София Осман
История Мишеля Боннара. Куранго

Я выскользнул из дома, бегом бросился к «своему» ювелиру и взмолил о помощи. Я рассказал очень трогательную историю о своем отце, на юбилей которому я мечтаю сделать подарок, а так как в финансах я ограничен, то решил заказать ему дубликат перстня хозяина, которому служу, Антуана Брута. Доктор никогда не позволит мне снять копию, правда, как раз сейчас он отдал кольцо кому то из коллег уважаемого мастера, чтобы почистить камень, но кому именно, я не знаю. Я подробно описал кольцо и слезно молил узнать, в чьей мастерской сейчас украшение, чтобы иметь возможность заказать и выкупить реплику. За старания я пообещал накинуть еще пятьдесят франков. Гай, так звали хозяина лавки, потребовал предоплату как гарантию платежеспособности и только в том случае был готов похлопотать. Я с радостью принял его предложение, но сослался на то, что не ношу больших сумм с собой и для внесения аванса мне нужно побывать дома. Таких денег у меня не было, да и меньших тоже. Я вышел на улицу и при первой же возможности к стыду своему воспользовался своим прежним мастерством и срезал два кошелька у заезжих гусар.

На мою удачу в одном из них я обнаружил пятьдесят франков, а во втором все восемьдесят. Я был несказанно счастлив и одарил содержимым первого кошелька Гая. Тот сердечно пожал мне руку и пообещал сегодня же выяснить, у кого из городских мастеров находится кольцо месье Брута.

Я пришел к Гаю следующим утром. Хозяин лавки взял меня под руку и проводил в захламлённую каморку, главными атрибутами которой выступали старый точильный станок и новенькая горелка.

– Я всё выяснил, – заговорщическим тоном начал шептать он. – Сперва пошел к Людовику, это он торгует камнями, а по твоим описаниям камень уникальный. Я пошел к нему и нарисовал камень, как ты показывал, и добавил, что он может менять цвет, верно?

Я кивнул.

– Людовик хорошо разбирается в камнях. Он занимается этим всю свою жизнь и сразу сказал, что только один камень сохранил такую способность, но даже в этой породе не все экземпляры обладают подобным свойством. Тот камень называют Жадом, и Людовик знает одного китайца, который возит такие. А вообще он упомянул нефрит и дал мне с собой это. – Гай вытащил из за пазухи маленький камушек светло зеленого цвета: – Вот.

Я взял горошину в руки, сомневаясь, что камень в перстне Антуана и Жад, что лежит у меня на ладони, одно и то же. То, что таил в себе перстень, было глубже, таинственнее и гораздо изысканнее.

– Ты не смотри, что он такой простой. Это камень жизни, – пояснил Гай. – Людовик посоветовал мне пойти к Жерому Телеману. Это самый крупный ювелир в Париже. У него пять лавок. Я как раз сейчас собираюсь в одну из них.

– А можно мне пойти с вами? Если кольцо у Жерома, я сразу его узнаю. Можно сказать, что я – ваш ученик.

Чтобы не утомлять никого подробным пересказом истории нашего с Телеманом знакомства и многолетней дружбы, скажу только, что кольцо Антуана действительно было у него. Спустя всего неделю после разговора с Гаем у меня в руках оказался перстень точь в точь как у хозяина.

Теперь передо мной встала ещё более сложная задача: подменить кольцо и до того момента, как Антуан поймет, что носит на руке подделку, забрать украшение у Патрис и тот лист, которым мы пользовались при его создании.

Брут перстень не снимал – совсем. Он в нем спал, ел и принимал ванну. Но раз в месяц он сам его чистил. Это был единственный момент, когда перстень не красовался на пальце хозяина. Однажды я подглядел, как он это делает. Он снимал перстень, клал его в жидкость примерно на час, причем всё это время не отходил от него, затем доставал и протирал разными по составу тканями. Каждый день я украдкой поглядывал на кольцо, пытаясь оценить степень его загрязнения. Незаметной тенью я передвигался по дому за хозяином, чтобы понять, не готовится ли тот почистить украшение. К тому времени Густав был уже очень плох и последние недели не вставал с постели, то проваливаясь в забытье, то снова возвращаясь в сознание.

И вот наконец день X наступил. Благодаря череде каких то невиданных совпадений все обстоятельства сложились так удачно, будто сам дьявол помогал осуществлять мой замысел.

После завтрака Брут отправил меня в аптеку с поручением купить спирта, серной кислоты и пальмового масла. Этот состав я знал и был практически уверен, что именно с его помощью Антуан возвращает металлический блеск своему перстню.

Я принес покупки в лабораторию, осторожно прикрыл дверь, спрятался за лестницу и стал ждать. Брут спустился из кабинета. Досчитав до тысячи, я прильнул к скважине. Доктор стоял, облокотившись о стол, и глядел на глубокую миску перед собой. Насколько я мог рассмотреть, перстень на его пальце отсутствовал. Я выпрямился и неистово забарабанил в дверь.

– Месье Брут! – кричал я. – Месье Брут, Густав!.. Он не дышит, месье Брут. – Мой голос срывался, дверь через секунду отворилась, – Месье Брут, Густав, мне кажется, он…

Не закрыв лабораторию, Антуан быстрым шагом направился в спальню Густава, я рванул следом, однако постепенно замедляя шаг, и как только Брут скрылся на лестнице, я проскочил в лабораторию, трясущимися руками выудил из кармана поддельное кольцо, взял лежащую на столе деревянную палочку, извлёк из раствора перстень и кинул в миску дубликат. Оригинал я спрятал в карман брюк и рванул на кухню. Там я схватил за руку Патрис, и мы вместе поспешили в комнату Густава.

Антуан сидел на постели слуги, и по его щекам текли слезы. То, что он был на это способен, повергло меня в смятение. Я испугано приблизился.

– Он мертв. Беги к священнику. Приведи его сейчас же. – Антуан протянул мне десять франков, и я со всех ног помчался в часовню.

– Поль, – перебила меня Вики, – а как ты узнал, что Густав скончался?

Боннар стыдливо опустил глаза:

– Я знал это еще с вечера. Когда зашел к нему перед сном, он был уже мертв. Я решил приберечь эту новость. И немыслимо, но она меня спасла. Или сам Густав дал мне шанс выжить.

– Что было потом? – прервал его Адам.

– А дальше звезды мне благоволили. Этой же ночью, когда утомленный похоронными хлопотами Антуан заснул крепким сном, я аккуратно забрал металлический лист из лаборатории и колечко с тумбочки Патрис, которое она, оказывается, снимала каждую ночь.

В четыре утра я собрал свои пожитки в маленький кулек и покинул особняк. Добежал до дома, где жила моя Ева, забрался к ней в комнату на втором этаже, закрыл ей рот ладонью, чтобы она не вскрикнула от испуга, взял малышку на руки, не дав даже переодеться, и ринулся наружу.

Той же ночью мы прибежали в дом к Жерому. Я аккуратно постучал в окно его спальни, или как мне казалось – спальни. Свет долго не зажигался. Заспанный ювелир появился только через несколько минут моих отчаянных стуков.

– Прошу вас, месье Телеман, помогите нам! – взмолился я.

Не задавая вопросов, он забрал Еву, помог мне спрыгнуть в комнату, плотно закрыл ставни и задернул шторы.

Я уложил Еву спать, а сам примерно до обеда следующего дня рассказывал Жерому всю мою историю с самого начала. Он по прежнему не задавал лишних вопросов, лишь написал письмо, достал сто франков и вручил мне адрес:

– Мальчик мой, Господь не дал мне своих детей. Я хочу помочь тебе и твоей невесте. Она напомнила мне мою Изабель. Это всё, что я могу сейчас сделать для вас. В Палезо живет моя сестра Таисия, поезжай к ней, отдай это письмо. Она вас приютит. Я смогу приехать недели через две, и мы подумаем, как быть дальше. Надень мою одежду, и пусть Ева тоже оденется в мужское. Надо вызвать повозку. Отправляйтесь сейчас же.

Мы добрались до Таисии к вечеру того же дня. Она выделила для нас комнату.

– Ты когда нибудь еще видел Антуана?

– Нет. Жером иногда рассказывал мне светские новости, в которых несколько раз фигурировало его имя. Мы прожили у его сестры добрых два года и вернулись в Париж уже совсем другими людьми. Ева очень повзрослела и к своим пятнадцати годам выглядела уже вполне зрело. Я отрастил бороду. Жером сделал нам новые документы, по которым она стала его дочерью, а я – зятем. По возвращении в Париж мы поселились в доме Жерома, я стал работать в его ювелирной лавке, которая к тому моменту превратилась в большой магазин. Ева взяла на себя все заботы о хозяйстве. Когда ей исполнилось семнадцать, мы обвенчались. На нашей свадьбе, кроме Жерома и Таисии, больше никого не было. Они заменили нам родителей, были добры к нам и ни разу не попрекнули нас своей помощью.

Ева настолько привязалась к Таисии, что временами, когда та недомогала, жена могла находиться с ней неделями. В такие дни мы с Жеромом превращались в отъявленных холостяков и столовались в тавернах нашего района. В один из таких дней мы закупили камни в лавке Людовика и зашли на ужин сразу после встречи с ним. К нашему столику подошла милая девушка, в ней я угадал Патрис. Она меня не узнала: борода и длинные волосы изменили внешность. Кроме того, с момента нашей последней встречи прошло уже пять лет. Патрис отлично выглядела и мило улыбалась, однако я заметил на её мизинце огромный шрам почти во весь палец.

– Малышка, что это у тебя? – Я старательно приглушил голос.

– Месье, – девушка спрятала изуродованную руку, – это я поранилась на кухне. Неудачно опустила руку в кипящее масло.

– Я доктор, покажи, – требовательно протянул я ладонь.

Патрис подала мне свою руку, и я увидел красный глубокий шрам на том месте, где она носила кольцо.

– Ты ответила отказом ухажёру и он отнял свой подарок? – попытался я разговорить девушку, но Патрис выдернула руку, развернулась и ушла.

– Она работала кухаркой у Брута, – пояснил я Жерому, – если она тут, значит, он ее отпустил.

– Или его уже нет, – предположил Жером. – Я могу представиться другом Антуана. Скажу, что видел ее, когда приходил в гости.

– К нам никогда не приходили гости, Жером, и она это прекрасно знает.

– Тогда скажу, что был соседом напротив и видел ее, например, в саду или на крыльце.

– Антуан запрещал нам покидать дом, а когда Патрис выходила за продуктами на рынок, он заматывал ей голову платком.

– Тогда я скажу, что ищу кухарку, и предложу ей вакантное место, но прежде спрошу рекомендаций от человека, мнению которого я мог бы доверять, – не сдавался Жером.

– Стоит попробовать.

Когда в очередной раз к нашему столику подошла Патрис, Жером улыбнулся и озвучил девушке свое предложение. Она выслушала, погрустнела и, извинившись, ушла. Жером развел руками. Весь ужин Патрис избегала нас и только в самом конце вечера подошла к моему другу.

– Месье, я не могу принять ваше предложение. Я долгое время работала кухаркой в одном доме, но мой бывший хозяин не сможет дать рекомендаций, потому что его нет в живых.

– Вот как? Надеюсь, не из за вашей стряпни? – рассмеялся Жером.

– Нет, месье, он болел несколько лет, и всё это время я ухаживала за ним. Ничего не помогало, хотя к нему приходили и лекари, и даже маг, – шепотом добавила она.

– И никто не смог помочь?

Девушка покачала головой.

– Что за хворь такая?

– Не знаю, месье. Он старел.

– Ну, дорогая, в таком случае и я болен этой хворью. Посмотри, моя голова почти седая. – Жером снова зашелся смехом. – Ну что, пойдешь ко мне работать?

Глаза девушки наполнились слезами:

– Я бы очень хотела, месье. Вижу, вы добрый человек и не станете меня обижать, но я связана обязательствами.

– Вы собираетесь замуж?

– Нет, месье, речь о сыне хозяина.

Мы с Жеромом переглянулись.

– Может быть, я сумею вам помочь?

– Боюсь, это невозможно.

Тогда в разговор вмешался я.

– Патрис, ты не узнаешь меня? – своим обычным голосом спросил я девушку.

Она похлопала глазами и наконец, обомлев, расплакалась. Я обнял ее и долго гладил по голове, пока она не успокоилась.

Из таверны мы ушли втроем и в тот вечер проговорили до глубокой ночи. С момента моего исчезновения жизнь Патрис превратилась в ад. Антуан подозревал ее в сговоре и пытал в надежде выяснить, где я. А когда обнаружил пропажи, совсем обезумел, нанял каких то людей, которые искали меня по всему Парижу. Они нашли и привели к нему моего отца, но тот был пьян и даже с трудом вспомнил, что у него есть сын. Выяснили, что сбежал я не один, а вместе с Евой, которая пропала из дома сестры Милены в ту же ночь. С этого момента искали уже нас обоих. Если бы не Жером, мы бы не избежали смерти. Потом Антуан начал стареть. Сначала постепенно. За полтора года болезни он окончательно извел Патрис подозрениями, обвинениями и оскорблениями. Одни врачи сменяли других, но все разводили руками и говорили, что не властны над временем. Антуан велел написать несколько писем, и так как Патрис не владела грамотой, потребовал привести образованного человека. Письма были разосланы, и спустя два месяца приехал сын Антуана. Он мало напоминал хозяина. Худой светловолосый парень в очках внимательно осмотрел дом, лабораторию, изъял все отцовские книги, несколько дней их изучал, затем пригласил нотариуса и священника. Брут подписал завещание, а священник отпустил ему грехи. В свое последнее утро Антуан уже ничем не напоминал того сорокалетнего месье, которого Патрис впервые увидела.

Когда Брута не стало, сын подготовил целую папку документов, содержание которых Патрис не понимала, ведь она не могла ничего прочесть. Снова приехал нотариус, девушке объяснили, что Брут был величайшим ученым и за свою недолгую жизнь создал огромное количество лекарственных препаратов. Сыну переходили все права на наследие отца, а Патрис принудили подписать документы, согласно которым она бессрочно обязалась не разглашать то, что узнала в доме Антуана.

– Поэтому она считала себя связанной? – удивился Адам.

– Патрис не умела ни читать, ни писать, а старик так извел и запугал её, что рассудок совсем ей отказал.

– И она стала жить с вами? – спросила Вики.

– Да, и следующие семь лет можно по праву назвать самыми счастливыми в моей жизни. Мы были вместе. Работали, ужинали, делились новостями. Патрис стала членом нашей семьи и скрасила последние годы жизни Жерома.

Беда пришла неожиданно, в облике страшной болезни.

Незадолго до этого мы узнали, что Ева беременна, и нашему счастью не было предела. Через три месяца она заболела и буквально сгорела за две недели. Ничего не помогло: ни мои знания медицины, ни лекари, ни даже кольца Антуана. Ева нас покинула.

Я уехал из Парижа и скитался по Европе. В жизни меня больше ничего не держало. Однако я не искал опасных приключений и не испытывал судьбу.

Через несколько лет я вернулся в Париж и узнал, что старина Жером сделал предложение Патрис и у них родилась маленькая дочь, которую они назвали Изабель. Я был рад за них. Патрис стала настоящей мадам, женой известного в Париже состоятельного человека, хозяйкой ювелирных магазинов. Жером обучил любимую и, ко всему прочему, пристрастил к чтению. Патрис изучала камни и металлы и со временем стала неплохо разбираться в них, а ещё через какое то время показала мужу свои собственные наброски украшений. По ее эскизам создали настоящие произведения искусства, которые так полюбились парижанам, что магазины Жерома стали пользоваться бешеной популярностью, а его жена носила гордое имя художника украшений. Изабель росла прекрасным смышленым ребенком. Жером умер в окружении любимых женщин в возрасте девяноста шести лет и до последнего момента благодарил меня. По его словам, фортуна ему улыбнулась именно тогда, когда ранним утром я с моей Евой постучал в его окно.

После его смерти я стал управлять делами магазинов, представляясь зятем первой дочери Жерома. Дела наши с Патрис шли в гору: мы открыли производство, наладили поставки драгоценных камней из Индии. Вскоре наши украшения приобрели популярность по всей Европе. Мне было уже семьдесят, когда не стало и Патрис. Я снова уехал из Парижа, на этот раз в Америку. Управлять магазинами осталась Изабель со своим мужем. Мы иногда обменивались письмами. На родине я бывал редко. Когда я впервые приехал в Америку, мне там понравилось настолько, что я решил переписать историю своей жизни. Вот тогда я впервые надел перстень Антуана.

Друзья ахнули.

– Вот с этого момента, пожалуйста, подробнее, потому что книжка твоего деда заканчивалась на рождении вашей с Евой дочери, – немного бестактно напомнил Люка и тут же притих.

– Я надел перстень. Хотел проверить, как он работает. Экспериментировать на людях, конечно, не стал, и вообще те ужасы, которыми была полна моя жизнь до побега от Брута, слишком хорошо мне запомнились, чтобы я их повторял. Я устроился работать в ветеринарную клинику. Навыки врача у меня были, нужные документы тоже раздобыл. Я усыплял животных, дни которых были сочтены, но делал это не с помощью лекарств или скальпеля, а с помощью кольца. За десять лет работы я помолодел лет на тридцать. Мне некуда было торопиться. Я следил за изменениями и понял, с какими животными кольца работают эффективнее, а на каких вовсе не действуют. Я сменил пять или шесть клиник в разных городах, несколько раз заново делал документы, чтобы не вызывать вопросов. В деньгах я не был ограничен, ведь регулярно получал денежные переводы из Франции от Изабель. Кстати, у них с мужем родились трое мальчишек, в будущем они разделили бизнес и, насколько я понял сегодня, увидев вашу штуку на втором этаже, до сих пор живы и дело процветает. Ювелирный Дом Антуана Бондо. Это они – мои племянники, – гордо подытожил Поль.

Люка захлопал в ладоши:

– Кто их не знает?! Я их обожаю! Вики, дай руку!

Вики протянула руку, на которой кроме обручального кольца было еще одно – с чистейшим большим сапфиром, обрамленное россыпью бриллиантов.

– Это кольцо – подарок Адама на помолвку, куплено у Антуана Бондо.

– Истинный шедевр, – согласился Поль.

– Как же ты познакомился с Катериной? И как вернулся в Париж?

– Я открыл свою ветеринарную клинику и в пятидесятых годах обосновался в Бостоне. Дела процветали. Я нанял хороших ветеринаров, мы открыли гостиницу для животных. Опытным путем я выяснил, что собаки очень энергетически активные животные и их состояние совершенно не меняется от получасового ношения колечка. В день этого было достаточно, чтобы чувствовать себя на все сорок, а ведь к тому моменту мне исполнилось сто двадцать лет.

Катерина была пациенткой клиники, вернее, не она, а ее шпиц. Впервые я увидел именно Ани. Её на неделю поместили в собачью гостиницу. Как маленький и бодрый вновь прибывший постоялец, она сразу была окольцована на полчаса. Такая процедура стала обязательной для всех новых собак нашей гостиницы, ведь она снимала перевозбуждение, которое возникало у животных на новом месте. Спустя неделю за Ани пришла хозяйка. Секретаря не было на месте, и в приемной разрывался звонок для посетителей. Я вышел сам. Мне понравилась эта невысокая стройная блондинка. Хоть в ее чертах я сразу распознал капризную особу, меня это не оттолкнуло. Конечно, я не был лишён женского внимания. За годы в Америке у меня накопилось много любовных историй, коротких и продолжительных, но никто так и не смог вызвать во мне чувств, которые разбудила Ева с первого взгляда.

Катя была очаровательна, причем отличалась от многих остальных окружавших меня женщин умом, дерзостью и харизмой. Она вела яркую жизнь, работала в Бостонском драматическом театре и имела в своём багаже не одну положительную рецензию. Мы сблизились довольно стремительно. Меня увлек водоворот ее блистательной жизни. Она могла настолько эффектно создать любой образ, что был даже момент, правда недолгий, когда мне казалось, что прошлое окончательно меня отпустило. Катя была знатной модницей и обожала роскошные подарки. Я, в свою очередь, свободно распоряжался заработанными финансами и, не жалея, тратил их на нее. Времени для меня не существовало, вероятно, поэтому я не был привязан к деньгам. За свою долгую жизнь я успел всё, кроме одного, моей самой заветной мечты – обрести счастье с одной единственной женщиной, которая родит мне ребенка. Катя, не разделяя моего желания, обзаводиться детьми не спешила и к браку интереса не проявляла. Первые годы мне это даже нравилось, ведь приходилось завоевывать ее внимание. Недоступность и постоянное нетипичное поведение сбивали меня с толку и привлекали еще больше. Со временем Катя и сама ко мне привязалась. Наверное, утомилась скакать по сцене.

Я помог ей открыть школу актерского мастерства, и вплоть до восьмидесятых годов мы прожили в Бостоне. Каждый занимался своим делом. Я реже стал пользоваться собаками, чтобы логично стареть вместе с Катей. Однако она прекрасно понимала, что невозможно в «семьдесят» выглядеть настолько бодрым. Мне пора было решать, расставаться или сказать ей правду. И я выбрал первое.

Я нанял частного детектива, который помог мне разыграть мою смерть, так что потом неделю я пребывал в новом для себя состоянии «рожденного заново». Свой побег я планировал давно, написал завещание на Катерину, в котором оставлял все свое имущество ей: клинику, дом и два банковских счета с очень неплохим содержанием.

Впервые почти за тридцать пять лет я снова отправился в Париж. Мне помогли сделать документы на имя Поля Боннара, по которым я был своим же сыном, рождённым в 1950 году в Сан Франциско. Я познакомился с детьми Изабеллы. Мы сдружились. Каждый из них от своей матери и бабушки знал историю «моего отца», особенно ту часть, где он помогал становлению бизнеса их деду, и по праву отписали мне ровно по трети своих магазинов. Я не возражал. Моя жизнь началась заново.

– Но как ты сохранял свою молодость? – непонимающе спросила Виктория.

– Так же, как и в Америке. Я купил этот дом в девяностом году прошлого столетия. А в конце сада разместил собачьи вольеры. Тишина и уединение, и в нескольких минутах ходьбы от дома, на своей же территории.

– Как же тебя нашла Катерина? – вырвалось у Люки.

– О, это было моей ошибкой. Я почему то не оценил масштаб нашего с племянниками бизнеса и мощь рекламы.

– Вот! А я всегда говорю, что реклама – двигатель мира, – утвердительно махнула Вики. – И что случилось?

– Я снялся вместе с моими племянниками для рекламы нашего Ювелирного Дома. Я и не предполагал, что эти фото так растиражируют. Они попали на страницы французских журналов мод, а потом наши агенты дали рекламу в один американский журнал. Я был не похож на себя на этих снимках, однако так казалось одному мне.

– Она вас узнала! – хором ахнули все.

– Верно. И, думаю, не только она. У меня было множество знакомых, но если другие сослались на совпадение или некое далекое родство, то не Катя. Прожившая со мной почти двадцать лет, последние из которых она не переставала подозревать меня в аномальной молодости, она пошла на штурм. Понятно, что она не предупредила о своем приезде и устроила мне скандал прямо в магазине, где угрожала, что расскажет всем правду. Я был вынужден привести ее в дом. Сперва пытался образумить ее и убедить, что произошла ошибка и что я внебрачный сын её покойного мужа, но это оказалось бессмысленно, и я сдался.

– Ты рассказал ей про кольца?

– Да.

– Да аа, – эхом протянул Люка. – Вот поэтому я не люблю женщин. Они коварные.

– Конечно, я понимал свою ошибку. Однако Катя показалась такой любящей. Призналась, что тосковала после моей смерти. Сказала, что сожалеет о своей выходке в магазине. Я растрогался. Сейчас то понимаю, что это была лишь манипуляция.

Она заботилась обо мне, ухаживала за мной и всячески меня ублажала. Катя оставалась в прекрасной форме, несмотря на свой возраст, а ей было восемьдесят к тому времени. Но больше шестидесяти ей бы никто не дал. Она обладала той подвижной энергетикой, которая присуща талантливым актерам. Мы даже вместе выходили в свет. Все были удивлены моему выбору, ведь вокруг вились молодые красотки. Но Катя своим обаянием быстро расставила приоритеты в свою пользу, и через какое то время общество моего окружения приняло её и присвоило ей репутацию модницы.

– Когда она тебя?.. – задал Адам интересовавший всех вопрос.

– Мы приехали после какой то вечеринки. Оба были веселы и пьяны. Танцевали на этом самом месте. Я чувствовал себя безмятежно и спокойно, а потом потерял сознание. Очнулся вчера ночью под вашей простыней.

– Но как ты ожил? – опять хором спросили все.

– На этот вопрос у меня нет ответа, друзья. Может быть, я так долго использовал кольца, что оставшаяся энергия не дала душе покинуть тело.

– Наверное, если бы мы не нашли ящик и не открыли его, рано или поздно это бы произошло.

– Этого мы уже не узнаем, – пробормотал Поль.

– Что ж, – подытожил Люка, – значит, мадам Ловаль уехала в неизвестном направлении, прихватив с собой кольца, чтобы в какой то точке земли ускоренно молодеть и превратиться в юную красотку.

– А Катерина знала, как именно работают кольца?

– В общих чертах – да. Но при ней я никогда ими не пользовался. Кроме того, она не знала, где я их храню. Хотя выяснить это можно было элементарно.

– И она никогда не просила вас о том, чтобы вы сделали ее молодой? – Виктория удивилась.

– Конечно, просила. Но у меня было условие, что я сделаю это в том случае, если она родит мне ребенка. Она была против. Мы оба тянули время. Она надеялась, я передумаю. Часто задавала вопрос, что буду делать, если ее вдруг не станет и я не успею ее спасти. Обвиняла в эгоизме и бессердечии. Мы решили дождаться ее девяностолетия, придумать достойный уход из жизни, чтобы потом я мог встретить новую молодую жену, с которой снова буду счастлив долгие годы. Мы постоянно обсуждали подробности этого плана, придумывали всё новые и новые детали. Казалось, Кате нравилась эта идея.

– Параллельно она продумывала совсем другой сценарий, – прокомментировал Адам.

– Мы должны ее найти! – всплеснул руками Люка.

– Да, я хочу просить вас об этом, – грустно кивнул Поль.

– Я за, – дал свое согласие на авантюру Адам.

– И я, – поддержала Вики.

– Вы можете рассчитывать на меня, на мою помощь и мои связи. Нам нужны план, информация и время. – Люка выглядел решительно.

Адам задумался:

– У меня проблем со временем нет, мой бизнес позволяет, а вот у Вики, – мужчина понимал специфику работы своей жены, – могут быть с этим сложности.

Вики задумчиво крутила золотистый локон:

– Моя профессия даст нам доступ к той информации, людям и событиям, куда остальным доступа НЕТ.

– Ты что то придумала? – Люка обожал этот интригующий тон подруги.

– Нужно выяснить, в каком направлении наша мадам сбежала. И найти ее фото в молодости, ведь она наверняка бросила все силы, чтобы омолодиться.

– Если успела разобраться, как работает кольцо, – добавил Адам.

– О! – воскликнул Поль. – Ей то как раз наверняка понадобилось гораздо меньше времени, чем мне. Катерине нельзя отказать ни в уме, ни в сообразительности. Эта чертовка не погнушается и экспериментировать на людях – так эффект наступает быстрее. Она может быть уже какой угодно.

– Поль, послушай, – Адам повернулся к другу, – я хотел кое что у тебя спросить. Заметил одну странность, но не стал прерывать твой рассказ. Хотя я понимаю, что это незначительная деталь, но хочу окончательно понять, как они работают.

– Да? – с готовностью откликнулся Поль.

– Помнишь, ты во время болезни Брута надевал на мизинец кольцо, и доктору становилось хуже. Почему?

– Кольца должны быть на разнополых людях, ну, или особях. Если кольца надеты на людях одного пола, то жизненная энергия уходит от более слабого к более сильному.

– Тогда всё ясно, – кивнул Адам.

– Так, друзья, время позднее, а картина пока не прояснилась. – Активный характер Люки требовал действий.

– А по моему, всё уже очевидно. – Вики протянула мужу телефон, с экрана которого смотрела миловидная блондинка лет тридцати. На фотографии в стиле пин-ап виднелась складная фигурка в коротеньких шортах, склонившаяся в завлекающей позе. – Это и есть Катерина Ловаль в свои лучшие годы.

Поль подошел к Адаму и заглянул в дисплей.

– Да, такой Катя была, когда мы познакомились, – кивнул Боннар, – но это ничего не значит, она феноменально умеет менять внешность: из милой блондинки превратиться в огненно рыжую мадам с замашками садистки или знойную брюнетку, обожающую детей и животных. Любые образы давались ей с легкостью, иногда мне казалось, что она не играет роль, а живёт другую жизнь.

– В этом вы схожи, – заметила Виктория, – сколько раз ты заново молодел и становился совершенно другим человеком?

– Я хочу стать собой, Вики, – в голосе Поля послышалось отчаяние, – хочу стать собой и прожить жизнь, которая была прервана смертью моей Евы и дочери. Никем иным, только внуком великого Боннара. А если меня коснется хоть капля таланта моего деда и я обрету признание как писатель, это было бы для меня счастьем. Ведь известны случаи, когда талант проявляется через поколения. – Боннар с надеждой посмотрел на Адама. – Так бывает, да?

– Самое главное сейчас выяснить, куда направилась бабушка Ловаль, – ушел от ответа Адам.

– Адам, надо запросить у Тина документы нашей сделки, там мы сможем найти данные о том, куда она взяла билет. Он же тебе иногда помогает «с особо важными поручениями», – усмехнулась Вики, вспомнив ухаживания Адама.

Тогда Тин по заданию влюбленного клиента следил за девушкой, чтобы выяснить степень ее занятости у мужского пола. Но Вики быстро вычислила непутевого сыщика и в прямом смысле слова прижала к стенке. Вместе с репортёром редакции, где она трудилась, крепким афроамериканцем, Вики устроила настоящее представление. Они стояли в очереди в кафе на вынос, в хвост которой пристроился и проголодавшийся Тин, и Вики, пройдя мимо него, уронила сумочку. Молодой человек не растерялся, поднял ее и хотел отдать девушке, но та начала кричать, что ее только что ограбили, и требовала вызвать полицию. На ее крик сбежались все посетители кафе. Карманы «грабителя» были вывернуты. Он умолял никого не вызывать и клялся, что произошла ошибка. Вики сжалилась. Толпа потеряла интерес. Тогда громила репортер поднял беднягу за шкирку, посадил напротив Вики и вытряс из горе сыщика имя клиента. Эта история давным давно стала семейной байкой.

– Друзья, прощаюсь до завтра. – Люка лучезарно улыбнулся и помахал всем холеной рукой.

Оставшаяся троица погрузилась в раздумья, каждый размышлял о своем.

* * *

– Мне нужно это разрешение! – Вики металась по кабинету главного редактора. Мадам Мидина Маро поверх очков следила за ее перемещениями, – Прошу вас! – Девушка застыла в умоляющей позе, сложив ладони в молитве.

– Ви, идите работайте, – отрезала хозяйка ежемесячного периодического журнала.

– Мадам Маро, миленькая, – не сдавалась девушка.

– Ви, идите работайте, – холодно повторила Маро.

Девушка картинно закрыла руками лицо, и её плечи затряслись в такт картинным рыданиям.