Трудно разобраться в происходящем, когда все случается одновременно. Можно крышей поехать, когда пытаешься действовать, но в голове ничего не укладывается.
Сначала на голову сваливается Райан – одного этого вполне достаточно. Потом мама падает в обморок, и мне кажется, что весь мир вокруг рухнул. Наконец приезжает неотложка, и когда выясняется, что все в порядке, наступает шок облегчения.
Хотя на самом деле, конечно, она не в порядке. И как выяснилось, уже давно.
Мама никогда не говорила нам о болях в груди – до чего это на нее похоже! Я чуть не взвыла, когда это выяснилось. Все это время она жила с больным сердцем – и словом не обмолвилась! Врач объяснил, что большинство проблем из-за курения. Она сама не прочь подымить, и папа уделывал в день полторы пачки. И еще, конечно, четырнадцатичасовой рабочий день в магазине. До сих пор. В ее годы.
«Нужны перемены», – твердил нам каждый медик в те несколько дней, которые мама провела в больнице. «Меняйте образ жизни». А когда мама отвечала, что не собирается бросать свою работу, потому что ее любит, тупо долдонили свое: «надо изменить образ жизни». Только теперь уже смотрели на нас с Николь. Обязанность переделать маму возложили на нас. На Джейка тоже, но он появлялся редко. Деловые встречи, понимаете ли.
После праздника прошло две недели. Если бы все упиралось только в нас с Николь, то, как бы мы ни старались, мало что сдвинулось бы с места. Но теперь перемены неизбежны. Новость обрушилась на нас, как джаггернаут: приезжает мамина сестра.
Мы даже не знали тетушку Карен. Хоть она нам и родня, но последние двадцать семь лет жила в Испании. В Англию она и носа не казала: слишком холодно. Электронной почтой не пользуется: шею ломит. На свадьбу Николь не приехала, потому что у нее процедуры. И вот она явилась. Тут не только мама, но и весь дом изменился.
Она ворвалась загорелым смерчем, громыхая розовым чемоданом на колесиках; высветленные волосы собраны во встопорщенный хвост.
– Я здесь! – завопила она, завидев маму на диване. – Не бойся! Я со всем справлюсь! А теперь главное – цветы инвалидке.
Слегка ошарашенные, мы смотрели, как она жестом фокусника выдергивает из сумки букет искусственных красных цветов.
– Терпеть не могу живые цветы, – объявила она. – Только деньги выбрасывать. Поставь эти в вазу, они не хуже, и можно потом использовать.
Она ткнула мне в руки пластиковый букет, развернулась к маме и покачала головой.
– Ох, Джоанна. Что за хрень? Ты только посмотри на себя. На морщины эти посмотри. Знаю, у меня самой морщины. – Она указала на свою загорелую физиономию. – Но мои-то от смеха. А ты себя раньше срока в могилу вгоняешь! Это надо прекращать. Если не умеешь развлекаться, зачем вообще жить? Словом, я тебя забираю.
Сначала я не поняла, куда тетя Карен собирается ее забрать. Потом дошло: речь об Испании. Я было обрадовалась: у мамы будет отдых! Но тут же подумала: у мамы – отдых? Ни за что. Она не поедет.
Но я недооценила тетю Карен. Она имела таинственную власть над мамой. Убеждала ее делать то, на что никто другой уговорить не сумел. Заявила маме, что та не просто должна, а прямо-таки обязана пользоваться гелем для ногтей – и мама покорно позволила сделать ей маникюр. А Лейла ей это сколько раз предлагала, и все без толку?
А теперь она уломала маму поехать с ней в Испанию. Маму, которая со дня свадьбы в самолет не влезала. Врачи дали добро (я на всякий случай специально звонила, советовалась). Мама купила новый купальник, шляпу и билет в одну сторону. Надолго ли она едет, еще не решили, но минимум на полтора месяца. На этом настояла тетя Карен. Она заявила, что короткий отдых – стресс, так не расслабишься. И еще предложила съездить в Париж, а то после такого перерыва она свою сестру едва узнала.
Это круто. Даже грандиозно. Мама заслужила отдых. Она посмотрит мир и снова сблизится с сестрой. Когда мама сказала, что уедет по меньшей мере на полтора месяца, я обняла ее и воскликнула:
– Мам, это прекрасно! Это так волнующе!
– Это очень надолго, – ответила она с нервным смешком.
Но я тотчас замотала головой:
– Тебе это нужно. А время пролетит быстро!
Сегодня мы собрались, чтобы обсудить, как станем управлять магазином. Джейк и Николь пообещали уделять ему больше времени (выяснилось, что йога у Николь отнюдь не круглосуточная, как иногда представлялось). Мы добавили рабочих часов Стейси и переставили смены так, чтобы магазин не пустовал. И все-таки без мамы как-то странно.
Мы расчистили стол с изогнутыми ножками, которым обычно пользуемся только на Рождество, и теперь сидим с кофе за ним: я, Николь, Джейк и мама, от вида которой перехватывает дыхание. Ее кожа теперь непривычного бисквитного цвета, а в ушах сверкают голубые серьги. Это тетя Карен уговорила ее на искусственный загар, а серьги появились сегодня утром – «безделушка в подарок».
Кресло с массивными деревянными подлокотниками во главе стола пустует. Даже спустя столько лет оно остается папиным. На него не то что никто не садится – его с места не сдвигают. Это знак уважения к отцу, хоть его давно уже нет с нами.
– А вот что у нас есть!
Тетя Карен бухает на стол миску с розовым зефиром, и глаза у нас лезут на лоб.
– Вы и не знали, что вам это нужно! – с победным видом восклицает она, плюхается на стул и закидывает зефирину в рот, а мы все еще оторопело смотрим на миску.
Тетя Карен произносит эти слова каждый раз, когда притаскивает в дом что-то новое – то есть каждый день. От искусственных цветов и мисок со сладостями до освежителей воздуха, вещей, которые абсолютно нам не подходят. И каждый раз кричит: «Вы ведь не знали, что это нужно, да?!» Но она такая яркая, бурная и авторитетная, что никто с ней не спорит.
Джейк неодобрительно разглядывает зефир, слегка отодвигает миску и поворачивается к маме.
– Итак, – говорит он. – Мама. Ты уезжаешь в Испанию.
– Ола! – радостно восклицает Николь. – Пор фавор, сеньор.
– Пор фаворе, – поправляет Джейк.
– Да нет же! – закатывает глаза Николь. – Пор фавор!
– Пор фавор, – подтверждает тетя Карен. И добавляет, обращаясь к маме: – Только не забивай себе голову этой ерундой. Мигель, тот, который живет дальше по берегу, только прикидывается, словно ничего, кроме испанского, не понимает. Чепуха. Говори по-английски, только громко и четко.
– Правда? – Мама ошеломлена. – Но если он испанец…
– Он прекрасно говорит по-английски, когда хочет, – насмешливо отмахивается тетя Карен. – Слышала я его в караоке-баре. Песни Адель поет, «Пет Шоп Бойз», еще что-то…
– Это интересно, конечно, – с натянутой улыбкой говорит Джейк, – но, может, вернемся к теме?
– Да. Конечно. Потому что я должна сделать одно объявление. Точнее, это просьба. Скорее… – Мама бросает взгляд в сторону тети Карен. Та, кажется, в курсе, о чем речь. Что такое? Мама сначала поговорила с сестрой, а не с нами?
Но мне тут же становится не до того. Потому что мама обводит нас взглядом и говорит:
– У меня есть покупатель на наш магазин.
Что?
Воцаряется потрясенная тишина. Брови Джейка ползут вверх.
– Ничего себе, – бормочет Николь.
А я просто в ступоре.
Покупатель? На «Фаррз»? Как можно купить «Фаррз»? Это же мы.
– Мы не хотим его продавать! – не сдержавшись, кричу я. – Не хотим же?
– В этом и вопрос, – говорит мама. – Я уже не так молода, и… многое изменилось.
– Вашей маме нужен отдых, – вставляет тетя Карен. – И это хорошие деньги.
– Сколько? – спрашивает Джейк, и мама кладет листок бумаги на середину стола.
Я никогда не задумывалась, сколько может стоить магазин. Но это много. Мы молча смотрим на листок и прикидываем возможные перемены в своей жизни.
– Ваша мама сможет уйти на пенсию. Встать на ноги. Купить в Испании домик со мной по соседству, – говорит тетя Карен.
– Но это как-то странно. Почему предложение поступило именно сейчас? – Меня охватывает тревога. – А вдруг кто-то отслеживает вызовы неотложки?
– Нет! – смеется мама. – Дорогая, на самом деле предложения поступают постоянно, все эти годы. Я отказывалась. Но сейчас, после того что случилось…
Я снова перевожу взгляд на листок бумаги и мысленно произвожу подсчеты. Да, это прорва денег, но еще это конец «Фаррз», нашим доходам, нашей работе… И тогда сумма кажется уже не такой большой.
– А ты хочешь его продать? – спрашиваю я у мамы. Изо всех сил стараюсь говорить нейтрально. Практично. Благожелательно. По-взрослому, словом. Только глаза щиплет, потому что ударило по мне очень крепко.
Продать? Наш любимый «Фаррз»? Папин «Фаррз»?
Я поднимаю голову, и при виде моего лица мама не выдерживает.
– Ох, Фикси! – Она тянется через стол и сжимает мою руку. – Конечно, не хочу. Но и перегружать вас ни к чему. Что будет, если я отойду от дел? Руководить «Фаррз» трудно. Это полная занятость. Пусть будет так, как хотите именно вы, а не я. Или папа.
Теперь и она моргает, а на щеках выступает румянец. Кажется, мы с мамой – единственные в семье, кто ощущает папино присутствие каждый раз, когда переступает порог магазина. Джейку подавай только деньги. А Николь… Понятия не имею, что в голове у Николь. Единороги, наверное.
– Я готова этим заниматься, – без колебаний объявляю я. – Я не хочу сдаваться. Мама, езжай в Испанию и ни о чем не тревожься. Дела мы берем на себя. Так ведь?
Я смотрю на Николь и Джейка в надежде на их поддержку.
– Согласен, – к моему изумлению, говорит Джейк. – Я считаю, у «Фаррз» отличный потенциал.
Он подталкивает листок бумаги.
– Неплохо, конечно, но эту сумму можно удвоить. А то и утроить.
– Что скажешь, Николь? – спрашивает мама, и Николь пожимает плечами.
– Если ты хочешь продать «Фаррз», то, по-моему… ну, неплохо так, – роняет она в своей обычной рассеянной манере. – А если не хочешь – тогда тоже…
Мы терпеливо ждем, когда она закончит, и наконец догадываемся, что все уже сказано.
– Ну что же, – произносит мама и краснеет еще сильнее. – Должна сказать, что у меня камень рухнул с плеч. Я не хочу продавать «Фаррз». Это хороший магазин, хоть и нескромно так говорить.
– И все-таки это синица в руке, – замечает тетя Карен, взяв листок и просматривая его. – Это хорошая сумма. Надежно. Если сейчас не продашь, потом можешь пожалеть.
– Мама пожалеет, если сейчас продаст, – возражает Джейк. Он оглядывает нас с оживленным видом. – Знаете, что я думаю? Это отличный шанс поднять наш маленький семейный бизнес на новый уровень. Раздуть как следует. У нас есть бренд, есть площадь, свои страницы в Интернете. Выше только небо. Но надо мыслить широко.
Он ударяет кулаком по ладони.
– Обновиться. Собраться. Может, консультанта нанять. Я кое-кого знаю, приведу ребят – посмотрим, что они посоветуют. Организовать?
Я сижу, открыв рот. Мы уже до вызова консультанта дошли? И во сколько это обойдется? И что значит «раздуть»?
– Не беспокойся об этом, Джейк, – говорит мама со свойственным ей спокойствием. – Просто поддерживайте все как есть, пока меня не будет, а когда я вернусь, посмотрим, что можно сделать. А теперь о наших акциях…
Она говорит о наших поставщиках, но я не могу сосредоточиться. Внезапно меня охватывает волнение. Как будто до меня только что все доходит в полной мере. Мама уедет. Я буду управлять магазином вместе с Джейком и Николь. И что из этого получится?
Я слушаю вполуха, а мама раздает нам напоминалки, которые написала от руки и отксерокопировала. Меня больше всего беспокоит Джейк. А вдруг он затеет какую-нибудь глупость, а я не сумею его удержать? Мама смотрит на меня так, словно читает мои мысли, и я поспешно улыбаюсь в ответ. Главное, чтобы она не переживала.
Наконец мы заканчиваем и встаем из-за стола, и мама тут же отводит меня в сторону. Остальные уходят на кухню, и мы оказываемся вдвоем.
– Фикси, – мягко произносит она. – Дорогая моя, я знаю, что ты тревожишься… – Мгновение она колеблется. – Ладно, давай начистоту. Из-за Джейка.
Ее слова задевают болевую точку, запрятанную далеко внутри.
– Знаешь… – Я отвожу глаза: не хочу признавать очевидного. – Он немного…
– Знаю. И понимаю. – Мама подбадривающе сжимает мою руку. – Я не собираюсь бросать тебя в подвешенном состоянии. Я кое-что придумала на время своего отъезда и думаю, что это поможет.
– Ого! – У меня камень сваливается с плеч. – И что это?
Зная маму, следовало догадаться: у нее что-то припасено в рукаве. Может, будем каждый день выходить с ней на связь по скайпу? Или она наймет кого-нибудь крутого? Или установит в компьютере программу, которую Джейк не сможет обойти?
– Дядюшка Нед, – сияя, сообщает мама.
У меня душа проваливается в пятки. Дядюшка Нед? Это и есть ее план?
– Конечно, – сдавленным голосом говорю я, и мама решает, что горло у меня перехватило от счастья.
– Я с ним поговорила, он обещает присматривать за всем, пока меня не будет, – радостно вещает мама. – У него отличная деловая хватка. Ему можно доверять.
У меня нет слов. Дядюшка Нед?!
– Он к нам так добр, – с нежностью говорит мама. – Это надежная помощь.
Да никогда он ко мне не был добр! И помощи от него никакой!
– Это интересная мысль. – Надо говорить сдержанно и рассудительно. – Определенно. Просто я думаю, точно ли нужен именно дядюшка Нед.
– Ты же знаешь, как он выручил с арендой, когда умер папа, – напоминает мама. – Мне будет спокойнее с его поддержкой.
Хоть волком вой. Ладно, с арендой он действительно помог, но это было девять лет назад. А с тех пор он что сделал?
– Знаю, ты не одобряешь его старомодных высказываний. – Мама слегка краснеет. – Я тоже не в восторге, если на то пошло. Но он член семьи, дорогая, и он переживает за «Фаррз». Вот что важно.
В ее глазах разгорается блеск, как всегда, когда речь идет о семье. Она уже все решила. А я ничего не могу возразить, чтобы ее не огорчать. И я улыбаюсь самой беззаботной своей улыбкой:
– Что же, я думаю, все получится. Самое главное, чтобы ты как следует отдохнула. Ты уже потрясающе выглядишь.
Я дотрагиваюсь до сверкающих голубых сережек, которые так нелепо смотрятся с ее седеющими волосами (тетя Карен уже записала маму к парикмахеру в Испании).
– Так тяжело вас бросать! – У мамы вырывается короткий смешок, и я вижу, как она волнуется. – Труднее, чем я думала. До сих пор не пойму, так ли я хочу этого?
Ну нет! Ей нельзя идти на попятный.
– Да, – твердо говорю я. – Ты этого хочешь. И мы справимся.
– Просто не потеряй наш магазин, Фикси. И не дай семье распасться.
Снова такой же неестественный смех.
Я вижу, что на самом деле маме не до веселья и нас гнетет одна и та же тревога.
– Ты – связующее звено, – говорит она. – Ты в силах все удержать.
Что? Даже слушать такое смешно. Связующее звено – это мама. Она нас ведет за собой. Она нас объединяет. Без нее мы просто птенцы-потеряшки.
Но и на долю секунды я не выдаю своих чувств. Надо поддержать маму, не то она никуда не уедет и останется пахать в магазине по шестнадцать часов подряд.
– Мам, послушай, – говорю я как можно уверенней. – Когда ты вернешься, мы отпразднуем твой приезд за этим же самым столом. Магазин будет в полном порядке. И мы останемся счастливой семьей. Обещаю.
Мама с тетей Карен уезжают на следующий день, и мы все разобраны на части. Джейк с Лейлой уходят в паб, а я задумываю на ужин спагетти болоньезе – мама приготовила бы именно их. Но нужного эффекта не получается. Не дано мне создавать в доме ту волшебную атмосферу, которая бывает при маме. Я не чувствую ни тепла, ни уюта, ни покоя.
Если честно, я выбита из колеи не только маминым отъездом. Дело в том, что после праздника от Райана ни слуху ни духу. Не зашел, не позвонил, даже не прислал эсэмэс, что расстроен из-за мамы.
На следующий день после праздника он отправился в Соннинг к своим родным и с тех пор словно в черную дыру провалился. Ни на одно из моих сообщений не ответил. Пару раз Джейк передавал от него привет – вот и все общение. Я особо не заморачивалась. На первом месте все-таки была мама. Но теперь я все время думаю, что случилось.
Я уныло смотрю на кастрюлю, помешиваю – и выключаю огонь. Лучше за мороженым сбегаю. Беспроигрышный вариант, чтобы поднять настроение.
По Хай-стрит впереди меня бодрой уверенной походкой вышагивает парень со взъерошенными волосами. Да это же тот самый, из кофейни! Чушь, быть такого не может.
И все-таки странно, что я подумала именно о нем. Еще удивительнее, что я при этом покраснела. С какой стати? Я же о нем даже не вспоминала все это время.
Или вспоминала всего пару раз. Его глаза. Что-то в них было такое. Я представляла их себе: зелено-карие, с крапинками, как листва.
Парень останавливается, чтобы ответить на звонок, и я мельком вижу лицо. Он! Себастьян… как его там. Он поднимает глаза, видит меня – и его лицо расплывается в приветливой улыбке.
– Здравствуйте! – восклицает он.
– Привет! – Я останавливаюсь. – Как вы?
Заглядываю в его лесные глаза – и тотчас отвожу взгляд, чтобы не засмотреться.
– Хорошо. Такси жду. – Он показывает телефон с объявлением от фирмы.
– Снова в Эктоне, – улыбаюсь я. – Или вы местный?
– Нет, я здесь… – он колеблется, – по делам.
– Понятно, – вежливо соглашаюсь я. Вообще меня это не касается, и на этом разговор можно было бы закончить. Но Себастьян оживляется, поднимает бровь – кажется, хочет поболтать.
– Так получилось, что я искал гуру по лыжному спорту, – говорит он, с иронией подчеркивая слово «гуру». – Знаете здесь, в Эктоне, такого?
– Нет, – улыбаюсь я. – Даже не знала о его существовании.
Хочу добавить, что никогда в жизни не каталась на лыжах, но Себастьяна несет дальше.
– Я тоже не знал, но моя девушка подарила мне два ваучера на день рождения и настояла, чтобы я к этому гуру съездил. Второй раз к нему мотаюсь.
– Понятно. И как?
– Полная чушь! – пылко восклицает Себастьян. – Я даже возмущен, каким бредом это оказалось! Я в шоке!
Его негодование выглядит настолько комично, что я не могу удержаться от смеха. Хотя понимаю, что он искренне расстроен.
– И в чем заключался этот бред? – любопытствую я.
– Все, что он делал на первом занятии, – это расписывал, как взял бронзу в Ванкувере. Сегодня – как чуть-чуть не схватил бронзу в Сочи. Да я бы это в «Википедии» за пять минут нашел, будь оно мне нужно.
Я хохочу.
– А упражнения?
– Он открыл мне великую истину о здоровых легких и предложил ходить к нему дважды в неделю следующие полгода.
– Форменное надувательство! – с чувством говорю я.
– Именно! – восклицает Себастьян. – Я рад, что вы согласны! Простите, мне нужно было выговориться.
Он заглядывает в телефон. Значок с изображением автомобиля ползет по Хай-стрит.
– Ладно, ну его. А у вас как дела?
Я уже готова сказать «отлично», но понимаю, что это будет не совсем честно.
– Мама лежала в больнице, – говорю я.
– Ох, нет. – Он резко опускает телефон. – А я тут распинаюсь… Я могу помочь?
Его порыв такой искренний и забавный, что я снова невольно смеюсь. Что он мог сделать?
– Все в порядке. Ей стало лучше, и она уехала отдыхать.
– Как хорошо! – говорит он, причем опять совершенно искренне.
Тут появляется такси, и Себастьян машет водителю.
– Это я! Рад был снова повидаться.
– До свидания! – отзываюсь я, пока он открывает дверцу машины. – Жаль, что вам не везет в Эктоне. То потолки рушатся, то всякие гуру жульничают. У нас не всегда так.
– Охотно верю, – улыбается Себастьян. – Эктон занял свой уголок в моем сердце.
– У нас изумительный тайский ресторан, – говорю я. – Если вы любите местную кухню.
– Люблю. – В его глазах сверкают искорки. – Спасибо за совет. Да, кстати, я помню.
Он останавливается у открытой дверцы автомобиля.
– Я все еще в долгу. И помню об этом. Не забыли?
– Конечно, нет, – отвечаю я. – Как можно?
Я смотрю вслед отъезжающему автомобилю, все еще улыбаясь добродушию Себастьяна, а потом продолжаю свой путь.
Это маленькое происшествие поднимает мне настроение, но дома я снова падаю духом. Подогреваю пасту, с удовольствием вдыхая ее аромат, включаю «Арчеров» – мама бы включила. Но все это ненастоящее, я «Арчеров» не слушаю и понятия не имею, кто из них кто.
– Привет, Фикси! – На кухню входит Николь, прервав мои раздумья. Вдруг она решила мне помочь? Какое там, она даже не заметила, что я что-то готовлю. Она прислоняется к столу, берет кусок пармезана, который я как раз собиралась натереть, и надкусывает.
– Меня осенила прекрасная идея, – задумчиво произносит она. – Можно устроить йогу в магазине.
– Йогу? – переспрашиваю я. – То есть? Отдел товаров для йоги?
– Занятия! – говорит Николь так, словно это что-то очевидное. – По вечерам. Я могу их вести.
Я кладу деревянную ложку на мамину подставку с кроликами (6.99 фунта, на Пасху нарасхват) и смотрю на Николь: может, шутит? Но она отвечает мне совершенно серьезным взглядом. Есть за ней такое: она отрешенная, витает в облаках, но когда чего-то захочет, впивается, как клещ.
– Николь, у нас магазин, – осторожно говорю я. – Мы продаем кастрюльки, а не обучаем йоге.
– Есть же у нас Пирожковый клуб, – парирует она.
– Да, но это торговое мероприятие. Мы продаем формочки и все такое. Это приносит доход.
– Во многих магазинах устраивают вечерние мероприятия, – упирается Николь. – Это привлекает клиентуру.
– Но где?!
Я представляю себе магазин. Там даже пару циновок негде втиснуть.
– Подвинем что-нибудь, – беспечно отзывается сестра. – Уберем пару экспозиций.
– Каждый вечер убирать? А потом ставить обратно?
– Да нет, конечно! – Николь закатывает глаза. – Насовсем. Там очень много лишнего. Даже мама так говорила. Магазин захламлен.
– Но не можем же мы снять целые экспозиции для твоей йоги! – с ужасом говорю я.
– Это ты так считаешь, – спокойно заявляет Николь.
– А уборщики? Они начинают в шесть вечера. Когда им приходить?
Николь тупо смотрит на меня, словно она вообще не в курсе, что в магазине каждый день убирают.
О господи! А ведь она и правда не в курсе. Инопланетянка какая-то.
– Разберемся, – говорит она наконец, пожимая плечами. – Как на заседаниях Пирожкового клуба.
– Хорошо! – настраиваюсь на позитивный лад. – Ты будешь что-нибудь продавать?
– Мы будем заниматься йогой, – хмурясь, заявляет Николь, – а не торговать.
– Но…
– Вечно ты из всего делаешь проблему, Фикси, – добавляет она.
Я смотрю на часы.
– Четырех часов не прошло, как мама уехала, а ты уже пытаешься все перевернуть.
– Надо мыслить шире! – упирается Николь. – Спорим, если я позвоню маме, она одобрит эту идею!
– Не одобрит! – горячусь я. Я настолько уверена в своей правоте, что готова снять трубку и набрать мамин номер. Но, конечно, я этого не делаю.
– Тебе самой стоит позаниматься йогой. – Николь бесстрастно разглядывает меня. – У тебя поверхностное дыхание. Посмотри.
Ока указывает на мою грудь.
– Отсюда и стрессы.
На языке вертится: «У меня стрессы не от дыхания!» Но меня останавливает мысль о маме. Она бы расстроилась, если бы узнала, что стоило ей уехать, как мы переругались из-за магазина. Я делаю над собой усилие и перевожу дух.
– Для этого и нужны семейные собрания. – Я стараюсь говорить как можно спокойнее. – Поставим вопрос на повестку дня, обсудим.
Ни Джейк, ни дядюшка Нед в жизни не согласятся на занятия йогой. Все будет прекрасно.
– Можешь спагетти приготовить? – добавляю я.
– Конечно, – рассеянно откликается Николь.
Она подходит к кладовке, достает пачку спагетти, утыкается в телефон и застывает, пока я пересчитываю вилки.
– Николь! – окликаю я.
– А, да. – Она ставит кастрюлю на конфорку и озадаченно смотрит на спагетти. – Как по-твоему, сколько?
– Ну, нас будет четверо.
– Действительно. – Николь по-прежнему смотрит на пачку. – Просто со спагетти я никогда не уверена…
– Хотя бы примерно. Горсть на человека.
Я отправляю Лейле эсэмэс:
Ужин в 10
– и достаю стаканы. Потом смотрю на Николь. Она вытащила пучок спагетти и сосредоточенно его разглядывает. Господи, она даже воды в кастрюлю не налила.
Я наливаю воду, солю, включаю конфорку и отбираю у Николь спагетти.
– Я сама. Ты в курсе, что бывают мерки для спагетти? Они у нас в магазине продаются.
Я показываю ложку с отверстиями, и у Николь глаза расширяются от удивления.
– Я и не знала, что это для спагетти! Как ты хорошо в этом разбираешься, Фикси.
Я засыпаю спагетти в кипящую воду, а Николь выплывает из кухни, даже не спросив, не нужно ли еще что-то сделать. И сталкивается с Лейлой.
– Фикси! – взволнованно восклицает Лейла. – Угадай, кто здесь!
Она торопливо приглаживает мои волосы, а потом словно бы ниоткуда вытаскивает блеск и проводит по моим губам.
– Э-э? – Я озадаченно смотрю на нее.
– Райан! – шепчет Лейла.
– Что?!
У меня глаза лезут на лоб.
Больше я ничего сказать не успеваю. Слышится голос Джейка:
– Заходи, перекусим чего-нибудь!
Я заставляю себя выждать целых пять секунд, а потом разворачиваюсь. Вот он, Райан. У нас на кухне.
Все такой же высокий, белокурый, ослепительный. Только беззаботной улыбки больше нет. Лицо усталое, на лбу морщины.
– Привет, Фикси, – произносит он. – Все в порядке?
Джейк протягивает ему стакан вина.
– Держи. Утопи свои печали. Райан ужинает с нами, – добавляет он, обращаясь ко мне.
– Конечно, – лепечу я. – Чудесно.
Внутри все трясется. В голове носится по кругу: «Он здесь! Где же он был? Почему такой измотанный? Почему не написал? У него кто-то есть? Он здесь!»
– Надеюсь, ты любишь спагетти! – с деланой веселостью пищу я.
– Ага, – соглашается Райан и отпивает еще глоток вина. – Прекрасно.
Несколько мгновений он смотрит куда-то вдаль, а потом наконец разворачивается ко мне.
– Давай уже поздороваемся как следует!
Он наклоняется и целует меня в губы.
– Извини, что я пропал, – бормочет он. – Я знал, что у тебя тяжелый период: мама в больнице, и вообще… Думал, тебе не до меня.
– Ну да… – обескураженно отзываюсь я. – Конечно.
– По себе знаю, каково это, когда навязываются, – добавляет он. – Я не хотел никого напрягать. Пусть, думаю, люди отдохнут.
У меня на языке вертится: «Никого бы ты не напрягал» или «Хоть бы написал эсэмэску». Внезапно вспоминается порыв Себастьяна: «Я могу помочь?» А ведь он меня даже не знает.
С другой стороны… Все люди разные. Иногда не знают, как реагировать. Особенно когда дело касается здоровья. Ханна поехала в больницу, дежурила там вместе со мной и гуглила все, что сказал врач. Но это Ханна.
Наверное, что-то отражается у меня на лице, и Райан это замечает.
– Я не знал, что делать, – сникнув, говорит он. – Запаниковал, наверное. И слинял. Не стоило так делать, да? Ты, наверное, меня теперь полным дерьмом считаешь.
– Что ты! – поспешно вскрикиваю я. – Нет, конечно. Все в порядке, правда! А мама уехала отдыхать, стало быть… все хорошо!
Я успокаиваю Райана, но вид у него все равно пришибленный.
– Столько всего навалилось, – говорит он. – Сплошной бардак.
Он осушает стакан и с тяжелым вздохом приваливается к стене.
– Райан, – сочувственно говорит Лейла, – все образуется.
– Что случилось? – волнуюсь я.
– Агентство по найму. – Райан покачивает головой.
Спагетти неожиданно вскипают, и я хватаю кастрюлю. Конечно, мне интересно послушать, но я хочу, чтобы ужин получился по первому разряду.
– Садитесь за стол! – объявляю я. – Джейк, позови Николь, пожалуйста.
– Я помогу. – Лейла тянется к тарелкам.
Все получают по порции, Джейк разливает вино по бокалам, Николь проскальзывает на свое место, и, оглядывая стол, я испытываю невольное чувство гордости. Вот мы и собрались, как настоящая семья. Мы справимся без мамы, сумеем ведь?
– Так что там с агентством? – осторожно спрашиваю я Райана, и Лейла вздрагивает.
– Пять лет в киноиндустрии, – отрешенно произносит Райан и отправляет в рот порцию спагетти. – Можно подумать… Нет, я, видите ли, не разбираюсь во всяких прибамбасах. И профессиональной квалификации у меня нет, и в цифровых технологиях я не смыслю. Да, в цифровых технологиях не смыслю.
Он залпом глотает вино.
– Зато у меня опыт. Я знаю толк в сделках. В людях. Это вообще считается?
– Для тебя ничего не нашли? – отваживаюсь я.
– Там одна болтовня. «Да мы такого талантливого парня, как ты, в момент устроим, никаких проблем!» И знаешь, что они предложили?
– Э-э… Не знаю.
– Колл-центр.
– Колл-центр? – с отвращением переспрашиваю я.
– Да это оскорбление, – вставляет Джейк, и у меня теплеет на душе: хоть в чем-то мы сошлись.
– А какой именно колл-центр? – спрашиваю я. Это надо как-то утрясти в голове.
– Продажи… – Райан замолкает, покачивая спагетти на вилке. – Даже не знаю, что именно это было. Страховка какая-то дурацкая. Никакого оклада, только комиссионные. Я даже уточнять не стал. Обратился в другое агентство, но там сразу предупредил: никаких колл-центров. Они мне: «Без проблем, что-нибудь подыщем!» Брехня, ничего они не нашли.
– Тяжко, – морщится Джейк. – В большинстве компаний сейчас сокращение, новых сотрудников не берут.
– Так что ты будешь делать? – волнуюсь я.
– Кто его знает. – Райан умолкает, работая челюстями. – В Лос-Анджелесе я хоть понимал, где я. Да, я там вляпался, но более-менее соображал, что к чему. А начинать все с нуля в Лондоне… Не представляю. Тут все изменилось. Этот город ожесточился.
Наконец я понимаю, к чему он клонит.
– Но ты же не вернешься в Лос-Анджелес?! – вырывается у меня. – Ты сам говорил, что видеть его больше не хочешь.
– Но так же тоже нельзя, верно? Я не могу сидеть на шее у Джейка.
– Мне не в тягость, – говорит Джейк, но Райан мотает головой.
– А твоя мама? – спрашивает Николь. – Может, у нее поживешь?
– Нет. – Райан совсем скисает. – Там же отчим. Мы не уживемся, точно. Мы с мамой всегда были близки, понимаете?
Меня охватывает сочувствие. Как представлю себе, что мама вышла бы замуж за кого-то, с кем мы не поладили бы! Так и хочется крикнуть: «Перебирайся к нам! Места хватит!» Но это получится слишком назойливо.
– Найдешь что-нибудь! – подбадриваю я его. – Есть другие агентства… Наверняка существует много вариантов. Ты же говорил, что хочешь начать с чего-нибудь поскромнее…
– Да, говорил. И в агентстве спросил: есть ли что-то для быстрого роста? А они мне: «Вы что, выпускник?»
Воцаряется неловкое молчание, прерванное отрешенным голосом Николь:
– Верно, а я и забыла, что ты не окончил университет.
Как это похоже на Николь: выдать вслух то, о чем подумали все. Хотя вообще-то я сама не помнила, что Райан бросил университет. Это случилось давно и не имело значения, пока он делал карьеру в Голливуде. Не то что теперь, когда нужна работа для специалиста.
– Может, закончишь образование? – осторожно спрашиваю я, хотя ежу понятно: это последнее, за что он возьмется.
– Да пошло оно! – восклицает Райан. – Или люди понимают, что я могу им дать, или говорить не о чем.
Голос у него такой несчастный, что у меня сжимается сердце. Как ему тяжело! Кому угодно больно столкнуться с отказом, но это же Райан Чокер! Номер один в школе! Пусть даже он не ходил в старостах и не был асом по математике. Самый крутой. Золотой мальчик. Рожденный, чтобы преуспеть. Как его угораздило в такое влипнуть? Эти, в агентстве, что, не видят его уровня? До чего мне жаль Райана! И за вспышку его не виню: он сейчас словно раненый лев.