бросил ножик, маленький ножичек Николь в раковину.

Получается, нож для усмирения Пикеринга все-таки имелся, он с самого начала лежал в раковине. Только Эмили не собиралась возвращаться на кухню. Ни за что.

Из столовой она попала в коридор с пятью дверями: по две с каждой стороны плюс одна в конце. Первые две оказались незаперты: слева была ванная, справа – прачечная, в которой стояла стиральная машина с вертикальной загрузкой, а рядом – пачка «Тайда». Люк открыли и кое-как затолкали в него окровавленную рубашку. Эмили почти не сомневалась: это рубашка Николь, хотя наверняка знать не могла. Если рубашка впрямь принадлежит погибшей девушке, зачем Пикерингу ее стирать? Дыры-то «Тайдом» не сведешь! Во дворе шокированной Эмили почудилось, что на теле Николь добрый десяток ножевых ранений, что, естественно, не соответствовало действительности. Или соответствовало? Скорее всего это соответствовало бешеному припадку Пикеринга.

Открыв дверь за ванной, Эмили увидела комнату для гостей – эдакий темный стерилизатор, абсолютную пустоту которого нарушала лишь широкая кровать, заправленная с такой аккуратностью, что казалось, брось на покрывало монетку – отскочит как минимум пару раз. Служанка постаралась? «Нет, – подумала Эмили, – по данным наших исследований, ни одна служанка не переступала порог этого дома. Сюда вхожи только «племянницы».

Напротив комнаты для гостей находился кабинет, ничуть не уступавший ей в плане стерильности. В одном углу обнаружились сразу два стеллажа для документов, а рядом – письменный стол, на котором стоял лишь компьютер «Делл» под прозрачным пылезащитным чехлом. На полу из простых дубовых досок нет ковра, на стенах – ни картин, ни фотографий. На большом окне – жалюзи, почти не пропускавшие солнце, поэтому кабинет, равно как и комната для гостей, казался темным и заброшенным.

«Пикеринг никогда здесь не работал», – подумала Эмили и поняла, что попала в точку. Кабинет, по сути, являлся театральной декорацией, подобно всему дому, включая кухню, из которой она только что сбежала – страшная комната лишь выдавалась за кухню, а на самом деле была операционной с кафельным полом и легкоочищаемым гарнитуром.

Дверь в конце коридора оказалась закрыта и, приблизившись, Эмили поняла: она заперта. Появись из столовой Пикеринг, она попадет в западню: бежать некуда, а в последнее время бег был единственным, что у нее получалось, единственным, для чего она годилась.

Эмили подтянула шорты – они «ездили» на ней, потому что задний шов лопнул – и взялась за дверную ручку. Она слишком положилась на свои предчувствия и сперва не поверила, что ручка поворачивается. Она распахнула дверь и, судя по всему, оказалась в спальне Пикеринга. Спальня была почти такой же стерильной, как гостевая, хотя определенные различия имелись. Во-первых, вместо одной подушки на широкой кровати лежали сразу две, во-вторых, стеганое прокрывало (идентичное увиденному в комнате для гостей) свернули аккуратным треугольником, чтобы хозяин дома, уставший после тяжелого дня, скорее насладился свежестью чистых простыней. В-третьих, на пол постелили ковер, дешевый, с нейлоновым ворсом, зато от стены до стены. Генри наверняка назвал бы такой паласом для пятизвездного шалаша! Тем не менее по цвету ковер гармонировал с темно-синими стенами и немого скрашивал убожество комнаты. Помимо кровати Эмили увидела письменный стол, совсем маленький, как школьная парта, и простой деревянный стул. Хотя после кабинета с большим (увы, закрытым) окном и дорогим компьютером спальня выглядела бледновато, у нее возникло чувство, что этот письменный стол используется, что Пикеринг действительно сидит за ним, сгорбившись, точно ученик сельской школы за неудобной партой, и пишет от руки. Что именно он пишет, ей думать не хотелось.

 

В спальне тоже имелось окно, тоже большое, но в отличие от кабинета и комнаты для гостей без жалюзи. Прежде чем Эмили успела выглянуть на улицу, ее внимание привлекла фотография, которая висела на стене у кровати. Точнее, фотографию не повесили (ее даже в рамку не поместили), а лишь прикололи кнопкой. На стене просматривались другие следы от кнопок: некогда и там были фотографии. Нынешний снимок оказался цветным с датой 19.04.07, пропечатанной в правом нижнем углу. Судя по качеству, снимали не цифровым, а каким-то древним фотоаппаратом, да и фотограф особой любви к своему занятию не испытывал. Зато наверняка испытывал возбуждение: все гиены возбуждаются, когда с заходом солнца появляется новая жертва. Снимок получился мутным, точно его делали при помощи телеобъектива, а объект даже в фокус не попал! Объект, длинноногая блондинка в джинсовых шортах и топе с глубоким вырезом и надписью «Бар «Времена пива» держала поднос в левой руке – ни дать ни взять официантка с первых картин Нормана Рокуэлла – и смеялась. Это Николь? Полной уверенности не было: снимок не отличался четкостью, да и убитую Эмили видела лишь несколько секунд. Но в глубине души она не сомневалась: перед ней Николь.

РАСТИ: Доченька, сейчас это не важно. Тебе нужно вы браться из спальни, выбраться из западни и бежать.

Словно в подтверждение его слов дверь между кухней и столовой распахнулась и, судя по грохоту, слетела с петель.

«О нет! – каменея от ужаса, подумала Эмили. Вряд ли она обмочилась снова, хотя, даже случись такая неприятность, наверняка не почувствовала бы. – Нет, только не это!»

– Любишь жесткую игру? – громко поинтересовался Пикеринг, голос которого звучал глухо, но вполне бодро. – Я умею играть жестко! Никаких проблем! Ты этого хочешь? Только попроси – папочка исполнит любое желание!

Он уже в столовой! Он приближается! За тяжелым «бум!» раздалось раскатистое «бабах!» – очевидно, Пикеринг налетел на стулья, стоявшие там, где по правилам этикета надлежало сидеть хозяину, и повалил их на пол. У Эмили закружилась голова, а все вокруг посерело, хотя в спальне было довольно светло: дождь почти перестал.

Она прикусила разбитую губу. По подбородку потекла свежая кровь, зато в призрачно-серый мир вернулись краски реальности. Эмили захлопнула дверь и потянулась к замку, чтобы закрыть его на ключ. Замка не было! Оглядевшись по сторонам она заметила у школьного деревянного стола школьный же деревянный стул. Когда прихрамывающий Пикеринг пустился бежать мимо прачечной и кабинета – а про нож он вспомнил? Разумеется, вспомнил! – Эмили схватила стул и заблокировала им дверную ручку, предварительно ее повернув. Буквально через секунду Пикеринг толкнул дверь обеими руками.

Окажись пол голым, стул заскользил бы по нему, как деревянный диск в палубном шаффлборде. Тогда пришлось бы сыграть в бесстрашную укротительницу львов и использовать стул для самообороны. Вряд ли это остановило бы Пикеринга! Слава богу, на полу лежал ковер! Пусть дешевый, нейлоновый, зато с длинным ворсом. Ножки стула точно застряли в нем, хотя Эм заметила, что на ковре появились волны. Дико заревев, Пикеринг стал колотить в дверь кулаками, а Эм – надеяться, что в порыве бешенства он напорется на нож или даже горло себе перережет.

– Открой дверь! – орал Пикеринг. – Открой! Ты только хуже себе делаешь!

«А хуже бывает?» – подумала она, попятилась от двери и огляделась по сторонам. Что теперь? Раз дверь была лишь одна, оставалось окно.

– Леди Джейн, не доводи меня до безумия!

«Да ты давным-давно свихнулся! Как Шляпник в Алисе!»

Окно было типично флоридское, такие ставят, чтобы любоваться видом, а не чтобы открывать: кондиционер же есть. Как действовать дальше? Выброситься из окна, как Клинт Иствуд в одном старом вестерне? Да, можно, в детстве подобные трюки ей очень нравились, но ведь сейчас она осознает, насколько велик риск порезаться. Клинта Иствуда, Шона Коннери и Стивена Сигала в сценах с пробиванием окон заменяли каскадеры, да и в тех окнах наверняка были особые стекла.

В коридоре опять послышались шаги: Пикеринг отступил, потом снова налетел на дверь. Он был настроен решительно, и дверь, несмотря на всю тяжесть, содрогнулась. На сей раз стул сдвинулся на пару дюймов, но, к счастью, не упал. Зато ковер снова покрылся волнами и начал рваться со звуком, чем-то напоминающим треск отклеивающейся изоленты. Для человека, которого только что колотили по голове и плечам тяжеленной кленовой палкой Пикеринг казался поразительно бодрым. Наверное, безумию своему вопреки, он понимал: если пленница свободу обретет, то он – вмиг потеряет. Да, безумие вкупе с рациональностью создают отличную мотивацию.

«Зря я подлокотником ограничилась, лучше бы весь чертов стул о его голову сломала!» – подумала Эмили.

– Хочешь поиграть? – сипло поинтересовался Пикеринг. – Я за, обеими руками! Только играем мы в моей песочнице, вот… Вот… я… иду!

Он снова пнул дверь, которая подпрыгнула на разболтавшихся петлях, а стул отодвинулся еще на два-три дюйма. Между ножками и дверью появились темные каплевидные пятна – прорехи в дешевом ковре.

Значит, все-таки окно… Раз уж ей суждено умереть от кровотечения, раны лучше нанести самой. Если… если обернуться покрывалом, может…

Тут ее взгляд упал на письменный стол.

– Мистер Пикеринг! – закричала Эмили, схватив стол за бока. – Подождите! Хочу заключить с вами сделку!

– Никаких сделок с сучками, ясно? – раздраженно рявкнул Пикеринг, но замер, вероятно, чтобы восстановить дыхание, и таким образом дал ей время. Большего и не требовалось: немного времени, а не пылкие заверения в том, что он не привык заключать сделки с сучками. – Ну, что у тебя за план? Расскажи папочке Джиму!

Сейчас ее планом был стол. Эмили подняла его, почти уверенная, что надорванная поясница лопнет словно воздушный шар. Только стол оказался легким и стал еще легче, когда с него слетела скрепленная резинкой стопка… неужели университетских тетрадей для экзаменационных работ?

– Что ты задумала? – рявкнул Пикеринг. – Не смей!

Эмили бросилась к окну, резко затормозила и швырнула стол. От звона битого стекла чуть не лопнули барабанные перепонки. Не тратя времени на раздумья и взгляды вниз – думать в такой ситуации ни к чему, а от созерцания высоты мог проснуться страх, – Эмили сдернула покрывало с кровати.

Пикеринг снова налетел на дверь, и хотя стул снова выдержал (в этом Эмили не сомневалась, ведь иначе он на всех парах мчался бы к ней), раздался громкий треск.

Она завернулась в покрывало, превратившись в индианку из детских книг с иллюстрациями Н.К. Уайета, готовую выйти под снегопад, и прыгнула в обрамленную зазубринами брешь в тот самый момент, когда дверь наконец распахнулась. Несколько колючих стеклянных стрел оторвались от рамы и вонзились в покрывало, но ни одна из них ее не поранила.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru