Софья Сергеевна Маркелова
Поступь Судьбы
Теперь стало видно то самое донце
Теперь стало видно то самое донце.
Ты поздно ложишься, встаешь раньше солнца,
И вот недосып превращается в друга,
А жизнь все не сходит с привычного круга.
С утра на работу и ночью обратно,
Свободу утратить сумел безвозвратно.
Знакомые лица сменяются маской,
И жизнь, будто холст, залита серой краской.
Но каждую ночь, взглядом встретившись с небом,
Главу посыпаешь не пеплом, а снегом,
Скорбя о потерянной жизни и счастье,
Ты знаешь, весь мир, как и ты, – лишь запчасти.
Тишина
Я смотрю, но не верю собственным бесконечно пустым глазам,
Едкий дым пополам с раскаяньем угрожают моим небесам.
И спасенье – лишь тень за спинами – в платье сером идет во сне,
Я не знал ее, даже имени незнакомка не молвила мне.
Молчаливая леди в сером приложила палец к губам
И сказала мне, усмехнувшись: «Я тебя никому не отдам».
Эта странная дама в платье цвета пыли с дорог Судьбы,
Распахнув мне свои объятья, увлекла далеко от толпы.
И я, робко в глаза ей глядя, что напомнили стали цвет,
Вопросил ее: «Кто вы, леди?» Но молчание было в ответ.
Обернув меня, будто в кокон, платьем серым своим, она
Еле слышно поет мне ухо: «Я – проклятие. Я – Тишина».
Человечество
Не смотри же им в лица. Они, как вода,
Лишь покажут твое отраженье.
А вот внутренний мир, где ведется война,
Предадут они молча забвенью.
Не протягивай рук и не жди их руки,
Слово «жертвенность» нынче забыто…
Если все же протянут, то тут же беги,
Ведь корысть их поистине скрыта.
Сторонись, уходи, не ищи с ними встреч,
А не то будешь предан, обманут.
Для тебя лучше душу свою поберечь,
Их же души живыми не станут.
Семь поруганных миром страшнейших грехов,
За которые адом грозились,
Обернулись теперь пантеоном богов,
Коим вечно хвалы возносились.
Человечество продало верность легко,
Стала звуком пустынным сердечность,
Но страшнее всего, что случиться могло, –
Человек потерял человечность.
Человечья доля
Чад черный. И огонь еще горит,
Бьет колокол вдали тревожно,
По небу стая воронов летит,
Столбы из дыма огибая
осторожно…
И мрачный жар, идущий от земли,
И сонный ветер торопливый,
Степенно ворошащий угольки,
Лишь яр кострища раздувают
суетливо…
Остовы голые молчат. В тиши
Не раздается звуков боли.
Пожухшие сухие камыши
Остались памятником
человечьей доле.
Это конец
Это ли тот конец, которого мы ждали?
Наши души пустые к небу взлетают,
Но вдруг становятся тяжелее стали
И, падая вниз, свой Эдем проклинают.
– Это конец, – говорим мы друг другу,
И эхо вторит в ответ нам пустое «да»,
Мы ходим по вечности, словно по кругу,
Не хотим умирать. Никогда, никогда…
– Погода прекрасна, – глухо твердишь ты мне.
Я усмехаюсь, подняв к небесам глаза.
– Как раз для того, чтобы вместе сгореть в огне,
Который родит бушующая гроза.
– Этот конец только для нас двоих, мой друг.
– Я жду его с нетерпением, пусть идет!
– Слышишь, вдали раздается печальный звук?
Мой единственный друг, Смерть ведь тоже нас ждет.
– Тогда пойдем же вперед, туда, где гроза,
Чтобы молния погасила жизнь двух сердец.
– Жаль, я не увижу больше твои глаза,
Верный друг, это наш долгожданный конец…
Я видел все
Я видел столько несправедливости
В чужих зрачках,
Я видел жажду верховной милости
И видел страх,
Я видел боль и стенания брошенных,
Их слышал плач,
Я видел, кто таков гость непрошеный,
А кто палач.
Я видел сотни миров до этого,
Но только здесь
Я видел душу живьем отпетого
Саму, как есть.
Я видел отблеск надежды искренней
В тоске людской,
Я видел небо кристально чистое
Перед грозой.
Я видел лица живых на кладбище,
А мертвых в сне,
Я видел вазу засохших ландышей
В чужом окне.
Я видел много всего хорошего
И видел зло,
Я видел, что на задворках прошлого
Произошло.
Жалею лишь об одной трагедии
Уж много лет:
Проходят годы, тысячелетия,
А я все слеп.
