Стася Андриевская
«Откровения о…» Книга 3. Расплата
Глава 4
На стихийном колхозном рынке, сразу за остановкой, купила две пол-литровые баночки клубники – одну для мамы, вторую себе. Шла, щурясь на ласковое утреннее солнце, мотыляя пакетиком, и, наплевав на мытьё, тягала по одной ягодке. Бабулька-божий одуванчик сказала ничем не опрысканная. Ладно, поверим.
А когда свернула с оживлённого проспекта Столетова на узкую, утопающую в зелени древних ясеней Лазоревую – невольно замедлила шаг. Только сейчас до меня окончательно дошло, что лето всё-таки началось. Уже третье июня. А кажется – вчера только весну ждала! Никогда раньше не замечала, чтобы время неслось с такой скоростью.
Надо чаще ходить пешком, блин. Последний раз я шагала по родным трущобным улочкам аж двадцать третьего апреля, на Пасху. С Лёшкой.
При мысли о нём засаднило под рёбрами. Тут же вспомнился и ливень, и то, как я, идиотка, блин, стояла под дверью его съёмной квартиры, прибитая осознанием того, что он теперь в армии. Ой, ду-у-ура… Да лучше бы он ушёл тогда! Сразу столько проблем бы отвалилось… А под рёбрами всё равно саднило. Обида.
Мамы дома не оказалось. Толик же, застелив середину комнаты старым покрывалом, мастерил из досок какую-то хренатень. На письменном столе – библия, заложенная журнальчиком «Пробудись», а сверху очки. Так мило. Только как-то… Я почему-то думала, они в это наигрались уже.
Помогла подержать массивную перекладину, пока Толя прикручивал её саморезами, передала мамке привет, оставила клубнику и сбежала.
Напряжение нарастало с каждым часом. Денис мог вернуться в любой момент, и я и хотела, и боялась этого, и чувствовала, что неумолимо приближаюсь к порогу «Да пошло оно всё», когда проще рубануть с плеча, а уж дальше – по обстоятельствам. Но я же не сделаю этого, да? Господи, пожалуйста, не приведи. Не привёл же отдаться Лёшке, вот и тут не надо… Пожалуйста!
Гружёная пакетами с продуктами, вернулась в белокаменку часам к двум. Это конечно прикольно – наготовить, а потом выкидывать. Потому что, кто есть-то будет, если Денис не появится? Если только Максу всё скормить. Тот точно с удовольствием.
Представила вдруг ситуацию: Макс сидит в кухне, уплетает мои щи, и в этот момент заявляется Денис… И аж мурашки по спине побежали. Да уж. Хотя казалось бы, а что такого? Не в постели же. Не в душе… Но чёртова вина проецировалась на всё. Казалось, любой мало-мальский косяк обязательно выведет Дениса на… Чёрт, даже думать страшно. А выносить еду в машину – унизительно как-то. Макс же не дворняжка приблудная.
Но самое смешное, что и не готовить нельзя, потому как приедет Денис, а у меня голяк в холодильнике. И что? А как же путь к сердцу через желудок, примирительный борщ и всё такое? Короче, надо.
Около половины четвёртого уже готова была встречать дорогого гостёчка… и сразу как-то пусто на душе стало. Пока была делом занята – ещё терпимо, а теперь… Прям хоть по второму кругу за уборку принимайся или сверхурочно в Олимп выходи. Или готовься к последнему зачёту, дай Бог здоровья Серовой, чтобы её больничный не затянулся до конца июня. А хотя, какая, хрен, разница, если всё равно на вышку перепоступать? Тут же обнаружила, что так и не вспомнила про хлеб.
Когда, возвращаясь из универмага, переходила дорогу, меня окликнули. Так это, слегка неуверенно, словно сомневаясь, я ли это:
– Люда?..
Я машинально обернулась, отыскивая в толпе пешеходов зовущего. Не найдя, подумала что ослышалась, и в этот момент меня жёстко подхватили под локоть и поволокли.
Со стороны это, наверное, выглядело как случайная встреча давних приятелей: они ехали мимо, она переходила дорогу: «Привет – Привет. Подвезти? – О как кстати!..» А на самом деле у меня тупо пропал голос. От ужаса.
Уже возле распахнутой двери легковушки я всё-таки слабо упёрлась ногами, но стоило амбалу пихнуть меня посильнее, и они подкосились.Я рухнула в салон, прямо в руки второго громилы. Он без лишних слов рванул меня на себя – в центр сиденья, и локтем вбил шею в спинку кресла. От удара по кадыку мгновенно выступили слёзы, и накатил приступ жуткого кашля. И я бы сложилась пополам, выхаркивая внутренности, вот только кто бы мне дал хотя бы шевельнуться!
Машина с визгом рванула с места.
Задыхаясь от рвущих горло и грудь спазмов, захлёбываясь паникой и льющими по щекам слезами, я забилась, как рыбёшка на песке и как-то совершенно трезво, словно взглянув на происходящее со стороны, поняла, что всё бесполезно. Это конец.
– Пискнешь, пожалеешь, – без единой эмоции буркнул громила, когда машина наконец остановилась, и меня вновь поволокли.
Через железную дверь в какой-то внутренний двор, заваленный картонными коробками и мусорными баками. Оттуда – в здание, по обшарпанной лестнице вниз, потом вилючим подвальным коридором, и снова наверх, к двустворчатым дверям. За ними – суета, запахи еды и отголоски музыки.
– Семён, горячее давай в круглый зал! – крикнули сбоку.
Я впилась взглядом в лицо этой женщины – ну неужели не увидит моего отчаяния? Но она отмечала что-то в записной книжке, даже не повернув к нам голову, а через мгновенье, меня уже снова волокли по какому-то коридору.
Очередная невзрачная дверь… и вдруг – много света и воздуха. Много кремово-белого и контрастом к нему – тёмного дерева. Негромкая музыка, какая-то классика. Столики под скатертями в одной зоне и легкие, похожие на решётчатые ширмы дверки – целый ряд, как купе в поезде – в другой. Драпировки, живопись в массивных рамах… Роскошная люстра-канделябр в центре залы. Здесь бы балы закатывать…
Амбал, больно сжимавший мой локоть, неожиданно аккуратно стукнул в одну из дверок.
– Да… – ответил спокойный такой, скучающий голос.
Меня впихнули внутрь, и я застыла на входе. Маленький кабинет, обои под старину. Практически во всю стену – окно-арка, за которым играет на ветру ветвями старая берёза. Шикарные портьеры, подхваченные изысканными кистями. Какие-то милые безделушки-статуэтки и бронзовый бюст Пушкина на широком мраморном подоконнике. У окна столик. На нём цветы, шампанское в ведёрке со льдом, еда в красивых, белоснежных с золотыми каёмочками тарелках. Вернее – еда только с одной стороны стола, с другой – кофейное блюдце, вазочка с рафинадом и изящный молочник. Панин аккуратно поставил на блюдце полупустую чашечку, слегка тряхнул, складывая, газету. Не спеша снял очки, потёр переносицу. Указал на пустующее место напротив себя.
– Садись.
Я подчинилась. Он бросил взгляд на часы.
– Осталось пятнадцать минут, – и наконец, поднял на меня недовольный взгляд. – Ты убила почти полтора часа моего времени. Объясни.
А у меня язык к нёбу прилип.
– Я так и думал, – скривился он. – Нет никакого объяснения, просто глупые капризы. – Липко ухмыльнулся: – Или малышка цену себе набивает?
Я испуганно опустила голову.
– Я не понимаю о чём вы…
– В самом деле? А мне казалось, что вчера мы наконец-то нашли общий язык? Даже обрадовался – умные девушки сейчас большая редкость.
– Я… – взгляд упал на лежащую на краю стола небольшую кожаную папку, с витиеватой, похожей на росчерк золотого пера надписью «Онегин». Тут же дошло. – Подождите, Эдуард Валентинович, но мы же вчера ни о чём не договорились! Я же не ответила вам!
– Вот именно. Ты не сказала нет, а это, по законам жанра, значит – да.
– По каким ещё законам?
– Незнание которых, не освобождает от ответственности! – неожиданно рассмеялся он. Сменил гнев на милость. Ага. – Ну ладно, малыш, успокойся. Сделаем вид, что ничего не случилось. Кстати, у меня осталось всего двенадцать минут. Твоё горячее, увы, давно остыло, но, может, шампанского? – и, не дожидаясь ответа, налил полный фужер. – Дом Периньон, ты не против?
А у меня руки дрожали от пережитого шока, от обиды и негодования. Я зажимала ладони между колен и не понимала, как себя вести. Пожалуй – не злить лишний раз.
– Пей! – приказал он и, внимательно проследив, как я суетливо осушила бокал, тут же налил второй. – Пей!
После третьего я робко сказала, что больше не могу. Но всё равно пришлось допить всю бутылку. Практически залпом. Отставив её, он кивнул на цветы в вазе: – Забирай! – и, проследив, как я уже слабеющими от стремительно наплывающего опьянения руками, наконец-то выудила букет и замерла, не зная, куда девать стекающую со стеблей воду, усмехнулся: – Вот видишь, малыш, как некрасиво бывает, когда не по плану. Но ты сама виновата. И ты не только убила моё время, но и разочаровала меня. Я, знаешь ли, не люблю глупых женщин. – Недовольно скривился, покачал головой. – Жаль. Наше общение могло бы быть интересным.
– Извините… Я не хотела вас обидеть.
Какая-то часть сознания тут же возмутилась. Слабачка, блин! Какие, нахрен, извинения, после такого?! Но другая уже расслабилась и согласилась, что да – сама виновата. И вообще – очевидно же, что человек просто посидеть хотел, поболтать. Цветы, элитное шампанское, дневное время, людное место – очень красиво всё, между прочим… Денис, наверное, не умеет так ухаживать. Во всяком случае, за полгода не сподобился даже одного цветочка подарить. Ни разу. А если бы и сподобился – на хрена мне цветы, купленные Боярской, да?
Панин встал, подал локоть:
– Пойдёмте, Люда. – Отстранённо так, официально. – Я подвезу вас до дома. И поверьте, мне жаль, что пришлось действовать силой. Надеюсь, это послужит вам уроком.
Глава 5
Проснулась от тяжёлого, навязчивого запаха. Он до тошноты кружил голову, растекался по носоглотке приторным маслом. Открыла глаза. Отлично – вырубилась прямо в одежде, на диване в зале.
Уже стемнело. Тут же поняла, что пахнут лилии в букете, подаренном сегодня Паниным. А я ведь сразу же, едва выйдя из машины, хотела его выкинуть, а потом забылась и припёрла в дом. Вынести на лоджию? Ну уж нет, к чёрту его!
Нашарила тапки, пригладила волосы и, захватив чёртовы лилии, а заодно и вчерашние розы, сунулась к мусоропроводу. Но букеты были слишком шикарными, они просто не помещались в люк.
Пока дошла до мусорных баков, на свежем воздухе слегка отпустило голову. Вспомнились подробности дороги домой, когда Панин, добрый, блин сказочник, рассказывал мне истории из жизни родного Мухосранска. Так просто, словно каких-то полчаса назад меня не похищали по его приказу. А вишенкой на торте стала речь о том, что Денис действительно предприниматель нового уровня, который не просто не гребёт под себя, но ещё и пытается сделать что-то для города.
– Таких нужно поддерживать. Вы, Люда, если что звоните, не стесняйтесь. Чем смогу – помогу.
Вот и как это понимать? Он намекает на новые проблемы или реально, показал себя сегодня крутым чуваком, кайфанул, и теперь все обидки в прошлом? А обращение на ВЫ – это знак того, что между нами установлена дистанция? Было бы отлично. Тогда, может, и не надо было выкидывать его розы? Красивые же. Просто охрененные. Но методы у него, конечно… Хорошо хоть мне хватило ума настоять на том, чтобы меня высадили на остановке в двух кварталах отсюда. Так, на всякий случай.
Блин, Денис, где ты уже, а?
Вернувшись домой, набрала Медка. Не ответил. Набрала Макса. Тишина. Твою мать, ощущение такое, словно я одна в целом свете… Немного подумала и набрала Ленку.
– Алло?
Нелли Сергеевна, блин, а вот вас, кстати, не больно-то и хотелось! А в сердце между тем противно заворочалось что-то едкое. Соперничество?
– Алло-о-о? – настойчиво повторила та, и я с каким-то мучительным наслаждением «вступила в контакт»:
– Я могу услышать Лену?
– Кто спрашивает?
Мне даже показалось, что она меня узнала. Привет, паранойя!
– Людмила. – Ох, как зазудело! Нестерпимо. – Кобыркова!
Повисла пауза, и на заднем плане вдруг отчётливо спросили:
– Это меня? – и я до боли в пальцах стиснула трубку. Денис!
Даже не поняла, что Нелли Сергеевна, не сказав больше ни слова, дала отбой. Просто стояла и слушала гудки.
Это Денис, и он вернулся. Когда? Да хрен его знает. Но он сразу поехал туда. Туда!
Очнулась, когда кольнуло в губе, а на языке посолонело. Прижала палец, глянула – кровь. Да и хрен с ней, подумаешь…
Он поехал туда. А мне даже не позвонил.
Швырнула трубку на аппарат и тут же, словно только этого и ожидая, раздался звонок. Сердце зашлось волнением. Он?
– Алло?
– О-о-о, привет, звезда Олимпа! – Боярская. Довольная, сука, как лиса в курятнике. – Как жизнь молодая? Слышала, ты там Москву порвала в клочья?
Ха-ха-ха. Очень смешно.
– Привет, Оль.
– Что-то не слышу энтузиазма в голосе?
– Ты меня разбудила, если что.
– Да ладно? Месячные что ли?
– В смысле?
– Я бы на твоём месте не слезала с Машкова, после недельной-то голодухи, а ты спишь?
– Да пошла ты, – и я бросила трубку.
Но она тут же перезвонила:
– Позови его!
– Волшебное слово забыла.
– Слушай сюда, Людочка, – язвительно выделила она имя, – у меня очень важное дело, и твой детский сад в него не вписывается. Зови!
– А не могу, он в душе! Вспотел, знаешь ли, пока я с него не слазила.
– Как выйдет, передай, чтобы срочно перезвонил! – и оборвала связь, сука.
Я набрала Ленку, вернее – Дениса, чего уж там. Но ответила опять Нелька. Попросить, чтобы позвала мужа? Забавно будет. Ладно, отбой. Ну и как быть?
Минут через пять опять нарисовалась Боярская:
– Ну и сколько ещё ждать?
– Сколько нужно.
– Я серьёзно говорю, дело очень важное! Иди, давай, вытаскивай его. Я на проводе повишу.
– Он сам перезвонит.
Положила трубку и снова принялась грызть губу. Сама дура, чего уж там. Признаться теперь, что он на самом деле дома с женой, значит жидко обосраться перед Боярской. Чёрт.
Опять набрала Ленку.
– Да! – командно рявкнул Денис.
Сердце резануло до щекотки в носу. Господи, как же я по нему соскучилась, а он… Он ТУДА поехал!
– Да, слушаю!
Постаралась унять дрожь в голосе и прозвучать как можно обыденнее:
– Боярской позвони. У неё что-то срочное.
И тут же дала отбой. Пульс шкалит, в горле слёзы. Не хочешь – не надо, Денис Игоревич. Мне тогда тоже пофиг.
И для верности выдернула телефонный провод из гнезда.
А проснувшись рано утром поняла главное: когда я пьяная, я дура. И дело не в коньяке. Мне, похоже, вообще нельзя пить ничего крепче кваса.
Включила телефон, тоскливо поглазела на него. Позвонить? Нет уж. Теперь его очередь. Ведь моя дурость не отменяет тот факт, что он так и не приехал.
Набрала Макса. Зачем? Да хрен его знает! Тем более что всё равно – в ответ тишина. Сговорились они все, что ли? Плюнула и завалилась досыпать.
Мне снился Лёшка. Как будто мы с ним в том же ресторанчике. Танцуем. А певичка – Зойка, собственной персоной. Смотрит на нас и раз за разом поёт ту песню про странника.
– Лёш, ну и что дальше? – с горечью спрашиваю я.
И кажется, что это такой важный, такой умный вопрос! Лёшка шепчет ответ прямо мне в ухо, но я всё равно не могу уловить смысл. Зато чувствую его руки на своей голой спине – я в том шикарном платье с последнего дефиле. Лёшка склоняется, касается губами моего виска, и это отзывается в сердце тоской. Она плавит меня изнутри, и всё чего я сейчас хочу – сказать ему, что люблю… Но мне так горько от его предательства, что я не могу выдать ничего, кроме:
– Лёш, ну и что дальше?
А он отвечает, но я не улавливаю смысл его слов. Как будто мозг онемел, зато тело… Его ладони на моей спине говорят сами за себя, я знаю, что чувствую то, что чувствует он, и всё чего сейчас хочется – сказать ему, что тоже люблю… Но лишь в очередной раз повторяю:
– Лёш, ну и что дальше?..
И так по кругу. Пока до меня не доходит, наконец: он тоже не понимает смысла моих слов. Вот так всё просто и… глупо.
И осознание, как вспышка – это последний раз. Прощание. И тут же становится неважно услышать ответ на свой вопрос, только бы понять, что хочет сказать сам Лёшка. А он отстранятся, ему пора. Навсегда. У входа в зал, зажимая подмышками пузатые барсетки, уже поджидают Коля Рыжий и Серёга.
Я вцепляюсь в Лёшку, зарываюсь лицом в любимое место для поцелуев – под подбородком, там, где трепещет сонная артерия, и всё-таки шепчу:
– Лёш, я люблю тебя. Останься!
И вдруг ясно слышу его ответ:
– Я не Лёша.
Вскидываю голову и упираюсь в безумный взгляд. Эти глаза, те, что должны быть стальными, с зеленоватыми прожилками, теперь чернее ночи. Зрачки настолько широки, что закрывают радужку, и из них на меня словно смотрит бездна. Холодная и пустая. А ещё – это Денис. Я обмираю в его объятиях, понимая, что только что сама всё ему рассказала… А он склоняется ко мне и шепчет прямо в ухо:
– Я не Лёша.
– И-и-и-хи-хи… – истерично взвизгивает за спиной Зойка. – Жизнь не фраер, её так просто не натянешь…
Глава 6
Думала, буду визжать, но нифига. Массажные струйки ударили раскалёнными иглами, и только пару мгновений спустя до тела дошло, что вода ледяная. Дыхание спёрло, и всё, что осталось от визга – немое хлопанье ртом. Вообще я не любитель холодного душа, но сейчас было очень нужно. Проснуться. Окончательно проснуться и забыть дурацкий сон! От него в груди свистел сквозняк. Одиночество какое-то, пустота и страх. И ладно бы там Зойка и Лёшка с Денисом – тут-то все понятно, но Рыжий и Серый? С хрена ли они вообще? Каким боком? Не говоря уж о Денчике!
Не выдержала, пустила тёпленькую. Искупалась, помыла голову. Намотала чалму и, обернувшись полотенцем, шмыгнула на кухню. Поставила чайник на плиту, вывалила на стол пилочки-щипчики-лаки. «Красота спасёт не только Мир, но и настроение» – видела недавно в «Космополитене» такой заголовок. Тогда подумала – бред какой-то, а сейчас готова была попробовать.
Денёчек намечался солнечный, из музыкального центра настроенного на FM бодро ржали диджеи «Европа +». И я с ними. Реально, прикольные ребята.
Когда докрашивала ногти на правой ноге, засвистел чайник. Причём, обычно он начинает потихонечку и постепенно раскочегаривается, а это заорал как-то сразу, и через носик стала выплёскиваться вода. Истероид, блин!
– Да, бля-я-я… Заткнись уже, пожалуйста… – небрежно докрасив мизинец, не выдержала я и наконец вскочила.
Старательно растопыривая пальцы на ногах, набадяжила кофе, плеснула в него молочка… и чуть благополучно не расхреначила это всё об пол, когда, развернувшись, увидела Дениса – стоит, сунув руки в карманы и, слегка вскинув голову, разглядывает меня.
А я ойкнула и заревела. Сходу. Вот прям так, с кофе в руке. Ну не дура? И, главное, даже не заметила, как поджала пальцы на ногах, смазывая к чертям лак.
А Денис , очень спокойно, неспеша, бесцеремонно забрал и сунул кружку с кофе в мойку, а потом обнял меня. Крепко. Так, что не вздохнуть. От него пахло табаком и лосьоном после бритья, и… К чёрту! От него пахло Денисом, что бы это ни значило! Совершенно особый, уникальный запах, от которого крыша едет.
Стянул полотенце с моей головы, зарылся лицом в мокрые волосы:
– Привет, Милаш.
– Привет…
– Чего ревёшь?
Пожала плечами, всхлипнула:
– Соскучилась, наверное.
Усмехнулся:
– Наверное?
Промолчала. Сам-то ты как на этот счёт, м?
– Обиделась?
Мотнула головой – нет.
– Врёшь. Обиделась, психанула и решила проучить. – Зажал моё лицо в ладонях, заглянул в глаза: – А я просто не смог. Обстоятельства, понимаешь?
Киваю часто-часто, а у самой сердце инеем покрывается – и это всё? После полутора недель разлуки? Просто обстоятельства? Не смог?!
– Милаш… – хочет что-то сказать, но произносит лишь имя и замолкает.
Молчит и смотрит. «Держит» серьёзное лицо, брови хмурит… а я вижу, как с каждой секундой всё больше «плывёт» его взгляд, а в нём всё то, что не выразить словами. Дурак. Ну скажи, мне так нужно это услышать! Но он только растерянно выдыхает:
– Милаш…
И срываемся оба, целуемся как безумные. Полотенце ослабев, сползает с меня, и Денис вжав меня в стол, наваливается, сминая одну грудь в ладони, а другую терзая губами. Я запрокидываю голову и дрожу. Какой он жадный! Какой бесцеремонный и голодный! Хватает за задницу, рывком усаживает на столешницу между мойкой и плитой. Дёргано, суетливо расстёгивает ремень в джинсах, но замирает вдруг, глядя мне в глаза. Я не поняла. Растерялась и даже испугалась немного:
– Чего?
С моих губ урывками слетает дыхание, до безумия сладко горит в промежости. Соски болят от напряжения, и до одури хочется безумства – того абсолютного и развратного, какое может дать мне лишь Денис… Но он только смотрит и гладит большими пальцами моё лицо – губы, щёки, подбородок.
– Денис, ты чего?
– Какая же ты… – он любуется. Запинается об собственные мысли и не находит нужных слов. Как пацан-переросток, честное слово! И мне это нравится. – Ты такая…
– Какая? – ловлю момент и целую его ладонь у своего лица. Он мимолётно улыбается – ему нравится, когда я целую его ладони – и я растворяюсь в доверчивой нежности.
– Молодая ещё совсем, Милаш.
Что, блин?
– А… это плохо? – Натянуто хихикаю. Что-то не нравится мне этот разговор… Не вовремя он. Немного повожу бёдрами, чтобы сдвинуться к краю столешницы и перекатываюсь на копчик. – Плохо, что молодая? – Развожу колени, и это уже нагло. Стоит ему опустить взгляд – и потеряет голову. Знаем. Бывали.
Но Денис, всё так же поглаживая моё лицо, словно думает о чём-то другом. Я ловлю его большой палец губами, обнимаю языком, посасываю и покусываю, страстно желая, чтобы это было вовсе не палец…
– У тебя столько всего впереди, Милаш…
– Сколько?
– Вся жизнь.
– Вот и отлично! Значит, прямо сейчас можно выделить полчасика на секс, да?
Глаза в глаза и, отцепив его руку от лица, я волоку её по своему телу – по шее, ключицам, груди и животу, и ниже… Вздрагиваю и запрокидываю голову, когда его пальцы умело скользят между губок вниз и сразу вверх – уже мокрые. Невозможно терпеть. – Дении-и-ис… Ну пожалуйста…
Он смеётся и, лаская меня одной рукой, второй расстёгивает, наконец, джинсы…
– Ты когда вернулся-то?
Я бы, честно сказать, уже встала и оделась, но он не отпускал. Лежал на боку, прижавшись к спинке дивана, а я перед ним на животе – с голой задницей, и чертил на мне узоры. Было тесновато, но очень душевно. По телеку шёл какой-то фильм.
– Вчера утром.
– И что, нельзя было позвонить?
– Я же сказал – обстоятельства.
– Ясно. А Боярская чего хотела? – спросила как можно расслабленнее и для пущей убедительности блаженно прикрыла глаза. – В десятом-то часу ночи?
– Не важно.
Постаралась не упустить с лица небрежную полуулыбку, но на самом деле кольнуло. И сразу словно какая-то дистанция между нами появилась.
– Милах, а ты не знаешь, Ленка встречается с кем?
Я аж голову подняла от неожиданности.
– В смысле? С парнем?
– Угу.
– Не знаю… – А на ум сразу пришёл Макс. – А что?
– Да так.
Снова помолчали, и я не выдержала:
– А чего спрашиваешь тогда, раз «да так»?
Резко соскользнула с дивана на колени и уже там поднялась на ноги, но хитрость не удалась – Денис поймал меня за руку, снова потянул к себе. Завалил на бок, прижался к моей спине животом. Шепнул:
– Не уходи, Милаш. Дай покайфовать… Пять минуточек. Ну пожалуйста… – а голос такой, словно спать сбрался.
– Ладно. Тогда рассказывай, что там с Ленкой.
– Да чего тут рассказывать… – вздохнул он и, приподнявшись на локте, подпёр голову рукой. – Нелька говорит, она вчера ушла из дома, ещё шести утра не было, сказала к подружке там какой-то на дачу. Вечером не вернулась. Нашли ту подружку, а она ни сном, ни духом.
– И что?
– Да ничего. Мамзель припёрлась утром, довольная, как кошка. По глазам видно – всю ночь блядовала.
Макс?! На «семёрке»-то? Да ла-а-адно… Хорошо, что я лежала к Денису спиной, иначе всю контору спалила бы своей загадочной улыбой.
– Ну почему сразу блядовала? Может там нормальные отношения?
– Нормальные, это когда родители в курсе где их ребёнок и с кем.
– Блин, Денис, ты такой странный. Тебя не смущает, что ты только что трахал девочку, мама которой уже почти полгода не знает, где та живёт? И, кстати, ей не стало бы легче, если бы она узнала. Понимаешь, да?
Пауза… и молча поднявшись, Денис вышел из комнаты. Зашибись. А что я такого сказала-то?
Сунулась за ним в ванную, дождалась, пока выйдет из душа. Лицо сосредоточено, желваки играют. За живое задела?
– Я только имела в виду, что ты же не считаешь, что я, например, блядую, когда с тобой здесь? – подала ему полотенце.
– Я – нет. Но, думаю, если спросить твою мать, ты узнаешь о себе много нового.
– Допустим. Ну и всё равно – Ленка же пришла? Живая, здоровая. Довольная. Чего ещё надо?
– Угу. Когда у тебя будут свои дети, тогда поймёшь.
– Ты говоришь, как моя бабушка. Слушай, ну а вдруг это любовь?
Денис повернулся ко мне, с подозрением заглянул в глаза:
– А ты уверена, что не знаешь, кто он?
– Уверена.
– А знала бы – всё равно не сказала бы, да?
– Естественно.
– Почему?
– А что, не понятно? Или ты смеёшься?! – Нет, он не смеялся. – Ну хорошо, предположим, я говорю: да, я знаю его, и он твой ровесник. И что ты?
Денис на мгновенье задумался и кинул полотенце на стиральную машину.
– Убью. Обоих.
– Пфф! Ну вот и всё.
– Ладно, я понял, с тобой бесполезно об этом. Сам его найду. Можешь, кстати, даже Ленку предупредить, что найду. Пусть лучше по-хорошему сдаются. И это, погладь мне брюки те, серые, и рубашку какую-нибудь подходящую. Только быстрее. – И вышел из ванной.
– Ты что, уходишь? – кинулась я следом.
Он молча развёл руками, мол, а что не так?
– Но… Но ты только что приехал!
– У меня херова куча дел, Милах. Поэтому да, я сейчас уеду, а ты просто погладишь мне шмотки, и не будешь выносить мозг, ладно? Если получится – приеду ночевать.
Я закусила губу и демонстративно не глядя на него, вышла из комнаты. Что за нахрен, блин? Кто этот чужой дяденька?!
