– Где Антонина Михайловна? – едва ворочая пересохшим языком, спросила Диана, чувствуя, как над её безоблачной новообретённой жизнью сгущаются сизые грозовые тучи, не предвещавшие ничего хорошего.
– Там же, где и остальные. – Дядя Ваня демонстративно поднял взгляд на потолок. – Пока в палате, никого к ним не пускают, не велено самим главврачом. Но скоро они выше переселятся, прямиком на небеса. Степановна и Захаровна вон с утра уже туда отправились первым рейсом.
У Дианы перехватило дыхание. Образ двух весёлых старушек-подружек, вечно влезавших в любые разговоры, которыми тешилась очередь, встал у неё перед глазами особенно чётко и ярко. А теперь, выходило, что их весёлые деньки подошли к концу. И то же самое грозило всем, кто рискнул последовать за присланным зубом и попробовать на вкус кровь жуткого чудовища. Похоже, таких оказалось немало.
Когда Диана, ни живая ни мёртвая, оказалась усажена в кресло, а по её венам полился химический коктейль лекарств, в себя её привёл только угрюмый голос Таньки:
– Что это вы сегодня без тросточки своей? Только с ней же ходили последнее время, Диана Олеговна. Неужели лучше себя чувствовать стали?
Диана перевела потускневший взгляд на немолодую медсестру и неуверенно соврала:
– Забыла её дома.
– А, ну это ничего. Со всеми бывает, – удивительно мирно отозвалась Танька, поглядывая на катетер. – Я уж думала, вам лучше стало. А то вон у нас тут целая палата ваших товарищей и знакомых собралась. Всем внезапно лучше стало. Ну и что же? Теперь, чёрт его знает, от чего их лечим! Я такого никогда за всю свою жизнь не видела! Жуткое зрелище, скажу я вам. Так что вы это… если вдруг состояние улучшится, сразу к нам бегите, не ждите. Может, поможем… Хотя, признаться, не очень-то я верю, что мы с этим что-то сделать сумеем… Завтра консилиум присланных из столицы специалистов собирают, а мне что-то подсказывает, что и они не помогут.
На последних словах Танька совсем понизила голос, глаза её беспокойно заблестели. Диана никогда раньше не видела эту желчную склочную медсестру такой растерянной и испуганной.
– А что с ними?..
– Простите, распространяться не велено начальством. Я и так много лишнего сболтнула, – тряхнула головой Танька и быстрее отошла в другой конец кабинета, к новенькой пациентке, которая явно собиралась завалиться в обморок.
Диана с трудом досидела до конца процедуры. Новости растревожили её душу, всполошили сердце. Было ясно одно: следовало любыми способами добыть больше информации о том, что её ждало в ближайшем будущем, но попасть в палату к товарищам по несчастью не представлялось возможным, а времени оставалось всё меньше.
Из кабинета она вылетела пушечным ядром, вот только направилась вовсе не домой, а резво поспешила к ближайшему магазину. Выбрав лучший горький шоколад, который только лежал на полках, Диана быстро вернулась обратно, без очереди заскочив в кабинет химиотерапии.
Танька уставилась на неё круглыми глазами, не скрывая удивления.
– Пустите меня в палату, Танечка. На одну минуту! Я вас очень прошу. Обещаю, что ничего трогать или делать не буду, только с Антониной поговорю. Вопрос жизни и смерти. Ну очень нужно!
Никогда прежде не занимавшаяся взяточничеством Диана робко протянула медсестре две плитки элитного горького шоколада. Она давно уже знала, как сильно Татьяна любила это лакомство. В то время, пока пациенты, лёжа в креслах, с утомлённым видом поглядывали на капельницы, откуда в их вены попадало убийственное лекарство, Диана предпочитала наблюдать за медсестрой. Та вечно после сделанной работы мышкой подбиралась к столу и украдкой доставала из ящика кусочек шоколадки. Думая, что никто ничего не видит, она упоённо его поглощала. Диану это всегда забавляло – Таня не могла отказать себе в маленькой слабости даже на рабочем месте.
– Вы что же это… Вы зачем это, Диана Олеговна?.. – смутилась медсестра, опасливо оглядываясь на других пациентов, будто ей предлагали вовсе не шоколад, а наркотики.
– Пожалуйста, Таня.
– Нам строго-настрого запретили посторонних туда пускать, – чуть понизив голос, произнесла Танька. – Да и зачем вам это надо, я не понимаю…
– На одну минуту, на полминуты, Таня!
И Таня сдалась. Ловким движением забрала шоколадки, спрятав их под халатик.
– Только потому, что вы были самой хорошей моей пациенткой, Диана Олеговна. Самой тихонькой из всех. Никогда не шумели, не жаловались, не мешали мне работать. Только поэтому.
Она быстро выскользнула из кабинета, поманив за собой Диану, и поспешила в сторону лестницы на второй этаж. Идти оказалось недалеко. Первая же палата с предупреждающей надписью на листке «Посторонним вход воспрещён!!!» и стала конечной точкой маршрута.
– Через минуту я вернусь за вами, только на пост быстренько заскочу. Но я вас предупреждаю, Диана Олеговна, за ширмы не заглядывайте. Не надо. Поверьте мне.
И Танька, придерживая рукой шоколадки, так и норовившие выпасть из-под халатика, устремилась к сестринскому посту, а Диана быстро и бесшумно прошмыгнула за дверь.
Первое, что её поразило, было количество пациентов: она и подумать не могла, что столько людей добровольно согласились пойти в старый корпус больницы и пережить всё то же, что пережила и сама Диана. В десятиместной палате все койки, кроме двух дальних, были заняты. И все были отгорожены плотными белыми ширмами.
Одинокий женский плач доносился с кровати, располагавшейся ближе всех к двери. На тумбочке возле неё кто-то оставил потрёпанную книгу с надорванной обложкой, на которой сплелись в страстных объятьях красотка и мускулистый герой.
С соседней койки немедленно раздался сиплый раздражённый голос:
– Да замолкни ты уже! Ну сколько можно реветь? Да почему же ты никак не желаешь понять, что всё не зря! Мы страдали не просто так! Мы излечились, мы остались живы.
– Во что я превратилась?.. – сквозь слёзы жалобно протянул голос с крайней койки. – Лучше умереть…
– Многие умрут, не все переживут превращение, – согласно протянула её собеседница. – Но будут и те, кто останутся. Избранные. И они будут жить. Будут жить долго. Я стану такой!
Ответом ей послужил лишь скулящий надрывный плач. Диана передёрнула плечами и приблизилась к ширме той пациентки, что не плакала. Голос и амбиции принадлежали Антонине, сомнений в этом не было никаких.
– Антонина Михайловна, – негромко позвала Диана и замерла в одном шаге от ширмы. – Антонина Михайловна, это я.
– Кого это тут к нам занесло? Хм? Знакомый голос. Дианка, ты, что ли?
– Я.
– Ну вот и ты пришла, милочка. Насовсем или так, утолить любопытство?
– Я… Я, кажется, скоро к вам присоединюсь. Я ведь тоже там была…
В палате стало совсем тихо. Плач дамы с книжками стих, чтобы через мгновение грянуть с небывалой силой. Будто она оплакивала теперь не себя одну, но и бедняжку Диану Олеговну.
– И правильно сделала, – категорично отозвалась Антонина. – Не слушай эту плаксу!
– Мы все стали чудовищами. Совсем как ОН! – срываясь, проревела женщина с угловой койки.
Застонал кто-то с постели возле окна, заворочался, но ничего не сказал.
– Чудовищами?.. – сглотнув, опасливо переспросила Диана.
– Не слушай её! – строго повторила Антонина. – Дура не понимает своего счастья. Мы излечились, излечились от рака и от всех болезней, понимаешь? Мы обновились, переродились, чтобы сиять теперь с небывалой силой! Мы будем жить долго, и после смерти тело наше не станет прахом и гнилью, а сверкать будет во славу костяных богов! Всё, как говорил ОН!
Диана даже отступила на один шажок назад, сметённая волной неистового фанатизма.
– Мы были избраны! Только мы! Мы были отмечены! Лишь нам дали семя, что переродило наши тела! Сделало их идеальными!
– Неужели всех без исключения ждёт это… перерождение? – дрожащим голосом спросила Диана.
– Всех, – сказала как отрезала Антонина. – Кроме одного жалкого труса.
– Он единственный спасся! Ему повезло больше всех нас! – возразила дама с книжками.
– Он думал обмануть костяных богов! Думал схитрить, принеся в дар чужие мёртвые зубы! Думал, что он самый умный! Какая подлость и низость!.. А теперь считает себя чуть ли не святым, искренне верит, что он везунчик, потому что ему было отказано в крови. Но одного Ванька не понимает… Не понимает, кого разозлил. ОН придёт, чтобы наказать негодяя.
Диана передёрнула плечами, и на миг в её голове мелькнула мысль, что дядю Ваню ждала участь куда более страшная, чем смерть от рака. Не замолкая, не прерывая экзальтированные выкрики, Антонина Михайловна всё голосила про избранность, про служение и счастье перерождения. Диана её не слушала. Было ясно, что женщина медленно и верно сходила с ума от всего, что с ней случилось. Но что именно?
Белая складная ширма отгораживала от Дианы правду. Нужно было лишь протянуть руку, чуть сдвинуть ткань и одним глазком заглянуть туда, где лежала переродившаяся Антонина. Но страх лицом к лицу встретиться с тем, что саму ждало её впереди, глодал сердце и заставлял подрагивать пальцы. Что там? Чудовище, как говорила дама с книжками? Либо же идеал, как твердила Антонина? Колеблясь, Диана коснулась ткани, чуть-чуть её отдёрнула…
– Диана Олеговна! Я же просила! – раздался от двери стальной голос Таньки, и Диана быстро опустила руку.
Как добралась до дома, она не помнила. Всё было словно в тумане. Тумане страхов, сомнений и тревог. Уже не так радовало обновлённое здоровое тело. Кажется, сама того не ведая, Диана заплатила за излечение от рака непомерную цену. И теперь с этим ничего нельзя было поделать.
Дожидаясь, пока дочь вернётся с работы, Диана просто молча сидела на кухне, уставившись в окно. Будто кукла с негнущимся пластиковым телом, она до самого вечера, не шевелясь, разглядывала мир за пределами дома. А мир был красив: он переливался всеми возможными цветами, дышал свободой и жизнью, манил к себе.
Диана думала, какую страшную ошибку она совершила, позволив дочери всё решить за неё.
Яна сперва не поверила рассказу матери. Посмеялась, придерживая пальцами очки, но лишь заметив осунувшееся бледное лицо Дианы, сообразила, что шуткой это не было. Заставила маму объяснить всё подробнее, а потом с задумчивым видом принялась заваривать чай и после с пышущей паром кружкой разгуливать по кухне, от стены к раковине и обратно.
– Но ведь они остались живы, так? – наконец спросила Яна.
– Не все. Две бабушки умерли. А сейчас, может, ещё кто скончался, – тихо ответила ей мать.
– Однако большинство выжило, да? И Антонина сказала, что все их болезни исчезли.
– Яна… Ты будто меня не слушала. С ними случилось что-то нехорошее! Эта поганая кровь изменила их тела! Нам с тобой стоило подумать о возможных побочных эффектах, прежде чем пить кровь! Ну почему? Почему умные мысли всегда посещают меня с задержкой?..
– Но они же в сознании, эти люди, – упрямо возразила Яна, поставив кружку на стол. – Они мыслят, говорят, помнят, кто они. Их мозги работают, как раньше! Только рака больше нет…
– Ты понимаешь, что, избежав смерти, они обрекли себя на страшное существование в обезображенной оболочке! – не выдержав, повысила голос мать. – Они даже ходить не могут! Что там с ними случилось? В кого они превратились? В чудовищ или обездвиженных кукол? Я не знаю! Но я не хочу, чтобы и со мной так было… Не хочу!
– Мама, но ты уже выпила кровь.
– Я знаю! Знаю! – Диана зарыдала, обхватив руками лысую голову. – И мне безумно страшно! Кем я стану не сегодня завтра? Что со мной будет? Уж лучше бы я умерла от рака…
– Не говори так!
– Зачем я только послушалась тебя, пошла в эти развалины?.. Зачем позволила опоить себя этой призрачной надеждой на счастливую жизнь? Чудес ведь не бывает!
– Ты сделала это ради меня. – Яна приложила ладонь к груди. – Чтобы мы всегда были вместе.
– А если я не хочу этого больше? – вскинула голову Диана, уставившись прямо в глаза дочери через толстые линзы очков. – Я люблю тебя, Яна. Но жить так, превратившись в непонятно что, я не хочу. Не хочу, чтобы ты видела чудовище каждый день. Пусть живое, пусть здоровое, но всё же чудовище… Давно надо было всё это закончить.