София Эстер
Потерянные надежды
Посвящение
Всем тем, кто находит силу в самых тёмных уголках своей души, кто, несмотря на предательство и боль, не теряет надежду на будущее.
Для тех, кто, несмотря на судьбу, ищет свой путь и место в этом мире, веря, что даже в самых сложных ситуациях можно найти свою свободу.
Пролог
Мне семь, и я в саду нашего нового дома, который кажется мне просто огромным.
Вокруг большие лабиринты из вьюна и цветущих кустов, поэтому я представляю себя маленькой героиней книги «Таинственный сад», о которой так любила слушать по ночам от мамы.
Быстро бегу по извилистым тропинкам, параллельно настраивая себя не отвлекаться на красоту вокруг меня – нужно скорее найти место, в котором я смогу хорошо спрятаться.
Если бы у меня было больше времени, я бы занялась поиском старой, сокрытой множеством растительности дверь, ведущую в большой, красивый и заброшенный сад. Я бы точно смогла преобразить его до неузнаваемости.
Ветер шепчет в листве, я замедляюсь и иду на цепочках, прислушиваясь к каждому звуку. Не хочу, чтобы меня нашли раньше времени.
Вдалеке виднеется беседка, укрытая от солнца зеленой крышей, на которой росли безумно красивые розы ярко-красного цвета.
Меня будут ругать, если узнают что я зашла так далеко не зная местности, но я так хочу победить.
Решаю, что могу положиться на беседку, которая минутой ранее заворожила своей красотой и останавливаюсь на минуту, дабы рассмотреть лучше уголок, в котором смогу спрятаться так, чтобы быть вне видимости.
Все вокруг кажется таким живым и полным тайн, что я не могу удержаться от улыбки. Закрываю глаза, и пытаюсь оторваться от умиротворения, которое дарит это место, но вдруг оказываюсь в чьих-то цепких руках и валюсь вместе с тем на пол.
В ногу впиваются мелкие камни и сухая листва, только-только упавшая с невысоких деревьев, посаженных по периметру всего участка.
Открываю глаза, и вижу перед собой мальчика, который на фоне меня кажется взрослым и высоким. Его лицо серьезное, а глаза – настороженные.
Я вижу его впервые, поэтому начинаю думать, что страницы любимой книги стали оживать, а до найденного таинственного сада осталось совсем чуть-чуть.
Он вырывает меня из собственных мыслей вопросом:
– Ты кто? – спрашивает он меня, глядя на меня хмуро.
– Я Адалин, мы переехали сюда сегодня, – говорю ему тихо, боясь снова оказаться на щебени, что усыпана на дорожках сада.
– Мне неинтересно, – прерывает мой так и не начавшийся рассказ.
Его лицо не выражает никаких эмоций, от чего сложнее разгадать о чем он думает.
Одет он в серый свитер и пальто черного цвета, на шее висит шарф, напоминающий мне о любимом фильме, который я так часто пересматривала с сестрой и мамой.
На душе становится тепло от приятных воспоминаний, поэтому я чувствую, как медленно проникаюсь к нему.
Мы же сможем с ним подружиться?
– В этом шарфе ты похож на Гарри Поттера, – смеясь произношу я, протягивая к нему руки, в надежде прощупать красивую ткань.
Порыв ветра, который усиливался с наступлением вечера, завываниями начал слегка носить опавшие листья, лежавшие прямо у наших с ним ног.
Я не умела определять настроение человека по поведению, как моя старшая сестра Беатрис, но мне показалось, что с этим ветром и переменилось настроение мальчика, стоявшего в шаге от меня.
Его лицо, до это лишенное всяких эмоций приобретает багровый оттенок, словно внутри него начинает кипеть невидимый огонь.
Проходит еще пару секунд, прежде чем он толкает меня с непреодолимой силой, и я снова оказываюсь на такой холодной земле.
– Лучше подумай о том, какое дурацкое у тебя имя, Адалин. – грубо произносит он, и уносится прочь, в чашу зеленых лабиринтов.
Я тяжело встаю, чувствуя боль в ноге от падения и резкий холод. Слёзы застыли на щеках, и я понимаю, что больше не смогу играть с Беатрис – бегать будет больно.
На улице уже темнеет, и сад становится устрашающим. Нужно возвращаться в дом, но я не помню, с какой стороны пришла, поэтому иду туда, куда ушел мой новый друг.
Интересно, он найдет выход?
Холодный ветер пронизывает до костей, и я едва чувствую конечности. Шаги замедляются, а мысль о том, что я доберусь домой, становится почти невозможной.
Не знаю, сколько бы я еще бродила по лабиринту из плюща, но, услышав голоса вдалеке, я поняла, что нашла выход. Это был голос мамы, и, следуя ему, я добралась до большого здания – моего нового дома. Фонари, освещающие его, стали моим маяком.
Вдруг меня одолела мысль о Беатрис, которая скорее всего до сих пор ищет меня в саду, а я забыла позвать ее, пока искала выход.
Мама заметила меня, и не сдержав слез, судорожно побежала в мою сторону:
– Господи, Адалин, ты нашлась! – ее голос дрожал от страха и облегчения, когда она крепко обняла меня за плечи, прижимая к себе.
– Я так испугалась, – продолжала она, не в силах остановиться.
– Мама, Беатрис осталась там, в саду. Я даже не подумала о том, чтобы ее найти, – плакала вместе с ней я, терзая себя мыслями о том, как тяжело сейчас приходится сестре.
– Принцесса, Беатрис уже дома, с ней все в порядке.
Мама произнесла эти слова с таким облегчением, что вся тревога и страх, что я копила за время поисков, моментально исчезли.
На их месте появилось странное спокойствие, но не без лёгкой обиды. Почему сестра не дала мне знать, что с ней всё хорошо? Почему не позвала меня, как я её?
Силы покинули меня, и я почувствовала, как ноги подкашиваются. Мама, будто почувствовав этот момент, без усилий подняла меня на руки, и я беззаботно закрыла глаза, прижимаясь к её тёплому телу.
К этому моменту вокруг нас собрался папа, бабушка и люди, которые вместе с моими родителями отмечали новоселье. Они поругали меня за рассеянность и самовольничество, а после мы все отправились к дому.
Карлотта, моя няня, встретила меня в комнате, отогрела и привела в порядок. Она сказала мне пойти в новую игровую комнату, потому что мне обязательно там понравится.
Большое пространство на третьем этаже было закидано разными игрушками, о которых только можно было мечтать, в самом центре, на полу, сидела Беатрис, играя с кем-то в мою любимую монополию.
Она обратила на меня внимание только тогда, когда я подошла к ним вплотную.
Рядом с ней сидел тот самый мальчик, покоривший меня своим шарфом, и так быстро убежавший от меня.
– Вот ты где, Адалин, – сказала она, прерываясь от диалога.
– Знакомься, это мой новый друг, Альдо.
Он ведь должен был стать моим другом.
***
Из воспоминаний меня выводит резкое движение отца, который, не отпуская моей руки, ведет меня к большой арке, украшенной моими любимыми лилиями.
Его хватка на запястье ощущается холодной, как железо, и я понимаю, что он боится, что я сбегу.
Так же, как она.
У алтаря меня ждет будущий муж. Его взгляд пристально скользит по мне, как будто он пытается поверить в происходящее, в этот момент, который не имеет ничего общего с тем, что я себе представляла.
Глаза мужчины не предвещают ничего хорошего, и я осознаю, что этот день станет началом моего личного ада на земле.
Я опускаю взгляд, чувствуя, как сердце бешено стучит в груди. Страх, который он вызывает во мне, – это животный, первобытный страх, и я знаю, что он оправдан.
Папа смотрит на меня, его взгляд холодный и оценивающий, как всегда. Я пытаюсь найти в его глазах сожаления, но там ничего нет.
Он хочет убедиться, в порядке ли я.
Нет, не в порядке.
Сегодня Адалин Бенито становится женой Капо Нью-Йорка.
Выходит замуж за человека, которому становится лишь утешительным призом, заменой той, которую он так долго ждал и не смог получить.
Она расплачивается за побег старшей сестры, за ее отчаянный поступок перед собственной свадьбой.
Это Беатрис должен был вывести отец к алтарю, с любовью и гордостью смотря на свою старшую дочь. Но вместо этого рядом с ним иду я. Обреченная на роль тени.
Это ее всегда хотел видеть перед собой Альдо Амато. Я лишь надоедливая младшая сестра, которую он просто ненавидел.
Глава 1
Говорят, что психология хищника и добычи – это игра силы и выживания.
Хищник, движимый инстинктом контроля и доминирования, использует манипуляции и разные стратегии для достижения своих целей. Он ощущает превосходство и уверенность, оставаясь на пьедестале власти.
Добыча, в свою очередь, живет страхом, ее поведение определяется инстинктом самосохранения. Она ищет пути избежать угрозы – скрыться, сопротивляться или подчиниться.
Забавно, но я так и не могла понять, к кому я себя относила. И к кому относилась сама.
Нью-Йорк в этот раз встречал меня привычной ему дождливой погодой, которая, к моему удивлению, непривычно-сильно давит виски.
Черный внедорожник несется мимо Центрального парка, поэтому я с восхищением рассматриваю опавшие листья, которые приобрели характерные этому времени оттенки золота. Красиво.
Для теплой Сицилии, откуда я приехала, такая осень была непозволительной роскошью, особенно для меня, так сильно любившей это время года.
Возможно, в этом и не было необходимости и кто-то сверху сделал это для того, чтобы у меня был повод приехать сюда.
Из года в год прикрываться тем, что я хочу наслаждаться дождем и сыростью.
– Как обстановка дома? – спросил Тео Де Мартино, смотря на меня через окно заднего вида.
Хищник. Агрессор. Каратель.
Консильери. Советник. Правая Рука.
Дорога была мокрой, но мужчина уверенно маневрировал автомобилем на заполненных улицах города. Именно он встретил меня и моего охранника Марко в аэропорту, а сейчас везет домой, к горячо любимым родственникам, где меня ждала моя старшая сестра и nonni.
Мы едем долго, но я привыкла.
Делать огромные петли, ездить по малоизвестным дорогам, использовать не те маршруты, которые были оговорены изначально – безопасность. То, что возможно, сохраняет мне жизнь.
– Всё хорошо, – выдавливаю я, после короткой паузы.
На Сицилии всё всегда оставалось неизменным: теплое солнце, старинные улицы, запахи лимонов и морского бриза.
Люди менялись, но это – никогда.
Он взглянул на меня через зеркало заднего вида, задержав взгляд чуть дольше, чем нужно. Вряд-ли он надеялся на то, что я начну выкладывать ему сокровенное, но ответом Тео, кажется, был недоволен.
– Давно меня не было там.
Мужчина натянуто улыбнулся краем губ, а после вернулся в привычное для себя состояние – безразличие.
С тех пор, как он стал Советником в этом городе, ему пришлось многим пожертвовать.
Как минимум, возможностью испытывать эмоции.
Я никогда не отличалась излишней любопытностью и тягой к осуждению, но черт возьми, так и не смогла понять, как он мог променять себя прежнего на это?
Салон автомобиля заполонила тишина, машина мягко притормозила на светофоре, и я посмотрела на Марко, который сидел рядом со мной, часто молчаливый и сосредоточенный.
Дорога вымотала его, судя по тому, что он не скрывал кобуру с его знаменитым beretta 92, всегда манящим им воспользоваться. Ну, или по крайней мере немного повеселиться.
Сколько раз я пыталась его спрятать, сделать вид, что он пропал, чтобы отвлечь его внимание, не сосчитать на пальцах, но это было увлекательно.
Удивительно, что он до сих пор не понял, в чем дело.
Марко всегда был рядом со мной, словно тень, но сказки, как в сопливых книгах, не будет.
Я ненавижу его всеми фибрами души.
Именно его присутствие рядом триггерит меня до чертиков, поэтому как только я концентрирую внимание на его гнилой туше, моя больная рука предательски начинает болеть.
Она ноет с неистовой силой, и я, черт возьми, уже жалею, что приехала сюда в момент переменчивой погоды, которая, судя по всему усугубляет мою чувствительность, и заставляет старую рану напоминать о себе с жестокой настойчивостью.
– Привезла с собой платьев? – нарушил гнетущее молчание Тео.
– Серьезно? – я прыснула от смеха, забывая о боли, – Приехать в столицу моды и привезти с собой свое платье на мероприятие?
– Напомню, что ты живешь рядом с еще одной столицей, – хмыкнул он, – Не поверю, если на выходных вы не выезжаете на частном джете чтобы пополнить гардероб очередной кофточкой или туфлями.
В груди предательски сжалось, от того насколько женщины синдиката недооценивались. Так просто сводились к тряпкам и бесконечным покупкам.
Улыбка медленно стерлась с моего лица, и Тео, сидящий впереди, мгновенно это заметил. Еще бы.
– Что-то не так? – его голос прозвучал мягче.
– Все в порядке, – я ответила ровно, скрывая свои чувства под маской, которая стала мне второй кожей, – Мы скоро будем?
Равнодушие – клеймо. Клеймо, которое выжигают на твоей душе с первого дня рождения в Синдикате. Никого не интересует, больно тебе или страшно. Слабость здесь пахнет кровью.
Ошибки не прощались, эмоции тем более. Один раз проявишь неуместное – и тебя съедят. Не посмотрят на то, кто ты: дочь босса, его правая рука или пешка, которую можно заменить.
Срывы карались жестче, чем измена, потому что одно неверное выражение лица или дрожь в голосе могли выдать больше, чем слова.
И если ты не мог научиться этому сам, тебе помогали – сурово, методично, через боль, унижение и страх.
Забавно, ведь с Тео меня связывало странное и противоречивое прошлое.
Когда-то давно мы были близки. Хранили одни и те же тайны, доверяли друг другу самое сокровенное – чистые эмоции. Несколько лет назад он был другим. Уязвимым. Простым, и до безумия искренним.
Теперь его жизнь полностью подчинена мафии, и между нами выросла огромная стена, холодная и неприступная, построенная на недоверии, по крайней мере с моей стороны…
***
Одной из первопричин приезда в Нью-Йорк на этот раз была свадьба моей старшей сестры, Беатрис. Я уже и не помню, когда мы виделись с ней в последний раз, но кажется, что давно.
Мы подъезжаем к большому особняку моих дедушки и бабушки в Верхнем Ист-Сайде, и нас встречает внушительный штат охраны, создающий тихую суету на подъездной аллее.
В своих идеально сидящих чёрных костюмах, мокнущих под затяжным дождём, они выглядели одновременно грозно и бесстрастно.
Удивительно, как это никому из соседей не кажется странным, но судя по всему, в районе богатых особняков вопросы принято задавать только за закрытыми дверями.
Двое охранников, словно по привычному ритуалу, тщательно осматривают машину. Один из них, огромный громила с уродливым шрамом, что будто специально подчёркивал его опасный вид, открывает мою дверь.
Я выхожу, каблуки соприкасаются с мокрой мостовой, и в лицо ударяет смесь запахов: влажного асфальта, пропитанного дождём, и густого аромата старого сада у дома.
– Синьор Бенито, как всегда, не оставил ничего на волю случая, – вполголоса бросает Тео, больше себе, чем мне, – Хорошо подготовился к встрече с любимой внучкой.
В его голосе скользит что-то среднее между насмешкой и усталостью, но я игнорирую его. Все это для меня привычно. Как и для Тео.
Большое количество охраны не прихоть, а жизненная необходимость для такой важной фигуры как мой дедушка.
Бывший мафиози, который со временем умело перешел в более легальный бизнес, сохранив сеть связей, которые куда сильнее любого контракта.
Все мы тут связаны кровью.
«Честь в верности, сила в семье.»
– Кто у них? – спросила я его, заметив несколько несколько чужих машин, припаркованных у дома.
– Сейчас – Альдо, но я тоже присоединюсь, – ответил Тео, бросив взгляд в сторону входа, – Они пригласили нас на ужин, в твою честь.
Тео повернулся в мою сторону и многозначительно посмотрел, вероятно ожидая бурной реакции, после того, как он произнес это имя.
Конечно, он помнит, и не упустит возможности посмеяться.
Внешне я сохраняла спокойствие, изо всех сил стараясь показать, что эта новость меня не задела, а имя, которое прозвучало из его уст, не значило для меня абсолютно ничего.
Внутри же бушевал настоящий ураган.
Ураган, который сносил все живое и неживое, не оставляя ни малейшего шанса на спасение.
– Отлично. Почему ты так смотришь на меня? – спросила я, стараясь сыграть с ним по его правилам.
– Потому что знаю тебя, – тихо сказал Тео, продолжая сверлить меня взглядом. – Ты не любишь сюрпризы, особенно такие.
Черта с два он меня знал.
Я, порой, сама себе была незнакомкой.
Иногда, мотивы, которые руководили мной, казались абсурдными. Я действовала на эмоциях или замыкалась в себе, и никто, включая меня, не мог предугадать, что будет дальше.
Отворачиваюсь от него, стараясь сохранить спокойствие. Боль в руке снова дает о себе знать. Ну, или я просто вспомнила о том, что мне может быть больно.
В конечном итоге я просто перестала оценивать реальность такой, какой она была на самом деле, потому что вынуждена думать о ней.
Это твой секрет, Адалин? Грязная тайна, которую ты привыкла прятать в глубинах своей души?
Альдо. Я должна была привыкнуть к тому, что буду слышать это имя часто.
Тут, в Нью-Йорке, где имя его было высечено на лбах прохожих, светилось на вывесках в магазинах и парило в воздухе, было сложно концентрироваться на чем-нибудь другом.
Может, мне уже не будет так больно смотреть в его глаза? Может, прошлое – это всего лишь страшный сон, а сегодняшний день – пробуждение?
– Просто ужин, – вывел меня из собственных мыслей Тео, – Они хотят отпраздновать твое возвращение.
– Конечно, – ответила я, стараясь звучать беззаботно, хотя каждое слово дается с усилием.
– Меня все интересовал один вопрос, – выпалил он.
Тео, Тео. Кажется, город «Н» тебя не изменил. Ты по прежнему знаешь, когда лучше всего задать вопрос, чтобы вывести меня из равновесия.
– Валяй.
Каждого из его друзей я избегала как огня, боясь быть пойманной, как добыча. Но страха к Тео Де Мартино я не испытывала. Мы, вроде как, раньше были друзьями.
– Все изменилось? – так просто спросил он.
Занавес, и весь мой образ пал.
Я уязвима. Особенно, когда речь заходила о Альдо.
Глаза Тео смотрели на меня с интересом, а я не знала что ответить…
Изменилось. Все изменилось, когда тщательно выстроенная картина жизни вдруг дала трещину и мир, который я так долго создавала, рассыпался на осколки.
– Действительно хочешь откровенничать, или тебе просто нужна информация, которую ты мог бы передать Альдо, чтобы дать ему новый повод посмеяться надо мной? – выпалила я, не удержавшись.
– Я и не думал об этом, – просто ответил он.
– И правильно, потому что смеяться не с чего. Всё изменилось.
Он внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь разгадать то, что скрывается за моими словами.
Он не знал. Не мог знать.
– Ты ещё очень юная и наивная, – сказал Тео, доставая сигарету, аккуратно зажигая ее, – Многих вещей не замечаешь.
– Например? – я подняла бровь, все еще стараясь сохранить спокойствие.
– Например, того, как легко ты позволяешь своим эмоциям управлять тобой. Или того, что далеко не все вокруг здесь ради смеха.
– А ради чего тогда?
– Некоторые просто ждут момента. – он затянулся, а дым плавно окутал его лицо, – Марко тебя заждался, – сказал спокойно Тео, указывая на моего охранника, который доставал чемоданы из машины.
Мы слишком долго стояли наедине, поэтому во избежание лишних вопросов я решила отойти и немного осмотреться, чтобы освежить и без того запутанные мысли, прежде чем встретиться со всеми.
Улица была погружена в полумрак, который слегка разбавлялся мягкими огнями приглушенных фонарей.
Влажный асфальт блестел после недавнего дождя, и тишина тут, казалось, была лишь иллюзией на фоне бурлящего жизнью Нью-Йорка.
Это успокаивало.
Стоит ли признаться самой себе, что истинной причиной, по которой я не хотела заходить домой, был жених моей сестры? К встрече с ним я не была готова, и этот холод на улице уже нет так сильно ощущался.
– Идешь? – крикнул Тео, – Или все таки ничего не изменилось? – ухмыльнулся он.
Какого черта у них нашлось время на семейный ужин, в то время как есть куча более важной работы?
Почему именно сейчас они не хотят подорвать какой-то склад или устроить перестрелку в какой-нибудь забегаловке?
– Я ненавижу тебя, – спокойно ответила я, подавляя нарастающую злость.
Глава 2
Когда я зашла в дом, где провела добрую половину своего детства, в нос ударил знакомый запах горящего камина и запеченной индейки. До дня благодарения было далеко, поэтому по моему телу разразилось тепло. Я обожаю индейку.
Бабуля разрыдалась при виде меня, а дедушка как обычно ворчал, что я уеду слишком быстро, если она «будет надоедать своим нытьем» и заботой.
Сестры рядом не оказалось, но они сказали мне, что Беатрис ждет меня за столом вместе с остальными.
Весело, что она даже не соизволила встретить меня.
– Могу ли я принять душ, прежде чем спуститься ко всем? Кажется, что запах аэропорта пропитал всю одежду, – спросила я, оттягивая момент встречи.
Скучала ли я за сестрой? Скорее нет, чем да.
Между нами была странная пропасть, причину появления которой я так и не смогла понять. Она не интересовалась моими делами, пока между нами были тысячи километров, и я ее.
Но мы старались. Старались делать вид, что у нас все хорошо.
– Конечно, милая, я проведу тебя – сказала nonna, аккуратно подталкивая меня к лестнице, – Ты так выросла, il mio grande amore, – восхищалась она по пути.
Я улыбнулась, где-то в задворках души восхищаясь тому, как бабушка умела открыто заявлять о своих чувствах близким, в отличии от многих других женщин Синдиката.
***
Комната, которую я обставляла для себя пару лет назад, осталась прежней несмотря на то, что бабуля любила устраивать часто ремонты и любила любые перемены в доме.
Каждый год nonna заменяла тут покрывала и пледы на новые, объясняя это чем-то вроде: «Лучшей внучке – все самое лучшее».
– Надень самое красивое и сексуальное платье. Альдо так возмужал, – неожиданно сказала она, когда я брала одежду прямо с чемодана.
Я остановилась, застигнутая врасплох ее словами. В груди защемило от странной смеси смущения и недоумения.
– Бабуля, так нельзя, – произнесла я, чувствуя, как краснею.
Я знала, что многого могу добиться своей внешностью.
Длинные темные волосы, густые и блестящие, спадали по плечам, зеленые глаза, яркие и глубоко выразительные, всегда привлекали внимание людей.
Мне не раз говорили, что я красива до невозможности, вот только на Альдо мое обаяние не действовало. Его взгляд всегда проходил мимо, будто он не замечал ни моих глаз, ни улыбки. В целом, он ничего не замечал.
Nonna засмеялась, и вырвала меня из мыслей. В ее смехе не было злого умысла, только привычная игривость и легкая провокация, которая всегда делала наши разговоры живыми и теплыми.
– Твоя сестра выглядит как оборванка! Сколько раз я говорила одеваться женственнее, но она зациклена на своем. Данте глупец, если не разглядел девушку, которая на самом деле подходит его сыну.
Иногда это вызывало улыбку. Бабуля так рьяно вставала на мою сторону и была мне опорой там, где не могли быть другие. Одной из немногих, которые меня поддерживали.
Одной из немногих, для которых я была не просто куском мяса, а личностью.
– Nonna, я не могу влиять на вкус Беатрис, – сказала я, пытаясь перевести разговор на другую тему, – Она сама знает, что делает. Ты же знаешь, что ее не переубедить.
– Знает? – переспросила она с лёгким недовольством в голосе, – Если бы она знала, что делает, её стиль бы не стал похож на старомодный ковер!
Я прыснула от смеха.
Нет, не от того, что смеялась над сестрой, и потому что ее стандарты красоты не совпадали с моими, я никогда ее не осуждала за это. Просто nonna была слишком смешной иногда.
– Подумаешь, – ответила я, – Её выбор – это всего лишь её выбор, она ведь всё равно остаётся моей сестрой.
– Да, ты права, – согласилась бабушка, прищурив глаза. – Но ты всё равно надень что-то особенное. Это твой вечер, а Альдо – тот, кто не имеет права остаться равнодушным к твоему сиянию.
Мне не хотелось продолжать эту тему, потому что в груди предательски сжимало. Я забывала о боли в руке, но она снова и снова давала о себе знать, в особо стрессовые моменты моей жизни.
В дань уважения к себе, точнее к тому что от него осталось, я не могла не сказать в первую очередь для себя:
– Данте не выбирал своему сыну невесту, – отчеканила я, прежде чем закрыть за собой дверь в ванную, – Это сделал Альдо.
Я прислонилась к раковине, вглядываясь в своё отражение, которое сейчас казалось мне уродливым.
Слышу, как Бабуля выходит с комнаты бурча что-то вроде: «Дурочка ты, Адалин. Слепая дурочка.», но меня это уже не интересует.
Я ужасная сестра, если позволяю себе думать об этом. Я часто обещала себе, что не стану этого делать, потому что он заставил меня пережить это, но я не могу.
***
Спускаясь на первый этаж в столовую, я молила все возможные силы, чтобы слова Тео или бабули оказались розыгрышем, первоапрельской шуткой или желанием просто задеть меня.
Увы, этого не произошло, и сразу же, как только переступила порог огромной столовой, я встретила взгляд черных, как уголь, глаз. Глубоких, темных и изучающих, будто видели насквозь.
На мгновение я замерла, почувствовав, как в животе что-то сжалось, мне стало неуютно.
– Здравствуйте, – стараясь отвлечься, произнесла я всем сидящим за огромным дубовым столом.
Помимо Тео, рассматривающего меня с интересом, Альдо и моей сестры, за столом сидел дедушка Амато и несколько друзей моих nonni.
Сестра, услышав мой голос, радостно подорвалась со своего места для крепких объятий.
– Наконец-то я могу вдыхать этот любимый аромат гортензий и ванили, – тихо говорила она, сжимая меня в крепких объятиях.
Я промолчала, потому что сказать было нечего. Пока что.
По очереди мне пришлось обняться практически с каждым сидящим за столом в знак приветствия. Эта традиция меня сильно бесила – она занимала слишком много времени.
Особенно, когда на столе тебя ждет только что поданная и горячо любимая индейка.
Когда я обошла по кругу весь стол, и очередь дошла до жениха моей сестры, я просто кивнула ему и села на стул рядом, злясь на бабулю.
Если она поставила перед собой цель – то она не будет брезговать даже чувствами своей внучки…
Иначе чем я могла объяснить то, что вокруг огромного стола, за которым обычно стоит куча стульев, сегодня их в разы меньше, и «совершенно случайным образом» осталось только одно, рядом с Альдо?
Забавно, но Беатрис сидела строго по правилам английских аристократов – напротив возлюбленного. То есть их разделял огромный стол, за которым еду сложно нормально разглядеть, не то чтобы людей вокруг.
Спасибо, бабуля. Очень кстати ты.
В комнате продолжилась оживленная беседа, где каждый, чтобы быть услышанным, пытался перекричать другого. Я даже отвыкла от такой суеты, и у меня немного разболелась голова.
– Не поздороваешься нормально? – услышала я голос, отдававший хрипотцой.
Я задержала дыхание, пытаясь переварить сказанное, но получилось слабо. Голова отказывалась нормально мыслить.
Это был Альдо, который, как мне казалось, был единственным человеком в комнате, способным говорить спокойно и тихо, несмотря на весь шум вокруг.
Я судорожно оглядывалась по сторонам, прежде чем поняла, что этого никто не услышал.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
– Я сказала всем «здравствуйте», – почти пропищала испуганно я, все еще боясь стать предметом внимания сидящих зрителей.
Он высокомерно хмыкнул, и наклонился чуть ближе, чтобы услышала только я.
– Это не считается. Я имел в виду личное приветствие.
Я попыталась сделать вид, что меня это не волнует, но внутри меня бушевал ураган разных эмоций, победу над которыми одерживал страх.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
Забавно, что причиной этого страха был не он.
Рука заболела с неистовой силой и я вздрогнула. Альдо заметил это, и вопросительно посмотрел на меня.
– Все в порядке? – на секунду мне показалось, что он забеспокоился, но это было фальшью. Альдо не испытывал таких эмоций. Никогда.
– Да! – выпалила я.
Он усмехнулся, и отпил виски со своего бокала. После этого сжал ладони в кулак, и Богом клянусь, они побелели так, словно совсем скоро кожа на них разорвется.
– Почему ты боишься?
– Я не боюсь, – в горле пересохло, поэтому я, наплевав на все свои принципы, отхлебнула немного просекко – воды ведь рядом не нашлось.
Мне срочно нужно лекарство!
Он наклонился ближе, и я уловила его едва ощутимый аромат – смесь дорогого парфюма, и дикой, магнетической энергии, которую невозможно было игнорировать. Не у него.
– Но ты нервничаешь. Всегда, когда я появляюсь на горизонте, – заметил он, и его голос стал ещё мягче. – Я не хочу тебя пугать.
Хищник. Он хищник.
Я сжала губы, чтобы не выдать себя. Зачем он это делает? Зачем делает вид, что все хорошо?
– Я не боюсь, – как можно более уверенно повторила я, в этот раз больше для себя.
Я всегда робела перед ним как маленькая девочка.
С каждым разом пыталась быть сильнее, хотя понимала, что это почти невозможно.
Даже после того как он стал жестоким и безжалостным, и никогда, черт возьми, не был любезен, я видела перед собой мальчика с шарфом красно-золотого цвета.
Даже после того, как он однажды сломал меня.
– И не должна, – прошептал он на выдохе, прежде чем вопрос дедушки, который я так и не смогла разобрать, его отвлек.
