Степан Витальевич Кирнос
Когда гаснут звёзды
V
Звёзды погасшие
Спустя полчаса. Башня.
Свежий порывистый ветер обдувает лицо, холод предрассветного времени окутывает полностью, даруя удивительное чувство освежения. Прохлада приводит в сознание, но даже её настойчивость не способна отрезвить молодого судью, исполненного надежд и ощущения празднества. Он во истину опьянён, но не от выпитого, а от переполняющих чувств.
Штеппфан с ликующим чувством торжества стоял у самого края башни, в нефритово-тёплых глазах отражался слегка-пламенеющий край восточного горизонта. Над головой небесную твердь всё заливает россыпь рубиново-гранатных звёзд, свет неисчислимого количества сияющих астр прорывается сквозь холодно-сапфировую бездну, окутанную перистыми тёмными облаками. Каждый раз аркчане с непередаваемым восхищением смотрели на буйство небес, на тысячи тысяч дико сияющих хтонических звёзд, готовых обрушиться драгоценным дождём на землю и затопить всё светом. На миг может показаться, что над Арком открылись врата в бездну другой вселенной и в их души смотрит небо из иного мира, возвещающее об грядущих эпических событиях.
Но не к чудесам природы прилепилось сердце человека. Он, держась за ладонь в рыжей перчатке, прижался к Закареш. Парень даже и не мог представить, что настолько далеко зайдёт, что сможет её не то, что пригласить, а вместе встречать с ней будет рассвет. Это слишком далеко для того, кто раньше не мог и мысли собрать при её присутствии.
– Смотри, как он величественен, – протянула руку Закареш, её длань простёрлась над Арком. – Восход будет просто восхитителен.
– Но он не настолько восхитителен, как ты, – несомый чувствами, сказал Штеппфан, радуясь тому, что утончённые губы хранительницы украсила милая улыбка.
Он не знал, что будет завтра, не знал, что принесёт ему утро, но сейчас явно хотел сказать всё, что оплетало сердце тернистыми цепями. Ведь ради этого он всё предпринимал, ведь ради её чувств молодой судья смог переступить через себя, собственную нерешительность и кошмары, связывающие его. Но яд страха продолжал удерживать его.
– Калия, я давно тебе хотел сказать, что чувствую, – задрожал голосом Даль’Кир. – Ты для меня… Калия, ты…
– Это важный разговор, как я чувствую.
– Да, – выдохнул Штеппфан, его и её взгляды встретились, в топазных очах Даль’Кир нашёл знакомый огонёк, удивительную глубину, в которой он тонул; бурлящие чувства топили его, образы, приходящие из далёкого подсознания, приносили противоречивые картины – от радостного ответа одобрения, до полного отвержения за которым ощущалась странная предрешённость.
– Принеси вина, – попросила Закареш, отстранившись от судьи. – Я чувствую, что ты хочешь сказать… но мне нужно выпить.
Штеппфан кивнул и стал протискиваться в сторону слуги с подносами. Он протолкнулся сквозь кучу народа, облачённых в кричащие наряды, чтобы исполнить просимое.
Но место рядом с красивой и загадочной девушкой долго пусто не бывает. Возле «лисы» тут же появляется высокий статный мужчина, сменивший испорченный фрак на чудесный серый дублет, расшитый серебром.
– Калия, нас наглым образом прервали в тот миг, – Калия тут же обратила своё лицо к мужчине, внимая каждому слову. – Я говорил о том, что нас многое связывает.
– Кхм, да. Прервали. Но ты прав, – мягко сказала ему Калия. – И я ценю то, что ты сделал для меня. В последние дни, я думала о том, что нас связывает не только служба.
– Калия, наши души как одно, – что-то поэтическое стал говорить парень. – В них истинно есть что-то единое.
– Да-а-а, – словно бы простонала девушка. – Ты для меня стал одним из самых близких…
– Насколько?
Образы наводнили ум, представ в фигуре грёз. Она вспомнила и мужественную помощь с его стороны, и то, как он часто её утешал, приходил в келью с добрым словом и поддержкой, выслушивая все переживания и тревоги, подкрепляя чем может. Она на миг вспомнила и теплоту его речей, и мягкость грубых рук. Пару раз ему пришлось нести её обессиленную после тренировок до кровати. Оба они были чем-то похожи, ибо парень сей не был выходцем из благородных слоёв населения, который благодаря магическому таланту и мастерству смог пробиться в Орден. Ещё он часто делился тем, что в нём есть что-то странное, кажется, будто тело носит две души, вместе с ним живёт нечто тёмное, взывающее к обитателям инфернальных миров.
– Очень сильно. Ты прав… в какой-то степени наши души – как одно.
Незнакомец не был столь галантным или трепетно относящимся к чувствам Калии и не стал долго тянуть лямку, быв больше сторонником чувственных действий. Как только он заметил эфемерный намёк на шанс, то воспользовался им. Он, перепивший остианского кальвадоса, дал волю эмоциям.
– Но, – пыталась противостоять Калия напору, но была сломлена изнутри.
Левая рука подхватила девушку за талию и подтянула к себе, лёгким усилием заставив чуть прогнуться. Правая рука запустила пальцы в чёрные шёлковые волосы. Нос Закареш защипало от его духов, она не успела ничего сказать, как её губы обожгли его уста, а сама она оказалась в его цепких, приятных и тёплых объятиях. Что-то странное тёплое и ёжистое в груди затискало, ощущение стыдливости было подавлено взрывом чувств и выпитым вином. Одновременно приятная и неприятно сильная щекотка в нижней части живота сводили с ума. Калия если и хотела что-то сказать против этого, то уже не могла, ибо внезапно воспламенившиеся эмоции сделали голову пустой.
Пальцы Даль’Кира сомкнулись на тонкой ножке бокала. Внутри него разливалось приятное тепло, он чувствовал, что вот-вот и расскажет о чувствах. Он чаял этого момента, ждал то, что его хотя бы выслушают, а призрачный шанс на то, что чувства найдут ответ для него переставал быть эфемерным. Но то, что он увидел дальше, оказалось вне всяких ожиданий.
Штеппфан обернулся, взяв фужер и оторопел. Даже огромное количество гостей в пёстрых костюмах не скрыли страшной рассудку картины. Пара секунд показались вечностью. Взгляд остекленевших глаз застыл. Калия нежно припала устами к мужчине, закрытые глаза возвестили о намёке на теплоту от этого. Её рука инстинктивно потянулась к шее мужчины.
Это вызвало энтропийную волну сдавленного шока, отразившейся звенящий мыслью:
«Нет!»
Его разум отказывался верить в то, что выхватывают глаза. Закареш, пускай на секунду, но поддалась чувствам… которые были посвящены не ему. Нефритово-холодные глаза смотрели на картину полного разгрома, и с каждой секундой, понимания абсолютного бессилия, холодные когти ужаса всё глубже погружались в грудь. Рука незнакомца соскользнула с её талии и задела запястье, сорвав браслет. Звук упавшего металла ударил по ушам Штеппфана сильнее выстрела эрофинской великой бомбарды, сверкающий гранат стал подобен угольку ада, вложенному в его грудь.
«Она даже не заметила».
Парень отшатнулся, его голова закружилась, словно на него дыхнула сама смерть. Он попытался как-то собраться, организовать мысли и продумать действия, но кричащий ум не находил ничего, кроме бездны хаоса. Придумать что-то адекватное… да вообще хоть что-то оказалось ещё тяжелее, чем спасти положение во время военного поражения. Он не находил ничего, кроме страшного холодного воя, растекающегося по душе убийственным льдом.
«Нет…».
Поражение абсолютно и неоспоримо, все прежние чувства были испарены. Раскалённая обида, гнев и отчаяние испарили всё прежнее, оставив только зияющую рану. Чтобы хоть как-то отвлечься, он отнял взор от целующихся, посмотрев на небо, где неистово пестрела россыпь маленьких точек… но Даль’Кир не увидел звёзд, только голодный холодный мрак, разверзшийся над его головой. Для него погасли любые светила, не было больше света… ни над головой, ни в душе.
– О, Мальфас, где твоё милосердие? – прошептал Штеппфан, не желая привлечь внимание «праведных» аристократов. – Неужто ты жесток, раз не зришь беду твоего слуги? О Морала, помоги мне. Успокой дух, вырви сердце, лиши души… сделай всё, что угодно, но лиши меня этой боли.
Шепотливое бурчание переросло во вспышку гнева.
«Владыки, не стойте истуканами, помогите!»
Но лживые боги, не ответили. Они далеко, повелители Инодана глухи к верным сынам и дочерям, к их боли и страданиям. Ему никто не ответит, никто не поможет, никто не лишит бурлящего моря рвущих эмоций. В конце концов праздник силы и славы Мальфаса стал крушением веры в ложное божество:
«Боги не придут… они не разделят с нами страданий, не помогут, когда нам больно. Они требуют лишь жертв и повиновения. Но боги ли они?»
Отрицание сменилось рокочущей волной гнева. Лицо, щёки стали побагровели. Торс рванул вперёд в не обуздываемом желании что-то изменить, но физическая боль его остановила.
«Будьте вы прокляты, боги» – вопил разум Штеппфана, пытаясь переварить, справиться с увиденным, но ничего не могло помочь расколотому уму.
Холод ветра подхватил несколько шелестящих флагов, под которыми стоял судья. В этот миг триста двадцать кулеврин из батарей салютных команд разорвали небо единым залпом. Артиллерийские дивизионы Арка сегодня поставлены на службу празднику, став глашатаями рассвета. В поднебесье сию секунду, с хлопками и грохотом распустились мириады цветков – красные, зелёные, синие, жёлтые и фиолетовые. Народ, десятки тысяч человек столицы Эндерала смотрели на салют.
Но Штеппфан его видел… ни салюта, ни звёзд. Странная противная холодная тьма коснулась его сердца, окутала душу гадким едким дымом и затуманила взор. Его грудь словно окатили струёй раскалённого пламени, в ногах пропала сила и парню пришлось опереться на башенный зубец, чтобы не грохнуться.
Он должен был что-то сделать… и он делает то единственное, что сейчас является верным. Под аккомпанементы салюта, разукрасившие город в разные цвета, молодой судья оборачивается и тянется к выходу.
– Вы уже нас покидаете, Штеппфан? – спросила роковая спутница полуаэтерна, который примерил маску пантеры.
– Да… как-то… холодно, – выдавил судья, пытаясь убирать бокал.
– Так тепло же. Лето!
– И всё же, – Штеппфан коснулся губами сладкого вина, которое ему показалось нестерпимо горьким, как эрофинская лимонная водка.
Ещё раз он бросает взгляд в сторону и прицепился взором к девушке в лисьей маске, к её чёрным волосам и изгибу шеи. Хоть они и не целуются, она положила ладонь на руку незнакомца, что ещё сильнее обожгло сердце судьи. Он попытался поставить бокал, но его пальцы дрогнули и хрусталь выпал, со звоном разбившись о камень.
– Штеппфан, с вами всё в порядке?
Едва ли не задыхаясь, с чувством стянутого тернистыми цепями сердцем, судья смог произнести:
– Мне… холодно.
Мужчина дальше побрёл призраком, карикатурой на человека, сквозь ликующую толпу. Он было попытался выпрямиться, но пучковая боль связала центр груди, не давая это сделать. Парень медленно перебирал ногами, пытаясь как можно быстрее скрыться из виду. Ощущение как будто его огрели мешком по голове, не отпускало.
«Зачем всё это было? К чему?», – его не терзала и тень обвинения Калии; он уважал её чувства и выбор, весь вектор ненависти и боли была направлен в себя. – «Зачем мне долбится в двери, которые не будут открыты? Почему каждый раз одно и тоже?».
– Друг, – был остановлен судья золотокожим парнем в алом.
– Итиэль, – прохрипел Штеппфан.
– Я видел, как ты пригласил Калию. Вот ты разбойник, – ударил парень в плечо товарища. – Ты выиграл спор!
– А что мне с этого? – вопрос прозвучал, словно сказанный призраком склепа.
– Что случилось?
– Ты был прав, – тяжело дыша, смог собрать мысли Штеппфан. – Ты всегда был прав.
Итиэль взглянул на Калию, увидел мужчину рядом с ней. За руку они более не держались, но помощник всё осознал.
– Понимаю, – покачал головой аэтерна. – Но ты сделал всё, что мог. Я же говорил тебе – это может закончится плачевно. Вы слишком далеко отстоите друг от друга.
Штеппфан запустил руку в карман, вытащив бумаги. В свете распускающихся небесных бутонов изумрудом отблеском мелькнула печать с геральдическим тигром на письме. Вместе с ней пальцы зажали веленевую бумагу, строчки на которой красивыми каллиграфическими буквами доносили смысл документа – «право на корабельное место в торговой флотилии Арк – Ксарморан»
– Съезди, отдохни, – тяжело шевеля губами, отдал судья бумагу. – Мне он больше не пригодиться. А ты можешь найти там что-нибудь интересное.
– Ох, ты всё же купил его, – с энтузиазмом взял бумагу помощник, он взял друга за предплечье, бодро утешая. – Ничего, всё пройдёт. Ты ещё не такое проходило. В конце концов, может это наказание богов или испытание, которое нужно тебе перенести.
– В этом мире, – вдохнул Штеппфан, – нет ни наград, ни наказаний. Есть лишь последствия.
