Степан Витальевич Кирнос
Когда гаснут звёзды
IV
Бал звенящий, сердце поющее
Двадцать три часа, тридцать минут.
Арк гудел, ожидая прекрасного мероприятия, которое должно начаться с минуты на минуту. Престольная служба в Храме солнца завершилась, Первосвященник и жрецы, вместе со знатью и могущественным купечеством, провели три часа в молитве пред Мальфасом, испрашивая благословений во всех делах. Сложная ритуалистика богослужений искусно переплеталась с чтением священных писаний, преданий и с хоральным пением литаний, кондаков и гимнов, взывая к самым глубинным чувствам в душах людей и аэтерна. Небо прекратило рыдать в трепетном преддверии праздника, словно благоволя, говоря, что молитвы народа услышаны богами. С самой верхушки Арка, с вершин королевской горы на квартал знати разносились пения заключительной стихиры всем богам, которые исполняли семьдесят семь певчих с «Ока ветров». Они неслись вместе с удушающим едким и сладким дымом от бесчисленных кадильниц. С вершины уши настойчиво трепал молитвенный гул:
– О великолепный и крепкий Мальфас, благослови феод свой! Величественный и царствующий Тир, повелевай императорами, королями и царями мудро и даруй им премудрости! О наисправедливейшая Ирланда, благослови судей и всех судящих размышлять верно и нелицеприятно! О умнейший и в науках великолепнейший Салдрин, даруй учёным и учащим знаний! О наискуснейшая Морала, благослови на честность и богатство торгующих всех! О благословенная Эсара, в твоей власти память и просим тебя – укрепи её у благоверных и отними у врагов света! О сильнейший и мудрейший Эродан, благослови земли неримские и даруй всем жрецам всех канонов, нести слово праведное и верное, точно исполнять богослужения и возожги пламя веры во всех неверных!
Пока верхние кварталы пребывали в молитве, вере и благочестии, рынок, обитель чужестранцев и южные пределы столицы утопали в веселии и празднестве, которое гремело на всю округу. Такого размаха не увидит ни сельское Речное, ни обитель ферм на севере, ни загадочное восточное Дюнное.
Штеппфан, поднимаясь ввысь по лестнице, оглянулся и через глазные прорези перистой маски увидел весь разгул, с которым пустился в пляс народ Арка. Темень ночи была рассеяна, заменена на день, сотворённый искусственным светилом багряного цвета, заливающий всё пространство тускло-пунцовой пеленой. Четырёхконечный символ праздника, сотворённый сильнейшими магами, торжественно пламенел над торговой площадью, внушая трепет и радость.
Даль’Кир видел и пляшущий народ, предававшийся страстным танцам – мужчины и женщины плясали возле взвившихся костров, прыгали через них, загадывая желания. Бесчисленные столы ломились от яств – Арантеаль и Совет распорядились поставить вино, пиво, эль, мясо, сыры и хлеба и не скупились на количество. Аромат дешёвого алкоголя, смешанный с запахом жаренной говядины, леоранины и свинины сводил с ума и будоражил. Из таверн вываливались пьяные тела, временами им «помогали» выйти охранники, передавая в руки ночной страже. Чуть прищурив взгляд Штеппфан увидел, как в некоторых тёмных углах, щелинах между зданий, под укрытием оставшегося мрака и пышных кустов, мужчины и женщины в пьянящем сладострастии и жарком влечении припали к вкушению запретного плода обманчивой «любви». Только стражники, воины в бело-красном сюрко, подобны каменным статуям, бесстрастно взирающим на праздник.
И по всем улочкам так и летели шаловливые и разгульные песни:
– Поднимайся аркчанин озорной
Пить будем под красною звездой
Вставай на праздник народ лихой
Побалуем себя орденской едой.
Вот жрец в атласной рясе,
С брюхом, что взрастил на халявном мясе,
Пинту вздел над столом,
Славя Мальфаса вином.
«Если тут делается такая степень разгулья, то что же творится в Подгороде?», – спросил себя Штеппфан, находя ответ, полный печали и досады, ибо в любой праздник или траур нищий, обездоленный и лишённый всякого света справедливости Погдород будет одинаков – убог, мрачен, разбит и убийственен.
«Пора…», – воззвала мысль в уме судьи, и он пошёл дальше, оставив разгулье на волю распутства и пьянства.
Штеппфан ещё раз оглядел себя. Карминовый оттенок ложной звёзды ложился на кожаный жакет, рукава которого были украшены узорами длинных чёрных перьев. Его шёлковые брюки уходили под высокие, начищенные до зеркального блеска сапоги. Лицо скрыто за тенью шляпы и маски, которая символизировала вестника горьких новостей.
Он медленно подходил к Вечному театру – сосредоточению культурной жизни Эндерала. На последних ступенях, пред вратами, украшенными цветами, его настигла мысль – «почему?», которая тут же была развеяна, когда его едва не сбили с ног:
– Простите мессир! – крикнула парочка – мужичина и женщина, держась за руки, в дорогих сапфировых костюмах побежали дальше.
«К чему… Закареш?» – понуро подумал Штеппфан, снова и снова возвращаясь к тому вопросу, почему его сердце прилепилось к хранительнице, его взгляд застыл на убегающей паре, будто он что-то в них нашёл.
Он вспомнил, что среди многих бесед часто находил помощь, что ему только следовало поделиться своими проблемами и душевными терзаниями, так он сразу находил поддержку. Помимо этого, его сердце грело то, что он сам мог ей помочь – делом, или словом, когда она не знала кому выговориться. Отчасти их сближало и то, что оба они изгои среди высшей власти Эндерала, которая отвергает всех беспутных или излишне критичных.
«Что, какой механизм в душе взывает к этому?» – стал копаться Штеппфан, сейчас же его взгляд упирался в пустоту. – «О Семеро, будьте милосердны, ответьте – что заставляет сердце гореть по другому человеку?».
На память пришёл и другой случай. По-своему безумный, но ставший проявлением исключительной «логики» эмоций… внешне лишённый смысла, но наполненный им, если подумать о причинах. Среди пальцев промелькнул конверт, письмо, ставшее символом шуток души или явно нездорового чувства юмора какого-нибудь духа, или «бога влюблённости»11. В общении через перо и строки он тоже нашёл родственную душу, тоже нашёл ту, которая зажгла в его сердце огонь. В тот раз, год тому назад, сила и яркость чувств была настолько сильна, что вдохновлённый ум даже плёл стихи… но сейчас ли об этом думать?
Выкинув все размышления о чувствах, безмерно радуясь тому, что ему представился редкий шанс встретиться с Закареш в неформальной обстановке, шанс, проявить к ней всю глубину чувств, шанс показать и доказать ей, насколько она дорога. И он решился сделать. Сегодня или никогда более он расскажет ей о том, что его сердце стягивает долгий и болезненный год.
Поднявшись, он просочился среди дюжины воинов усиленной группы охранения, которая обращена к городу блеском начищенных ростовых щитов и остротой копий. Даль’Кир поднял голову и увидел, как кутаясь во мрак ночи, на парапетах и стенах расставлены караулы из арбалетчиков и лучников.
Квартал знати встретил его более сдержанным и официальным «приветствием». Тут он не увидел шумных гуляний, только пара менестрелей тянули сладкие длинные мелодии, публично молящееся жречество, призывающее к праведности, и множество народа в роскошных вычурных костюмах и масках, спешащих к Вечному театру.
У входа в довольно большое здание, выложенное из серого камня и украшенного гирляндами, лиан из цветов, а также светильниками столпилось множество аристократов. Солдаты, возглавляемые хранителем в рельефной броне с пышным атласным плащом не пропускали абы кого, а острозаточенные палаши на поясах, потрескивающие электро-магическим зачарованием, способны охладить самые буйные головы. Пройти можно только если фамилия есть в списке или при наличии «волшебного» документа. Глубоко вдохнув, ощутив першение в горле от облаков ладана, Штеппфан шагнул вперёд, став быстро подходить к страже, ловко лавируя между уймищей людей и аэтерна.
– Ваше разрешение? – остановил его стражник с геральдическим белым львом на табарде, сжав рукоять меча ладонью, обтянутой перчаткой.
– Конечно, – протянул заветную бумажку Даль’Кир.
– Так, не по официальной форме, – даже в ночи Штеппфан увидел недовольство на лице воина. – Есть подпись и печать, но это не заверенная форма.
– Мессир стражник, это личное распоряжение от грандмастера о допуске, – чуть ли не затрясся Даль’Кир.
– Начальник, – потянулся воин к полноправному брату Святого ордена.
– Пропускай, – отмахнулся хранитель. – Я видел, как он сегодня заходил к Арантеалю.
– Хорошо, – капрал вернул бумагу судье. – Хорошего праздника.
Покачав головой Штеппфан двинулся дальше. Он толкнул рукой дверь и оказался внутри вестибюля, который встречал его поразительной и даже избыточной роскошью. Золотые и серебряные бокалы в которые льётся вино и бренди из кувшинов, украшенных драгоценными каменьями.
– Вина? – сходу приложил слуга в чёрном камзоле, подлетев с подносом.
– Хорошо, – взялся за бокал Штеппфан и коснулся губами края.
Нос не ловит аромата благовоний, его режет запах дорогущих духов, которые стоят как две или три месячных зарплаты простолюдина. Вместе со сложными свечными канделябрами из самого ценного металла свет дают и магические фонари, чья оправа сделана из позолоченной меди. Украшениями на стенах служили ценные картины, прикреплённые из хрусталя бабочки и несколько пылающих рубином глифов, написанных волшебными перстами. Зловещее сольное пение разносится откуда-то сверху, многократно усиленное заклятьем, перемежающееся со звоном колокольчиков.
– Ой, – едва не ударился в одного из выступающих Штеппфан, он обернулся, чтобы рассмотреть жонглёра в пёстром костюме, кидающего шарики и развлекающего народ.
Все лица скрыты за масками, тела покрыты дорогими нарядами, мерцающими шёлком, атласом, сапфирами, гранатами и бриллиантами, сложенными в неимоверно сложные и дорогие костюмы. Тут он видел и шикарные дублеты с камзолами, и красно-белую форму высших офицеров Арка, выдававших аристократов с командирами гарнизона. Но несмотря на любые одежды, статусы, надменность голосов и содержание разговоров всегда одна:
– Вы слышали? Не так давно в Святой орден приняли чужеземца и даму с мутным прошлым. Какой позор для Ордена, это попрание всех наших священных традиций и устоев.
– Вы подождите, милсдарь, ещё пару лет и по кварталу знати будут расхаживать беспутные, а заготовители станут во главе стражи, и будут писать законы. Доколе ещё грандмастером будет пренебрегаться путь безупречных?
– Тише, мессир. Не должно это слышать агентам Арантеаля.
Пройдя чуть дальше, протиснувшись между двумя выступающими в костюмах шахматной клетки, он услышал ещё один из диалогов, приоткрывающих мрачные реалии Вина:
– Не так давно получил известия из Нерима и Аразеала. Богоборческие силы активизировались. Повстанцы и еретики набирают силу.
– Не могу поверить, что такое возможно, – прикрыла рот девушка. – Но Рождённые светом покарают отступников.
С другой стороны, доносятся более пессимистические разговоры:
– Поговаривают, что Святой орден оставит провинции севера. Морозные горы, Тёмную долину и север Сердцеземья больше нет сил удерживать.
– К чему катится этот мир? Скажите мессир? Поговаривают, что на улицах Аль-Рашима идут жестокие бои! Сектанты из культа «Серого песка» восстали. Но золотая гвардия и ассасины раздавят это движение.
Штеппфан, проталкиваясь через людей, стал подниматься наверх пол лестнице, оставив опустевший бокал на одном из подносов. Последний выхваченный разговор возвещал о новой надежде:
– Кстати, вы слышали новости? Говорят, что некий выходец из Святого ордена, бежавший на север, вернулся. Он собирают люд, чтобы возродить могущество Эндерала.
– Я думаю, его предприятие не возымеет успеха.
Вскоре Даль’Кир оказался внутри самого театра, наполненного сливками сливок эндеральского общества. Дух захватывало от пышности и торжественности, ибо к празднику театр был кардинально переделан. Пол был застелен чёрно-белой гранитной плиткой, стены покрыты бардовой атласной занавеской, подле которых выставлялись мраморные статуэтки людей, держащие канделябры с колдовскими насыщенно-фиолетовыми огоньками, создавшими чудесную томную обстановку. Задняя перегородка убрана, что позволило увеличить пространство для танцев чуть больше, чем вдвое, весь реквизит утащен в хранилища. На ступенчатой площадке выставлены столики с дорогущей, но скудной закуской и богатой многочисленной выпивкой в хрустале. Слева, на аккуратном балкончике, устроились музыканты в чёрных камзолах и белых рубашках, мелодиями, подчёркивающими минорный вокал солистки. Околдовало всё – мистическая музыка, слепящие шиком наряды, приглашённые сильные мира сего на бал в чудаковатых масках, страшноватое соло исполнительницы, её жутковатый костюм, выступающие в разноцветных масках, звон колокольчиков от их номеров. Всё это врезается в память.
От осознания сего могла закружиться голова, но у него была цель, которая трезвит и помогает сохранять здравомыслие.
– Вина? – прильнул к нему слуга и Штеппфан воспользовался шансом выпить.
Оказавшись в главной пышной зале, взгляд стал бегать по всему театру в поисках одного единственного человека, но не мог её найти. Всё пестрело от цветов и количества света. Даль’Кир встал возле покрытого белой скатертью столика, заставленного множеством фужеров и бокалов, манящих янтарным аразеальским бренди и светлым неримским джином, рыская взглядом, всматриваясь в запястья.
И он её увидел, будто бы само сердце подсказало, куда смотреть. Дыхание перехватило от одного вида серебряного браслета на запястье, столь сладко манящим гранатом.
«Калия», – запела душа, но в тоже время нашла горечь, когда он увидел, кто рядом с ней.
Прекрасная стройная девушка одела платье, завораживающее цветом яркого пламени, украшенное рыжим мехом и роскошным пушистым воротником из лисы. Смуглые оголённые плечи так и влекли, руки до локтей были скрыты за перчатками с бархатными узорами. Её лицо украшено маской с лёгкой волосистой отделкой, символизирующей хитрое животное, а на груди сияло чудесное ожерелье из серебра и гиацинтов.
Но большее буйство гневных эмоций в Штеппфане вызвало присутствие высокого парня, который слишком близко стоял к Закареш. Тканевый френч как влитой ложился на статное и подтянутое тело, чёрная, обтянутая шёлком, маска орла, скрывала пригожее лицо. Его ладонь поднялась в медленном движении, погладив Калию по руке и плечу, что вызвало укол неприятной боли в груди судьи.
«Давай!» – словно кто-то мысленно толкнул его. – «Ради неё ты зашёл слишком далеко, чтобы сейчас ретироваться».
Он, слегка воодушевлённый алкоголем, решил действовать.
– Калия, – подошёл к ней Даль’Кир, даже чернота маски не могла скрыть неодобрения, с которым он смотрит на незнакомца.
– Штеппфан, – оторвалась от статного мужчины Закареш, взглянув на серебряный браслет. – Ты узнал меня?
– Конечно. Я тебя узнаю и найду хоть три девять земель, хоть на далёком Скарагге, и как бы ты не оделась, – Штеппфан приложил руку к груди. – Дух подскажет.
– Какие милые слова, – подарили ей эти слова тёплую улыбку.
– Пойдём, пройдёмся и поговорим, – трепетно прикоснувшись кончиками пальцев до осиной женской талии, его нос будоражил запах её фиалковых духов. – Я думаю, нам есть, что обсудить.
– Я тебя найду позже, – прежде чем уйти, Калия протянула пальцы мужчины, что отравило и перепутало мысли Штеппфана.
– А это кто? – вопрос не мог не быть озвученным, засевший иглой у горла; они сместились в сторону, встав у небольшого столика, где был разложен гилиадский сыр, мясо под красным остианским перцем и шафраном.
– Мой хороший приятель, – в её глубоких топазных глазах читалась радость. – Он тоже недавно стал хранителем. Он один из немногих, кто меня понимает, готова выслушать и помочь. Заботливый, умный и харизматичный.
– Конечно, – ощутил холодок в груди Даль’Кир, желая продолжить разговор, но он был прерван пришествиям двух человек.
На площадке бала появились новые фигуры, в мановении ока вызвавшие всеобщее внимание. Стуча каблуком сапогов по плитке, шагали мужчина и женщина. Парень в роскошной маске льва с шикарной имитацией гривы, из-под которой виднеется седая вычесанная бородка. Его одежда – это длинный камзол, расшитый золотом и серебром, выглаженная льняная рубашка с узорами и пышное кружевное жабо из кирийского шёлка, короткие сапоги с символом Святого ордена.
Согласно протоколу бала, ведущий бала громогласно объявил пришедшего, называя все его титулы:
– Грандмастер Святого ордена, бессменный владыка эндеральский, господин Арка и сюзерен Дюнного, повелитель востока, господарь Речного, Златоброда и Фогвилля, благодетель Подгорода, Теалор Арантеаль!
Все обратились в их сторону и отдали поклон грандмастеру, а глашатай продолжил возвещать титулы второй персоны:
– Тручесса Святого ордена, наместница владыки трона, держательница ключей Арка и архикомандорша всего флота Натара Даль’Верам!
После глубокого поклона грандмастеру, собравшиеся кивнули Тручессе. Женщина в шляпе-треуголке, лицом, скрытым за маской львицы, с закрученными в локоны чёрными волосами, коротком бардовом камзоле с широкими манжетами и чёрным кантом, в высоких сапогах, кивнула в ответ.
По протоколу ныне предоставлено слово владыки Эндерала, который решил его сказать:
– Уважаемые, достопочтенные мессиры и дамы, – тихо заговорил Теалор и слова его разносились по всему театру, в полнейшей тишине внимавшему своему великому магистру. – Мы снова собрались на праздник Звёздной летней ночи, за что я вас благодарю. Даже в этот день я вас призываю не забывать долге, чести и верности Эндералу. Но и скажу – в эти неспокойные времена веселье на вес золота. Используйте этот вечер для того, чтобы радоваться. Так что танцуйте и веселитесь!
Штеппфан, ведомый чувствами, разогнанными алкоголем, осторожно взялся за запястье Калии, томно говоря:
– Первый танец – мой.
– Хорошо.
Медленная проникновенная музыка полилась с балкона, и парень с девушкой неторопливо закружились, как и множество других пар. Штеппфан осторожно прикоснулся к плечу Калии, клюв его маски мягко коснулся лисьего носа.
– Что ты во мне нашёл? – в ритме танца отшагнула Закареш. – Почему я стала первой девушкой, которую ты пригласил?
– Потому что ты для меня много значишь, – запнулся Штеппфан, волнения накатили гадким шквалом, рассеивая мысль. – Ты с-самая… пр-прекрасная девушка здесь. Во всех смыслах, – собрался он, же закрутив даму.
– Но ведь ты слишком мало меня знаешь, – сблизилась с ним Закареш, уткнувшись чуть ли не грудь в грудь.
– Я знаю тебя достаточно долго, – в движении танца сказал судья. – И скажу тебе честно – более приятного и светлого человека я не видел.
– Это так мило, – мягко сказала Закареш. – Са’Ира,
– Я рад, что смог тебе поднять настроение, – волна тревоги связала язык. – С-скажи, у-у тебя есть, – вопрос был готов застрять в горле, но приложив максимум усилий воли он смог его озвучить. – Есть ч-человек, п-приятный с-сердцу?
– Какой интересный вопрос, – вскружилась Закареш, в прорезях лисьей маски промелькнул свет. – Прям так, чтобы… близко… нет, – в очи судьи водворилась грусть. – Но есть тот, кто близко к этому.
– Ах, как это чудесно, – ответ обнадёжил Штеппфана, сделав красивый реверанс у Калии, заметив, с какой нежностью она смотрела на браслет и на него… или это ему показалось.
Тем временем «Лев» и «Львица» сего праздника тоже предались танцу. Довольно нежно и тепло Арантеаль вёл в танце Натару. В какой-то момент каблук сапога Тручессы пошатнулся, и она чуть не упала, грандмастер притянул её к себе. Она уперлась ему в грудь, её ладони оказалась в руках Теалора.
Первый танец медленно подходил к концу, музыка нисходила на нет. Штеппфан поклонился Калии, когда проиграли последние ноты мелодии.
– Мессиры и дамы! – громогласно ведущий бала, встав у небольшой кафедры на самом высоком ярусе, давая начало одному из новых пунктов протокола. – Теперь слово желает сказать вам сам Первосвященник Культа семерых.
