– Пойдём? – окликнул её Люцифер, снова протягивая руку. Ева оторвала взгляд от силуэта в кровати и вложила свою ладонь в его.
– Пойдём.
Сначала был мрак. Затем из темноты начали выступать чьи-то силуэты: они становились всё чётче и чётче, пока в какой-то момент Ева не признала в тенях всех тех, кто не находил себе места эти четыре месяца. На голых серых камнях сидели те, кто отвык надеяться, кто делал это лишь потому, что так было положено, из приличия, как будто соблюдая формальность; Ева ступила на чёрствую, сухую землю, и знакомые лица встретили её благодарной улыбкой.
– Добро пожаловать, госпожа Ева, – с задорной улыбкой сказал ей Бесовцев, шутливо кланяясь и шаркая ногой. Ева слегка склонила голову ему в ответ. – Мы ждали тебя.
– Вы всё-таки надеялись? – спросила она, взглядом здороваясь с остальными. Мария усмехнулась себе под нос и, сложив руки на груди, задумчиво посмотрела в землю у себя под ногами.
– Надежда умирает последней, если умирает вообще, – сказала она, опускаясь на камень рядом со своим мужем. Ранель хмуро кивнул, заботливо положив руку на плечо Марии, но не смог скрыть довольной полуулыбки на губах.
– И Вы надеялись, Ранель, – сказала Ева. Тот лишь слегка пожал плечами и кивнул, мол, «да, куда уж я от вас денусь».
– А ведь я был прав, когда назвал тебя невестой Дьявола, – подмигнул ей из темноты ночи Гораций и слегка приподнял цилиндр в приветственном жесте.
– Мы бы сказали, что мы рады тебе, Ева, – заговорила Аглая, сверкая в полумраке ночи своими ярко-зелёными глазами, и высокий жаркий костёр, разведённый в середине плато, зажёг в них весёлые оранжевые искры, – но слова не передадут того счастья, что ты принесла с собой. Может быть, ты и сама не до конца понимаешь важности своей роли. Мы рады тебя видеть, Ева. Добро пожаловать домой.
– Но знай, – сказал молодой человек с острой длинной козлиной бородкой и чёрными рогами на голове, – если вдруг ты поймёшь, что задыхаешься здесь…
– …если своды мрачного дворца станут для тебя слишком тесными… – продолжил другой, поразительно похожий на волка.
– …если солнце, иногда выглядывающее из-за облаков, покажется тебе слишком бледным…
– …если ты захочешь увидеть небесную синеву вместо грозовых туч…
– …если ты устанешь слушать скорбный плач грешников…
– …если вдруг ты увидишь в нас монстров…
– …то ты всегда можешь уйти, – закончил Люцифер, глядя ей в глаза, но в них он прочитал только то, что она с ними до самого конца, и улыбнулся.
Люцифер и Ева присоединились к остальным и сели на большой камень. Мария осторожно встала и, нагнувшись куда-то в черноту, бросила в костёр два больших полена, отчего пламя взвилось ещё выше, прямо в иссиня-чёрное небо, на котором еле заметно сияли их собственные звёзды.
Вдруг Аглая достала откуда-то из-за камня лютню и заиграла; полилась приятная, медленная, но несколько печальная и даже угрюмая мелодия: это была музыка, сложённая не в самые лучшие годы. Затем голоса стали подхватывать мотив: сначала в светлой грусти прикрыл глаза Ранель, отдаваясь во власть звука, потом к нему присоединилась Мария, а затем и другие, пока мелодию лютни почти не заглушил приглушённый хор голосов. Бесовцев с глубоким вздохом выпустил большое серое облако дыма, и оно, упорхнув в воздух, обернулось длинным крылатым змеем. Некоторое время Ева вместе со всеми наслаждалась лишь мотивом, но тут глубоким бархатным голосом запел Люцифер, а вслед за ним и все остальные.
Мы мёртвые души, живущие тысячи лет,
Мы смерти не знаем, хотя все мы в ней утопаем,
В наш дом никогда не проникнет спасительный свет,
Мы доброго слова, увы, никогда не узнаем.
Нам вслед посылают проклятия, но мы лишь молчим:
Быть может, и вправду проклятия мы заслужили?
На мёртвом наречии старый, знакомый нам гимн
Звучал в тишине, пока птицы над нами кружили.
Нам сердце склевали стервятники, выпили кровь,
И волки грудину проели, костями давясь.
Такую простую, привычную миру любовь
Гиена загрызла, противно над нами смеясь.
Бессмертие – дар, но и он превратился в проклятие:
Никак не забыться, не спрятаться, не потеряться,
И наша свобода для нас обернулась изгнанием,
Заставила нас по бескрайним просторам скитаться.
Кто знает, что ждёт нас: лишь мрак, или всё-таки свет
Забрезжит лучом далеко за чертой горизонта?
Быть может, пройдут ещё многие тысячи лет,
А мы так и будем скитаться в окрестностях дома.
Наш мрачный правитель – седой горделивый король,
О нём на земле все народы слагают легенды,
Но старая песня, увы, доставляет лишь боль,
И с каждым замученным днём угасает надежда.
Пусть с боем курантов уходит сочтённый наш век,
Вино горячит только тело, и холодно сердце.
Мы мёртвые души, пойми это, мил человек,
Мы гости в своей же стране, мы себе чужеземцы.
– Это всё?
Сатана удивлённо обернулся к человеку, сидящему в кресле позади него.
– А что ещё Вы хотите от меня услышать?
– Нет-нет, я просто уточняю. Может, добавите что-то ещё.
Сатана усмехнулся.
– Ну, добавьте «…и жили они долго и счастливо», если хотите потянуть время.
Человек в кресле глубоко вздохнул.
– Я не тяну время, господин Дьявол, я лишь спрашиваю – было же потом что-то…
– Договор был только об истории знакомства – Вы её получили, – строго сказал Сатана и отошёл от окна. – Но, если хотите, мы можем заключить ещё одну сделку…
– О, нет-нет, не стоит! – немного нервно воскликнул человек и убрал какие-то бумаги, испещрённые мелким почерком, в свой портфель. – Истории знакомства будет вполне достаточно!
Человек стал собираться, а Сатана с интересом наблюдал за ним, обдумывая что-то своё.
– Вы уверены, господин Автор? – всё-таки спросил он, когда человек был уже у двери. – Вам не нужна известность, успех? Деньги, в конце концов?
– Нет, не нужно, – вздохнул человек, оборачиваясь через плечо на Сатану. – Мне нужны были только история знакомства с Евой и Ваше разрешение превратить её в книгу – это всё, что я хотел.
Сатана хмыкнул.
– Ну, смотрите. Желаю Вам успеха, господин Автор.
– Спасибо Вам. Спасибо.
Человек вышел за дверь, а Сатана снова подошёл к окну и задумчиво посмотрел вдаль, на синие шапки холмов.
– Пока есть на свете такие люди, в которых горят сердца, жизнь на земле не погаснет, – сказал он вслух сам себе, сцепив за спиной руки. – Надеюсь, он не сожжёт свою рукопись, этот господин Автор…