Стас Колокольников
2067
Быстро покончив с завтраком, я стал натягивать башмаки, как вздрогнул от звонка в дверь.
На пороге стояли двое. Строго одеты и причесанные, похожие двух солдат одного подразделения, на моё вежливое «здравствуйте» они ответили вопросом.
– Вы написали рассказ «2067»? – спросил первый.
Я чуть попятился.
– Для конкурса «Футурозы Алтая», – сказал второй. – Про то, как человек попадает в две тысячи сто шестьдесят седьмой год.
– А что? – решил я сразу не признаваться. – Гонорар принесли или еще одну забавную медаль из оргстекла?
– Мы оттуда.
– Из Футурозы?
– Нет. Из две тысячи шестьдесят седьмого.
– Смешно, – неуверенно улыбнулся я, – невероятно.
– Не верите, – догадался первый.
– Мы за вами, – сказал второй.
Он достал из кармана тонкую металлическую пластину. На ней высветился экран. Им он чуть повел в сторону моей головы.
– Э, подождите, – сказал я. – Вы чего задумали?..
– Приехали, – проговорил первый.
– На месте, – кивнул второй.
Тут я понял, что сообразительность моя повысилась. И заодно вспомнил, что дверной звонок у меня не работал уже лет пять.
– Две тысячи шестьдесят седьмой? – задал я вопрос, зная ответ.
– Он самый.
Голос прозвучал сам по себе откуда-то изнутри. Я его даже не услышал, а осознал. Кто или что говорило со мной, тоже было ясно. Земное пространство, заселенное людьми, опутанное массовыми коммуникациями, превратилось в большой компьютер, имевший свой разум и голос.
– Я-то вам зачем понадобился? – спросил я у прибывших вместе со мной.
Мы стояли на просторной площадке. Белые стены и потолок. Дверь перед нами выделялась мерным приятным свечением.
– Войдем, – предложил один из незваных гостей, похожих друг на друга так, что было неважно первый он или второй.
Шагнув в бесшумно появившийся проем, я вдруг словил ощущение, что в этом времени неважно – ты первый или второй. И вообще, многое неважно из того, что было важно лет сорок назад.
В соседнем помещении те же белые стены и потолок, одна из стен чуть светилась. Ребята замерли перед ней, словно глядели сквозь неё и каждый видел свое.
– Интересно живете, – завел я разговор.
Они без любопытства посмотрели на меня.
– Мы чего тут в гляделки собрались играть? – спросил я.
Мои новые знакомые даже бровью не повели.
– Интерактивный мир, человек, – сказал один из них, – Здесь, как хочешь, так и живи.
– Это точно две тысячи шестьдесят седьмой, а не игра «Мир Дикого Запада»? – продолжал по-идиотски шутить я.
– Точно.
– А вы сами кто будете? – не отставал я.
– Мы не люди, – сказал один.
– А многие ваши уже не люди, – продолжил другой.
– Не удивили. Такое и на моем веку было. Настоящих людей в любое время мало. Тут никакая интерактивность не влияет.
– Без разницы, живи, как задумаешь.
– Понятно, – кивнул я. – Про межпланетный зонд Франка Типлера лучше и не спрашивать?
Мои новые знакомые не люди опять никак не отреагировали.
– Ладно, товарищи не люди, раз мир интерактивный, то активно исчезните на полчасика. Надоели. Потом, если что, возвращайтесь.
Парни исчезли беззвучно, как призраки.
– Идем в сад, – позвал голос.
– Идем, – согласился я.
Светившаяся стена разъехалась в стороны, и я увидел колышущееся пространство зеленого океана.
Мартина Лютера Кинга как-то спросили, что бы он сделал, если бы узнал, что завтра конец света. Он сказал: «Я посадил бы дерево». На таких людях и держится жизнь. Я всегда хотел быть одним из них, и ко всякому саду и садоводу относился трепетно.
Сад был ухожен и хорош. В него я вышел прямо из раздвинувшейся стены и сразу почувствовал на себе чье-то любопытное внимание. Сначала я подумал, что это растения, настолько они выглядели самодостаточно, что, казалось, сами себя поливают и удобряют.
– Привет, – сказал я дельфиниуму, росшему поблизости.
Он чуть наклонился.
– Здравствуй, – услышал я.
Но говорил со мной не цветок.
– Я знал, что в саду тебе понравиться. Поэтому сюда тебя и доставали.
– Эти ваши посыльные явно не садоводы.
– Да и ты садовод не из первых.
– Вы чего здесь критиковать меня собрались? – поморщился я.
– Не без этого.
Такой поворот меня удивил. Я осмотрелся в поисках поддержки. Полянка поблизости была похожа на ту, что я собирался повидать с утра. Две сосны, береза, сирень и рябина. Я подошел ближе и увидел за кустом сирени кресло качалку.
– О! То, что нужно, – обрадовался я и решительно сел в кресло. – Чудесно! Можно я останусь здесь навсегда?
– Это невозможно, – сообщил голос. – Тело твое по-прежнему в две тысячи двадцать втором. Живым существам опасно перемещаться во времени.
– А как же те двое?
– Это компьютерные программы.
– А люди как перемещаются?
– Вне тела, сознанием. Но прежде нужно пройти сканирование и оцифровку нейронов мозга.
– Серьезно? А мои когда успели? Ну да, пластина эта металлическая, – понял я и продолжил спрашивать, предугадывая ответы. – А программы зачем перемещаются?
– Для экспериментов с корректировкой будущего из прошлого. Мы еще только осваиваем новые возможности. Первое такое перемещение программы произошло шесть лет назад, в апреле, в годовщину полета человека в космос.
– А биороботы? – вспомнил я свой фантастический рассказ.
– Тысяча двести восемьдесят два андроида в сфере развлечения и обслуживания, на семьдесят процентов устаревшие модели. Голографические программы и нанороботы менее затратные, и используются последние тридцать лет.
– Деньги?
– Забудь про деньги. С позапрошлого года виртуальный жетон в эквиваленте на единицу мирового запаса пресной воды.
– Не нефти, а воды?
– Это наш прорыв в лучшее будущее. Он позволил при сохранившихся границах и языках найти общий способ обмена.
– Тогда, наверное, и жить стали дольше.
– Современные технологии по охране здоровья с каждым десятилетием становятся в разы доступнее, и это позволило увеличить среднюю продолжительность жизни до ста пяти лет. Впрочем, скоро можно стать оцифрованным и существовать вне физического тела. Очень экономно. И перспективно. В дальнейшем с помощью таких программ можно ощущать и переживать состояния живого тела. Копии сохраняются и запускаются, если смерть будет внезапной.
– И тебя в любой момент могу удалить или перепрограммировать?
– Случается. От кирпича с крыши никто не застрахован. Но пользователям нравится.
– Значит, кирпич с крыши все еще возможен?
– Пореже, чем пятьдесят лет назад, но не просчитанные ситуации, конечно, бывают.
– А душа? Как вы её цифруете?
– Никак. Душа – это душа. За ней выбор, будет ли оцифрованный дубликат обладать её качествами или останется неодушевленной картинкой.
– Непонятно, но круто… А люди, я так понимаю, все тем же занимаются. Самореализуются. Возможностей-то у вас не меряно. Поди, каждый второй – музыкант, писатель, художник и путешественник?
– Не совсем. Но дело и не в этом. Виртуальный и реальный мир сплелись так, что иногда человек путает, где находится…
– Понятное дело, – перебил я. – Всех этих фантастических сериалов о будущем я насмотрелся в своем времени. Про оцифрованную жизнь после смерти, про новые формы обмена вместо денежного. А что дальше? Люди стали добрее и веселее?
– Во всяком случае, злее и печальнее точно не стали.
– Война и оружие?
– Желающие поубивать друг друга всегда найдутся. Хоть их и стало намного меньше. Личное оружие и его использование запрещены. Новые разработки идут исключительно в области защиты от вторжения из космоса.
– А оно возможно?
– Не исключено.
– А любовь? Бог?
– Вот. Хороший вопрос. Бог. Мы уверены, что его любовь и позволила нам так быстро столь много достичь.
– Атеистов среди искусственных интеллектов много? – опять пошутил я и, понимая, что ответа не будет, спросил: – А может у вас тут обновленная версия ада?
– Вот для этого мы тебя сюда и вызвали.
– Я что похож на специалиста по различиям между адом и раем?
– Похож.
– Не замечал такого за собой.
– Отсюда виднее.
– А поподробнее.
– Сад.
– Что сад?
– Все в сад. И всё в саду.
– Ага. И я в саду.
– «Все в сад». Наша новая программа.
– Программа? Это не настоящий сад?
– И да, и нет…
Я встал с кресла, прошелся по полянке, пощупал деревья. Понюхал сирень.
– У вас тут май, я смотрю. Сирень цветет.
– У нас тут что захочешь. Это гибридный сад. Скрещивание настоящего и цифрового, природного и запрограммированного. Вот, например, сирень. Куст настоящий. А цветение – программное приложение.
– Да ладно, – я понюхал еще раз, потрогал цветочки. – Надо же, как настоящие. Такой аромат.
– Не чувствуешь, что это не натуральное.
– Нет, – сказал я, но догадливость моя достигла современных возможностей. – Так вы меня, как эксперта вытащили сюда? Чтобы вычислил, где природный фрагмент, а где нет?
