Стас Колокольников
Осенняя лихорадка
Ближайшее место, где можно было проверить подобный метод, было кафе «Кабул». Но я решил обойтись без попыток. Ведь талибы могли не поверить, что поблизости не нашлось заведений с другими интересными географическими названиями.
Долго думать о несбыточных путешествиях утомительно, как грызть ногти, да еще заговорила печень.
– Что-то ты далеко ушел от кафе, где её обхаживает лысый мужик. Куда это ты собрался? – поинтересовалась она. – Если что в трех кварталах отсюда есть кафе «Бомбей».
С печенью я старался быть вежливым.
– Да, да, это интересно, – сказал я, – надо подумать. Пройдусь обратно.
Всматриваясь в витрины, я заприметил одинокого манекена без руки. Он стоял в углу, не обращая ни на кого и внимания. Я долго посылал ему дружеские воздушные поцелуи и спрашивал:
– Как дойти до ближайшей аптеки?
Посомневавшись, манекен указал дорогу уцелевшей рукой.
– Коль наступает срок – всё движется само собой! – крикнул я ему на прощание.
Я часто повторял эти слова, они действовали на меня как веселящий газ. Вдыхая их, я подпрыгивал и мог на мгновения задержаться над землей, глядя вниз на удивленно болтающиеся ноги. В жизни все возможно, если время и страх не вертят вами как хотят. Но что это за жизнь, в которой люди паникуют из-за безделиц и не страшатся бездны, разверзнувшейся перед ними.
Отворяя дверь аптеки, я осознавал насколько привык к умиротворяющему действию настойки боярышника. Она как настойка лаудана растворяла любой лунный прилив мыслей и немощных вопросов, типа, что происходит со мной, почему я слаб перед страданиями, как увильнуть от хватки нашего мира, и не путаю ли я любовь с наваждением.
Внутри теплой аптеки мысли развеялись, там меня встречали как друга семьи. И после не обязательных приветствий выдавали драгоценный миниатюрный сосуд, таивший в себе огонь, сжигавший печали и печень. Лишь бы не увлечься, и не спалить всего себя. Я понимал насколько это опасно и представлял, как обращаюсь к аптекарше:
– Что же мне делать, сестра? Как справиться с тяготами жизни? Помогите, ради бога. Неужели так мучает любовь?
– Как же помочь, если вы перепробовали всё, – мило улыбалась аптекарша. – Вам не помогла даже гирудотерапия, можете смело принимать яд. В любое время и в любых количествах.
– А есть самый медленный яд, не болезненный или что-нибудь подобное?
– Попробуйте еще раз tinctura crataegi.
– Сколько можно, сестра?
– Сколько нужно.
– Как скажите. Дайте парочку.
Оставшись в темноте наедине с волшебным пузырьком, я задерживал дыхание и делал глоток. Мгновение. Другое. И вот жаркая волна, успокаивающая боль, покатилась через тело в душу, растворяя царивший там беспорядок. Совершенно свободный, с приятной чуть горячей пустотой в груди и голове, я двигался в темноту – не заметил человека проходившего мимо, если бы он не остановился в двух шагах от меня, не назвал по имени.
– Неужели это ты? – проговорил он удивленно.
– Да, это я, привет, – сказал и тоже удивился. – Это ты? Фена?
Встретить его было все равно, что встретить Гамлета, который выбрал «не быть». Давно подмечено, стоит страстно пожелать или подумать о чем-то, и привлекший предмет или событие не замедлят явиться из мира мечты в реальность. Мысль стремиться обретать плоть и кровь. Встреча, рожденная в сознании, пережитая мысленно, неожиданно легко обретает конкретные очертания. Складывается впечатление, будто человек, о котором подумал, шагнул прямо с порога твоего воображения. И одни считают, что мысль, настроенная должным образом, достигнет своего воплощения. А другие, что мысль лишь, отзывается на надвигающиеся события, предвосхищая его проявления, а отнюдь не создавая.
Ладно, пусть будет так и так, в любом случае мы должны переживать больше положительных эмоций.
Удивленный не меньше моего Фена не стал увешивать меня вопросами как гирляндами. Это было не в его правилах.
– Пойдем во двор, – предложил он. – Покурим.
Выяснилось, он бросил пить и перешел на гашиш, посчитав, что это пойдет на пользу. Он избавился от прежних иллюзий, и с легкостью обрел новые. Жизнь надо любить, и любым способом к ней приспосабливаться. И часто, чтобы держаться за неё, приходиться обзаводиться иллюзиями. Избавься от них, и словно воздушный шар, лишенный балласта, улетишь за пределы стратосферы.
Покуривая, наши головы превратились в волшебные тыквы. Я попробовал выдать рассказ о своих летних путешествиях, стараясь впихнуть в него весь глубокий смысл движения по миру. Но рассказ превратился в большое ветвистое дерево, и я срубил его под корень.
– Может пирожное и кофе? – предложил Фена.
Мы стояли у порога кафе, куда я весь день не решался заглянуть. Моей женщины там уже не было. Из-за дальнего столика поднялся невысокий пьяница с потухшим взором. Шатаясь, он призывно замахал рукой, другой держась за край стола.
– Кто это? – спросил Фена. – Рожа цыганская.
– Шахматист. Мы с ним играли в преферанс на прошлой неделе.
– Перед ним графин водки. Я в завязке.
– Мне тоже пока хватит. Пойдем отсюда.
Я почувствовал, что моя женщина где-то рядом – они с лысым просто перешли в другое кафе.
– Куда теперь? – спросил Фена.
– Есть рядом уютное местечко.
– Там мы тоже встретим кого-нибудь из твоих друзей алкоголиков?
– А что не так?
– Шахматы, – усмехнулся Фена. – Грустный еврейский спорт.
– Почему? – рассмеялся я. Шахматист, и правда, был евреем. – Ты имеешь что-то против шахмат или против евреев?
– Ничего не имею. Просто, этот тип не похож на шахматиста.
– Почему?
– Вид у него совершенно обалдевший.
– Он пьет вторую неделю. У него проблемы с женщиной, она уходит к другому, а он предложил ей выйти за него замуж
– Ну… Понятно.
– Вот. Помнишь еще, как пьют неделями? Какие бывают состояния.
– Помню, – без энтузиазма кивнул Фена.
– Пришли, – сказал я.
Мы стояли у входа в цокольный этаж.
– Заглянем? – спросил я, волнуясь перед возможной встречей.
– Конечно, – кивнул Фена, толкая дверь.
Нас встретили люди в нарядных костюмах и платьях. Одни сидели за сдвинутыми столами, другие лихо отплясывали под громкую музыку. Здесь гуляли свадьбу. Больше всех веселился жених, он прыгал вокруг невесты с бутылкой шампанского и отчаянно дергал ногами, будто хотел сбросить их как сапоги. У стойки бара персонал с резиновыми улыбками наблюдал за его выкрутасами. То ли здесь царило веселье, то ли все отчаянно скрывали, что его здесь в помине нет.
– Через дом в подвале есть еще кафе, – сказал я, – попроще, но довольное сносное.
– Я понял – тебе надо. Навестим, – кивнул Фена.
Мы прошли мимо дома со шпилем и с часами. Завернули за угол и оказались возле кафе. На ночь там собиралась повзрослевшая шпана со своими подругами, а субботними вечерами засиживались люди из тех, кто не стесняется экономить на пище и обстановке. Спускаясь вниз по лестнице, я почувствовал, как прилив наркотического веселья превращает лицо в гримасу клоуна.
Только мы открыли дверь, как громкая музыка, дым сигарет и гул голосов вывалились оттуда, как пыльное барахло из старого комода.
– Стоп наркотик, наркоманос, – встречая, радостно пропел из динамиков доктор Александров.
Публика, как по команде, повернулась к нам. Надо полагать, наш вид был весьма отличительным, ибо ни один не отвел взгляд, прежде чем минула долгая пауза приличия.
Мы даже не стали проходить. Собственный хохот выбросил нас наружу.
– Ты видел, как они смотрели на нас? – прислонившись к стене, ржал Фена.
