Стася Андриевская
«Откровения о…» Книга 4. Верность

Глава 4

23 декабря 2010г.

Когда подъехала к гимназии Алекса, он ещё не вышел. Ожидая, я достала из бардачка влажные салфетки и попыталась затереть пятно на рукаве. Нужно будет сдать его в чистку, чтобы даже следов не осталось. Кстати о следах… Взяла телефон. Целых двадцать три незамеченных ранее сообщения от Олега, в которых он метался от извинений к угрозам и оскорблениям и снова – к извинениям и уговорам. Всё. Надоел!

И я просто удалила историю сообщений и кинула номер Олега в чёрный список. Вот так. Бесследно. Но не сказать бы, чтобы меня всё это не тронуло. Наоборот, выбило из колеи так, что я даже не с первого раза справилась с кнопкой центрального замка на двери. Кое-как выползла на улицу, хватанула ртом сырого туманного ветра. Добрела до урны, выкинула салфетки.

Если б только можно было и испачканную совесть вот так же выкинуть!

Я ведь всегда понимала, что он на самом деле самовлюблённый говнюк, но не хотела это признавать. Хотя спрашивается, вот на кой хрен он вообще был мне нужен? Что он дал мне, кроме хмельного угара злой мести и коротких часов сладкого самообмана? После которых обычно бывал такой откат в тошноту от самой себя, что руки опускались. И ведь я даже не была уверена, что Ник действительно возобновил отношения с Анной! Я просто сорвалась тогда с катушек и изменила – дерзко и безрассудно. Думала мужу, а оказалось, себе. Но особенно тошно было от того, что даже когда я поняла это – не смогла остановиться. Олег стал наркотиком для моего тщеславия. Волшебной дудкой, от которой дуреет кобра. И спросили бы меня сейчас: «Что происходит в твоих отношениях с мужем?» – я не смогла бы ответить внятно. Потому, что давно уже забила на них и пустила на самотёк.

– Добрый вечер, госпожа Трайбер!

Я суетливо оправила волосы, натянула на лицо вежливую улыбку и обернулась:

– И вам доброго вечера, господин Хильдт.

– Ждёте Алексея?

– Да, но он что-то задерживается.

– Мне кажется, я видел его там, за углом, в компании ребят. Но я не уверен.

– Ничего, я подожду… – небольшая натянутая пауза. – Сегодня сыро, но воздух приятный, да? И морем пахнет, чувствуете?

Густав Хильдт, преподаватель русского и английского языка в гимназии Алекса, смешно сморщил переносицу, без рук поправляя на ней круглые, чуть запотевшие очки.

– Значит, будет потепление. Возможно даже дождь.

– Ну нет! – шутливо воскликнула я. – А как же Рождество?

– О! Санта приплывёт на лодке! – с готовностью рассмеялся он.

Стоит ли говорить, что общались мы на русском? Густав был молодой, от силы лет двадцать пять, высокий, худой. Очень интеллигентный. Приятный. Работу свою любил до одури и использовал любую возможность, чтобы практиковать разговорную речь. Я никогда не отказывала ему в этом и больше того – была благодарна за то, что он упрямо продолжает преподавать не столь популярный, в отличие от английского, русский. Для меня это было очень важно. Я не хотела, чтобы Алекс забывал родную речь, а к этому шло, так как разговорной практики в повседневной жизни было маловато. Как-то так получалось, что даже дети знакомых русских эмигрантов вокруг нас говорили только на немецком. И смотрели на Алекса как на бога-полиглота, изучающего аж три иностранных: английский, китайский и… русский.

А ещё, Густав был единственным, кто называл Алекса на русский манер – Алексеем. И когда я слышала это, меня накрывало тоскливым тёплом. Ну и как тут не поболтать?

Наконец, попрощавшись с Хильдтом, я набрала Алекса. Он не ответил. Тогда я пошла туда, где его якобы видел учитель и, выходя из-за стены стриженных в разные геометрические формы кустов, увидела идущего на встречу сына. С девушкой. Причём рука Алекса лежала на её талии, но увидев меня, он резко отдёрнул её и суетливо завозился с лямками своего рюкзака.

Я в растерянности остановилась. Ну и как себя вести? Как-то это неожиданно… Не рано ему?

Так и стояла, наблюдая, как они подходят ко мне. Девочка ниже Алекса почти на целую голову. Волосы длиной до плеч, взлохмачены ветром, уши и щёки красные – то ли от холода, то ли… Да нет. Они ещё малы для поцелуев.

– Мам, привет. Это Селена, она из наших черлидеров.

– Здравствуйте, фрау Мила, – смело улыбнулась та.

– Здравствуй… – заторможено ответила я, тут же выцепляя взглядом пирсинг на брови и крыле носа, броский макияж глаз и совершенно ненакрашенные, припухлые губы. И тут же, машинально, взглядом вниз по фигуре. А девочка-то с формами! Даже сквозь мешковатую одежду видно.

– Мам, довезём Селену до дома?

– Конечно, – медленно приходя в себя, согласилась я. – Только, что скажут её родители? Селена, за тобой же, наверное, должен кто-то приехать?

– Нет, я сама всегда добираюсь.

– Мм… Ну хорошо. Поехали.

Селена села сзади, Алекс впереди. По дороге они с аппетитом слопали колбаски, а потом Алекс ещё и яблоко своё ей отдал. Девочка была болтливая, довольно раскованная. Даже слишком, на мой взгляд. Чего стоило только то, что на подъезде к своему дому она без всякого стеснения запустила пальцы в волосы Алекса и принялась их шаловливо трепать! Просто так. Нежность такая. На глазах у матери!

– Селена, а сколько тебе лет? – не выдержала я и тут же заметила, как гневно стрельнул в меня глазами Алекс.

– Шестнадцать.

– Мм…

Остановила там, где она попросила.

– До свидания, фрау Мила!

– До свидания, Селена.

– Подожди, я тебя провожу! – после небольшой заминки, решился Алекс.

С непонятным беспокойством я наблюдала, как они не спеша дошли до её двери, болтая, постояли пару минут у крыльца. Потом, прежде чем уйти, девочка повернулась в мою сторону и помахала ручкой. И в этом словно был какой-то вызов. Нахалка мелкая!

Вернувшись, Алекс молча плюхнулся на своё место, и, красноречиво сцепив руки на груди, уставился перед собой. Брови в кучу, губы поджаты. Папаня. Вылитый. А ещё – слегка сестрица.

Это мне карма какая-то что ли – всю жизнь разгребать Машковские закидоны?

– Пристегнись, Алекс.

Не глядя рванул ремень, защёлкнул, и вернулся в свою коронную надутую позу. Ну… Может, я и правда перегнула?

– Ну хорошо, извини, наверное я была неправа. Но, во-первых, я не спросила у неё ничего особенного, а во-вторых, тебе не кажется что она для тебя слишком… взрослая?

– Findest du nicht, dass das dich nichts angeht?⁶ – взорвался вдруг Алекс.

И до самого дома мы ехали в молчании. Откуда это берётся? Не вспыльчивость, не нетерпимость к давлению извне, с этим-то как раз всё понятно – возраст плюс гены, а вот это умение манипулировать? Кто, начиная ещё с глубокого детства, научил его в разговоре со мной демонстративно переходить на немецкий, в те моменты, когда нужно подчеркнуть что я никто и звать меня никак?

К ужину Алекс немного отошёл и выглядел теперь скорее виноватым. Это даже Николос заметил. Правда, ничего не спросил, только изредка скользил взглядом от меня к сыну и обратно.

Алёшкина вспыльчивость меня не разозлила, скорее, расстроило то, что всё случилось именно так. Возможно, я действительно полезла не в своё дело? А с другой стороны – а что тогда моё, если не сын и то, что с ним происходит?

Конечно, я знала, что у них в школе уже проходят уроки полового воспитания, что их там даже учат надевать презервативы, – слава богу, на бананы! – и рассказывают о том, что до определённого возраста лучше ограничиваться петтингом. И я не была ханжой, но… Именно сейчас вдруг, для меня это оказалось дико! Какой петтинг, какие презервативы – они дети! Ему всего четырнадцать!

А ещё, впервые за долгое время, этим вечером я почувствовала рядом мужа. Не потому, что он вёл себя как-то по-особенному, а потому, что словно очнулась от дурмана. Вот, к примеру, я и раньше видела, что за последние полгода Ник сильно похудел, и даже знала что со здоровьем у него всё в порядке, просто он увлёкся стремительно разрастающейся философией осознанного питания. «После сорока еда – либо лекарство, либо яд», «Не ем тех, у кого есть мать», «Глютен – хуже сахара», «Радуга на тарелке» – и всё такое. В его рационе теперь были в основном свежие салаты и орехи, крупы и сыры, и конечно, он, активный сорокапятилетний  мужчина, просто высох на такой диете!

Так вот, я видела эти изменения и раньше, но только сегодня вечером воровато и словно впервые рассмотрела их в деталях. Ник сильно осунулся, да, но выглядел при этом довольно свежо и молодцевато. Вот только во взгляде затаилась глубокая усталость. И мне так захотелось вдруг обнять его и… нормально покормить! Картошечки жареной с грибочками, котлетку, помидорку солёненькую. Чтобы он расслабился и забылся хоть ненадолго. Чтобы на острых скулах заиграл румянец, чтобы свободно опустились напряжённые, костлявые плечи.

Чего скрывать, в прежнем весе он нравился мне больше. Я вообще с юности испытывала слабость к крепким мужчинам и любовалась ими до сих пор, но как-то так случилось, что это уже давно не имело значения. У меня есть муж, и он вот такой, какой есть. Я ведь и сама давно уже не юная дева с осиной талией и высокой пышной грудью. Нет, я всё ещё могла похвастать стройной, моложавой фигурой, и тоже старалась питаться правильно, а ещё, стабильно три раза в неделю ходила в фитнес-центр… Но годы всё равно накинули полтора размера в объёмах, округлили и изменили формы, сгладили рельефы. И как бы я ни старалась вернуть себя прежнюю – не удавалось.

Ну что ж, мы с Ником не молодели, да. И я принимала его с его чрезмерной худобой, а он меня – мягкую и плавную, хотя и не скрывал, что предпочёл бы, чтобы я тоже похудела. Но, несмотря на все разногласия, всё ещё были вместе. И разве это не больше, чем тысяча самых восторженных слов? Тем более что я в них не очень-то и верила, настойчиво пропуская через фильтр самокритики.

Господи, ну вот какой чёрт дернул меня кинуться под Князева, даже не выяснив, что у Ника с Анной? А вдруг, как мы и договаривались, там уже ничего и не было? Во всяком случае, очень похоже на то, что весь холод, что витает в отношениях между нами последние два года, теперь приношу я сама – на целованных другим мужчиной губах; на руках, что бесстыдно ласкали чужое тело; в запутавшемся в волосах шёпоте измены;  в сдавленном писке совести и в страхе, что ничего уже не исправить.

К концу ужина до меня дошло, что я, скорее всего, как и Алекс выгляжу виноватой, а Николос считает, что это от того, что мы с сыном поругались. Мне же просто было стыдно перед ним, законным мужем, который однажды, между прочим, не допустил развала нашей семьи.

Глава 5

В начале десятого я принесла Нику в кабинет имбирный чай с корицей и апельсиновыми корочками. Традиция рождественской недели, которую я в своё время сходу переняла от фрау Хельги Трайбер, свекрови… Но о которой совершенно забыла в прошлом году, например. Хотя нет, не забыла. Забила.

Николос оторвал взгляд от монитора, немного завис, глядя на окутанную ароматным паром кружку с оленями, и, наконец, поднял глаза на меня.

– Спасибо, это очень кстати. – Вежливо, с улыбкой. Не подкопаешься.

Я кивнула и прошла к окну за его спиной. Слегка отодвинула занавеску, выглядывая на улицу. Срочно нужно было что-то сказать, но я не могла придумать что. Казалось, любые слова прозвучат глупо. Тем более что если прислушаться к себе, то и вовсе – хотелось просто обнять его сзади, уткнуться лицом в его затылок и помолчать. До свербения под коленками хотелось! И до слабости в руках страшило.

Что за телячьи нежности, несвойственные нашим отношениям?

Но, может, они потому и несвойственны, что мы ещё не пробовали?

Задержала дыхание, решительно повернулась к мужу… И желание обнять тут же исчезло. Он был чужой. Свой чужой, как-то так. Не тянулись к нему руки, не магнитило к его запаху и теплу. Да и всплеснувшая было жажда нежности, кажется, возникла просто как отголосок заботы, вложенной в приготовление чая. А самое обидное то, что желание обнять Ника исчезло, а потребность обнимать – нет. Наверное, ещё и за этим мне нужен был Олег. И, может, за этим же нужна была Нику Анна? Вот интересно, у него с ней было так же самообманчиво, как у меня с Князевым, или от души?

– Мне показалось, что у вас с Алексом что-то случилось, или на самом деле есть проблемы? – спросил Ник.

– Даже не знаю, как сказать…

– Скажи как есть.

Я обошла его стол спереди, прислонилась к нему бедром. Машинально повела пальцем по плафону настольной лампы.

– Ну… В общем, Алекс, кажется, встречается с девочкой.

– И?

– И она довольно-таки раскованно себя держит. В моём присутствии теребила его волосы, представляешь?

Ник откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки. На лице непонятная улыбка.

– Они учатся в одной гимназии, она танцует в группе поддержки их баскетбольной команды. Ей шестнадцать и она такая, знаешь… Вполне себе созрела физически. И поэтому её поведение невольно наталкивает на тревожные мысли. Понимаешь, о чём я?

– Думаю, да. Ну а в чём конфликт?

– Да нет никакого конфликта, просто… Ник, Алексу четырнадцать! Всего!

– Через два месяца уже пятнадцать, – тут же поправил меня муж. – А вот возраст согласия – как раз-таки четырнадцать. То есть… – многозначительно развёл руками.

Я растерялась.

– То есть, ты хочешь сказать, пусть делают что хотят? А не рановато?

Он пожал плечами:

– Они свободные личности и уже могут решать самостоятельно, когда начинать половую жизнь. Не вмешивайся, у тебя нет такого права. Закон на их стороне.

– Какой закон, Ник?! А если она забеременеет? Ты что, не понимаешь? Ему четырнадцать! Да и она тоже… Толку-то в её формах, если мозгов ещё нету? Дети!

– Думаю, что о безопасности девочки должны позаботиться её родители, – как упрямый правильный робот, выдал мне Ник. – Разве нет? А если ты так переживаешь о последствиях для Алекса, то поговори с ним. Купи ему презервативы, в конце концов. В чём проблема?

Повисла пауза, во время которой я старательно сдерживалась от того чтобы не перейти на русский матерный. Наконец выдохнула:

– Я?! Я должна говорить с ним об ЭТОМ? А не ты? Он всё-таки мальчик!

Ник снова дёрнул плечами:

– Какое это имеет значение? Что, мужчина и женщина не могут конструктивно обсудить тему, которой, так или иначе, касаются оба? Что за стереотипы, Мила?

Я закусила губу. Нет, вообще, Ник, конечно, прав. С точки зрения всякой там логики и гендерного равенства – прав. Но, блин…

– Могут, – не стала упрямиться я. – Да и нет никакой проблемы. Это я так, просто к слову пришлось. Не бери в голову. – Оторвалась от стола и направилась к двери. – Доброй ночи, Ник. – И вдруг замерла. – Кстати, а какие у тебя планы на Рождество?

Встретились взглядами. Ну да, вопрос актуальный, потому что в прошлом году он в самый сочельник срочно улетел на переговоры в Арабские Эмираты.

– Я же предупреждал, что двадцать четвёртого, с утра, улетаю… Разве нет?

Я рассмеялась. Не обиженно, а так… Философски.

– Нет, Ник, ты не предупреждал. Больше того, утро двадцать четвёртого – это уже завтра, а я до сих пор не в курсе твоих планов. Ладно, не страшно. Удачной тебе поездки. – И, уже не оборачиваясь, пошла из комнаты.

– Мила, постой! – Николос вдруг поднялся из-за стола, и я с каким-то замиранием в сердце наблюдала, как он приближается. Встал возле меня и, после небольшой заминки, притянул к себе. – Ну хорошо, если тебе так важно, чтобы с Алексом поговорил именно я, я поговорю. Что ты хочешь, чтобы я ему сказал?

Я так же деликатно, как и он, положила ладони ему на плечи – ни дать, ни взять, идеальная семейная пара для рекламы майонеза!

– Не надо, Ник. Спасибо. Думаю, ты прав, я и сама могу. Если в этом вообще есть необходимость. Доброй ночи!

Поднялась в спальню, расстелила постель. «Что ты хочешь, чтобы я ему сказал?» Да уж… Идеальная семья! Полный симбиоз и взаимная договорённость по любому вопросу. Грех жаловаться. Хотя бы потому, что другой у меня нету, а эта не так уж и плоха. Просто хватит грести против течения.

Ник пришёл уже через полчаса. Необычно рано для него, возможно потому, что завтра в дорогу. Между нами завязался какой-то мирный, ничего не значащий разговор. А потом Ник неожиданно обнял меня со спины. Не дежурно, как в своём кабинете, а с вполне конкретной целью. Ладони скользнули под мой домашний пуловер, настойчиво поползли вверх по животу. Я моментально напряглась. Я не хотела. Не была готова. Слишком уж меня накрыло сегодня виной за связь с Князевым. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Но и отталкивать Ника было бы неправильно.

Я перехватила его ладони, развернулась к нему лицом. Хотелось орать – «Не хочу!»… Но это тоже было бы неправильно, поэтому я только улыбнулась как можно беззаботнее.

– Ты завтра рано встаёшь… Давай спать?

Попыталась ненавязчиво выскользнуть из его рук, но он удержал.

– Я улетаю почти на неделю и буду скучать по тебе.

– Я тоже буду, Ник, но это работа, я понимаю… Просто жаль, что это Рождество мы снова встретим врозь.

Его руки снова были под пуловером и уже пытались сладить с застёжкой лифчика. Ладно. Проще поддаться. И я, закрыв глаза, сама потянулась к его губам…

Наверное, мы были похожи на двух кукол, которых играючи «поженили» дети – просто тёрлись пластмассовыми лицами друг об друга, и это обозначало поцелуй. Прелюдию, блин, к сексу. Неужели Ник и сам не чувствует этого?

Откинула голову чуть вбок, подставляя под поцелуи шею, и взгляд упал на вспыхнувший экран телефона Ника, что валялся на кровати. Анна. Анна, чёрт её дери!

Ник не видел, не слышал – телефон был на беззвучном режиме и лежал у него за спиной, а я подумала вдруг: ну и нахрен эту Анну! Подождёт, пока герр директор отымеет законную жену, не обломается. Запустила пальцы в его волосы, добавила в поцелуи огня. В конце-то концов, я должна вернуть в наши отношения жизнь, и я смогу.

Но через некоторое время взгляд снова упал на телефон, и именно в этот момент, как по заявке, он снова вспыхнул. Вот назойливая! Время – десять вечера.

Настроение ушло. И хотя Ник уже стянул с меня кофту и лифчик, его ласки не отзывались, скорее раздражали. А уж когда Анна позвонила в третий раз, я психанула. Вклинила между нашими телами локти.

– Постой, Ник. Ну погоди… Стой… Нет!

Николос – законопослушный гражданин, и если жена сказала «НЕТ», это значит НЕТ. И любые, даже самые мирные попытки развести её на «ДА» могут трактоваться как изнасилование.

– Что-то не так?

– Всё так, просто не сегодня, Ник. Сегодня я… – снова вспыхнул телефон. – Сегодня я не хочу!

Он ослабил хватку, но руки не убрал.

– Тебя вообще не поймёшь, когда ты хочешь, когда нет! – раздражён, но пытается держать лицо. – И отчего это зависит тоже! Две недели назад, помнится, ты была очень даже не против. Что изменилось?

– Ну… – я смотрела на горящий телефон, и думала «Какой смысл в этом притворстве? Не рубануть ли с плеча?»… – Может, это потому, что две недели назад у меня давно не было секса?

Он наконец-то отпустил меня, и я машинально сцепила руки на груди, прикрывая наготу.

– А теперь что? Хочешь сказать, недавно был?

Хороший вопрос. Особенно если учесть, что у нас с Ником тот, двухнедельной давности секс, был первым и последним за весь декабрь.

– Да, – просто кивнула я. – Примерно четыре часа назад. И кстати, ответь Анне, она уже шестой раз звонит. Наверное, не может решить, какого цвета трусики взять с собой в поездку. Или у неё все под стать ей: одинаково скучные?

Ник раздражённо схватил телефон и, даже не глянув на дисплей, выключил его. Совсем. Божечки, какой красивый жест! Вот только мне как-то пофиг. Наверное. Я не могла понять свои чувства, и поэтому, воспользовавшись замешательством Ника, просто сбежала в душ.

Мылась и рефлексировала. Всё-таки я неадекватная дура. Вот только весь вечер думала о том, что пора бы вернуть в отношения тепла, и тут же – на тебе! Психанула на такую ерунду как телефонный звонок коллеги!

Чувствовала себя натянутой струной и так отчаянно хотелось ослабить это напряжение, но я не знала как. Не понимала с чего начать и куда двигаться. Словно заблудилась в трёх соснах.

Когда из душа вышел Ник, я уже лежала в постели и усердно делала вид что сплю. Странно, кстати, что он не съехал в гостевую спальню. Я бы на его месте так и поступила. Но он просто погасил свет, улёгся и, спустя пару минут, залез под моё одеяло. Обнял.

– Мила, у меня с Анной уже давно ничего нет. И я не верю, что у тебя кто-то есть. Просто потому, что мы договорились об этом, ведь так? И у меня нет причин не доверять твоему слову, а у тебя – моему. – И неожиданно перешёл на русский: – Мила… Я знаю, что ты не спишь. Давай поговорим.

А меня душили слёзы. Было стыдно. Господи, как стыдно! Я повернулась к мужу, положила голову ему на плечо:

– Значит, я тебя обманула, Ник. У меня действительно была связь на стороне. И сегодня, и последние два года.

Он некоторое время молчал, поглаживая мои волосы.

– Допустим. Но ты, кажется, сказала – была?

Я суетливо закивала:

– Да. С ней покончено, это уже точно! Мне жаль, Ник, мне правда жаль и так стыдно!

Он прижал меня к себе, нашёл в темноте губы. Целовал, постепенно, осторожно наваливаясь, и я, наконец, открылась. Развела колени, закинула руки за голову и, чувственно подавшись к нему на встречу грудью, выдала один из самых сладострастных дежурных стонов, обозначающих удовольствие…

Потом мы лежали, каждый под своим одеялом, и молчали – каждый о своём.

– Мила, а может, нам снова попробовать зачать ребёнка? – Неожиданно предложил Ник. – Теперь мы можем позволить себе клинику совсем другого уровня, да и технологии шагнули вперёд.

Хотелось спросить: «А зачем нам это?», но это было бы… неправильно. Поэтому я просто промолчала.

– В самом деле, Мила, ребёнок связал бы нас общей целью и заботами. Мы с тобой уже взрослые, ответственные люди и любые сложности можем решать простым диалогом. Какой смысл делать из всего драму?

– Не знаю, Ник. Это неожиданно. Мне надо подумать. Ребёнок, это всё-таки… Это очень серьёзно. Надо хорошенько подумать, всё взвесить.

– Подумай, конечно. И ещё, может, тебе возобновить работу с психотерапевтом? Мне кажется, у тебя очень повышен уровень застрессованности. И ты уже не справляешься с ним самостоятельно. Если так дальше пойдёт, это будет отражаться не только на наших с тобой отношениях, но и на Алексе. Уже отражается.

– Хорошо, Ник, я обращусь к нашему штатному психологу в Галерее, но это уже после праздников. Во сколько у тебя завтра самолёт?

– Я отменил поездку. Просто подумал, что будет гораздо лучше, если это Рождество мы проведём вместе – я, ты и Алекс. Может, слетаем в Куршевель?

***

И это действительно были четыре насыщенных впечатлениями и эмоциями дня. Алекс сначала заупрямился, не желая ехать, и всё сыпал кому-то сообщения в соцсети, наверное, своей Селене. Но как только самолёт оторвался от земли – отвлёкся. А потом и вовсе с головой окунулся в лыжи и ледяные горки.

Наши с Ником отношения тоже переживали очередное, Бог весть какое по счёту перерождение. И не знаю как у него, а у меня оно шло не от сердца, но от ума. А это, пожалуй, даже лучше. Кажется, я наконец-то начала понимать, о чём толковал муж, говоря, что мы взрослые и ответственные люди. Действительно, когда эмоции не зашкаливают, когда каждый поступок совершается осознанно – можно прогнозировать будущее, закладывать под него соответствующий фундамент и рассчитывать на определённую отдачу о партнёра по браку. И в этой предсказуемости – долгожданное душевное равновесие. Всё очень просто. Никаких трёх сосен.

Это обновление было таким неожиданным и мощным, что начиная со второго дня пребывания на курорте, я даже разрешила Нику не предохраняться.

Правда, каждый раз, когда шла после секса в душ, что-то такое точило меня изнутри… То ли сомнение, то ли дурное предчувствие. Но я понимала, что это может быть и банальный страх неудачи. Но не всё сразу. День за днём, месяц за месяцем – и привычка обязательно придёт. А ребёнок ещё больше её укрепит.

И я настолько прониклась этой идеей, что даже не выдержала, и по приезду домой сразу же разболтала о ней своей подружке, русской эмигрантке Кате Майер, которая работала парикмахершей и маникюршей в небольшой студии красоты у бывшего мужа-немца. Катя была единственным человеком, кого я посвящала в свои проблемы с Ником. А она меня в свои – со всеми, с кем пыталась строить отношения после развода. Мы с ней иногда даже в «Марусю» вместе ходили, в надежде подыскать ей горячего русского парня. Правда попадались всё больше просто российские: Ашоты, Гургены и Самвелы… Но Катя не унывала и продолжала искать. Она вообще была человек-позитив, этакая русская Венера пятьдесят четвёртого размера – румяная, сочная, уютная. Может, потому и с мужем-немцем не срослось, потому и Саркисы и Сурены всякие попадались вместо Иванов и Матвеев? Катя всегда очень поддерживала меня в периоды разногласий с мужем – всеми этими откровенными бабскими разговорами за бокальчиком красненького, совместным шоппингом или каким-нибудь особенным маникюром, а теперь, услышав, что у нас с Ником всё наконец-то наладилось, даже неожиданно прослезилась от радости. И это окончательно убедило меня в том, что всё складывается правильно. Наконец-то.