– Хули вылупился, держи крепче, теперь наверняка достанем, раз я уже слегка подмочился.
На поверхности показалась фыркающая голова Дяди Саши. Если бы не цвет лица, на секунду Максиму показалось, что это, как в цирке, вынырнула из воды морда пожилого моржа. Перекошенное лицо было фиолетовым от внезапности принятия контрастной ванны. Широкий лист сухой осоки налип на один глаз, сделав его по-пиратски забавным. Старый морж-пират. Своими не менее фиолетовыми ластами-граблями он вцепился в корягу и поволок её в сторону берега. Работающий руками и плечами в облаке мутного озерного ила, теперь Дядя напоминал трактор. Тянущий, но застрявший сам. Натужно выкидывающий последние алкогольные пары. Ошмётки дерна, ила и грязи вырывались из-под колёс. Ползущий всеми лошадиными силами к сухой кромке берега с корягой на прицепе.
– Да бросьте вы её.
– Ррррр…
– И корягу, и рыбу.
– Бля буду, но вытащу! – рыча, последним мощным рывком, он подтащил корягу вместе с рыбой, Максимом и удочкой к самому началу мостков.
Глубоко руками нырнул в илистую жижу. Схватив поверженного противника, всего перепутанного леской, кинул на берег. Балансируя на мостках, Максим спрыгнул на берег следом. Огромная рыбина, вся в водорослях и грязи жадно раздувала жабры. Дядя, примерно в таком же озерном одеянии, сидел рядом и жадно раздувал ноздри. Максим набрав в пакет воды, сполоснул от ила улов. Линь, ярко-жёлтым блином, очень живописно смотрелся на молодой весенней траве. Максим зачарованно уставился на крупное чудо природы.
– Какой красивый.
– Килограмма под четыре, а то и больше.
– Да вряд ли.
– Точно говорю. Первый раз такую особь вижу. Свезло тебе брат. Походу царя этой лужи зацепил! – тяжело отдуваясь, сказал мокрый Дядя Саша.
Немного отряхнувшись, он зло посмотрел на рыбу.
– На-ка, сука выкуси! – он резко вскочил на ноги и сложил неприличный жест, рубанув рукой в согнутый локоть, сначала в морду рыбе, а затем кому-то абстрактному в сторону озера.
Мокрый Дядя Саша выглядел очень жалко, но злые жесты развеселили Максима. Максим еле удержался, чтобы не засмеяться.
– А теперь, Максимка, дальше сам, мне документы и бабки просушить нужно. Да и почки студить нельзя, а то в следующие выходные бухнуть не смогу, а для меня это трагедия похлеще всего на свете. Скрути тут все и подгребай к месту эвакуации, – Дядя вразвалку пошагал по тропинке, обтекая илом и хлюпая жижей в сапогах.
– Принято. Сделаю.
Вода вокруг настила и помоста была взбаламучена темными облачками ила. Из воды поднимались пузыри, к поверхности лопаясь глухим звуком. Максим, неторопливо начал собирать вещи. Выловил из воды, рядом с помостом все, до чего смог дотянуться. Достал отдельный пакет и собрал весь мусор, не успевший далеко уплыть или утонуть. Смотал удочки. Очистил от тины и ила ведро из-под прикорма. Загрузил туда линя. Линь, предательски торчал огромным хвостом, из казалось до этого, большого ведра. Оставшись удовлетворённым, прибранной за собой местностью, Максим вернулся ещё раз на помост.
– Спасибо! – отчётливо произнёс Максим.
Перекрестился. Низко поклонился озеру. Ритуал не был языческим действием, как могло показаться со стороны, просто Максиму захотелось выказать своё уважение щедрой природе за прекрасно проведённое время. Богатый улов. Может, попросить прощения за свинарник, разведённый неуёмным Дядей. Точнее, его сломанным воспитанием.
Максим принёс последнюю партию вещей к машине.
Дядя Саша спал сном праведника, со звуком храпа, выходящего за пределы салона машины. Лежал в одних трусах, наполовину испачканных засохшей грязью, на разложенном пассажирском сиденье. Во рту у него торчал потухший окурок. Его мокрые вещи и сапоги лежали на капоте. Максим покидал все в салон, багажник. Сел за руль, сдув гору пепла с сидения. Внутри жутко пахло прелостью и перебродившим алкоголем. Максим, включил обдув салона на полную мощность и развернувшись, вырулил на просёлок.
Глава 4
Английский уазик, управляемый Максимом, послушно глотал ухабы и рытвины просёлка. Желтые песочные лужи разлетались в стороны мутными каплями из-под широких колёс внедорожника. «Discovery» сохранял в покое натруженное алкоголем тело Дяди Саши. Дядя тяжело вздыхал и ворочался в беспокойном сне. Чтобы не слышать дядиных вздохов, Максим настроил магнитолу на волну спокойствия. Волну джаза. Совместимую с состоянием души после незабываемых видов дикой природы. Одной рукой достал свой «Спрайт» и допил до дна, не отрываясь от дороги.
После первой по-утреннему заспанной деревни выходного дня началось твердое покрытие. Асфальт, постепенно превратился в раздольное шоссе. Разноцветными крышами домов замелькали хутора и деревни. В салон потянуло запахом сладкого утреннего костерка затапливаемых берёзовыми поленьями печек. Встречных машин попадалось всё больше. Народ просыпался. Люди двигались кто на дачу, кто на первый майский, особенно запоминающийся, шашлык на просыпающейся новизной природе.
Максим иногда проваливался в свои думы. Следя за дорогой, думал над сказанным Дядей, опять вспоминал фильм про охоту. Думал о рыбалке, о пойманной рыбе, иногда напоминавшей о себе шевелением слышимом даже сквозь музыку. Внедорожник цепко держал дорогу, позволяя водителю расслабиться и на краткие мгновения подумать о своём. Максим наслаждался ранним утром, вождением, наслаждался жизнью. Рядом зашевелился Дядя.
– Бля, как же соленого хочется, а лучше кваса с маринованными помидорами или перцами.
– Доброе утро!
Дядя, проигнорировав доброе пожелание, продолжал мечтать.
– Или пива с черемшой было бы неплохо. Крепкого.
Дядя Саша, почесывая в паху начал поднимать кресло. Максим посмотрел на засохшую грязь на коленках Дяди.
– Во рту просто жесть какая-то, сон ещё этот. Приснилось, что меня в Совет Директоров выбрали. Прикинь! И на этом моменте меня чуть не вырвало.
– Что же в этом плохого? Это движение вперёд, рост или нет?
Дядя Саша достал сигарету и с брезгливостью посмотрел на Максима.
– Не видел ты жизни Максимка, не нюхал корпоративных игрищ и ответственности следующей за назначением на должность.
– Всё так плохо?
– И даже хуже. Прекрасно это выглядит только в фильмах со счастливым концом, коих множество, да и то заграничных. Зажравшиеся мудаки выжившие из ума вот кто они в этих советах. Ищущие новую тупую кровь на кого можно неудачно принятые решения свалить, если что пойдет не так.
Максим посмотрел в лицо Дяди в надежде понять, серьезно он говорит или просто грубо шутит в очередной раз.
– О, матерь божья, тормози скорее, вон бабки свои помидоры выставили, я у них уже брал, кислотность и соль что надо! – Дядя Саша сигаретой указывал на табуретки, стоявшие вдоль трассы.
– Окей, – Максим включил поворотник.
Вязанки красного и жёлтого лука, банки с разными солениями, сухие березовые и дубовые веники, картошка в жестяных вёдрах, сушеные травы были заботливо и призывно разложены на светлой скатерти.
Дядя от переполнявших чувств и дикого желания, захлёбываясь слюной практически на ходу стал вываливаться из машины открыв дверь. Прямо, как и был в одних заляпанных трусах. С бурыми пятнами и отвисшими неряшливым пузырём на ягодицах. Выскочил даже босиком.
Неторопливо заглушив двигатель, Максим вышел за дядей. Дядя Саша приплясывая на месте около банок, нетерпеливо тряс одну в воздухе. Пытался что-то разглядеть в банке с помидорами и листьями смородины. Из промелькнувшей по шоссе белой иномарки на человека в трусах и с банкой указывал кто-то пальцем. Со стороны, такое утреннее зрелище наверняка впечатляло. Продавца поблизости не наблюдалось. Сразу за рядом табуреток начинался покосившийся забор. Ветер скрипуче играл, открывая и закрывая ссохшуюся калитку. Чёрный бревенчатый дом сохранял безмолвие. Тропинка, ведущая к дому, огибала колодец-журавель. Такого же чёрного закопченного годами цвета, как и дом. Дядя продолжал трясти банкой, как дикарь бубном. Он не мог отвести взгляда от содержимого. Из дома по-прежнему никто не выходил.
– В жопу! Короче, подрываемся!
Воровато оглянувшись по сторонам, Дядя с банкой в руках побежал к машине. При этом дополнительно схватив подмышку два веника. Максим, опешив от дядиного поведения, стоял в нерешительности.
– Вы куда?
– Шевели батонами моралист херов, валим пока удача прёт!
– Какая удача? Это низко.
– Да не могу я терпеть больше, слюной изошёл, если помидором сейчас не закинусь, точно сдохну! А ещё, я ссать опять хочу! – на бегу выкрикнул Дядя, запрыгивая в салон.
В доме заскрипела входная дверь. Через порог переваливалась древняя, под стать дому, сгорбленная старуха. Опираясь на палку, она медленно, но упрямо пыталась ковылять к покупателям. Максим спешно порылся в карманах. Нашёл только мелочь и смятую пятисотрублёвую купюру. Дядя ожесточенно жал на сигнал и махал руками. Максим, незаметно бросив деньги на табуретку к другим банкам, направился к машине. В салоне уже приторно пахло маринадом и березовыми вениками. Дядя Саша выуживал помидоры руками из банки. Тонкая кожица томатов лопалась, и жидкая мякоть стекала с терпким ароматом по рукам Дяди. Веники засохшими букетами смирно ютились между сидений, просыпая пересушенные листья. Жадно впиваясь в очередной овощ, Дядя с набитым ртом, командовал.
– Быстрее, старая карга уже почти доковыляла. Погнали!
– Ага.
– Ну, давай, давай.
Максим завёл машину и поехал, изредка поглядывая на Дядю и в зеркало заднего вида. После нескольких минут езды при звуках смачного дядиного чавканья Максим прервал молчание.
– Дядь Саш у меня вопрос, зачем? Дай бог, эта банка стоила сто, ну сто пятьдесят рублей. Неужели вам сложно было заплатить? Ну ладно банка, а веники-то куда?
Дядя, ехидно прищурившись, посмотрел на Максима. Одну руку с красным помидорным налетом он вытер о грязные трусы. Достал сигарету, закурил.
– Просто так ничего не бывает, рули давай. Нечего зенками по сторонам щёлкать. Веники нужны для дела. Есть там у нас один начальствующий кретин, любитель банных процедур. Презент ему. Зад нужно подлизать, что я даже на выходных о нём думал. А тебе чего бабку жалко? От неё не убудет. А меня тебе не жалко?