Стивен Кинг
Куджо
Через пару недель такой жизни Донна сама начала беспокоиться; однажды утром она с нервным смешком сообщила Вику, что иногда вещи в шкафу у Тэда лежат не на своих местах. Словно кто-то их перекладывает. «Сам Тэд», – сказал Вик. «Ты не понимаешь, – сказала Донна. – Теперь Тэд вообще не подходит к шкафу, Вик… вообще никогда. Он боится». И еще она добавила, что иногда после ночи, когда Тэду снятся кошмары, а потом чудятся всякие ужасы наяву, в шкафу действительно плохо пахнет. Будто в клетке у дикого зверя. Обеспокоенный, Вик заглянул в шкаф и принюхался. У него появилась догадка, что, возможно, Тэд ходит во сне; во время этих хождений он вполне может забредать в шкаф и мочиться не просыпаясь. Но Вик не учуял ничего странного. Пахло лишь нафталином. Встроенный шкаф представлял собой узкий пенал глубиной около восьми футов. Никакого чудовища не было и в помине, и Вик уж точно не обнаружил дверь в Нарнию. У него в волосах запуталась паутина. Вот и все ужасы.
Для борьбы с ночными страхами сына Донна предлагала сначала «добрые мысли для настроя на добрые сны», потом – молитву. Тэд заявил, что чудовище из шкафа украло все его добрые мысли и добрые сны и что молитва ему не поможет, потому что Бог не верит в чудовищ. Она тогда разозлилась – может быть, потому, что ее тоже пугал этот шкаф. Однажды она прошла вглубь, чтобы развесить футболки Тэда, и дверца шкафа беззвучно закрылась у нее за спиной. Донна пережила очень неприятные сорок секунд, выбираясь наружу на ощупь. В тот раз она тоже почуяла запах – острый, горячий, свирепый. Опасный. Немного похожий на запах пота Стива Кемпа после любовных утех. В общем, она разозлилась и сердито заявила, что чудовищ не существует и Тэду надо немедленно выбросить из головы эти глупости, обнять своего медвежонка и спать.
Вик то ли глядел глубже, то ли лучше помнил свои собственные детские страхи, когда по ночам дверца шкафа превращается в глупый раззявленный рот, а в самом шкафу что-то шуршит в темноте и одежда на вешалках иногда кажется повешенными мертвецами. Он смутно помнил о жутковатых тенях на стене, создаваемых отсветом уличного фонаря в бесконечные четыре часа до рассвета; помнил о странных скрипах, которые могли быть обычными звуками усадки дома, но были очень похожи на чьи-то крадущиеся шаги.
Поэтому он и придумал Катехизис против чудовищ, или просто Слова против чудовищ, если ты четырехлетний малыш и не можешь запомнить незнакомое сложное слово. По сути это было не более (но и не менее) чем простенькое заклинание на защиту от зла. Вик сочинил его в обеденный перерыв, и задумка сработала на ура, к радостному облегчению Донны, хотя ей было обидно, что ее собственные усилия – тут тебе и психология, и тренинг родительской эффективности, и, наконец, строгая дисциплина – не увенчались успехом. Вик каждый вечер проговаривал эти слова, как молитву, над кроваткой Тэда, где тот лежал голышом под легкой простынкой, в душной жаркой темноте.
«Ты уверен, что в долговременной перспективе не будет хуже?» – однажды спросила Донна вроде бы с юмором, но и с плохо скрываемым раздражением. Это было в середине мая, когда уровень напряженности в их отношениях просто зашкаливал.
«Рекламщики не думают о долговременной перспективе, – ответил ей Вик. – Они думают о быстрых и эффективных решениях. А я хороший рекламщик».
– Да, когда ты уедешь, некому будет говорить Слова против чудовищ. В том-то и дело, – пробормотал теперь Тэд, сердито размазывая по щекам слезы. Ему было стыдно, что он разревелся.
– Слушай, – сказал ему Вик. – Они же записаны. Иначе как бы я смог в точности их повторять каждый день? Я их перепишу на листочек и повешу на стену у тебя в комнате. Мама будет читать их тебе каждый вечер, пока я не вернусь.
– Правда? Ты их напишешь?
– Конечно. Я же сказал.
– А ты не забудешь?
– Ни в коем случае. Напишу прямо сегодня.
Тэд обнял Вика, и тот крепко прижал сына к груди.
* * *
В тот же вечер, когда Тэд уже спал, Вик тихо вошел в его комнату и прикрепил к стене канцелярской кнопкой листок бумаги. Рядом с календарем с «Могучими Мстителями Марвел», где малыш точно его заметит. На листке было написано большими четкими буквами:
Для Тэда
Чудовища, прочь из комнаты Тэда!
Вам здесь нечего делать.
Никаких чудищ под кроватью у Тэда!
Вы там не поместитесь.
Никаких чудищ у Тэда в шкафу!
Там для вас мало места.
Никаких чудищ у Тэда за окном!
Вам там не за что уцепиться.
Никаких оборотней и вампиров,
Никаких кусачих страшилищ.
Вам здесь нечего делать.
Никто не тронет Тэда всю ночь.
Никто не обидит Тэда всю ночь.
Вам здесь нечего делать.
Вик еще долго стоял и смотрел на листок. Он сделал мысленную пометку, что до отъезда надо будет как минимум дважды напомнить Донне, чтобы она читала Тэду слова каждый вечер. Надо, чтобы она понимала, как это важно для сына.
Перед тем как уйти, он заметил, что дверца шкафа слегка приоткрыта. Он закрыл ее поплотнее и вышел из комнаты.
Гораздо позже, уже совсем ночью, дверца вновь приоткрылась. Внутри полыхали зарницы, пронзая густую клубящуюся темноту.
Но Тэд не проснулся.
* * *
На следующий день, в четверть восьмого утра, микроавтобус Стива Кемпа выехал на шоссе номер 11. Стив направлялся к шоссе номер 302. Там он свернет налево и поедет на юго-восток, в Портленд. Он собирался какое-то время пожить в хостеле портлендского отделения Ассоциации молодых христиан.
На приборной панели лежала аккуратная стопка писем – на сей раз не написанных крупными буквами от руки, а отпечатанных на машинке. Сама машинка стояла в задней части микроавтобуса вместе с другими его вещами. На сборы ушло не больше полутора часов, и все земное имущество Стива уместилось в компактном микроавтобусе, включая Берни Карбо, который сейчас дрых в коробке у задних дверей. Они с Берни всегда путешествуют налегке.
Письма и адреса на конвертах были отпечатаны профессионально. Шестнадцать лет литературных трудов не прошли даром хотя бы в том смысле, что Стив мастерски освоил пишущую машинку. Он остановился у того же почтового ящика, куда вчера вечером бросил свою анонимку для Вика Трентона, и опустил туда письма. Если бы Стив собирался покинуть штат, он бы смылся, не заплатив за аренду дома и мастерской, но поскольку он ехал всего лишь в Портленд, было разумнее действовать в рамках закона. На этот раз можно позволить себе не экономить; в потайном углублении за бардачком припрятано более шестисот долларов наличными.
Вдобавок к чеку, покрывавшему задолженность по арендной плате, он разослал чеки некоторым крупным заказчикам, возвращая авансы. Каждый чек сопровождался вежливой запиской, где говорилось, что Стив просит прощения за причиненные неудобства, но ему только что сообщили, что его мама внезапно и тяжело заболела (не существует такого американца, который не купится на историю о больной маме). Свою мебель заказчики могут забрать в мастерской – ключ лежит над входной дверью, справа на дверной раме, и будьте добры, не забудьте вернуть ключ на место, когда будете уходить. Спасибо за понимание, бла-бла-бла и прочая хрень. Да, у людей будут лишние хлопоты, но не то чтобы сильный напряг.
Стив опустил письма в почтовый ящик. Все же приятно осознавать, что ты надежно прикрыл свою задницу. Он поехал в Портленд, распевая «Шугари» вместе с «Grateful Dead». Он гнал на скорости пятьдесят пять миль в час и надеялся, что дороги будут свободны и он успеет сегодня сыграть пару партий на портлендских городских кортах. В общем и целом день начинался отлично. Если мистер Бизнесмен еще не получил его письмецо с бомбой, то сегодня уж точно получит. Вот и славно, подумал Стив и рассмеялся.
* * *
В половине восьмого, когда Стив Кемп думал о теннисе, а Вик Трентон напоминал себе, что сегодня надо бы позвонить Джо Камберу насчет «пинто» Донны, Черити Камбер готовила сыну завтрак. Джо уже полчаса как уехал в Льюистон, надеясь найти ветровое стекло для «камаро» 1972 года выпуска на городской автосвалке или в лавке подержанных запчастей. Его отъезд хорошо совпадал с планами Черити, которые она проработала тщательно и не спеша.
Она поставила перед Бреттом тарелку с яичницей и беконом, присела на стул рядом с ним. Бретт удивленно оторвался от книги, которую читал за столом. Обычно мама ставила завтрак на стол и сразу же шла заниматься своими домашними делами. Если слишком назойливо приставать к ней с разговорами до того, как она выпьет вторую за утро чашку кофе, можно было нарваться на грубость.
– Я хочу с тобой поговорить, Бретт.
На смену легкому удивлению пришло настоящее изумление. Бретт не узнавал свою вечно замкнутую, молчаливую мать. К тому же она явно нервничала. Он закрыл книгу и сказал:
– Да, мам.
– Ты хотел бы… – Она тихонько откашлялась и начала снова: – Как ты смотришь на то, чтобы съездить в Стратфорд, в Коннектикут, к тете Холли и дяде Джиму? И к твоим братику и сестричке?
Бретт улыбнулся. Он всего дважды в жизни выезжал за пределы Мэна, в последний раз – с папой, когда они ездили в Портсмут в Нью-Хэмпшире, на аукцион подержанных автомобилей, где Джо приобрел «форд» 1958 года с двигателем «Хеми».
– Было бы здорово! – сказал он. – А когда?
– Я думаю, в понедельник. Сразу после выходных на Четвертое июля. Можно будет поехать на всю неделю. Ты же сможешь?
– Конечно! Но, черт, у папы на той неделе полно работы. Ему надо…
– Я еще не говорила с твоим отцом.
Улыбка Бретта погасла. Он отправил в рот кусочек бекона и принялся жевать.
– Он обещал Ричи Симмсу перебрать мотор на его тракторе. И мистер Миллер, учитель, привезет «форд», чтобы починить трансмиссию. И…
– Мы с тобой можем поехать вдвоем, – сказала Черити. – На автобусе из Портленда.
Бретт явно засомневался. Снаружи, за сеткой веранды, выходящей на задний двор, Куджо медленно поднялся на крыльцо и, тихо рыкнув, улегся в тени под козырьком. Посмотрел на ХОЗЯЙКУ и МАЛЬЧИКА утомленными, покрасневшими глазами. Сегодня ему было плохо, очень-очень плохо.
– Черт, мам, я не знаю…
– Не говори «черт». Это нехорошее слово.
– Извини.
– Но ты хочешь поехать? Если твой папа не будет против?
– Да, конечно! Думаешь, он нас отпустит вдвоем?
– Может быть. – Она задумчиво посмотрела в окно над кухонной раковиной.
– А до Стратфорда далеко, мам?
– Примерно триста пятьдесят миль.
– Че… то есть да, далеко. А там…
– Бретт.
Он пристально посмотрел на нее. Ее голос вновь стал напряженным. Каким-то нервным.
– Что, мам?
– Ты, случайно, не знаешь, может быть, твоему папе что-то нужно для мастерской? Может быть, он хочет что-то купить?
Бретт слегка оживился.
– Ну, ему всегда нужны разводные ключи… и он говорил, что нужны новые шаровые опоры… и новая маска для сварки, потому что на старой треснул щиток…
– Нет, я имею в виду что-то большое. Дорогое.
Бретт ненадолго задумался и улыбнулся.
– Он очень хотел новый мини-кран «Йорген». Говорил, что с таким мини-краном он выдрал бы старый мотор из трактора Ричи Симмса, как нех… как нечего делать. – Бретт покраснел и быстро договорил: – Но ты не сможешь купить ему мини-кран, мам. Он неподъемный.
Неподъемный. Так Джо называл дорогие вещи. Черити ненавидела это словечко.
– Сколько он стоит?
– Ну, в каталоге – тысячу семьсот долларов, но, может быть, мистер Беласко из «Портлендской машинерии» сделает папе скидку. Папа говорит, что мистер Беласко его боится.
– И чего в этом хорошего? – резко спросила она.
Бретт слегка отшатнулся, испугавшись ее яростного напора. Он ни разу не видел, чтобы мама так сильно злилась. Даже Куджо на крыльце чуть навострил уши.
– Так чего в этом хорошего?
– Ничего, мам, – сказал Бретт, но Черити с отчаянием поняла, что он врет. Ему кажется, что это круто, когда люди боятся тебя настолько, что дают скидку. Она явственно слышала восхищение в голосе сына, пусть даже он сам его не уловил. Хочет быть как отец. Думает, будто это великое геройство, когда тебя все боятся. О боже.
– Нет ничего хорошего в том, чтобы люди тебя боялись, – сказала она. – Громкий голос и склочный нрав – не такие великие достижения. Тут уж точно большого ума не надо. – Она понизила голос и взмахнула рукой: – Давай ешь. Я не хотела на тебя кричать. Это все из-за жары.
Он ел молча и сосредоточенно, то и дело поглядывая на нее. Сегодняшний утренний разговор напоминал прогулку по минному полю.
– Интересно, сколько выйдет со скидкой? Тысяча триста? Тысяча?
– Не знаю, мам.
– У этого Беласко есть доставка? На большие заказы?
– Наверное, да. Но у нас все равно нет таких денег.
Ее рука потянулась к карману халата. Там лежал лотерейный билет. Номера на билете – зеленый 76 и красный 434 – совпадали с выигрышными номерами, выпавшими в лотерее штата две недели назад. Она перепроверила дюжину раз, не в силах поверить в свою удачу. Эта лотерея стартовала в 1975-м, Черити каждую неделю покупала билет за пятьдесят центов, и на этот раз ей повезло. Она выиграла пять тысяч долларов. Она еще не обналичила выигрышный билет, но все время держала его при себе, ни на миг не упуская из виду.
– Деньги есть, – сказала она.
Бретт изумленно уставился на нее.
* * *
В четверть одиннадцатого Вик выскользнул из своего кабинета в офисе «Эд уоркс» и пошел в кафе «Бентли», чтобы выпить нормального кофе, а не того жуткого пойла, что считалось за кофе у них в конторе. Все утро он бился над рекламой яиц для птицефермы «Декостер». Это было непросто. Яйца он ненавидел с детства, когда мама чуть ли не силой заставляла его съедать по яйцу четыре раза в неделю. Пока что он не придумал ничего лучше, чем «ЯЙЦА – ЭТО… ЛЮБОВЬ БЕЗ ШВОВ». Совсем не ахти. «Без швов» почему-то навело Вика на мысль о яйце, застегнутом посередине на молнию. Картинка хорошая, но к чему ее прилепить? Ничего умного в голову не приходило. Надо будет спросить у Тэдди, подумал он, когда официантка принесла ему кофе и маффин с черникой. Тэд любит яйца.
Конечно, его настроение было испорчено вовсе не из-за рекламы яиц, а из-за предстоящей двенадцатидневной поездки. Но поехать придется. Роджер его убедил. Надо ехать и стоять насмерть.
Славный словоохотливый Роджер, которого Вик любил почти как брата. Роджер с большим удовольствием пошел бы с ним в «Бентли», чтобы выпить кофе и поболтать вволю. Но сегодня Вику хотелось побыть одному. И спокойно подумать. С понедельника они с Роджером будут вместе почти две недели, и этого более чем достаточно даже для названых братьев.
Он снова задумался о фиаско с «Малиновыми колючками», позволив мыслям течь свободно. Иногда ненапряженная, почти ленивая ретроспектива неприятных событий дает свежий взгляд и приводит – по крайней мере, у Вика – к новому пониманию ситуации.
Ситуация более чем неприятная. «Колючки» спешно отозваны из продажи. Плохо, но не катастрофично. Уж точно лучше, чем та история с консервированными грибами; никто не умер, никто серьезно не пострадал, и даже самый взыскательный потребитель понимает, что у всякой компании бывают проколы. Вспомним «Макдоналдс». Года два-три назад там раздавали бесплатные стеклянные стаканы с рисунками. В краске для этих рисунков обнаружилось недопустимо высокое содержание свинца. Акцию быстро свернули, и стаканы канули в беспамятный лимб для рекламной продукции, населенный странными персонажами вроде Спиди Алка-Зельцера и личного фаворита Вика, жвачки по имени Большой Болт.
Для корпорации «Макдоналдс» это была неприятная ситуация, но никто не обвинял Роналда Макдоналда в умышленной попытке отравить подрастающее поколение. Собственно, и профессора Шарпа ни в чем таком не обвиняли, хотя комики – от Боба Хоупа до Стива Мартина – не преминули его подколоть, а Джонни Карсон выдал целый монолог – в тщательно продуманных двусмысленных выражениях – об истории с «Малиновыми колючками» в своем ток-шоу «Сегодня вечером». Нет нужды говорить, что рекламу с профессором Шарпом сняли с эфира. Также нет нужды говорить, что игравший профессора актер был очень расстроен таким поворотом событий.
«Могло быть и хуже», – заметил Роджер, когда первые ударные волны слегка улеглись и телефонные переговоры между Портлендом и Кливлендом уже не проходили по три раза в день.
«Куда уж хуже?» – спросил Вик.
«Ну, – ответил Роджер с серьезным видом, – мы могли делать рекламу супа для “Бон Виван”».
– Еще кофе, сэр?
Вик взглянул на официантку. Хотел отказаться, но все же кивнул:
– Полчашки, пожалуйста.
Она налила ему кофе и отошла. Вик рассеянно помешал кофе ложкой, но пить не стал.
К счастью, паника из-за угрозы здоровью была недолгой. Многие авторитетные врачи выступили с заявлением на телевидении и в газетах, что красный краситель абсолютно безвреден. Что-то подобное случалось и раньше; у стюардесс одной коммерческой авиакомпании обнаружились какие-то странные оранжевые высыпания на коже, но потом оказалось, что это пятна оранжевой краски, стиравшейся со спасательных жилетов, которые бортпроводницы демонстрируют пассажирам перед взлетом. Также был случай с пищевым красителем в сосисках определенной марки с точно таким же побочным эффектом, как у красителя в «Малиновых колючках».
Юристы старика Шарпа подали многомиллионный иск к производителю пищевых красителей с требованием компенсации за ущерб. Тяжба, скорее всего, будет тянуться три года, а потом разрешится во внесудебном порядке. Но это не главное; главное – донести до общественного сознания, что вина за негативные проявления – кратковременные и абсолютно безвредные для здоровья – лежит уж точно не на компании «Шарп».
Тем не менее акции «Шарпа» заметно упали. Правда, потом поднялись где-то наполовину от первоначального падения. Поначалу продажи хлопьев резко пошли на спад, но теперь почти полностью отвоевали позиции, потерянные с тех пор, как «Малиновые колючки» явили миру свой предательский красный лик. А «Смесь всех злаков» и вовсе побила рекорды продаж.
Значит, все хорошо?
Нет, не все. В том-то и дело.
С профессором Шарпом все плохо. Бедняга уже никогда не сумеет вернуться. Когда страх уходит, приходит смех, и профессора Шарпа с его серьезной профессорской миной в декорациях школьного класса в буквальном смысле засмеяли до смерти.
Джордж Карлин в своей вечерней программе: «Да, мы живем в совершенно безумном мире. Совершенно безумном. – Карлин на миг умолкает, склонившись над микрофоном, и вновь поднимает голову. – Ребята Рейгана вовсю агитируют на телеящике, так? Русские опережают нас в гонке вооружений. Русские наращивают производство крылатых ракет, так? Джимми тоже снимает сюжетец и обращается к уважаемым телезрителям: “Сограждане, русские обгонят нас в гонке вооружений только тогда, когда подрастающее поколение американцев будет срать красным”».
Громкий смех в зале.
«И Ронни такой звонит Джимми и говорит: “Господин президент, а что Эми ела на завтрак?”»
Гомерический хохот в зале. Карлин держит паузу. Сейчас будет кульминационный момент.
«Да… тут все хорошо».
Одобрительный рев, бурные аплодисменты. Карлин печально качает головой: «Наши дети срут красным. Есть о чем призадуматься».
Вот в чем проблема. Джордж Карлин – проблема. Боб Хоуп – проблема. Джонни Карсон. Стив Мартин. Каждый диванный остряк в Америке.
И вот еще информация к размышлению: акции «Шарпа» упали на девять процентов и выросли после падения всего на четыре с половиной процента. Акционеры требуют крови. Давайте посмотрим… чья голова полетит первой? Кто придумал профессора Шарпа? Вот с этих выдумщиков мы и спросим. И никого не колышет, что профессор появился в эфире за четыре года до катастрофы с «Колючками». Никого не колышет, что до профессора Шарпа (и его верных соратников Стрелка Шарпа, Джорджа и Грейси) акции «Шарпа» котировались на три с лишним процента ниже нынешней котировки.
Да, никого не колышет. Зато велика вероятность, что одно только публичное объявление, что компания «Шарп» прекратила сотрудничество с «Эд уоркс», уже может поднять котировку на полтора-два процента. А когда начнется новая рекламная кампания, инвесторы убедятся, что прежних вредителей больше нет, и акции, возможно, поднимутся еще на процент.
Конечно же, размышлял Вик, размешивая в кофе сахарозаменитель из пакетика, это только теория. Но даже если теория подтвердится на практике, они с Роджером не сомневались, что сиюминутная выгода обернется для «Шарпа» большой головной болью, если новая рекламная кампания – наскоро состряпанная людьми, которые знают продукцию «Шарпа» и рынок сухих хлопьев в целом далеко не так хорошо, как их знают Вик с Роджером, – не окажется феерически успешной.
В голове промелькнула идея. Неожиданная и внезапная. Свежий взгляд, новая перспектива. Вик застыл с чашкой в руке, не донеся ее до рта. Его глаза широко распахнулись. Перед мысленным взором предстала картина: два человека – может быть, они с Роджером, может быть, старик Шарп и его уже не юный сынуля – закапывают могилу. Мелькают лопаты. Фонарь судорожно мерцает в темноте ветреной ночи. Моросит дождь. Могильщики то и дело украдкой оглядываются. Тайное погребение под покровом ночи. Они хоронят профессора Шарпа тайком, и это нехорошо.
– Нехорошо, – пробормотал он вслух.
Конечно, нехорошо. Если его похоронят втайне, он уже не сумеет сказать то, что должен сказать: что ему очень жаль.
Вик достал из кармана ручку и быстро записал на салфетке:
Профессору Шарпу надо извиниться.
Он посмотрел на свою запись. Чернила впитывались в салфетку, буквы расплывались по краям. Ниже Вик приписал:
Достойное погребение.
И еще ниже:
ПРИ СВЕТЕ ДНЯ.
Он сам еще не был уверен, что это значит, это была скорее метафора, чем смысловая конструкция, но именно так и рождались его лучшие идеи. Определенно тут что-то есть. В этом он был уверен.
* * *
Куджо лежал на полу в гараже, в полумраке. Здесь было жарко, но снаружи еще жарче… и свет на улице слишком яркий. Раньше он таким не был; на самом деле Куджо никогда раньше не замечал яркости света. А теперь стал замечать. У него болела голова. Болели все мышцы. От яркого света болели глаза. Поцарапанный нос тоже болел.
Болел и гноился.
ХОЗЯИН куда-то ушел. Чуть погодя ХОЗЯЙКА и МАЛЬЧИК тоже куда-то ушли, бросив его одного. МАЛЬЧИК вынес для Куджо большую миску с едой, и Куджо немного поел. От еды стало не лучше, а хуже, поэтому он не доел.
Послышался рокот мотора. Грузовик въехал на подъездную дорожку. Куджо поднялся и подошел к двери сарая, уже зная, что это кто-то чужой. Он знал звук мотора хозяйского пикапа и семейного легкового автомобиля. Он встал в дверях, высунув голову в ослепительный, режущий глаза свет. Грузовик въехал задом во двор и остановился. Из кабины выбрались двое мужчин и подошли к задней дверце. Один из них открыл дверцу, и металлический лязг больно ударил Куджо по ушам. Он заскулил и отступил вглубь сарая, в уютную темноту.
* * *
Грузовик прибыл с доставкой. Три часа назад Черити Камбер и ее все еще ошарашенный сын пришли в главный офис «Портлендской машинерии» на Брайтон-авеню, и Черити выписала чек на покупку новой тали «Йорген», которая со скидкой обошлась в 1241 доллар 71 цент, включая налоги. Прежде чем идти в «Портлендскую машинерию», Черити заглянула в винную лавку на Конгресс-стрит, чтобы заполнить бланк заявления на выплату призовой суммы по выигрышному билету. Бретту было велено ждать на улице, где он и стоял, держа руки в карманах.
Продавец сказал Черити, что чек на выплату от Лотерейной комиссии штата придет ей по почте. Как скоро? В течение двух недель. Сразу вся сумма за вычетом налога, который составит около восьмисот долларов. Сумма налога рассчитана на основе ее декларации о годовом доходе Джо.
Вычет налога до момента фактического получения приза вовсе не возмутил Черити. Пока продавец сверял номер ее билета с таблицей выигрышей, она стояла, затаив дыхание, все еще не в силах поверить, что ей улыбнулась такая удача. Потом продавец кивнул и поздравил ее. Теперь она снова могла дышать, и можно было уже перестать беспокоиться о билете. Он возвращается в недра Лотерейной комиссии. Чек придет ей по почте – дивная, чудная, волшебная фраза.
И все-таки ее сердце болезненно сжалось, когда она наблюдала, как потрепанный лотерейный билет, размякший от ее нервной испарины, теперь подколотый скрепкой к бланку заявления, исчезает в ящике под прилавком. Госпожа Удача обратила свой взор и на нее тоже. В первый раз в ее жизни – и, возможно, единственный раз – плотная тюлевая занавеска повседневности чуть приоткрылась, показав ей прекрасный, сияющий мир за окном. Черити была женщиной приземленной, практичной – и в глубине души знала, что ненавидит мужа и боится его до дрожи, но им все равно суждено вместе состариться, а потом он умрет и оставит ей кучу долгов и (ей не хотелось об этом думать, но она очень боялась, что так и будет!) сына, испорченного отцовским влиянием.
Если бы ей повезло выиграть суперприз, который разыгрывается дважды в год – пятьдесят тысяч долларов, в десять раз больше ее пяти тысяч, – она, может быть, и решилась бы раздвинуть эту унылую тюлевую занавеску, взять сына за руку и уйти вместе с ним в большой мир за пределами городского шоссе номер 3, гаража Камбера и Касл-Рока. Она увезла бы Бретта в Коннектикут, предварительно разузнав у сестры, сколько стоит снять маленькую квартирку в Стратфорде.
Но занавеска лишь чуть приоткрылась. Чтобы выглянуть одним глазком. Госпожа Удача показалась ей лишь на мгновение, невероятная, волшебная и прекрасная, как лучезарная фея, танцующая среди грибов в умытых росою лучах рассвета… один раз увидишь, и больше такого не повторится. Вот почему сердце Черити болезненно сжалось, когда лотерейный билет исчез из ее поля зрения, хотя он ей стоил немало бессонных ночей. Она понимала, что теперь можно до конца жизни покупать по билету в неделю – и выиграть разве что пару долларов.
Ну что ж, нет так нет. Дареному коню в зубы не смотрят. Если ты не совсем дура.
Они с Бреттом зашли в «Портлендскую машинерию», и Черити выписала чек, напомнив себе, что на обратном пути надо будет заглянуть в банк и перевести деньги со сберегательного счета на расчетный, чтобы ее чек приняли к оплате. За пятнадцать лет совместной жизни они с Джо скопили чуть больше четырех тысяч долларов. Почти достаточно, чтобы покрыть три четверти всех невыплаченных долгов, не считая кредита на ферму. Разумеется, его нельзя не считать, но Черити старалась вообще не задумываться о кредите кроме как в дни обязательных платежей. Понятно, что деньги на сберегательном счете лучше не трогать, но она все возместит, когда придет чек с выигрышем в лотерею, и они с Джо потеряют только проценты за две недели.
Владелец «Портлендской машинерии» Льюис Беласко сказал, что мини-кран доставят уже сегодня, и сдержал свое слово.
* * *
Джо Магрудер и Ронни Дюбей выгрузили мини-кран с помощью пневматического подъемника и осторожно опустили его на дорожку.
– Немалый заказец для старины Джо Камбера, – заметил Ронни.
Магрудер кивнул.
– Жена сказала поставить в сарай. У него там мастерская. Держи крепче, Ронни. Тяжеленная же дура.
Джо Магрудер взялся с одной стороны, Ронни – с другой, и, пыхтя и кряхтя, они затащили агрегат в сарай.
– Давай-ка поставим его на минутку, – выдохнул Ронни. – Пусть глаза попривыкнут, а то ни черта не видать. Не хотелось бы напороться на какую-нибудь железяку.
С глухим стуком они поставили мини-кран на пол. После яркого солнца снаружи Джо почти ослеп. Он различал только общие очертания предметов – автомобиль, поднятый на домкратах, верстак, массивные балки под потолком.
– Ему штуковину надо… – начал было Ронни и осекся.
Из темноты за поднятой на домкратах машиной донесся низкий, гортанный рык. Ронни почувствовал, как пот у него на спине стал липким. Волосы на затылке зашевелились.
– Мать честная, ты слышишь? – прошептал Магрудер. Ронни уже различал в полумраке лицо приятеля. Вид у Джо был испуганный.
– Слышу.
Рык, доносившийся из темноты, напоминал рокот мощного мотора на холостых оборотах. Ронни знал, что такой рык издают только очень большие собаки. А если большая собака рычит, это значит, что псина настроена серьезно. Он не видел таблички «ОСТОРОЖНО! ЗЛАЯ СОБАКА!» на въезде во двор, но в таком захолустье мало кто заморачивается с табличками. Оставалось надеяться, что пес, издающий такой грозный рык, сидит на цепи.
– Джо? Ты бывал здесь раньше?
– Один раз. Это его сенбернар. Здоровенный, как лошадь. В прошлый раз он не рычал. – Джо нервно сглотнул. Ронни услышал, как что-то щелкнуло у него в горле. – Бог ты мой. Ты глянь, Ронни.
Глаза Ронни еще не совсем привыкли к темноте, и представшее перед ним существо показалось ему совершенно нездешним, почти сверхъестественным. Он знал, что нельзя показывать злой собаке свой страх – собаки чуют страх, – но его все равно била неудержимая дрожь. Он ничего не мог с этим поделать. Это был не пес, а какое-то чудовище. Он стоял в глубине мастерской, за машиной на домкратах. Да, это был сенбернар: широченные плечи, густая шерсть, даже в сумраке рыжевато-коричневая. Пес стоял, пригнув голову, и смотрел на них с пристальной злобой.
Он не сидел на цепи.
– Медленно отступаем, – сказал Джо. – Только не беги, бога ради.
Они начали пятиться к выходу, и пес медленно двинулся следом за ними. Он шел как-то странно, на негнущихся лапах. Даже не шел, а как будто подкрадывался к добыче, подумал Ронни. С этим псом шутки плохи. Его мотор завелся и готов ехать. Он шагал, пригнув голову. Продолжая глухо рычать. На каждый их шаг назад он делал один шаг вперед.
Хуже всего Джо Магрудеру стало, когда они вновь вышли на свет. Он на мгновение ослеп. Он не видел пса. Если зверюга набросится прямо сейчас…
Джо протянул руку за спину и нащупал кузов грузовика. Тут у него сдали нервы, и он пулей метнулся к кабине.
Ронни Дюбей тоже уже бежал к пассажирской дверце. Он схватился за ручку и возился с ней целую вечность. Сзади по-прежнему слышалось глухое рычание, напоминавшее рокот мощного мотора на холостом ходу. Дверь никак не открывалась. Он уже представлял, как пес вырвет у него из задницы кусок мяса. Наконец большой палец нащупал кнопку, дверца открылась, и Ронни ввалился в кабину, тяжело дыша.
Он глянул в боковое зеркало и увидел, что пес неподвижно стоит у распахнутой двери сарая. Ронни повернулся к Джо, который сидел за рулем. Джо смущенно ему улыбнулся. Ронни улыбнулся в ответ слегка дрожащей улыбкой и сказал:
– Просто пес.
– Ага. Больше лает, чем кусает.
– Ну да. Предлагаю вернуться в сарай, перетащить мини-кран в место получше.
– Драл я тебя вместе с сараем, – ответил Джо.
– Ты кобылу свою отдери.
Они рассмеялись. Ронни передал приятелю сигарету.
– А не пора ли нам ехать?
– Давно пора, – сказал Джо и завел двигатель.
