Степан Витальевич Кирнос
Дорогой скорби: «Долиною смертной тени»
Из ночи, сгущённой толщиной искусственных облаков, появился имперец, а вокруг него помятые, уставшие, но готовые сражаться до конца воины. Тут же к парню подоспел его учитель, сунувший в карман магический свиток, приговаривая.
– Мне его дал Гюнтер. Используй его, чтобы быть в безопасности.
– Гэ’эль, сможешь нас перенести? – взбудораженно спросил Азариэль. – Всех?
– Да, – запястья и руки эльфийки осветились ярким жёлтым светом, она представила место и отряд исчез в порыве магии.
Затем Азариэль увидел только снова подножье бывшей башни и вместе с рыцарями да имперцами вышел из разреза пространства. Враг, непонимающий и сбитый с толку, ринулся вновь к месту, которое должен охранять.
– Идите, мы будем удерживать врага столько, сколько сможем! – прокричал имперский латник и бросился с остальными в бой.
Отряд забрался по лестнице, и наткнулся на неприятное открытие. Вздымающиеся неровные каменные «стены», с рубленным взором окружает чудесный барьер. Как только к нему приблизились, то у всех, кроме Азариэля по телу запульсировала боль, а барьера словно живой – попытался высосать жизнь из них.
– Что!? – вскрикнул Крог, моментально отпрыгнув и очутившись за камнем.
– Есть только одно объяснение… – заговорил учитель альтмера, – прижав руку к бороде, – я читал об идеальных повелителях. Азариэль, и их Каирне Душ. Они использовали подобную технологию – чтобы туда попасть, нужна плата – жизненная сила.
– Что? О чём ты говоришь? – смутился Азариэль. – Почему я ничего не чувствую?
– Ибо по воле Единого, ты немного мертвец. Вспомни Хаммерфелл. Мы тебя до конца не исцелили от вампиризма. В тебе ещё живёт семя смерти и ночи, дар Бала, который ты можешь использовать.
– Что ты хочешь сказать, старик? – голос Гэ’эль задрожал.
– Он хочет сказать, что путь мне придётся продолжить в одиночку, – мрачно отчеканил Азариэль, смотря на сияние меча и переведя глаза, полные печали на манящий вход. – Я спущусь туда и закончу всё это.
– Не-е-ет! – вырывается с уст эльфийки, которая вцепилась пальцами в обрывки потемневшего от сажи табарда. – Я не отпущу тебя. Нет, должен быть иной выход!
– Его нет, – поникше отвечает Азариэль; его душу разорвало от боли – ему снова одному суждено скрестить меч в одиночке, но с другой стороны он рад, что его жена и друзья не подвергнуться смертельной опасности.
– Азариэль, – эльфийка ещё сильнее сжала кусок ткани на доспехе, не желая его никуда пускать, в её глазах сверкнул отблеск мокроты – соль во влаге потекла по щекам, размазывая сажу и смешиваясь с водой.
Азариэль, думая, что поступает единственно верным способом, хватает свою возлюбленную и прикасается к ней своими губами, целуя. Вокруг кипит война – латники Империи молотами крушат тела даэдра и культистов, легионеры и рыцари с яростью берсеркера бросаются на наступающих; огонь пожирает всё подряд – гремят взрывы, небеса сотрясаются от грома, земля содрогается от ласки катапультного огня, а на фоне разрушающегося острова два эльфа прижались в проявлении любви, их рыжие и серебристые волосы подхватил холодный выетер.
– Иди уже! – кричит Крог, целясь из арбалета. – Мы их долго не удержим!
– Давай! – взывает Варкут’нель-Гайн, усталыми руками поднимая посох и вспоминая молитвы. – Помоги нам всем Единый.
Как бы не хотелось ему отпускать альтмерку, но это приходится делать. Они разъединились и вот он, представленный ветру и грядущей битве, делает шаг за светло-лиловый покров, ощутив, как его душа затряслась от инфернального холода.
«Не первая крепость полыхает на моих глазах», – подумал Азариэль. – «Цитадель Ордена была моим ломом… сожжённая в огне предательства и отступников. Мои братья и сестры, во снах я до сих пор иногда вижу их лица, и те невинные, которых я погубил – все они преследуют меня. Угрозы для Тамриэля вездесущи и постоянны, им несть числа, и сегодня предстоит покончить с ещё одной».
– Погибну ли или выйду победителем, это будет плата за мои грехи. – Это последние слова Азариэля, прежде чем он вошёл за пределы барьера.
Когда-то это была высокая могущественная башня, теперь же с помощью нечестивой и разрушительной магии это больше походит на углубление, высеченное в земле. Новые стены – куски неестественных скал, которые сами формируются под воздействием воли владыки острова Ступени – высечены магической волей повелителя и по ним Азариэль спускается в кромешную тьму, находя коридор, где всё переливается синим пламенем факелов, пылающих сапфировым огнём, усиленных светильниками того же цвета. Азариэль идёт вперёд, натыкаясь на распахнутые в недобром приветствии ворота, стоящие в конце тоннеля – всё это было сделано рукой Бала через Ильгамеша, неожиданно появившегося здесь. Странно, но если любимец даэдра здесь, то где его охрана или свита? Неожиданно двери захлопнулись перед самым носом, и только большая дверная скважина зияет просветом.
«Используй посох», – возникла мысль в разуме Азариэля, и он посмотрел на данный ему предмет, увенчанный чем-то похожим на ключ. Альтмер вводит его в скважину и начинает вертеть, раздался щелчок и вынув древко, парень толкнул дверь и прошёл внутрь… даэдрическая магия не спасла и крепость, появившаяся по воле Ильгамеша из глубин Обливиона не удержала продвижение врага.
Азариэль делает ещё несколько шагов, оставляя посох у входа, менее уверенных и входит в огромный, высеченный внутри острова подземный зал. Это длинное прямоугольное помещение, по бокам которого колонны со ступенями для сидения, а в конце высокая трибуна. Стяги – они повсюду – морда на фоне крыльев резко контрастирует на мраморном покрытии всей залы. А там, у трибуны стоит высокого роста фигура, защищённая пластинчатыми доспехами скайримского типа – узорчатый нагрудник, кольчуга под защитой, наплечники, положенные внахлёст, сапоги и поножи из множества пластин. Всё это сияет и переливается сапфировыми полутонами. Лицо защищено шлемом и тяжёлой маской, из-под который видны только пылающие древним голодом глаза.
– Вот мы наконец-то встретились, Азариэль Хартлендский, почти умерший! – от фигуры пронёсся по зале голос; страшное рычание, от которого сжимается дух. – Я – тот, кого вы называете Ильгамеш, ибо так меня нарёк мой господин Бал. Я – последний магистр Ордена и наставник Люция. Я – Дунхарт Ла’Фир! – после громогласного объявления он тихо заговорил. – Ты вошёл сюда с помощью моего знака-расположения, который я передал Гранду, чтобы он входил ко мне, когда будет нужда… тот крылатый идиот наградил им в знак своего расположения одного из вампиров… ирония.
– Я… я же убил тебя, – Азариэль готов тереть глаза до тех пор он не увидит тот что-то другое, ибо как предатель мог восстать; оттуда нет возвращения.
– Молаг Бал дал мне новую жизнь в новом обличии, – радостно и самодовольно заявил предатель. – Он послал меня снова в этот мир, чтобы я нёс его волю. – Дунхарт поднял руку, и она прозрачным образом пропустила через себя сияние пляшущего в факеле огня.
– Ты – дух! – крикнул Азариэль. – Ты всего лишь вместилище воли и силы своего проклятого ложного божества! Ты падёшь, так же, как и умер Люций.
– А-а-а! – прозвучали гортанные глубокие звуки. – Люций был лучшим среди нас в силе и лидерстве, но он не понимал, что всего лишь марионетка. Не тот, кто смог бы стать объединителем всех даэдрических сил, а всего лишь дурачок, которому принцы дали покомандовать горстками воинств и развеселить их. Я же, когда он прибыл на остров вместе с имперцами, узнал, что он властолюбец, что его распирает от жажды управления явил это знание Молагу Балу, чтобы тот потом его развратил.
– Зачем? Зачем всё это? – устало спрашивает Азариэль.
– Ради могущества и силы, – утвердительно ответил дух. – С той поры, когда группа рыцарей откололась от Пелинала Вайтстрейка, мы всегда искали силу, и я нашёл её в лорде Бале. Прежние магистры были глупы, чтобы это понять, они ставили себя на службу Тамриэлю, а я, когда меня призвал Малаг Бал понял это и принял. Я стал его чемпионом и когда во всеуслышание объявил о том, что нам нужно покориться ему, дабы стать сильнее, богаче и вознестись над слабьыми, меня изгнали… но прежде, я порвал Самуэля и показал, что все они – слабаки.
– А культ?
– Культ… Всего лишь ещё одна попытка моего господина через интриги овладеть вашим жалким миром, а для меня залог могущества и триумфа. Если бы они справились, просвещённые Грандом, то это был бы хороший шаг на пути обливионизации мира. Я для них стал «Ильгамешем», тем, кто являлся ослепительным духом и наставлял на пути истинного служения.
– Ладно, – Азариэль принял боевую стойку. – Пора покончить с этим.
– Подожди, – поднял руку Дунхарт, его голос стал мягче. – Сначала выслушай меня. Всего лишь за несколько лет, всего несколько ходов маятника часов нам удалось разыграть интересную партию. Но я начал её ещё задолго до твоего рождения, но Бал держал меня для того момента, когда карт не останется. И там, на острове он нёс мне просвещение, слабым голосом и волей он указал, что наш истинный путь только в стремлении к власти, только к личному благу. Только следуя его пути можно решить все проблемы… свои и Тамриэля.
– О какой стезе ты говоришь?
– Только война, только вечное слияние планов, которое есть залог нашей силы, – речь Дунхарта снова возвращается к резким звукам злобы. – Вся вселенная бессмысленна, и смысл только мы создаём, только наша воля утверждает его. Так давай, присоединись ко мне, и мы утопим в крови всех твоих врагов. От твоей руки падут все – и сильные и слабые, и лживые и праведные, и нечистые и святые, и виновные и невинные – ты встанешь во главе его войск.
– Нет! – резко ответил Азариэль, понимая, что всё эти предложения не более чем сладкая ложь. – Мне уже предлагали стать во главе войск тьмы. Не лучшая перспектива.
– Тогда узри своё будущее! – Дунхарт махнул рукой и перед Азариэль из ничего материализовались образы возможного будущего, в которые парень полностью погрузился:
Стоит глубокая и очень мрачная осень, застлавшая томной серостью запад Чернотопья. Солнца на небе вот уже дня три не наблюдается. Слышен лишь плачь небес. Ледяной ветер дует, не переставая, промораживая до самых костей любого, кто посмеет выйти из помещения и представить себя безумным порывам воздушных масс Тамриэля. Деревья, подобно старым вдовам, медленно и со скрипом покачиваются под напором порывистого ветра, издавая характерный скрип. Азариэль видит на окраине города небольшой старый дом, который одним видом наводит ещё больше печали. Снаружи он походит на разбитые бараки, которые по чистому недоразумению имперские власти ещё не снесли. К нему приближается тройка воителей. Каждый доспех тускло блистает от количества влаги, выказывая образы тяжёлой имперской экипировки, на спине которой бряцают арбалеты. Лица же легионеров скрыты под цельными шлемами, увенчанными чёрным гребнем. Они идут шагом твёрдым, не прячась или крадясь, а прямо, сжимая короткие мечи, сияющие ярким серебром. Но вот их обгоняет человек, экипировавший чёрный плотный доспех имперского типа, с багряно-пылающим оком на груди, лик его укутан под маской, а в руках арбалет.
– Готовьте арбалеты. Валите всех, кроме него, – ещё раз предупредил воин в чёрно-имперской броне, когда они припали к двери. – Высший эльф с механической лапой. Всё, работаем!
Солдат в блестящем доспехе отошёл в сторону и, держа арбалет в правой руке, левую опустил в кисет и спустя секунду, с его руки вырывается шквал пламени. Силы магического огня хватило, чтобы обратить дверь в дождь щепок.
Внутрь хлынул слабый тусклый свет, но и этого хватило. Раздался страшный вой и голодный звериный рёв, отразившийся воплем страха в душах. Оголодавшие бестии ночи бросились прочь от источника света. Арбалеты дрогнули. Две твари в лохмотьях рухнули замертво, но впереди ещё шесть таких же. Рык и крик стали предтечей скорой атаки и существа волной хлынули вперёд. Серебро у бёдер лязгнуло и имперцы вступили в битву. Клыки и когти против священного металла, на стороне тварей ночи численное превосходство, однако легионеры сильнее, тренированнее и крепче. По доспеху забегали вспышки фонтанов искр, выбиваемые безнадёжными ударами, но результата это не приносит. Вперёд вырвался воин в тёмной броне. Осталось две бестии, взглядом голодных зениц, изъедающих имперца. С каменным суровым лицом он бросился вперёд, выбивая стук каблука по сгнившему полу. Первый удар длинного меча рассёк запястье изменённого орка, а затем человек перехватил орсимера и закрылся им как щитом. Лапа босмера одним могучим ударом сокрушила голову бывшего собрата по проклятью, выбив дух. Имперец отбросил тело и одним дуговым восходящим движением провёл лезвием по подбородку эльфа и перевёл удар в выпад, угодив остриём в сердце. Отряд переглянулся. Всюду лежат тела тех, кто был мёртв до последней кончины. Помещение вытягивается в прямоугольник, его стены и потолок, пол – всё скрыто за покровом мрака. Отряд глубоко задышал от возбуждения, тут же ощутив, как к горлу подступил тошнотворный ком от царившего здесь зловония.
– Пусть тьма рассеется, – имперец с оком на броне поднял руку и ладонь увенчалась рассветным сиянием. – Светом императора.
Холодный мрак отступил, а вместе с ним и покров многовековой тайны. В самом конце залы стоит небольшое рваное кресло, у которого груды мебельного мусора – разбитый диван, пара переломанных шкафов. На выцветшее-алом диване расселась фигура, облачённая в ткани тёмной ночи и таинственности, чуть приподняв лицо, опираемое на правую ладонь.
– Зачем вы пришли сюда? – с высохших перекошенных от боли уст донёсся неимоверно печальный голос.
– Молчать! – рявкнул имперец и ступил вперёд.
Лицо сидящего на диване незнакомца полыхает старым недугом. Оно осунулось и побледнело, утратив прикрасы золота альтмерского рода, превратившись в картину вечной смерти. В глазах, за оттенком призрачного нефрита, горит пламя, неистовый огонь древнего голода. На серебряных волосах существа, нисходящих до плеч, покров из грязи.
– Кто вы? – снова спрашивает таинственный незнакомец и поднимается, опираясь на подлокотники пальцами, увенчанными когтистыми ногтями, но есть странность – левая рука в перчатке. – И зачем вы тут.
Отряд приблизился к заражённому альтмеру и вздел арбалеты, уставив острие болтов в область сердца.
– Не смей выкинуть что-нибудь, – грубым обрывистым голосом заговорил имперец. – Их арбалеты быстрее твоих движений, нечисть.
– Хорошо, – тяжко выдохнул незнакомец. – Я хочу подышать. Позволите? – не дожидаясь ответа, шаркнув простой рясой, «владелец» дома плавно двинулся к окну.
– Ты не сможешь. Ты – мертвец, – грубо бросил слово командир группы.
– И всё же, – исхудавшая ладонь мертвеца сжалась на деревяшке и оторвала её. Хлынул ещё один поток света, ударивший в лицо эльфу, но тот даже не поморщился, словно он не из ночных тварей, боящихся лика солнца.
«Домовладелец» уставился в окно, посматривая на слёзы неба. Дождь напомнил ему о тех, старых и далёких временах, что зиждились в его памяти и не давали спокойствия. Боль, счастье, уныние, радость, любовь и ненависть взыграли в его памяти, приходя с моментами из жизни, которые он готовился изложить в своей памяти.
– Как тебя зовут?
– Кто же вы? – прозвучал вопрос на вопрос. – Вам нечего бояться, я не уйду отсюда. Да и не желаю.
– Можешь называть «Первый». Служба Пенитус Окулантус.
– Как вы тут оказались? Чернотопье – не ваша юрисдикция.
– Нам выдали Ан-Зайлиль разрешение на проведение операции, – поднял голос «Первый», перейдя на требование. – А теперь, ты нам расскажешь всё. Историю. События. И об артефактах, что так нужны Империи. Но начнём, пожалуй, с имени. Назови его.
Пару секунд помедлив и с неимоверной жгучей печалью, скрытой за глазами мертвеца, мужчина ответил:
– Азариэль…
Истинный Азариэль, смотрящий на всё это опешил. Он не может поверить, что его может ждать такой конец… «кто такие эти Пенитус Окулантус, Ан-Зайлиль и что вообще происходит?» – это возникло в голове парня, но он отвлёкся, продолжая смотреть за происходящим, только с трепетом в сердце:
– Вот и всё, – голосом усталым, охваченным невообразимой печалью, в которой кроется дрожащий рык, сказало существо. – Мне больше нечего добавить, – договорил эльф и осмотрелся, с печалью посмотрев на помещение, похожее на разбитый убогий сарай.
Солдаты из Пенитус Окулантус держат вампира на прицеле в ожидании опасного действа, но тот, на кого смотрят арбалеты, устал настолько, что уже не желает сопротивляться или убегать. Лишь манящий зов вечного покоя его держит на месте и подавляет безумие, полыхающее голодным огнём за нефритовыми глазами.
– Разве, – тихо сказав, «Первый» берёт арбалет и поднимает его на альтмера в тёмных одеждах, устремляя прямо в сердце; наконечник болта поймал на себе лучик света, пробившийся сквозь доски, и сверкнул начищенным серебром.
– Да. Я вам всё рассказал. Ничего не осталось, а память о нас самих решили похоронить.
– Тогда ты теряешь свою ценность. Помоги стране, которой ты некогда служил. Кем был этот монах? Что за монастырь и что произошло дальше? Что за Единый и Истины? Как ты стал вампиром? Сейчас самое время рассказать о чём-нибудь ценном. Твоя история хоть и интересна, но что ценного? Артефакты были расхищены, если тебе верить, что ты можешь ещё предложить для страны?
– Стране, – усмехнулся высший эльф, отступая от окна и примеряя на себя саван теней. – Она нас вычеркнула из истории, чему я не злобен, а тем временем я – убежал от самого себя и терпел долгие столетия, преодолевал искушение.
– Так значит, всё это время ты скрывал от мира свою нечестивую сущность?
– Лучше так, чем сеять зло. Как вы меня вообще нашли?
– Покопались в старых документах, – «Первый» угрожающе дёрнул арбалетом. – Так ты расскажешь что-нибудь ценное?
– Значит, нас не полностью забыли. Что ж, весьма отрадно.
– Во имя Империи, ты же можешь нам помочь. Сейчас твоя родина нуждается в вещах, в героях, которые помогли бы её выжить и стать снова великой.
– Родина… столько лет прошло с тех пора, когда я видел родину. Столько воды утекло, что у меня возможно уже и нет родины.
– Она в плену проклятых остроухих, – сорвался на грубость «Первый». – Прости, Империя сейчас не в лучшем состоянии и нам нужно то, что ей поможет.
– Говорили, – Азариэль указал на трупы дважды мёртвых вампиров, – сейчас в Скайриме волнения, Морровинд разорён и на грани преданности, Хаммерфелл стал свободным. Боюсь, дни Империи сочтены и ей уже не стать той, которую я видел давным-давно, когда твои предки ещё не родились.
– Мне нет дела до того, что ты сдался и решил провести остаток жизни в забытье. Твоё дело.
– Посмотри мне в глаза, – альтмер чуть подался головой вперёд. – Я оступился, один раз, проявил слабость и вот результат. Чтобы не навредить миру, я вынужден был тут сидеть, во тьме и подальше от всех. О Боже, сколько я уже тут провёл… десять лет, или пара веков. Во время… голода время бежит страшно незаметно.
– Это всё? Лирики больше не будет?
– Не знаю.
– Что ты ещё можешь рассказать? Мне не интересны больше истории.
– Зачем тогда слушал? – позволил себе лёгкий рык альтмер. – Понимаю, нужно свериться с архивами, выцепить важные детали, но вы и сами понимаете, что мне больше рассказать вам, – высший эльф сделал шаг вперёд, и его левая рука не полностью поднялась, не подчинившись велениям воли. – Посмотрите на меня, есть ли мне вам резон лгать?
– А меч? Тот самый? Где он?
– Я его утерял, очень давно. Впрочем, я даже рад, что его больше нет со мной. Слишком уж тяжкий груз на душе.
– Где мы можем его найти? – спросил «Первый», опустив арбалет. – Назови место, и я позволю тебе жить.
– Жить, – кривая, полная боли и тяжести улыбка расписала губы альтмера. – Тогда я тебе ничего не скажу. Забудь про меч, забудь про артефакты, ибо они потеряны и вашу Империю спасёт лишь чудо, а я? Я желаю встречи с вечной и Единой Истиной…
– Тогда ты нам больше не нужен, – грозно твердит «Первый» и прицелился.
– Не здесь, – эльф пошёл им навстречу, и солдаты расступились, держа его на прицеле. – Это конец, но пускай он будет не в грязном сарае.
Все последовали за альтмером, который сохраняет необычайное спокойствие. Он идёт тихо и плавно, будто на встречу чему-то великому и славному, на его шее звенят цепи амулета. Солдаты полны удивления, но никак не выказывают его, продолжая тихо ступать за ним. «Где то я уже видел этот символ» – говорит себе «Первый», выходя на улицу.
Тут всё так же – серо, уныло и идёт дождь, а перед домом стелется море изумрудной растительности. Альтмер поворачивается к строю солдат, держащих его на прицеле. «Я помню этот амулет» – говорит себе «Первый» – «Это амулет Единого. Но что мне до этого?»
– Ну же! – взывает эльф, простерев руки, и приготовился лечь на траву, подружился с мыслью, что сейчас его приласкает зелёная трава.
Все видят выражение лица высшего эльфа. Оно спокойно и мирно, на нём нет тревоги или злобы и сами духи Обливиона не смогли бы его ввергнуть в смятение. На губах проступила слабая улыбка, а дождь смещал небесную влагу с парой слёз на щеках и кажется, будто он рад подобному раскладу. Никто не ведает последних мыслей высшего эльфа, но никто не сомневается, что они полны мира.
– Азариэль, ты не думаешь передумать? – спрашивает «Первый», лелея в душе слабую надежду на то, что из него удастся ещё вытащить информации. – Ты ведь столько ещё можешь рассказать. Целые столетия за тобой.
– Нет, – доносится твёрдый ответ. – Оно уйдёт со мной в могилу.
– Как ты позволил себя… проклясть? Если не бы чума нежизни, ты бы сейчас был при вечно покое и этого разговора не было бы.
– Это совершенно другая история, которую ты, как сказал, не намерен слушать.
– Ты прав, – «Первый» прицелился ещё точнее, и наконечник его болта смотрят прямо в неживое сердце, держащее ещё живую душу. – По моей команде!
Хищником арбалет смотрит на Азариэля и готовится оборвать его жизнь. Столько проживший немолодой эльф рад этому, рад тому, что теперь его жизнь окончится, и он сможет обрести покой, встретившись с вечностью. В конечный раз он слышит шум дождя и шорох травы, которая станет для него последним ложем, с трепетом ожидая команды.
– Приготовились!
Все устаревшие ощущения обострились. Азариэль чувствует запах дождя и травы, слышит, как стонет древко арбалетов и как дышат солдаты, голод же, древний и жестокий отошёл назад перед ликом вечности.
– Пли!
Видение, представшее в образе рассеялось, оставив Азариэля один на один вместе с Дунхартом. Альтмер погрузился в думы:
«Зачем? Зачем он мне показал это? Тут же не моё рабство, тут моя победа… изгнание в Тамриэле и где Гэ’эль? Где мои друзья? Я – вампир, а значит они умерли? Да, тут я победил… но кто я и где? Сколько лет мне тут?»
И воин заговор, решив внести ясность:
– Тут ты победитель. Пускай вы и сокрушите меня и воинство мое, но ты превратишься в монстра. Рано или поздно семя смерти взрастёт в тебе, и ты будешь столетия бродить по Тамриэлю, пока тебя не упокоят слуги Империи будущего. Твоя жена, твои друзья – все лягут в землю, прежде чем ты сам станешь прахом, – голосом холодного бурчания раздались слова, отвечая в душен Азариэля болью.
– Нет! Не-е-ет…
– Пойми, – голос Дунхарта стал менее грубым, – я снова говорю тебе – встань на сторону Молага Бала, и он оградит тебя от печалей грядущего века. Прими этого бога сильнейшего пути.
Азариэль принимая во внимание все возможные последствия, понимает, что сегодня всех своих знакомых он возможно видел в последний раз и больше не поговорит с Готфридом, не научится у Варкут’нель-Гайна премудростям веры, и никогда не увидит улыбки Гэ’эль не коснётся её мягкой бархатной кожи и не услышит её гласа. Вечный тлен его ждёт – смерть, растянутая на столетия в мучительном ожидании покоя, бездонная чаша горя. Но что будет, если он примет сторону врага? Станет по правую руку тёмного божества, поднимет рваное знамя культа и его болезнь – Сангванаре Вампирис из чумы станет благословением? Несомненно, даэдрический принц наградит его одним из самых сильнейших подарков – нести кару слабым на посту военачальника войск, даст титул лорда в новом мире и наделит сладкой власть и приятным могуществом? А что он может дать для Гэ’эль в новом дивном мире… так же Бал даст ей статус… Графиня эльфийских земель или тиранесса юга.
– Азариэль, – стал давить Дунхарт, чувствуя момент. – Ты не понимаешь того, что даёт Молаг Бал. Все враги придут к нам и падут, они умрут, и мы станем сильнее. Брат-рыцарь, всё что ты жаждешь сладостным потоком потечёт к тебе. Молаг Бал шлёт нам своё расположение – тысячи воинов. А с помощью тысяч воинов мы создадим Империю… нашу Империю.
Но Азариэль разгадывает замысел этого предложения, что с одной стороны ему предлагают блага, а с другой – держат кинжал за спиной, который вонзят в любом удобном случае. Молаг Бал – лорд интриг и коварства, который из людей, «зверолюдей» и эльфов сделает рабов, прислуживающую биомассу в клетках. А самого Азариэля превратят в прихвостня изменчивого псевдобожественного существа, его жену развратят и отправят на службу господину сладострастья – Сангвину, улицы городов зальёт кровь, огонь пройдётся очистительным потоком по деревнях и тьма, вечный мрак опустится на Тамриэль, сделав его царством зла до самого Дня Гнева. Может ли он это допустить? Может ли он дать сотням тысяч мирных жителей превратиться в скот, шестерни механизма инфернального мира? Как только родилась эта мысль, свети, яркий свет воли её изверг, рождая праведный гнев, перешедший в крик:
– Бал – не божество, это перекормленная тварь, не заслуживающая и клочка этой земли! Бог же – Един. Не будет между нами союза! Я отправлю тебя к твоему хозяину, как и было раньше предатель!
– Подумай. Ведь не зря пришёл ты сюда?
– На наших местах могли быть другие. Но по воле наших повелителей мы тут. Так закончим же всё, здесь и сейчас! Тысячелетия назад ты начал это безумие предав братьев и сестёр, я – закончу это! – Азариэль приготовился к рывку, опустив меч, засиявший лазурным светом ещё сильнее и горло его выдало звонкий клич, идущий от теплоты ярости сердца. – За Орден! За павших и тех, кто не способен себя искупить!
Но весь пыл, вся злоба альтмера превратились в недоумение в ту секунду, когда острие меча прошло сквозь Дунхарта. Оружие не смогло даже нанести раны, а вот «Ильгамеш» заточенными пальцами перчатки ударом по щеке смог выцарапать глубокие раны – кожа разошлась, но крови у полумертвеца нет.
– Я – дух, во мне сила и дозволение Молага Бала. Тебе меня не победить, – Духарт поднял руку, и сила Бала заставило обрушиться арку над входом, и теперь Азариэль заперт в этой зале. – Это мой меч, выкованный по лекалам оружия снежных эльфов, которые подарили нам двемеры.
– Я знаю, – Азариэль поднялся; внутри него всё начинает клокотать, чувство близкой погибели, отчаяние от осознания поражение просачивается в дух и тело. Для эльфа и всего Тамриэля это финал… ему не победить этого духа, всё кончено. Но всё ещё сильнее усугубилось, когда Дунхарт взревел:
– Ты вампир… так сразись со своей дикой натурой! – и на Азариэля с его рук прямо в лицо попала красная фантомная жидкость, пахнущая металлом.
Кровь попала на лицо, и дыхательные пути стянуло от горячего медного аромата. Всё естество Азариэля завопило – он готов рвать и метать, его голод, жажда крови усилились тысячекратно, и битва сама с собой только начинается на потеху Дунхарта, который всего лишь дух.
Азариэль потянулся к горлу, его рот налился слюной. Его затопила дикая ярость и гнев, который медленно наполняет его душу и тело. Образ благородного воина пал, вместо него рычащий зверь, который катается по полу и бьёт кулаками по полу, разбивая его.
– Давай, только дай мне клятву верности, и я освобожу тебя.
– Д-д, – губы парня дрогнули в стремлении олсвободиться от неистовой жажды, но он взял себя под контроль и стиснул рот.
Распираемый желанием и долгом, Азариэль рад был бы смерти, само его тело готово разорваться, лишь бы не чувствовать это чёрное безумие. Он уже готов согласиться служить Дунхарту, только его оставило палящее влияние даэдрической магии, но преодолев вой организма, писк в ушах, он смог поднять себя на колени, а потом на ноги. Качаясь из стороны в сторону он уже готов броситься в объятия погибели, лишь бы не ощущать это всё.
«Слова», – гром посторонней мысли, как тогда при битве с Люцием, разорвал всё. – «Вспомни их!»
– Из Духа – свет, из света – истина, из истины – сила! – мгновенно вспомнил Азариэль и его меч заполыхал огнём, ярким сиянием, которое пересилило даже свет сапфироваых факелов и ламп. В этот же момент, огонь на мече, из-за удивительных свойств самого оружия, попалил и душевные метания альтмера, избавив его от влияния дикой натуры.
– Как?! – взревел Дунхарт, но его тело уже пронзил точный выпад в сердце –нетварное пламя опалило бесплотное тело, и огонь стал жечь эфемерную сущность, оружию хватило только одного выпада, чтобы Дунхарт сгинул в яркой вспышке. Но его призрачные раны от огня стали затягиваться, не позволяя Азариэлю победить здесь и сейчас.
Сон… парень вспомнил свой сон накануне того дня, когда он отправился в путешествие. Его взгляд упал на какое-то далеко стоящее изваяние – это четырёхконечная звезда, сделанная из камней душ. От неё странным образом тянется свет к Дунхарту и осознание пришло само собой. Это изваяние обеспечивает связь его и этого мира, да ещё и проводит силу Молага Бала. Азариэль схватился за шанс, последнюю возможность раз и навсегда покончить с этим.
Он встал во весь рост и направлялся в самоубийственный бросок. Кинувшись с места он пронёсся мимо Дунхарта, который практический исцелился от ран и пропустивший его бег. Доспехи Азариэля покрылись пеленой молний, когда Дунхарт применил против него заклятье, но альтмер не останавливается. Он, преодолевая судороги и боль практически вплотную подошёл к камню и занёс над ним меч. Кристаллическая оболочка тиснула, только стоило воспламенённому святым огнём лезвию затронуть её и камень душ посыпался на землю крупными осколками.
– Вот и всё! – рявкнул из последних сил Азариэль, падая на пол и смотря через тень на очах, как его враг, тысячелетний супостат Тамриэля превращается сначала в еле различимый морок, а затем окончательно изгоняется из этого мира.
Мир вокруг лежащего на полу Азариэля темнеет, нет сил даже дотянуться до сумки. Всё вокруг затряслось – сам остров намерен пойти ко дну под действием даэдрической магии, с сумасшедшей силой, покинувшей этот кусок земли, да и имперские маги, почуяв то, что это место лишилось расположения принца Обливиона решаются его утопить, как место, где творились жуткие вещи, не нужные для глаз посторонних. Боль и гнев отступили перед единственной и печальной мыслью – «неужто я больше не увижу Гэ’эль. О Единый, помоги же мне!».
