Очередь – Владимир Сорокин

– Простите, а куда эта очередь выстроилась? – Как куда? Вы что не в курсе? За возможностью сказать своё слово по поводу книги Сорокина. – Венгерское? – Тьфу ты… Наше! Отечественное! Ты что? Не патриот? – Володя! Отойди от мальчика. Слышишь? И что, что он тебе не нравится?! Он же не рубль! – Я читал… Да! Тоже хочу поделиться. Только вот стоять на этой духоте… Не очень-то хочется. Ладно. Попробую. Что не сделаешь ради людей. Хотя я не знаю достоин ли что-то сказать. Вечно одолевают сомненья, что я стою чего-то и могу говорить! – Тогда стойте. Скоро скажут порядковый номер и спросят фамилию. Будьте готовы. – А что вы хотите сказать по поводу книги, когда будет возможность? – Да просто перескажу краткое содержание и всё тут! Друзья обычно не читают рецензий. Ставят лайк и дальше листают по ленте. – Ооооооооо! Времена. И зачем это надо? – Чтобы помнили, что они существуют и ты в ответ им тоже поставил не глядя на то, как они пишут. Ещё раз в год голосовал за номинантов без всякой рекламы события. Тут так работает. – И много там голосов? – Сто среди несколько тысяч возможных! – Вам это не кажется глупым? – Мир так устроен. Я с ним не спорю. – Хуже только лишь те, кто пишет посчитав себя гением и забывая смотреть тексты подобных из ленты. Те, кто считает, что им всем должны. Созерцать и восхвалять то, как они пишут, хотя там все довольно посредственно.– А зачем мы вообще здесь стоим? В этих очередях время проводим? Нам это надо?– Тоже мне критик. Хочешь махнёмся с тобой местом в очереди. Я вижу тебе есть что сказать.– Сам-то ленту читаешь? – Конечно. Стараюсь по мере возможности. – А пишешь зачем?– Чтобы читали!– Хорошие книги?– Ага! Только всё так устроено, что в карточках моих слов никто не увидит. Мало набирает. Хотя… Наверное все справедливо.– Володя! Ты чего эту девочку бросил? Старая для тебя? Гимнастку тебе подавай, чтобы за лопаткой было тянуться удобней? – Ладно. А вы гражданин по книге, что скажете? Когда окажетесь перед белым полем рецензии? – Да какая это книга? Рассказ! Только сильно раздутый. Оханье, аханье, бесконечные переклички. Выпивка в ближайших кустах. Лавочки. За чем стоят? Непонятно. Секс ещё этот наигранный на пару страниц. Не верю в то, что он написал! Срамота! – Что ты понимаешь! Темень! Интеллигент из тебя никудышный. Это же избитый приём, чтобы читатель тоже эту тягомотность очереди почувствовал.– Раньше такого не бывало! Вот классики… Достоевский!– А концовка? Боже мой, какая концовка! – Вы хотя бы Кафку читали? – Гречневую?– Нет! Манную. Почти, как фамилия одного немецкого автора, плюс окончание. – Каламбурите? – А это точно очередь по Сорокину? Я другие книги читал. Не сильно похоже. – Так это первая же! Ты что? Аннотации не открываешь? Кому люди пишут? Тут скрыты черты грядущего эксперимента над русской прозой, в ходе которого традиционные жанры, сюжеты и персонажи подвергнутся радикальной трансформации. – Слышь, мужик? Может сообразим на троих. Огнетушитель нужен, но пару рублей не хватает. Да и компания нам нужна для приличий. А ты вот как шпаришь… Мы тебя будем слушать! – Володя! Отойди от мальчика! И что он похож на хулигана! Что ты выдумываешь? В войну хочешь с ним поиграть? Успеешь. Нужно сначала чуть повзрослеть! – Весь роман в форме диалога? Это как? – Ты точно в нужной очереди стоишь? Понимаешь за чем? – А мне книга понравилась. Вы знаете, что он написал всё за месяц на старой печатной машинке в которой буковки западали частично? – Это так мило! – Да ладно? – Я тоже не знал… – Всё это происходило на даче за столом под сиренью.– Ты посмотри! Романтик… А все «Пелевин… Пелевин…» Тьфу! Один уровень! Нейросеть и душевный романтик. Прощу ему все гомосексуальные сцены с любимым вождём!– Представляете? Обычная очередь на Ленинском проспекте, в которой он однажды стоял, сподвигла написать эту книгу. Часть диалогов взята из жизни и вообще, диалоги в романе – единственное, что в нём есть. Поэтому «Очередь» больше похожа на пьесу, чем на что-либо другое.– Володя! Отойди ты от этого кресла! Куда ты шапку эту нацепил? Ты что? Император? Дай другим посидеть!– А мне понравилось как они двигались. То лавки, то строем… Только чего стояли? Я так и не понял.– Любовь тут присутствует. Точно вам говорю!– Тут же кто-то сказал, что здесь даже секс был!– Ну знаете… Секс и без любви бывает!– Да разве такое возможно?!– Вы меня извините! Но я это читать не буду! Я думал, что здесь очередь за возможностью что-то сказать о Кинге, Толстом или Роулинг. Как всегда перепутал! Пойду лучше туда с мужиками. Сообразим на троих. Мужики! Подождите!– А я вот в аудиокниге слушал. Горевой изумительно вложил в неё свою душу.– Душа? Читатель Сорокина говорит о душе! Голубое сало читали?– Оооооо! Модераторы идут. Ищут рецензии для главной страницы!– Мою не возьмут. Точно!– Да ладно тебе. Однажды все там окажемся. Главное верить!– Володька! Что за дрянь ты такая?– Не критикуйте Сорокина!– Диалог у нас конечно прекрасный, но читать я это не стану! Он отвратительный автор!– Слышь? Модераторы перекличку начали. Боюсь себя пропустить. Давай помолчим. – Быков?– Здесь!– Набоков?– Он не читал!– Андреева?– Тут.– Жаринов!– Младший или старший?– Лучше старший!– На месте!– Юзефович?– Её нет! Мы её выгнали! Лезла без очереди! Ну какой с неё критик?– Спасибо!– Всё для LiveLiba!– Першкова?– ПАРШКОВА!– Извините. Исправил! Так… Кто там ещё… Оctarinesky?– Здесь. У меня заявление! У меня украли идею рецензии!– Простите. Она не была настолько гениальной, раз пришла кому-то через девять лет и только в процессе прибегнув к постмодернизму возникла другая, которая впитала в себя мысль, собрать несколько кусков из мнений предыдущих людей. Не обижайтесь! Ваша рецензия – чудесна и заставила меня улыбнуться. – TibetanFox?– Я уже достоялась однажды. Но постмодернисты часть моих мыслей растаскивают. Я наблюдаю за тем, что из этого выйдет!– evening_book?– Да был я уже там тоже. И я смотрю, как мои мысли воруют без совести! Безобразие! Я буду жаловаться. Слышали про коллективные письма? Дождёшься ты у меня! Ой ты попрыгаешь! Упоминанием в благодарности не отделаешься!– Eeekaterina89?– Я пока не прочла, но учитывая сколько нам здесь стоять… К концу, как минимум поставлю оценку!– OlyaReading, Little_Dorrit?– Ааааа… Это по «Очереди» рецензия? Не… Мы здесь уже были. Мы думали, что это «Метель…» Обложки похожи. Ну что за художники? Руки бы им оторвать!– Уфимцев Алексей?– Он не хочет ничего говорить по этой книге. Не сильно понравилась.– Понятно. Вычёркиваю.– Меня запишите! Я новенький!– Сорокина любишь?– Не понял. День опричника смутил гомосескуальными сценами, а так был в восторге. Теллургия не понравилась, тем, что в ней кусочки рассказа, но в целом очень доволен.– Ты по сути можешь сказать? Его ещё на главную кто-то берёт! Посмотрите! А он ни запятые поставить не может, не рассказать нормально. Куда катится сайт, кто формирует мнения и призывает читать?– Очередь нравится! Вопреки остальным. Я в ней не видел изъянов. Слушал с улыбкой и представлял себя частью. Умение раскрывать образы персонажей внутри диалога… Причём не обтекаемо, а явно! Даже в момент переклички автор способен красиво разбавить момент с перечислением фамилий и откликом, так, чтобы я не устал. Ты чувствуешь, насколько горячий чай, как устали люди. Их безысходность. Это гениально, без всяких изъянов! И…– На мосту стояли трое… Он, она и у него!– Молодой человек, подскажите. А мой Володя настоящий или это двойник?– Девушка! Вашей маме критик не нужен?– Что Америка? У нас лучше гораздо.– А как же свобода слова?– Да и у нас она есть. Пиши, что хочешь… Главное никому не показывай!– Так что Сорокин?– Не каждый поймёт. Что саму эту очередь, что диалоги внутри… А я в них всё увидел. Десятки важных для того времени тем, складки язвительных насмешек, что приводят в восторг.– Так что? Читатель не тот?– Просто не для всех. Он достаточно своеобразный. Не прокажённый, но чрезмерно язвительный и экспериментальный. Мне нравится. Буду ещё! В романе, полностью состоящем из прямой речи, очередь – метафора человеческой жизни вообще. Деликатно, не докучая назиданиями – напротив, развлекая приключениями героев, – «Очередь» учит, что для достижения цели почти всегда нужны иные усилия, чем те, что мы прикладываем, да и цель мы никогда не видим ясно. Бесконечный разговор едва знакомых между собой людей неслучайно назван романом: каждая реплика, как в большом прозаическом нарративе, добавляет штрих к портрету эпохи и в то же время повисает в воздухе, принадлежит всем – и никому.– Ооооо… А куда этот без очереди-то полез! Я его здесь не видела!– Да он только вчера прочитал. Пущай по свежему скажет. А мы пока постоим и подумаем.– Я его пропустил! Мне он нравится!– Эй! Может в другую махнём? Там вот у полок с любовными романами и янг эдалта зрителей больше!– А пойдём! Только через продуктовый сначала!– За продуктами?– Не… Тебе в подростковую с твоим уровнем или комиксы с анимэ и мангой. Иди один!– Ладно… Идём в продуктовый. А там винтовая пробка-то в нём? Шотландский?– Тьфу. Не патриот.– Володя!!!– Читайте хорошие книги! (с)

– Кто последний?

– Ну я вроде бы, за мной молодой человек был, но ушел.

– А что сегодня дают?

– Тургенева вроде.

– Да что вы, какое там, Тургенева вчера давали, сегодня только Сорокин.

– Как Сорокина? Я за Чеховым стою, только что говорили – Чехов.

– Послезавтра его обещали.

– Я пойду тогда…

– Что за птица этот ваш Сорокин?

– Юморист, ха-ха.

– Писатель он, что.

– Вот вы его читали?

– Я – нет, но говорят ничего так, стоит взять.

– Я читал!

– Мужчина, а вас и не спрашивали!

– Да пусть говорит, товарищи.

– Пусть, пусть.

– Вот вы что у него читали?

– "Очередь". Симпатичная повесть, приятная.

– Роман это, молодой человек.

– Повесть.

– Да рассказ, просто растянутый, что вы как маленькие.

– Да написано же: ро-ман.

– На заборе тоже написано, а там дрова лежат!

– Ну так что этот Сорокин, как?Стоять дальше- Да обалдел этот ваш писатель диалоги писать: ни одного слова кроме этих разговоров!

– Да, шлака многовато. Да еще и матюгаются все. И бухают. И трахаются. Ааах да ооох. И переклички эти бесконечные, брр…

– Мань, ну ты чего, это же прием такой, чтобы читатель тоже эту тягомотность очереди почувствовал.

– А что, мы так ее мало что ли чувствуем?

– Да я уже третий час чувствую.

– Ну это что, это еще не очередь. Вот я на прошлой неделе за американским товаром стояла, вот там дааа…

– Ой, а я…

– Да прекратите трещать. Лучше скажите, все же стоит за этим писателем стоять?

– Стоит, глядишь, он что хорошее написал – потенциал-то есть.

– Ага, ага, вы же видели? Там в «Очереди» даже характеры некоторые вырисовались из голых диалогов.

– Ну так что, сложно что ли?

– А ты сам сперва бы попробовал так!

– Ребят, ну это первая Володькина работа, чего вы окрысились.

– Да какой он тебе Володька, во молодежь бесстыжая пошла. Писатель он, а значит – Владимир Георгиевич. Совесть имей.

– Бабка, а тебе-то что здесь надо? Он же современный, сама потом плеваться будешь – «бесстыдство!».

– Хамка малолетняя, не твое дело, пошто стою. Ты с мое проживи, а потом уж решай, что бесстыдство, а что – искусство.

– Сами вы хамка!

– Тише, тише, сейчас опять милиция разбираться начнет.

– А уже вмешивалась что ли?

– Да была тут драка недавно, в участок их повели.

– А чего дрались-то?

– Да один сказал, что фуфло этот ваш Сорокин.

– А другой?

– А другой не согласился. Всех призывал читать.

– Поклонник что ли?

– Так что ж, они из-за книжек дрались?

– А то.

– Уууу, интеллигенция.

– Вот вы мне лучше скажите – стоит его все-таки читать? Или послезавтра за Чеховым лучше придти?

– Назойливый какой! «Стоит – не стоит!»

– Стоит, стоит. Забавный он, с огоньком.

– И я бы еще почитал.

– А у меня его «Метель» уже есть, нравится он мне.

– Ну тогда постоим…

– Ну да, чего б не постоять, недолго уже вроде осталось.

– Ну и славно.

– Товарищи, ни у кого с собой газетки почитать нет?..

Первое прочитанное мною произведение Сорокина оказалось и первым им написанным. Не самое плохое начало знакомства. Хотя назвать «Очередь» полноценной повестью – значит, сильно польстить этому раздутому рассказу. Особенно раздутому за счёт списков фамилий во время переклички и однообразных звуков во время секса.Ситуация очень простая, над ней не смеялся только самый ленивый шутник того времени… Да и то, наверное, даже самый ленивый смеялся. Огромная очередь стоит в магазин за неизвестно чем. Тут маленький налёт спойлеров: предмет вожделения очереди постоянно изменяется и так и не станет определённым. То у него подошвы, то подкладка, то подстёжка, то лакированная поверхность и стеклянные дверцы, то замша, то кожа, то вообще что-то съедобное. Этот момент довольно удачный. Второй удачный момент – представление реплик народа из очереди сплошным потоком, без деления на лиц, хотя некоторые лица в конце концов выделяются в отдельные истории. Действительно, а зачем там кого-то выделять дополнительно, если очередь всех равняет под одну гребёнку? Мельком появляется, кажется, и сам Сорокин, хотя может, что это другой писатель. А вот перекличка, секс и прочие удлиннения… Ну, конечно, приём интересный, но быстро надоедает. Для того, чтобы создать ритм (бесконечный, безысходный, гротескный) – слишком много, хватило бы и половины, а то и трети. Да и финал какой-то смазанный, как будто сейчас просвистит чувак из «Ералаша» и все должны засмеяться.Ситуации в очереди могли бы показаться парадоксальными тому, что сам в очередях никогда не стоял. Остаться ночевать, писать номерки на ладонях («Тысяча двести сорок девять!»), выйти покушать, набухаться и проспаться, познакомиться с кем-то, занять денег, отдать деньги, всей очередью метнуться за квасом и опять захлестнуть петлю обратно, попасть под дождь, вытоптать дворик… Очередь – это особая подреальность. Ничего хорошего в ней нет, дети в ней, конечно, не рождаются, взрослые не вырастают, но события движутся так, как будто и рождаются, и вырастают. Вечная и нерушимая единая очередь за фиг пойми чем. Куцеватая метафора жизни, но в те времена потребительского крзиса – что поделать? Счастье виделось тем самым замшевым-кожаным-серо-голубым со стеклянными дверцами и чтобы из Югославии. А чтобы добыть счастье, нужно отстоять очередь, устать, поспать, набухаться и далее по списку.Но вот видно сквозь строчки, что автор этой своей необычной формой очень гордится, чуть ли не упивается, вертит её так и сяк и чуть ли не целует в восхищении собой. Я так думаю абсолютно без предвзятого отношения к автору, действительно так показалось. Вроде как: «Ух, как я могу! А ещё вот так! Ах, какой молодец! Как закрутил!»