Стася Андриевская
Личное дело опера Иванова
Глава 3
Чпок! – смяв зелёную крышечку, палец так резко вошёл в горлышко, что кефир плеснул через край. Харламов ругнулся:
– Вот зараза! – но всё равно первым делом жадно припал к бутылке и только после того, как она опустела, потёр пятно на штанах.
– Застирай, пока не засохло, – посоветовал Андрей.
– Ничего, быстрее засохнет, быстрее отвалится, – отмахнулся Олег и вгрызся в булку. Блаженно зажмурился: – Да-а-а! Со вчерашнего обеда об этом мечтал! Чуть не сдох с голодухи! Нет, ну так-то, конечно, лучше бы борщечка с водочкой, но этого у тебя точно нет, да и мне ещё в отдел на летучку гнать.
Вид у него был потрёпанный, глаза покраснели от бессонной ночи.
– Так и не взяли? – аккуратно держа вторую бутылку подальше от своих форменных брюк, Андрей налил кефир в стакан и двинул к Олегу.
– Какой там! Он даже носа не показал, как будто чует, гад! Девки задолбались на трассе стоять – каждый хрен ведь так и норовит подснять! Особенно дальнобои. Мы с мужиками уже не выдержали, говорим, чего отлыниваете, раз такое дело и зверь не идёт, подрабатывайте на ремонт кабинета, а то, вон, участковым малину наводят, а у нас в о́перской – как в заброшке! А они ржут. Помнишь, кстати, Леночку? Ну, Гаврилову? Из секретарской? Видел бы ты её задницу в чулочках, это песня какая-то!
– На живца, значит, дёргаете? – мечтательно вздохнул Андрей. – А почему решили с этого бока заходить? Пропавшие имели отношение к девицам лёгкого поведения?
– Да нет, обычные девчонки, между собой никак не связаны. Единственное, что можно считать косвенно общим, это то, что у обеих отцы эти, как их… Бизнесмены новоявленные.
– А вот это интересно. Может, отсюда и заходить?
– Да откуда мы только не заходили уже! Проверяем уже всё подряд! Не стыкуется. Поэтому отрабатываем все версии. Ну а что делать, Андрюх? Два эпизода, это, сам понимаешь, уже на серию тянет. А нам сейчас только серийника не хватало, особенно перед этим, мать его, слётом.
– Каким слётом?
– Ну ты чего, Иванов, совсем закис тут, на участке своём? Ветеранов МВД! Круглая дата в этом году. Вас на обеспечение порядка разве не распределили ещё?
– А, это…
Да, он действительно закис. Самогонщицы, бытовые ссоры, если повезёт – велосипед у кого-нибудь украдут или даже пацаны тачку угонят покататься. А в остальном – бумажки, бумажки, бумажки… И нехилый километраж пешим ходом по участку – по всем этим самогонщикам, дебоширам и прочим. Чувствовал себя так, словно срок мотает. Уже пятый год.
– Да мы тоже, если честно, какие-то никакие, – словно услышав его мысли, вздохнул Харламов. – Топчемся на месте, топчемся… А толку? Львович кряхтит: устроите мне висяка4 – всех, на хрен, попру за несоответствие. А мы, веришь, и так из штанов выпрыгиваем! – Вспомнил про пятно от кефира на ляжке, потёр. – Не хватает нам тебя, Андрюх! Фарта твоего и чуйки ищейской, ох, как не хватает!
– Не трави душу, Олеж! Отчуялась, похоже, моя чуйка. Чем дальше, тем больше понимаю, что не вылезу уже с участковых. Львович мои прошения о переводе уже, похоже, даже не читает, сразу отклоняет. Да оно и понятно – куда мне в оперативку-то? Маринка вон, от рук отбивается совсем. И главное, при мне – тише воды, а как без меня, так нянька воет с неё! Так что хорошо ещё, если не придётся вообще осесть где-нибудь в кабинете, бумажки перекладывать. Дожился, блин, отличник уголовного розыска. – Отрешённо погонял по столу крышку от кефира. Усмехнулся: – Бывший.
– Ой, ну кончай, Андрюх! Опер бывшим не бывает, тебе ли не знать! А вообще, я давно говорю – жениться тебе надо. Нет, серьёзно! Не хочешь заморачиваться с отношениями, так взял бы хоть какую-нибудь разведёнку с дитём. И ей за счастье – мужика нормального отхватила, и тебе хорошо – и баба регулярная, и дети под присмотром.
– Так, короче, – обрывая больную тему, поднялся Андрей, – это всё прекрасно, но мне пора. – Сунул в папку чистых листов, пару ручек и карандаш. – Василий! – В кабинет заглянул Петров. – Останься здесь, если Машков всё-таки подойдёт, что, конечно, вряд ли, возьмёшь с него объяснения по поводу мордобоя и угроз. Только аккуратнее с ним, он ветеран Афгана, контуженный на всю голову. Будет пытаться командовать, помалкивай в ответ, не нагнетай. Я сейчас к цыганам, потом по адресам. Вернусь после обеда.
Выйдя на улицу, ударили с Олегом по рукам:
– Давай, Андрюх, не кисни! И это, я тебе теперь два по поллитра должен, – подмигнул, снова потерев кефирное пятно на штанах, – помню!
– Ты лучше в гости нарисуйся, с Маринкой воспитательную беседу проведи, крёстный, блин.
– Ну замётано! Жди на выходные.
Харламов пошёл, а Андрей задержался у подъезда опорного пункта, докуривая. Смотрел другу в спину, на его приблатнённый походняк и оперативный, согласно поставленной задаче прикид биндюжника: видавший виды спортивный костюм и кеды, и снова завидовал.
***
– Лэйла, так где Бахтыр?
– Вот только что уехал! На неделю.
На все вопросы Андрея у старшей цыганки всегда были готовы ответы: уехал, не знаю, не помню, не видела, не брала, не понимаю… А вокруг носятся дети, целые полчища детей, аж голова кругом!
Небольшой цыганский табор переехал сюда откуда-то с Кубани примерно полгода назад. Погорельцы. Жили бедно, поэтому кучно: купили старый дом в частном секторе и застроили все шесть соток участка дополнительными жилыми сараями, чем вызвали недовольство местных жителей и головняк Иванова.
Но больше всего злило, что весь этот беспредел располагался почти на границе с участком Маруновского – каких-то пару сотен метров через дорогу! Там тоже был частный сектор – живи, не хочу! Но нет, именно сюда припёрлись.
– Ты прошлый раз то же самое говорила, Лэйла! И клялась, что через неделю вернётся.
– Да? Ай, не помню, начальник!
– Значит, тогда ты за него слушай, – щёлкнул Андрей ручкой, приготовившись заполнять формуляр. – Последнее предписание вам: незаконные жилые постройки разобрать. Слышишь меня? Через неделю не уберёте, следующий раз на бульдозере приеду, ясно?
– Да где незаконные? – ловко переложила она с руки на руку орущего младенца. – Где жилые?
– А это что, по-твоему? – пнул Андрей дверь ближнего сарая, и та, заскрипев, распахнулась.
– А, так это не то, начальник! Тут никто не живёт!
– Ладно, вижу, – спокойно согласился Андрей, не подав вида, что узнал в стоящем там мотоцикле типа «мопед», тот самый, на который на прошлой неделе жаловалась одна из бабок его участка. Вернее, жаловалась-то не на сам мопед, а на соседа пацана, который с этим мопедом возится. Мол, то тарахтит с утра до вечера, то красит его прямо у неё под окном, а ей вонь и шум сквозняком в форточку тянет.
Вот по окраске-то, Андрей его и узнал: серебряный, с алыми языками пламени на бачке и обклеенной трёхкопеечными монетами раме. И вопрос был даже не столько в том, как этот расписной мопед попал к цыганам, сколько в том, откуда он взялся у того пацана и стоит ли его вообще ему возвращать. Пацан-то тот, хотя и не цыган, но тоже – тот ещё хулиган.
Как ни в чём не бывало отошёл от сарая. Протянул Лэйле предписание на подпись.
– Так я не умею писать-то, начальник! – смеясь, оскалила она белые зубы. – Это тебе надо Бахтыра дождаться! Он через неделю приедет!
– Крестик ставь! – едва сдерживаясь, рявкнул Андрей.
– Тогда на! – сунула она ему ребёнка, да так резко, что Андрей машинально взял. И замер, обалдело глядя на пунцовое от крика личико. – Где ставить, то? Тут? – положив бумажку на поднятое колено, ткнула Лэйла ручкой.
Андрей чуть склонился, чтобы глянуть, и орущий карапуз срыгнул. Щедро. Прямо на китель…
Домой мчался как угорелый. Замытое пятно стремительно высыхало, оставляя на серо-голубом сукне безобразное белёсое пятно. И Харламовское «Быстрее засохнет – быстрее отвалится» здесь вообще не работало.
Но, едва войдя в свой квартал, понял, что дома происходит конец света. Тёмка орал так, что уличные кошаны разбегались, а бабки у соседних подъездов слишком уж заискивающе и ещё издали кивали Андрею:
– Здрасти… – и, не таясь, провожали взглядами.
Дома до полного счастья оказалась, что ещё и Маринка заперлась в туалете. А Нина Тимофеевна, пунцовая и взмыленная, в предобморочном состоянии мечется по квартире и тоже орёт:
– Хватит! Хватит с меня этого дурдома!
Разобраться в этом, вот так, сходу, было не реально. Как и выманить из туалета дочку. И тем более, успокоить сына.
– Нина Тимофеевна! – пытаясь привести её в чувства, строго прикрикнул Андрей. – Что случилось?
– Что? Что?! – зачем-то потрясая своей сумкой, орала она. – А вот что! Вот что!
А Андрей пытался удержать на руках вырывающегося, юзжащего на тонкой высокой ноте сына, и ходил за ней…
Наконец с горем пополам, но выяснил, что Марина якобы подговорила Тёмку отрезать на нянькиной сумке ручки. И это само по себе оказалось трагедией. Но и это ещё не всё: орудуя ножницами, Тёмка порезал палец. И хотя там оказалась сущая царапина, от вида крови и боли он впал в панику. А паника у аутиста – это отдельная история. Истеря, он упал и ударился головой, и это ещё больше усугубило ситуацию.
Слушая няню, Андрей суетливо ощупал голову сына – на затылке действительно стремительно росла огромная шишка.
– Всё! Всё! Провалитесь вы все! Сумасшедшая семейка! – прижимая к груди покалеченную сумку, разрыдалась Нина Тимофеевна. – И расчёта мне вашего не надо! Ничего не надо! Ни видеть вас, ни слышать не хочу! Сумасшедшие! – и с силой, так что зазвенели стёкла в окнах, хлопнула входной дверью.
И Андрей остался один-на-один с восьмилетним извивающимся в панике сыном на руках, и почти одиннадцатилетней запершейся в туалете дочкой.
Успокоить Тёмку не удалось даже через полчаса. Он уже хрипел от крика, и Андрею начало казаться, что дело не в испуге, а в шишке… Черепномозговая. Легко!
– Марин, выходи! Ну давай, дочь! – перекрикивая сына, подёргал ручку на двери. – Надо с Тёмкой в больницу ехать! Выходи!
Но она даже не отозвалась, и теперь Андрею уже начало казаться, что с ней тоже что-то не так…
Метнулся в зал, опустив орущего сына на пол, вызвал «скорую» Снова попытался выманить Маринку. Не получилось, но теперь он хотя бы расслышал, как она там шмыгает носом. Понятно. Боится наказания за нянькину сумку…
– Марин, ну выходи! Я не буду ругаться, обещаю!
Бесполезно.
Вернувшись в зал, суетливо разделся до трусов, схватил из шкафа первые попавшиеся треники, и снова к туалету. Но на полпути его остановил звонок в дверь. В полной уверенности, что это «скорая» кинулся открывать… И замер, скрючившись с одной ногой в штанине.
Впрочем, с Красновой тоже было что-то не то, но сейчас Андрею было настолько не до неё, что он просто, на ходу надевая вторую штанину, оставил дверь открытой и побежал в комнату к сыну.
– Тёмыч, ну хорош уже, ну! – пытаясь взять на руки, строго увещевал он его, но Артём, похоже, даже не слышал.
– Что вы делаете! – раздалось за спиной. – Вы что не видите, что только ещё больше раздражаете его?! Сейчас же выйдите отсюда!
– Чего-о-о? – обалдело обернулся Андрей. – А вы не… – это было просто феерией происходящего дурдома. Как будто конец света всё-таки настал. – Вы не… Не… – Ну, во всяком случае, дар речи у Андрея точно пропал.
И всё же, несмотря на ударившее в голову возмущение и жгучую потребность поставить эту… Краснову на место, было в её требовательно уставленном на дверь пальце что-то такое, отчего Андрей подчинился.
Слушая истерику сына теперь уже из-за закрытой двери комнаты, оделся и снова пошёл упрашивать Марину. Она не реагировала, а вот Тёмка, хотя и не сразу, но затихал.
В итоге, подъехавшая «скорая» нашла лишь всхлипывающего после истерики мальчика с небольшим порезом на пальце и шишкой на голове, и предложила на всякий случай отвезти их в травмпункт, сделать снимок.
– Я могу съездить с вами, – вызвалась вдруг Краснова, и тут же, вспыхнув, потупилась. – Если хотите, конечно.
И Андрей вдруг понял, что с ней сегодня не так: она была похожа на что-то из разряда Леночки Гончаровой, стоящей на трассе в чулочках. С той лишь разницей, что та была на оперативной работе под прикрытием, а эта… Она что, по улицам так ходит?
Короткая обтягивающая юбка, высоченные каблуки, маечка какая-то дурацкая с глубоким вырезом. Хорошо хоть поверх всего этого был накинут удлинённый пиджак. Но и он не особо спасал – стоило Красновой сменить позу, как тут же создавалось впечатление, что под пиджаком ничего нет. Вообще. Ну, кроме тела, естественно. Голого.
А ноги стройные, «от ушей», и такие… «Так, стоп! Чёрт!» – спохватился Андрей и резко отвернулся.
– Нет, Оксана ээ… – вышибло не только отчество, но и в принципе всё, что собирался сказать. – Ээ…
– Можно просто Оксана. Если хотите, конечно!
Очнулся. Тряхнув головой, нахмурился.
– Оксана Васильевна, со мной ехать не надо, но вы не могли бы какое-то время побыть здесь? Просто, у меня там, в туалете, дочка.
– Ей плохо? – встревожилась Краснова.
– Нет. Она… она просто не хочет выходить.
– Ааа… – с тактичной понятливостью отвела Краснова взгляд, но Андрею почему-то вдруг стало неловко. – Да, конечно. Я побуду, не переживайте.
В «травме» пробыли часа три, точно. Опять летел к чертям весь запланированный на день объём работ, но, при удачном раскладе, ещё можно было бы успеть на планёрку.
Нужно было успеть!
Из автомата в фойе больницы дозвонился на опорный пункт. Дежурящий там Петров доложил, что принял две новые бытовые жалобы от населения, и что дебошир так не явился для дачи объяснений. Отправив помощника разбираться по жалобам, Андрей поспешил домой.
Дверь ему открыла дочка – уже хорошо!
– Привет! – как можно обыденнее улыбнулся он ей. – Как дела? Чем занимаешься?
– Нормально! Рисую.
– Рисуешь, это хорошо… – сняв с Тёмки сандалии, потрепал Андрей Маринку по голове, и поспешил в комнату, переодеваться.
И замер на пороге: Краснова утюжила его китель!
– Стоять! – слёту выдернул он его из-под утюга. – Ну что вы снова лезете, куда не просят?! Нельзя гладить, там пятно и… – И замер. Непонимающе повертел китель в руках. – Пятно. Вот здесь…
Краснова испуганно прижала к груди марлю, через которую утюжила:
– Так я его вывела.
– В смысле…
– Ну, в смысле, над чайником. Па́ром! Но вы не переживайте, я сначала на подвороте проверила – не линяет.
– А… – От неожиданности мысли Андрея разбежались. – Тогда ладно.
Вернул китель на гладильную доску.
– Тут немного осталось, – подхватила его Краснова. – Рукав чуть-чуть. Я сейчас!
– Да, конечно.
Взгляд упал на брюки и рубашку, которые он в суматохе швырнул, как придётся. Теперь же они, аккуратно выглаженные, висели на зацепленных за дверцу шифоньера плечиках. Стало вдруг мучительно неловко.
Глянул украдкой на Краснову, на этот её нелепый прикид – лохматую причёску, боевой раскрас и остальное: юбчонку, едва прикрывающую задницу и обтягивающую маечку. Сейчас, без пиджака, было отчётливо видно, что под майкой нет лифчика. Вторя движениям утюга, высокая грудь упруго колыхалась и…
…Сжать крепко – до испуганного от неожиданности всхлипа, до дрожащих, полуприкрытых ресниц…
Ч-ч-чёрт! Отвернулся. Выдохнул, отгоняя наваждение.
– Вот, готово!
– Спасибо, – не глядя, выхватил он китель из её рук.
– Обедать будете? Хотя, скорее, ужинать уже. Я посмотрела, там суп свежий на плите, Нина Тимофеевна, наверное, сварила. Подогреть?
– Нет, не успеваю. – Замялся. – Оксана… вы не могли бы выйти? Мне нужно переодеться.
– Да, конечно, извините! – испуганно спохватилась она.
И вот она упорхнула, а её запах остался. И он, в отличие от неё самой, был свежий, нежный и чистый, как воздух после весенней грозы. Висел в комнате, едва уловимо струился с побывавшей в её руках рубашки. И действовал на Андрея как-то… ненормально.
И только потом, уже в автобусе, он понял, что по запарке всё-таки назвал её просто Оксаной.
Хреновый знак.
Глава 4
После планёрки и почти полуторачасовой писанины отчётов, наконец поехал домой. Но по дороге вышел из автобуса на пять остановок раньше, у стадиона на Ленина, и двинул к девятиэтажкам.
Действовал по наитию и не прогадал – вечно отсутствующий по месту прописки дебошир Машков сегодня оказался дома.
– Может пивка, майор? – пустив Андрея на кухню, беззаботно мусолил он плавничок сушёной воблы, но смотрел при этом цепко, насквозь. – Холодненькое! М?
– Обойдёмся объяснительной, – не ведясь на провокацию, вынул Андрей из папки чистый лист. – Вернее, двумя. Одна по поводу драки, вторая – причина неявки на участок по вызову.
– Да ты хоть понимаешь, к кому пришёл, майор? – угрожающе процедил сквозь зубы Машков. – С кого объяснительную требуешь? Да я с тобой не то, что говорить не обязан, а ты мне ещё и честь отдавать будешь, если прикажу!
Андрей выдержал его тяжёлый взгляд, отмечая при этом трёхдневную щетину «на расслабоне», майку со свежим пятном рыбьего жира на груди, и домашние, растянутые треники. На героя Советского Союза Машков сейчас, прямо скажем, не тянул, несмотря даже на железную выправку, которую уже ничем не погнуть, даже бытовухой. Но, с другой стороны, настоящие, некабинетные герои, они вот такие и есть – неидеальные по жизни.
– Я к вашим боевым заслугам, товарищ полковник в отставке, – звание подчеркнул специально, давая понять, что прекрасно понимает, с кем имеет дело, – отношусь с большим уважением, но они не дают вам права нарушать общественный порядок и запугивать население.
Сохранять официальный тон было довольно сложно. Потому что герой героем, звание званием, но вообще-то они с Машковым были одногодками. И районная милиция – это, конечно, не отряд специального назначения в Афгане, но и не какая-нибудь там охранка на складе с картошкой. И тоже заслуживает как минимум уважения.
– Да ладно? – усмехнулся Машков. – А если это твоё население плевать хотело на этот твой общественный порядок, тогда как быть? Я этому гаду раз сказал убрать дерьмо за своей собакой в подъезде, два сказал… Не понимает! А в морду дал – сразу дошло! А в Афгане я бы его в яму на сутки посадил – днём жара и мухи, ночью холод и шакалы. Зато на утро – другой человек!
– Но вы не в Афгане. Здесь достаточно было написать заявление участковому.
– Знаешь, куда иди со своими заявлениями, майор? Я боевой офицер, а не какая-нибудь крыса кабинетная, чтобы бумажки строчить!
Зацепило! Аж кулаки зачесались. Но Андрей лишь выдохнул, сдерживаясь.
– Значит, вы не отрицаете, что инцидент был? Удары кулаком в лицо, нецензурные оскорбления. А ещё, угрозы сексуального насилия, так?
Машков рассмеялся.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я и вправду собираюсь его трахать, майор?
Андрей придвинул к нему лист:
– Ну вот и отлично. Так и пишите: «Угрожал, но на самом деле не собираюсь»
– Не понял, – недобро сощурился Машков, – ты шутишь или издеваешься?
Андрей задержал взгляд на его жёстком лице. Всё-таки опасный тип. Нестабильная психика, слишком легко заводится. Вероятно, последствия контузии.
– Я работаю. У вас, Денис Игоревич, в армии свои порядки, а у нас в милиции свои. И в ваших же интересах написать объяснительную и постараться договориться с потерпевшим полюбовно, чтобы материалы просто ушли в архив.
– Вот ищейка дотошная! – усмехнулся Машков. – Ладно, майор, уговорил. Да расслабься, думаешь, не понимаю, каково тебе сдерживаться?
А может, и нет никакой нестабильности, а одному только Машкову понятная игра. И тут ещё вопрос, что лучше, ведь чем скрытнее мотивы, тем опаснее личность их имеющая, а Машков, к тому же, матёрый и самодостаточный, как волчара-одиночка, спецназовец. Такой если вцепится, то мёртвой хваткой. А, не дай бог, в криминал сунется – весь район кровью умоется, точно5
– Служба твоя ментовская хотя и собачья, но без неё тоже никак, – щёлкнув ручкой, притянул к себе лист Машков. – Только учти, что я вот эту всю хрень писать буду исключительно из уважения к тебе. А самому мне до этого гада дела нет, клал я на его жалобы. Мне проще его в лесочке прикопать, чем договариваться.
– Вы бы осторожнее с выражениями, Денис Игоревич. Слово не воробей.
Машков только усмехнулся и погрузился в писанину.
Пока он писал, Андрей осматривался. Обычная панельная трёшка в обычном доме, обычного, не самого благополучного района, но вот ремонт… Он был свежий, практически нулёвый, и настолько дорогой, что даже сам Машков в своих замызганных трениках смотрелся здесь чуждо. Как будто случайно пивка зашёл попить.
– Разрешите личный вопрос, Денис Игоревич? Это ваша квартира?
Машков заинтересованно поднял голову. Встретились с Андреем взглядами.
– Скорее жены и дочки. Для них купил. Отремонтировал, обставил. А что?
– То есть, в финансах вы недостатка явно не испытываете. И, сдаётся мне, что это вовсе не офицерская пенсия, и даже не надбавка за «Героя». Скажи́те, вы…
– Да ты задолбал мне «выкать», майор! – перебил вдруг Машков. – Давай как-то попроще, а? На вот, не потеряй! – сунул ему объяснительную. – И всё, официальная часть объявляется закрытой. – Откупорил новую бутылку пива. – Может, всё-таки выпьешь? Рабочий день-то наверняка уже закончился?
Хотелось. Чертовски хотелось! Аж слюна набежала.
– Нет, спасибо.
– Честь мундира блюдёшь? Уважаю. – Припал к бутылке, в один заход выпив почти до дна. – А вот на счёт финансов… – Задумчиво обвёл взглядом кухню. – Ты, конечно, про криминал подумал, но нет, я беспредел не уважаю, мне кровью заработанный авторитет героя дороже бабла. Но слыхал, может, штука такая есть – бизнес называется?
Андрей усмехнулся:
– Фарца? Купи-продай, только масштабы посолиднее. – Кинул взгляд на импортный холодильник. – Думаю, значительно солиднее.
Машков тоже усмехнулся.
– Осуждаешь? Думаешь, продался офицер, за длинным рублём погнался, да? А я тебе так скажу – когда надо было жизнью рисковать, я за ценой не стоял и по окопам не отсиживался. Всё, что я умею – воевать. И когда на гражданку по ранению вышел, тут-то и понял, что нет мне места в мирной жизни. В военкомате бумажки перекладывать, или пузо в высоком кабинете отращивать – не моё это, лучше сдохнуть. И если бы ты только знал, майор, как меня тогда ломало! Я ведь на полном серьёзе жалел, что из Афгана живой вернулся, чуть не спился к чертям. – Задумчиво помолчал. – А потом один мой хороший друг, тоже офицер, сказал, что жизнь это и есть война, и пока ты жив – где-то кипит твой личный бой, и нет ничего позорнее, чем сбежать с него раньше времени. Просто у каждого фронта своя битва, понимаешь? Я вояка, ты мент. А ещё есть врачи, учителя, учёные… Много всяких. И каждый должен оставаться на своём месте ровно до тех пор, пока он там нужен. А потом, когда миссия выполнена, приходит пора искать новую битву, и так до самой смерти. Вот и я нашёл свою новую – в бизнесе. И вот что я тебе скажу – другие времена настают. Совсем другие. Бизнес теперь, это не обязательно купи-продай. Иногда это ещё и: восстанови старое, создай новое, дай людям работу, оставь после себя что-то настоящее, что-то кроме кучки своих вонючих понтов. Ну и конкуренция, конечно. Конкуренция – это вообще особый кайф!
Замолчал, со смаком опустошая очередную бутылку пива.
– Кстати, майор! У меня как раз есть место в службе безопасности. Пять человек в бригаде, все ребята заинтересованные, дисциплина как в армии. В обязанностях – сопровождение руководства на переговорах. Никаких выработок с восьми до восьми, никаких кабинетов, рапортов и разводок. Хорошая зарплата и страховка. Вот у тебя семья есть, майор?
– Дети, двое.
Машков кивнул:
– И им тоже страховка, на случай если с тобой что-то случится. Ну, на переговорах. – Многозначительно двинул бровями, Андрей понял. – Как видишь, работка непыльная, но очень ответственная. Пойдёшь?
Андрей усмехнулся. Предложение – «просто космос!», как сказала бы его бывшая жена. Она вообще любила, чтобы непыльно и денег побольше.
Мотнув головой, сморгнув неприятные воспоминания: ангельское личико, пшеничные локоны и вечно надутые капризные губы: «Ну за-а-а-ай… Ну ты же говорил, что со следующей зарплаты точно купишь!» Причём, не важно, что купить, главное, чтобы у Машки, Дашки, Сашки и какой-нибудь там Промокашки не оказалось такого же, или не дай бог лучше…
Забрав со стола объяснительную, Андрей аккуратно уложил её в папку, защёлкнул замки.
– Предложение, конечно, лестное, но нет. Я мент. И, может, служба моя и собачья, но это, как вы говорите, моя битва, и она ещё точно не окончена. И я, если честно, даже не представляю, что может случиться, чтобы я её оставил.
– Верность своему делу, это достойно уважения, – кивнул Машков. – Но не душно ли тебе в участковых, майор? Издалека же видно, что ты давно уже свой потолок башкой подпираешь.
– Душно, да. Но в прошлом я опер УГРО, а опер бывшим не бывает. Просто временные обстоятельства. Так что насчёт участкового – это мы ещё посмотрим.
До дома добрался только вначале девятого.
– То есть как – спит? – не поверил своим ушам, даже заглянул в комнату, где действительно мирно сопёл Тёмка. Озадаченно вышел в коридор. – Он обычно до полуночи не унимается.
– Просто ему нужно чаще гулять, – скованно, словно не зная, как себя вести и куда девать руки, улыбнулась Краснова. – Хотя бы во дворе, но лучше ходить куда-то вроде парка или даже просто по людным улицам, чтобы было больше раздражителей. Для него это, конечно, стресс, но он необходим ему для развития. Ну и сон нагуливает, конечно. Тут главное – не переборщить с эмоциями.
Пока она говорила, Андрей отметил, что она снова надела свой пиджак, и даже застегнулась на все пуговицы. Хорошо, хватило ума. Ещё бы умылась, вообще бы замечательно было! Не говоря уже о нормальной одежде… Перед глазами отчётливо встал вчерашний игриво прикрывающий коленки подол зелёного платья. Вот это действительно было красиво!
– Разогреть вам суп? – вырвала его из задумчивости Краснова. – Марина отказалась есть, думаю, потому что его варила Нина Тимофеевна, но, возможно, с вами за компанию и захочет.
После сумасшедшего дня, обстановка дома была настолько непривычно умиротворённой, что Андрей лишь благодушно махнул рукой и решился:
– А давайте! Но только и вы с нами, да? Тоже за компанию. А потом обсудим условия вашей работы у нас.
Краснова на ужин с радостью согласилась, а вот Марина снова заупрямилась. И хотя она послушно села со всеми за стол, но есть не спешила, только ковырялась ложкой в тарелке и вздыхала.
– Ешь! – нарезая хлеб, велел Андрей. – Хватит вымудряться!
А уже в следующее мгновение Краснова, отправившая в рот первую ложку, замерла… И вдруг аккуратно прикрывшись куском хлеба, выплюнула суп обратно в тарелку. Смутилась.
– Извините, он… С ним что-то не то.
По тому, как Маринка втянула голову в плечи, Андрей сразу всё понял, но всё-таки тоже попробовал. Суп был жутко пересоленный, и в то же время сладкий, и вместе с тем кислый – один бог знает, чего эта неуправляемая вредина туда насыпала! Нахмурившись, отложил ложку, и дочка, посидев ещё пару мгновений, без лишних слов встала и пошла в коридор.
– Марина, постой… – начала было Краснова, но Андрей вскинул руку:
– Пусть идёт!
Наверное, получилось резковато, потому что Краснова вздрогнула и испуганно сжалась.
– Вы неправы, Андрей Иванович. Этот конфликт уже исчерпан. Понятно же, что она испортила суп до того, как заперлась в туалете! У неё и без того такой безумный день сегодня, что всё, что сейчас действительно нужно, это просто спокойно поговорить!
Андрей усмехнулся. Началось. Какие там неделя – две! Шести часов хватило.
– Спасибо за совет, Оксана Васильевна, но я сам разберусь, что нужно.
Краснова помолчала, но надолго её не хватило.
– Ну неужели вам самому не интересно узнать, что ею движет? Она ведь абсолютно адекватная, умная девочка! И вот это всё, – указала на суп, – может быть не вредительством, а попыткой привлечь ваше внимание, которого ей не хватает! Не задумывались об этом?
– Я вам очень благодарен за помощь, сегодня мне это действительно было необходимо, – с досадой глядя на отпечатавшийся под её нижним веком след от ресниц, кивнул Андрей. – Но в остальном… Боюсь, если так пойдёт дальше, то мы с вами всё-таки не сработаемся. И поверьте, мне будет очень жаль! Поэтому, пожалуйста, давайте сведём к минимуму все возможные недоразумения? Ваша задача – просто приглядывать за детьми в моё отсутствие. А когда я дома, я занимаюсь ими сам. Это понятно?
Краснова как-то обмякла и прикусила губу, но при этом Андрей буквально чувствовал, как её раздирает.
– Хорошо. Но… Можно хотя бы сейчас я пойду к ней? Мне правда кажется, что ей очень плохо.
– Нет, нельзя. Так вы только покажете ей, что можно творить что угодно, а потом жалостью выпрашивать прощения. Я же хочу, чтобы она училась ответственности за свои поступки. К тому же, она всё равно не будет сейчас разговаривать. Уж поверьте. А когда будет готова – она сама придёт.
И в этот момент случилось то, чего Андрей не слышал уже пару-тройку лет – из коридора донеслись всхлипы. Краснова вскочила, но Андрей схватил её за руку.
– Нет! Вы прекрасно видели, что я её в этот угол не ставил. Она сама себя туда поставила, как и в туалете саму себя заперла. И она прекрасно знает, что ничто не мешает ей прийти сюда прямо сейчас и поговорить, но всё равно не идёт. А значит, она не готова к серьёзному разговору.
Лицо Красновой исказилось, словно на месте Андрея она увидела вдруг таракана и собирается прибить его тапком:
– В угол? Саму себя?! Браво, Андрей Иванович! У вас прекрасный дрессированный ребёнок! – и выдернув руку из его пальцев, всё-таки поспешила к Марине.
Андрей не собирался следить за временем, само как-то получилось: Красновой не было ровно двадцать четыре минуты. И всё это время он боролся с собой, чтобы тоже не пойти туда, где звучал её спокойный тихий голос и, хотя и значительно реже, но всё-таки, раздавался в ответ голосок дочери.
Злился. Очень злился!
Да, в детстве он и сам был тот ещё шпана, вся деревня стонала от его выходок. Но у него был отец, который драл с него три шкуры за каждую провинность – строго и последовательно, не поддаваясь жалости, так, что к юности Андрей уже точно знал, что такое хорошо и что такое плохо, мог прогнозировать последствия своих действий и нести за них ответственность. И хотя по детству ему частенько казалось, что отец его не любит, с возрастом стало понятно, что всё с точностью до наоборот – отец очень его любил. Просто родительская любовь, это, прежде всего, ответственность за своего ребёнка. И во многом именно благодаря отцу Андрей пошёл не по наклонной, а в МВД, благодаря ему имел теперь внутренний стержень и чёткую систему ценностей. А ещё – это всё стало возможно благодаря маме, которая не вмешивалась в воспитание отца. Она очень любила Андрея, заботилась, жалела, иногда тайком пыталась покрывать его выходки – но никогда, НИКОГДА не лезла отцу под руку, ни на секунду не давая повода усомниться в нём сыну.
