Татьяна Юрьевна Степанова Коридор затмений

Глава 17

Грядка

– Потерпевшая убита между тринадцатью и пятнадцатью часами дня, – констатировал патологоанатом, осматривая труп Евгении Лаврентьевой.

– Она сама кого-то впустила на участок, открыла замок калитки, а он в виде засова, снаружи его не отпереть, – полковник Гущин глядел на калитку, высаженную ударом ноги Клавдия Мамонтова. – На нее напали прямо во дворе, раз в ее доме порядок вещей не нарушен.

– Удар большой силы тяжелым предметом сбоку в висок. Она упала, у нее началась агония. Она бы умерла через несколько минут, но убийца решил подстраховаться – перерезал ножом горло.

– Как и в случае с ее двоюродной сестрой на кухне, – кивнул полковник Гущин. – И в этот раз мы не нашли ни тяжелого предмета, ни ножа. Все с собой забрал.

Гущин приехал по звонку Клавдия Мамонтова из Чугуногорска, прервав совещание, когда на месте убийства шаманки уже работала оперативная группа из Бронницкого УВД, вызванная тем же Мамонтовым. Сотрудники полиции осматривали участок и дом. Начинало темнеть, полицейские включали свои фонари, исследуя участок, забор, калитку, хозяйственные постройки.

Макар до приезда Гущина никуда не совался – тем более не заходил в дом. Туда с Мамонтовым они заглянули, лишь когда явился их шеф – полковник. Внутри они ожидали увидеть чуть ли не языческое капище, однако дом Евгении Лаврентьевой поражал банальностью – самая провинциальная спальня: тюль и обои в розочках, пестрое дешевое постельное белье. Кожаный диван в большой комнате, телевизор, кухня – не ведьмина с ретортами и горшками с ядом и снадобьями – самая обычная, не слишком чистая, заляпанная жиром. В коридоре висело зеркало, стоял гардероб. И даже подвал, где коротали дни алкаши, приехавшие купировать запой, представлял собой унылое помещение с низким потолком, бетонным полом, часть которого занимали выгороженный туалет с раковиной и прачечная со стиральной машиной и сушкой, а в другой половине располагалась кровать с матрасом и ремнями для буйных и шкаф для вещей клиентов. На профессию хозяйки дома намекали лишь черные свечи в дешевых подсвечниках, расставленные на столе и подоконниках, два шаманских бубна с лентами, висящих на стене гостиной, – явно сувениры с Алтая, да книги-гримуары[8] в дешевом издании. В доме царил относительный порядок. Вещи и ценности убийцу не интересовали. Полицейские вскрыли домашний сейф шаманки и обнаружили там золотые украшения и два миллиона рублей. Из них две пачки, перетянутых резинками, – в двести тысяч и пятьдесят тысяч. Пропала лишь одна вещь…

– Ее мобильного нет. Как и у сестры, – заметил полковник Гущин. – Телефон убийца забрал.

– Теперь точно можно сказать, Федор Матвеевич, что это не ее племянник Алексей. Он в камере в Чугуногорске, – заметил Клавдий Мамонтов.

Они втроем вышли из дома и наблюдали, как патологоанатом вместе с экспертами осторожно поворачивают труп шаманки на спину.

Голова Евгении Лаврентьевой запрокинулась назад. Вытаращенные глаза смотрели в вечернее небо. Рот, полный грязи, словно издавал неслышимый уху вопль. Рана на шее выглядела устрашающе.

– Можно предположить, что его жена постаралась – таким образом создать парню железное алиби. Приехала и убила. Детали убийства в чем-то схожи, – продолжал Клавдий Мамонтов. – Они могли их обсуждать, договориться, когда еще Алексей не был под арестом. Шаманка бы впустила на участок жену племянника, открыла бы ей калитку.

– Проверим алиби у самой девицы, – полковник Гущин кивнул.

Клавдий и Макар переглянулись – они поняли: Гущин не верит, что подобное убийство совершила жена Алексея Лаврентьева. Да и они видели ее – слабо для такой… и ума она невеликого, хотя… кто знает? Первое впечатление обманчиво.

– По номеру можно проверить лишь звонки, – невесело шепнул ему Макар. – Чат и мессенджер, если она с кем-то там общалась, не вскрыть без телефона.

– Опять следов борьбы нет, – констатировал Гущин. – Она не ожидала нападения и своему убийце доверяла.

– У нее ножевые порезы на предплечьях, левом плече и здесь на ляжке, – патологоанатом задрал этническую тунику Евгении, обнажая ее толстые слоноподобные ноги в складках жира.

На шаманке были красные трусы с кружевами, размером с парашют. На левом бедре багровел заживший порез.

– Я в прошлую нашу с ней встречу заметил, – ответил Гущин эксперту. – С кем же она на ножах дралась? Или это ритуальное самоистязание?

– Такой порез, как на плече, самой себе трудно нанести, угол крайне неудобный для удара ножом, – патологоанатом показал жестом.

– А давность какая примерно? Я определил как полтора-два месяца.

– Полтора месяца, – уверенно ответил эксперт. – Судя по состоянию кожных покровов в области пореза. Раны нанесены ей ножом где-то в первой декаде апреля.

– А нож тот самый, которым ей горло перерезали, или нет? – спросил Макар. Он наконец расхрабрился в присутствии Гущина и начал снова во все вникать, лезть, спрашивать.

– Кто же вам это скажет? – эксперт вздохнул. – Без ножа и осмотра его клинка утверждать что-либо насчет ран невозможно.

– Когда мы увидели порезы на ее руках в прошлый визит, – заметил Макар, – я подумал, что это ей сестрица нанесла, Анна-пьяница. Может, шаманка ее силой хотела от алкоголизма вылечить? Та сопротивлялась. И они подрались? А потом Евгения с ней расквиталась на кухне, отомстила. Но теперь моя версия ничего не стоит. Если не так, если не сын, не его жена, то… кто-то у нас совершенно нам неизвестный.

– Федор Матвеевич, зайдите в дом! – известил их с крыльца старший группы экспертов. – Мы кое-что важное только что обнаружили.

Они направились в дом, оставив патологоанатома с помощниками у трупа. В доме эксперты уже успели обработать поверхности на предмет обнаружения дактилоскопии и реагентами для обнаружения следов крови.

– Обильные потеки замытой крови выявлены, – взволнованно доложил эксперт Гущину. – В коридоре – смотрите сами. И в ванной.

В электрическом свете ламп на полу и стенах коридора четко проступали «проявленные» реагентами темные потеки. Они прошли в ванную шаманки.

– На кафеле на стенах и на бортике ванной. Кровь была тщательно замыта. Без спецреагента никаких визуальных признаков, – объявил эксперт.

– Но это не свежая кровь? – уточнил Клавдий Мамонтов.

– Нет. Давность приличная, хотя точно вам никто не скажет – когда так кроваво наследили в доме.

Полковник Гущин смотрел на потеки.

Клавдий Мамонтов ощутил холодок внутри – чья кровь? Шаманки Евгении?

Перед глазами всплыла яма с водой на краю поля, которую он не видел воочию, а в ней труп ребенка…

Но у пятилетней Полины Захаровой не обнаружили ни ран, ни следов изнасилования, лишь шея была сломана…

Гущин круто повернулся и вышел из дома. Он спустился по ступенькам, оглядывая участок. Уже почти совсем стемнело.

– Откройте ворота и подгоните две машины – надо осветить фарами участок, – попросил он бронницких полицейских. Те исполнили приказ.

Фары зажглись. Полковник Гущин прошел к сараю, обернулся на освещенный дом. Клавдий Мамонтов тоже смотрел на участок – что Гущин ищет здесь?

– Федор Матвеевич, а помните телефонный разговор, подслушанный работницей склада между Евгенией и Анной, – громко спросил вдруг Макар. – Насчет коридора?

Гущин обернулся к нему.

– Работнице склада послышалось «выстроить коридор». Но мне теперь кажется, она ошиблась: фраза по-другому звучала: «замыть коридор», «убрать коридор», – продолжал Макар. – Исходя из того, что сейчас там обнаружено – чья-то кровь. И еще они говорили – «докопаться сложно, так безопаснее».

– Докопаться… – Полковник Гущин медленно двинулся в свете фар по участку.

Все десять соток землевладений не возделывались. На участке росло несколько плодовых деревьев, они отцветали. Возле кустов черемухи – та самая садовая мебель, где они сидели за столом в прошлый раз. Сарай, навес для дров – в большой комнате имелся камин из кирпича. И никаких грядок и клумб. Только многолетники в майской траве.

Полковник Гущин внезапно остановился.

– Макар, Клавдий, ничего не замечаете? – спросил он тихо.

Они приблизились, глянули под ноги, куда он показывал.

– Нет, а что? – Макар вперился в землю.

– Здесь словно лоскут… Грядка не грядка. Но трава плохо растет. По сравнению с остальными местами.

Они пригляделись. Темно… Света недостаточно. Вроде перед ними продолговатая проплешина – вокруг майская трава, а здесь чахлые кустики осоки и…

– На участке практически нетронутый многолетний травяной покров, – сказал Гущин. – Но только не здесь. Это место вскапывали, причем еще до того, как взошла майская трава и одуванчики. Везде их полно, но только не тут. Потому что их корневую систему нарушило вскапывание. В конце апреля уже трава пробивалась. Значит, вскопали раньше, как только земля оттаяла.

Он подозвал старшего оперативной группы и приказал «вскрыть проплешину».

Они стояли и ждали. Полицейские, забрав у экспертов лопаты из фургона, копали осторожно. И вдруг…

– Ох, черт! – один из полицейских чуть лопату не выронил – из земли в свете фар словно вынырнула черная, тронутая гниением рука.

И запах… трупный… его ни с чем не спутаешь…

Запах потревоженной недавней могилы…

К раскопу подключились эксперты. Подошел патологоанатом, давал осторожные указания.

На небольшой глубине, прикопанный землей, покоился труп мужчины. Он наполовину успел сгнить и разложиться, но все еще можно было определить, что мужчина довольно молодой, крупный, с темными волосами. На нем были лишь запачканные бурым и гнилью трусы-боксеры и футболка.

Но не это потрясло Клавдия Мамонтова и Макара. А то, чтотруп был без обеих рук. Их отпилили в области плеч. Однако руки лежали там же, в могиле рядом с телом. Их похоронили с мертвецом.

На обеих отпиленных руках еще можно было различить сложные узоры татуировки.

– Ему и ноги пытались отпилить, – глухо объявил эксперт. – В области бедренного сустава – распилы. Его хотели расчленить. Однако потом от этой затеи отказались. И похоронили тело и отчлененные части.

– Кто он такой? – шепотом спросил Макар у Клавдия Мамонтова.

Мамонтов ему не ответил. Он и сам не знал – кто перед ними, и вообще, что это за дело?

С чем они столкнулись?

Глава 18

Незнакомец

– Причина смерти – рубленые раны головы и груди, – объявил патологоанатом в морге Бронниц, в прозекторской, куда они перекочевали во втором часу ночи после того, как тело неизвестной жертвы было извлечено из могилы-грядки, скорее проплешины, которую зорко высмотрел в траве полковник Гущин.

– Всего ему нанесли четыре глубокие раны – две по корпусу. Ударами в голову уже добивали, – продолжал патологоанатом. – Использовали топор. Его ни с чем не спутаешь.

– Давность смерти какая примерно? – спросил полковник Гущин.

Они с Макаром снова стояли плечом к плечу в прозекторской возле оцинкованного стола с телом – в пластиковых защитных масках и комбинезонах (патологоанатом даже не возражал уже против присутствия Макара – марафон срочной работы и безотлагательных вскрытий и его доконал в ту ночь).

Клавдий остался снаружи, за стеклом. У него имелась своя первостепенная задача – он по телефону руководил группой оперативников, которую Гущин отправил домой к тому самому бодигарду актера, с кем Клавдий перезванивался ранее. Телохранитель жил с престарелыми родителями в Щербинке, Клавдий это выяснил подробно через коллег. Он ждал, когда свидетеля доставят в морг Бронниц.

– Давность смерти, судя по состоянию тела, по степени разложения тканей и активности насекомых, – патологоанатом поддел скальпелем плоть, источенную червями и личинками. – От полутора до двух месяцев.

– То есть, возможно, начало апреля, первая декада, – Гущин кивнул. – Тот же временной период, на который указывает давность заживших ножевых порезов у Евгении Лаврентьевой.

– Кровь потерпевшего второй группы. И в ванной и в коридоре следы замытой крови второй группы, в коридоре еще следы крови первой группы, такая группа у Лаврентьевой, – эксперт созерцал отпиленные руки мертвеца, уложенные на соседний стол.

– Отсюда вывод – именно его расчленяли в ванной. А убили в коридоре дома. Евгения Лаврентьева убила? Да, ее кровь тоже есть в коридоре, – полковник Гущин кивнул. – Или ее сестра Анна, если они на тот момент находились вместе. Но я думаю, убила Евгения – у нее же раны ножевые. Если наш незнакомец напал на нее с ножом, она могла схватить топор и ударить его, защищаясь.

– Для нее он уж точно не был незнакомцем, Федор Матвеевич, – вмешался Макар, наклонившись над отчлененными руками, пытаясь сфотографировать на мобильный фрагменты татуировки. – Одежда на нем какая? Не просто домашняя – а трусы и футболка. Словно он из постели, из алькова. Подождите, вот привезут того охранника, может, мы и личность убитого сразу узнаем.

Полковник Гущин вздохнул – и Клавдий Мамонтов понял: он и в скорое опознание не больно верит. Интуиция!

– Его после убийства в ванне пытались расчленить, – через стекло заявил Клавдий Мамонтов. Он колебался – ему хотелось тоже зайти в прозекторскую, посмотреть татуировки. Но… не пошел, решил обойтись фотоснимками в телефоне досужего Макара. Тот не страшился ни трупов, ни жуткой вони, словно не замечал ее.

– Его начали расчленять с рук, – ответил полковник Гущин. – Использовалась обычная пила. А когда до ног дошло… видно, сил не хватило у…

– Евгении-шаманки? – перебил Макар. – Или у обеих сестер?

– Расчленять – работа тяжелая и нервная, – ответил ему патологоанатом. – Женщина может справиться, однако сил уйдет столько, что… А может, пила была тупая – не для бедренных костей. Сделали распилы, пила и застряла. Кстати, тут видно… распил неровный. А потом эмоции. Если парень был убийце знаком или состоял с ней в отношениях, то… Расчленять его в сто раз труднее в плане психологии. Голову отпиливать, представляете, что это такое? Короче, попытались и отказались от задумки. Решили не выносить с участка, не хоронить частями где-то в лесу. А закопать прямо в саду. Наверное, под покровом ночи.

– Дом на отшибе, забор высокий, – согласился Макар. – Федор Матвеевич, я, конечно, не знаток тюремных татуировок, но в прошлое наше дело столько их пересмотрел в вашем каталоге, что… проникся. Так вот – здесь, кажется, не тюремная татуировка, узор очень сложный в стиле маори. Похоже на орнамент. Такие тату весьма продвинутые модные салоны делают. Или же… последователи шаманских языческих культов.

– Ты говоришь о малых фрагментах, – ответил ему полковник Гущин. – Большая часть мягких тканей плеч успела уже разложиться так, что ничего неразличимо, никаких татуировок. Могли быть и тюремные у бедолаги.

– Анализ ДНК сделаем к вечеру, определим – есть ли тождество следов крови в доме и крови покойника. Ну а потом – вам и карты в руки, устанавливайте личность. – Патологоанатом исследовал и фотографировал распилы на бедрах. Вскрытие до приезда свидетеля-охранника они с Гущиным пока отложили.

Бодигарда актера доставили в морг через час. Привели к прозекторской. Клавдий Мамонтов, как бывший коллега, обратился к нему, хотел успокоить, но… Едва завидев через стекло страшное сгнившее тело, охранник побелел как полотно и…

Клавдий Мамонтов еле успел подхватить его, а то бы верзила упал в обморок. Его усадили на банкетку и еще полчаса хлопотали вокруг – помощник патологоанатома принес нашатырь…

– Ужас, какой ужас, – шептал охранник.

– Мы хотим, чтобы вы взглянули на труп, возможно, вы уже встречали этого человека, – объяснил ему Клавдий Мамонтов. – Помните наш разговор о приезде с клиентом в марте в дом Евгении Лаврентьевой? Мы сейчас на минутку зайдем туда вместе, вы только посмотрите и…

– Я туда не пойду! – взвился охранник. – Золотом мне платите – я туда ни ногой!

Еще четверть часа Клавдий Мамонтов уже по-свойски уговаривал его «помочь», «войти в наше положение», «проявить характер», «только взглянуть», «преодолеть страх и брезгливость» – мертвецы-то ведь не кусаются…

– А ты-то, коллега, чего сам здесь снаружи, а не там, в аду? – Охранник кивнул на прозекторскую.

Из прозекторской вышел Макар. Он сел рядом с охранником на банкетку – как был в защитном костюме – и зажурчал ему на ухо что-то шепотом – делая энергичные жесты Клавдию Мамонтову – отстань, не мешай нам. Затем он снял с себя маску и надел ее на обмякшего бодигарда. Помог ему встать и… повел.

Уговорил! Как?

– Вам знаком убитый? – спросил полковник Гущин охранника в прозекторской.

Тот остекленевшим взглядом уставился на труп.

– Я его видел… только не таким, конечно… живым… Жуть, жуть какая… Кто его так?

– Сначала скажите нам – кто этот человек? – Полковник Гущин терпеливо ждал, когда свидетель справится с эмоциями. – При каких обстоятельствах вы встречались? Когда?

– Весной, когда привезли клиента… ну, корифея нашего к ней… к колдовке Жене. Это она его так?!

– Мы думаем, что она, – ответил ему полковник Гущин. – И кто он?

– Я не знаю. Имени тоже не знаю. Он у нее находился в доме, когда мы приехали. Но она при нас его никак не называла.

– Он являлся ее клиентом? Запойным? Как, на ваш взгляд?

– Нет. Трезвее трезвого был. В спортивном костюме, я помню, в кроссовках – короче, по-домашнему одет. И лет ему не больше тридцати. Здесь какой он жуткий… а так-то симпатичный был даже парень. Красавчик-брюнет.

– Вы в прошлый раз заявили, будто вам показалось, что он и Евгения Лаврентьева состоят в отношениях, – напомнил Клавдий.

– Ну да… так мне показалось тогда. Но я мог и ошибаться. – Охранник испуганно взирал на труп. – А руки-то… руки зачем ему она отрезала?! Колдовала, что ли, так? Или пытала его связанного в подвале?!

– Нет, его пытались расчленить уже мертвым, – полковник Гущин глядел на охранника пристально.

«И его, что ли, подозревает?» – подумал Клавдий Мамонтов.

– Актера вы тогда у Евгении дома оставили для лечения? – спросил он.

– Она его в подвал спустила для вытрезвления. А нас попросила уехать. Через несколько дней мы по ее звонку вернулись и клиента забрали. Она его в чувство привела.

– А этот человек, он по-прежнему находился у нее дома?

– Тогда да. Он нам сам открыл ворота.

– Но ваш клиент его тоже видел? Я прав?

– Он в запое находился многодневном! Я же рассказывал вам уже. Ну, потом, как отходняк у него случился, – возможно. Только сейчас он в рехабе курс проходит. Недоступен ни для кого.

– Мы помним. Спасибо вам за помощь. Извините, что потревожили, но сами видите – дела какие, – встрявший снова в диалог Макар благодарил его проникновенно.

А Клавдий Мамонтов попросил его непременно известить их «по-дружески», когда актер покинет рехаб. Его непременно надо было допросить. Затем он сам под руки вывел охранника из прозекторской. Тот еле брел на ватных ногах, шепча: «Ну и служба у вас, ментов, врагу не пожелаешь…»

Морг они покинули лишь в предрассветных сумерках. Вымотались так, что даже не обсуждали пока события.

Клавдий Мамонтов жаждал лишь одного: приехать в дом на озеро, принять горячий душ – ему все казалось, что смрад прозекторской пропитал его насквозь. И рухнуть спать – хотя бы часа на три… По лицам друзей он видел, что их желания схожи.

Они ехали к Макару. Впереди среди деревьев явил себя просвет – Бельское озеро отражало медленно светлеющее рассветное небо.

Как вдруг…

У полковника Гущина резко зазвонил мобильный.

– Алло, Гущин слушает.

– Это я, – прошелестел по громкой связи женский испуганный срывающийся голос. – Ева Лунева. Вы мне защиту обещали… Не отговорка то, правда?

Они онемели. Четыре часа утра. И ненормальная звонит полковнику Гущину!

– Что случилось, Ева? – терпеливо спросил тот.

– Вы узнали насчет мертвого ребенка? Который пропал здесь в апреле? Вся округа только это и обсуждала.

– Узнали. То был несчастный случай.

– Значит, вы слепые, – она всхлипнула. – Я не могу спать… я боюсь… Приезжайте сейчас. Я вам кое-что покажу.

– Куда мы должны приехать? К вам домой? В четыре утра?

– Нет! Не домой! Вы все тогда испортите! – она встревожилась. – Приезжайте на то место, я буду ждать вас опять на обочине. Я вас сама потом проведу через вторую калитку. И покажу вам…

– Что вы нам покажете?

– Вы сами все увидите. Я выхожу из дома прямо сейчас, пока мужа обезболивающим накололи, а мой пасынок Вася и прислуга спят. А то они меня не пустят, запрут, еще и лекарствами накачают, они уже пытались.

– Но лекарства вам помогут! – заверил Гущин. Он говорил с ней уже как с психически больной.

– Я отключусь, а он меня подстережет и убьет… этот выродок, – прошептала Ева. – Спасите, защитите меня от него. Убейте его! Если только возможно – убейте его! Пока еще не поздно.

– Так, ждите нас на дороге на том самом месте, – быстро объявил полковник Гущин. – Мы приедем через четверть часа.

По его встревоженному лицу Клавдий понял – полковник испугался слов сумасшедшей. Чего ей там дома взбредет в голову…

После осмотра логова шаманки, после трупа с отпиленными руками им всем рисовались самые жуткие картины.

Усталость их как рукой сняло.

Клавдию Мамонтову почудилось – их подхватывает мощная грозная волна. И противостоять ей уже невозможно.

И что впереди – гиблый водоворот или камни, о которые можно разбиться?

Гладь Бельского озера, по берегу которого они мчались к дому Зайцева, выглядела как зеркало. Только что оно отражало?

Глава 19

Пограничье

Ева Лунева ждала их на обочине дороги – они увидели ее в свете фар. Настал тот самый предрассветный час, когда ночные тени сосуществуют с алой полоской зари на востоке. Когда тьма рассеивается, оборачиваясь серым туманом, сумерками, когда первые птицы подают голоса в кустах еще робко и неуверенно, страшась чудовищ во мраке, а монстры уходят от света глубже в леса и прячутся под коряги, выкапывают норы, погружаются на дно тихого озера, чтобы ждать жертву в засаде. Чудовища больного разума – так мнилось Клавдию Мамонтову, когда он узрел худую женскую фигуру на опушке леса. Час пограничья ночи и утра, морока и яви, горячечной фантазии, бреда и еще более страшной жестокой реальности.