Снежана Масалыкина
Дорогами сна

Я, как приклеенная, последовала за ним. Откуда-то ведь он пришел в эту навязанную мне комнату-иллюзию. Служитель остановился возле дверного проема и снова склонился в полупоклоне, стоя спиной к выходу. Я замерла в шаге от него и не собиралась отступать, в упор глядя в его змеиные глаза, боясь упустить малейшее движение или жест. Он подождал, склонив голову к правому плечу и равнодушно глядя сквозь меня, словно прислушивался к чему-то.

Дверь позади него снова бесшумно распахнулась, жрец сделал стремительный шаг назад и будто выпал в коридор. В один прыжок я очутилась возле мгновенно захлопнувшегося выхода из темницы, дернула за ручку, потянула и очутилась в коридоре. Снаружи никого не оказалось. И снова бег по кругу. И снова только тишина и шум моего дыхания. И снова через какое-то время чертов вход в темницу и больше ничего. Я, чертыхнувшись, долбанула по дереву ногой со всей дури, поморщилась от боли и, прихрамывая, вошла в благоустроенную личную камеру.

– Прекрасно, – буркнула вслух. – Пожрать принесли, а про остальное не подумали! – намеренно грубо продолжила вслух. – Девочки, даже блин, принцессы и драконы, если на то пошло, ещё любят умываться и в туалет ходить! И желательно не в трусы и не в уголок!

Послушала тишину и раздражённо плюхнулась в кресло возле стола. Мясо, салат, хлеб, даже масло и варенье предстали перед моим взором, и я вдруг поняла, что голодна. В кувшине оказался густой напиток темного цвета без запаха. Хмыкнув, решила не рисковать. А вот интересно, сколько человек может продержаться без воды? А дракон? Видимо, мне предстоит это в скором времени выяснить.

Отрезала кусок мяса и ломоть хлеба, сварганила бутер, помечтала о кофе, куснула. Оказалось, вкусно. Мясо напоминало запечённую говядину, хлеб походил на бородинский. Забралась с ногами в кресло, принялась жевать, разглядывая огонь, и размышлять.

Сменить ипостась мешали ошейник и кандалы из непонятного черного металла, похожего на непробиваемое стекло. Пробовала стукнуть по камню – безрезультатно. Без драконьей сути я оказалось просто барышней слегка за сорок без особых магических даров. Но если подумать логически… Я в мире иллюзий… И? Черт, как трудно думать, когда не знаешь и половины возможностей золотого дракона!

Раздражённо стукнула ладонью о подлокотник, выскочила из кресла… Должно же быть какое-то решение! Злость не давала мыслить трезво, я измеряла шагами комнату в двенадцать квадратных метров и пыталась вспомнить все, что когда-либо читала в книгах о драконах вообще, и о золотых в частности. Память вытащила наружу только золотого красавца из «Ведьмака» и разномастных дракончиков из четвертых героев.

«Интересно, – мелькнула мысль, – а вдруг автор «Ведьмака» побывал в чужом мире и знает об эти существах не из собственных фантазий, а взаправду? Попала же я как-то в этот Мир! И вдруг в земном фэнтези многое правда? И надо только вспомнить, что и как, и я смогу вырваться на свободу!»

Я остановилась посреди комнаты, задумалась, взъерошила рыжую гриву, прихватила со стола нечто, похожее на яблоко, и завалилась на кровать в попытках вспомнить главу про Борха Три Галки – золотого дракона в образе мужчины, что путешествовал в сопровождении зерриканок по ведьмаковскому миру.

Незаметно для себя, я вырубилась, едва дожевав местное яблоко. Я лежала, окутанная серым, густым и вязким туманом, скованная по рукам и ногам, без признаков дыхания без мыслей и чувств. Мне было ни хорошо, ни плохо. Было бесконечно все равно. Как в сказке про Варвару Красу Длинную Косу: что воля, что неволя – все одно. Клубы без цвета, звука и запаха сжимали мое тело все сильнее и плотнее. Осталось только расслабиться и я сама стану туманом: густым, плотным, убивающим все живое вокруг себя, чтобы самому стать живым.

«Живым быть хорошо», – слабо затрепыхалось что-то глубоко внутри меня. Но пустота и тонкий хлесткий звон холодного равнодушия плотно поселились в моей голове, поглощая остатки чувств, мыслей и желаний.

Памяти не осталось. Я не знала, кто я и где. Почему нахожусь тумане. Почему не могу пошевелиться. Почему… Да, собственно, какая разница, почему? Неожиданно серые щупальца раздраженно зашипели и отпрянули от моего тела. Что-то горячее впилось в руки, заставляя раскрыть плотно и давно закрытые глаза, чтобы отбрить взглядом наглеца, посмевшего нарушить мой покой. Говорить не хотелось, шевелиться не стоило. Но невесть откуда взявшийся раздражитель нарушал гармонию моей нирваны и с этим надо было что-то срочно делать.

С трудом сфокусировав взгляд на мутном полупрозрачном пятне, я нахмурилась, пытаясь понять, кто или что это. Жар от прикосновений огненными ниточками поднимался все выше по рукам, обжигая нервные окончания мозга и зрительных нервов. Серая пелена льда расступилась, поддавшись жарким ручейкам, и я увидела женское лицо. Спустя мгновение, я узнала его.

Это Наташка схватила меня горячими руками и держала, пытаясь вырвать из объятий тумана. Крепко сжимала пальцы, обхватывая мои запястья в районе браслетов из серии «антимаг» или «антидракон», тянула меня к себе и, сочувственно глядя в глаза, что-то шептала. Слов не было слышно, но от дыхания туман дергался и извивался, будто уж на сковородке.

Горячие потоки от ее рук дотянулись до разума, и я вдруг вспомнила, что Наташки больше нет. Она погибла в неравной схватке с балахонистой тварью, убившей и меня в Храме какого-то местного божка. Недоуменно нахмурясь, я пыталась понять, чего хочет от меня мертвая и не погребенная подруга? Зовёт за собой в мир иной? Не может уйти, остались незаконченные дела? Мне что-то нужно сделать для ее успокоения? Или пришла попрощаться, чтобы раствориться в вечности окончательно и бесповоротно? Оставив меня здесь, в сладком дурмане густого тумана. Губы подруги искорежило отчаянье, туман испуганно шарахнулся от Наташкиного яростного лица, меня тряхнуло и обожгло. На секунду ощутив себя живой и прежней, я закричала: «Что, Наташ, что?» – и проснулась.

Запястья болели, будто за них взаправду тянули. И тянули очень сильно. Подтянула рукава рубахи и с удивлением обнаружила отпечатки пальцев вокруг браслетов, которые не давали мне сменить ипостась и устроить в отдельно взятой магической иллюзии полный армагедец. Настороженно прикоснулась к красным отметинам, подозревая очередной иллюзорный подвох. Но нет, покрасневшие вмятины никуда не исчезли.

Сердце замерло, словно захлебнувшись пустой надеждой, чтобы через секунду забиться с утроенной силой. Кто, если не Наташка мог тянуть меня с такой силой из… Откуда? А если Егор не просто так оговорился, чтобы убедить меня помогать, и Натка жива, а вместе с ней живы и ребята? «Черт с ними, с малознакомыми чужаками! – мелькнула подленькая мыслишка. – Главное, что Наташка не умерла в храме!»

Я зябко передернула плечами, отгоняя гниль черных мыслей от возникшей надежды. «Что же делать? Если это Ната, и она пытается меня отсюда вытащить, тогда почему я не могу ничего поделать с иллюзией? И что со мной там, если я здесь? Ведь как минимум тело мое должно быть рядом с тем (Господи, пусть это будет Наташка!), кто тянул меня за руки во сне из иллюзии!»

Голова начала раскалываться от безумных мыслей, толпящихся, лезущих друг на друга, превращая разум в путаный клубок нитей, вызывая раздражение и тяжелый гул закипающей крови в венах. В левом виске забили тяжелые тамтамы, запело бесконечную песню боли сверло, половину шеи свело судорогой. Как и всегда, когда у меня поднималось давление или разыгрывалась мигрень. Раздражение и злость стремительно вытесняли из души здравомыслие и способность адекватно воспринимать реальность. Тело передернуло судорогой и, вскинув голову к потолку, я отчаянно завыла.

В ужасе пыталась прекратить дикие звуки, которые вдруг начал извергать мой собственный рот, но черный поток злобы, ярости и боли отвергал мои жалкие потуги и ломал защитные барьеры, отдав остатки разума на растерзание чужому зверю, который с дикой радостью и мощью рвался на свободу из самых потаенных глубин меня.

Черная непонятная зверюга продолжала захват власти. Затылок дико заломило. Казалось, волосы поднялись дыбом и пытаются прорасти внутрь. Я подняла руки, чтобы сжать ладонями голову и из горла вырвался ужасающий рык: вместо пальцев обнаружила мощные черные когти и кожу рептилии. Крупные черные чешуйки, похожие на драконью броню, покрывали мои руки-лапы до локтей. Попытка осмотреть всю себя ошарашила еще больше.

Я метнулась к зеркалу за ширмой. Позади раздался грохот, оглянулась и обнаружила яростно извивающийся по полу длинный хвост. Черный, юркий, тонкий и острый на кончике, он извивался, словно живая змея, снося все на своем пути. Через плечо разглядела матовую черную, отливающую зеленью, крупную чешую, медленно, но уверенно поглощавшую мою кожу сантиметр за сантиметром. И все это под дикую какофонию звуков! Я не могла заткнуть себя ни на минуту, как будто вой, шипение, рык и злобный клекот помогали рождению чудовища.

Зеркало отразило пока еще мои, но уже слегка увеличенные, далеко не от ужаса, глаза. Нижние веки мало походили на человеческие. Зелень радужки заполнялась темнотой, зрачок поблескивал отголосками пламени. Ноздри вывернулись и раздувались, мне показалось, из них тонкой струйкой вырывается черный дым. Сморгнула. Вздохнула. Выдохнула. Оказалось – не показалось!

Кости ломались, расширяя грудную клетку, срастались вновь и снова скручивались в угоду животному, рвущемуся из меня на свободу. Меня согнуло пополам, и я разнесла зеркальное полотно собственной… черной мордой! Ощутимо и необратимо я становилась огромным черным драконом. И ладно бы, просто драконом. Но довольная улыбка Егора в момент моих предыдущих завываний не внушала мне радости от моей дикой новой ипостаси. Я лицезрела ее до тех пор, пока в радужке еще светилась моя родная красивая человеческая зелень. Когда в глазах запылали угли, я начала крушить свою темницу, ломая, давя, топча и круша все на своем пути.

Где-то в самом центре моей мощной, цвета агата, грудной клетки разгорался жаром огненный маленький шарик. Неотвратимо увеличиваясь в объеме, он перемещался от солнечного сплетения вверх по изящному драконьему горлу, чтобы спустя несколько секунд вырваться наружу огромным огненным шаром. Маленькое солнце сожгло не только остатки разгромленной роскоши, но и выжгло дыру в иллюзии. Оплывающие края чужого догорающего колдовства расползались все сильнее, и я увидела мерцание чужих звезд и прозрачный шелк огромной Вселенной.

Не сдерживая эмоций, выпустила на свободу еще одного огненного малыша. И, радостно взревев, сиганула всей своей огромной прекрасной черной тушей за пределы разнесенной в мелкие щепы темницы. За моей спиной мощно распахнулись громадные кожистые крылья, изнутри замерцавшие червонным золотом.

Я-дракон глубоко вдохнула обжигающий холод космоса. В теле бушевал вулканом непередаваемый кайф и хмельная радость от побега. А в каждой кровяной клеточке моих сущностей грохотал Ниагарским водопадом адреналин, наполняя тело безудержной радостью первого полета и яростью свободы одновременно!

Глава 5. За-граничные сны

Бесило все: перестук лапокопыт лисконнов, однообразие пейзажа, молчание спутников. Вымораживала неподвижная статуя, болтающаяся в люльке между существами. Злила собственная беспомощность, раздражала невозможность здесь и сейчас решить проблему и вернуть Снежку к жизни. Я огрызалась без причины на Фелино, Зерг благоразумно помалкивал и этим выводил меня из себя больше всего.

Мы мчали весь день, без привалов и отдыха. Про себя я молча орала от злости и боли во всем теле: с непривычки от верховой езды ломало каждую косточку. Спина стонала каждый раз когда я подпрыгивала в седле. Ноги превратились в бесчувственные чурбаки.

Красоты и пейзажи чужого мира пролетали мимо меня и моего сознания, я мечтала о привале. Но собственная упертость заставляла сжимать зубы и продолжать путь наравне с мужчинами. А этим балбесам даже в голову не приходило, что я девочка и, может быть, даже принцесса рода, и я могла устать! Ругая парней на все лады про себя, не переставала размышлять над проблемой оживления подруги. Как же мне ее не хватало! Как жаль, что не читала я земное фэнтези, и теперь с идеями было туговато! Ну не целовать же ее, в самом деле, как Мертвую царевну или Спящую красавицу!

Хотя нет, этими сказками здесь не пахнет. В голове по-прежнему сидел Кощей Бессметный. Вот только бешеная (с моей точки зрения) скачка не способствовала моему мыслительному процессу. Мысли скакали гулкими горошинами по всему организму, стукаясь друг о друга и не давая ухватить что-то важное за хвост. А этот пресловутый ускользающий хвостяра измочалил мне весь мозг, прорывая в нем ходы-входы, но не находя выхода на поверхность в виде важной и нужной идеи.

Стиснув зубы, подпрыгивая в седле, тупо пялясь в спину Зерга, я продолжала прокручивать в голове бесконечную сотню раз: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, а дуб… Черт, где растет дурацкий дуб, не могла вспомнить. И от этого еще сильнее злилась на весь мир и на себя в том числе! При чем, ну при чем здесь яйцо, игла и Кощей, хотелось бы мне знать!

Местное солнце цепляло вершины чернеющего впереди частокола деревьев, когда Зерг обернулся и крикнул:

– В той роще заночуем, – и, наклонившись к уху своего лисконна, что-то шепнул.

Радужный встрепенулся и прибавил прыти. За ним ускорились и наши верховые. Я скрипнула зубами, сильнее вцепилась в поводья и взмолилась про себя: «Господи, Боже мой! Не знаю, слышишь ли ты меня в этом Мире, но, пожалуйста, не дай мне сдохнуть вот так, верхом на лисконне!»

Примерно через полчаса, когда солнце уже окунуло краешек в гущу деревьев, боги здешнего мира сжалились надо мной и моей несчастной спиной. И, ура, Зерг замедлил ход лисконна, спешивается, а следом за ним спрыгивает с радужного Фелино. Одновременно встает рядом с «сослуживцами» моя Фиалка, а я все еще деревянным истуканом торчу в седле, не в силах перекинуть ногу и хотя бы сползти на землю.

– Помочь? – интересуется Фелино, и я облегченно киваю, не в состоянии слова вымолвить.

Усилием воли перетаскиваю ногу через седло, Фэл подходит ближе, предлагая опереться руками на его плечи. Что я и проделываю с удовольствием, ибо грохнуться с лисконна на глазах у Зерга последнее, о чем мечтаю!

Фелино буквально сволакивает меня на землю. Со скрипом во всем затекшем теле я выпрямляюсь, мечтая об одном: упасть и не подниматься суток трое! Но не тут-то было. Мужчины, покосившись на меня, но благоразумно промолчав, молча принялись устраиваться на ночлег.

Стиснув зубы и отмахнувшись гордо от помощи Фэла (вот дура-то!), я с трудом стащила свой рюкзак на землю. Хмыкнув, Зерг молча отобрал его из моих рук и отнес к ближайшему, такому уютному дереву, корни которого выступали наружу, образую природную колыбельку для уставшей меня. «Кто б донес меня до этой колыбели!» – простонала про себя и двинулась в путь. Пара метров до благословенного дерева показались километрами пешего пути моим закаменевшим с ноженькам. Рухнув на корень всей своей уставшей массой, я устало выдохнула:

– Ребята, вы как хотите, а я вам сегодня не помощник! Как-нибудь уже без меня с ужином, ладно? – простонала, открывая глаза. – Все тело болит с непривычки, – признаваться в собственных слабостях мужчинам было непривычно. Я ж вся такая крутая, все могу и все умею! Но, в конце концов, я женщина или где? Или что? После такой скачки имею право на капризы и слабости.

«Я такая крута-а-я, когда выпью вина! – некстати всплыла в моей голове попсовая песенка. «Эх, от вина я бы сейчас не отказалась. От красненького сухонького… Можно даже полусладкого!» Перед взором замаячил бокал с красным сухим «Каберне» до краев наполненный вином и кусочками льда. Губы даже вкус и холод ощутили на секундочку.

«Ну и ладно, не очень-то и хотелось! – грустно вздохнула я, подтягивая рюкзак и вытаскивая из него флягу с водой. – Обойдусь сегодня чистой беленькой. Вполне может быть, родниковой!»

– Кому воды? – отвинчивая крышку фляги, предложила мужчинам.

«Ладно, и капризничать сегодня тоже не буду», – хмыкнула про себя, наблюдая за слаженной мужской работой по обустройству спально-едальных мест. Подтащила рюкзак еще ближе и вытянула из него одеяло и сухпаек от Марфы.

Отмахнувшись, парни продолжили быстро и со сноровкой, выдающей немалый опыт, организовывать наш ночлег. Через несколько минут весело затрещал костерок, через секунду над ним уже висели два котелка с водой. Фелино натаскал из рощицы каких-то пушистых не колючих веток и соорудил спальные места, не забыв при этом и обо мне. Благодарно глянув на мальчишку, я переползла в прикорневую ямку, укуталась в одеялко, и, умостив голову на корень, прикрыв глаза, наблюдала за мужчинами.

Движения Зерга были четкими и быстрыми. Чувствовался немалый походный опыт, от него словно волнами растекались сила духа, невозмутимость и покой. Почему-то возникло ощущение, что с этим мужчиной мне нечего бояться в этом мире. Он поможет разбудить подругу, поддержит в трудную минуту и будет подавать патроны, если придется отстреливаться от неприятностей. «Точнее, – поправила себя, – отберет автомат, задвинет за широкую спину, и патроны буду подавать я. И горе тому, кто попробует обойти с тыла!»

Фелино походил на брата, но чем-то неуловимо отличался. Может, мальчишеским изяществом. Гибкий и стройный, с нежным лицом, еще не заматеревшим от походного солнца и ветров, он напоминал земного мальчишку лет восемнадцати. Угловатый, немного нескладный, но грация ипостаси уже формировала его тело и кошачьи повадки проскальзывали в движениях. Хотя мальчишеская самоуверенность и бравада нет-нет да и запинались о чисто подростковую неуверенность в себе. Временами он неосознанно подражал старшему брату, но все равно отличался от Зерга, как рассвет от полуденного солнца.

Тут я немного прибалдела от собственных размышлений, потому как никогда еще не сравнивала малознакомых мужчин с небесным светилом. Потрясла головой, приводя разум в порядок, и обнаружила, что оба парня уставились на меня в молчании.

– Что? – хриплый чужой голос вырвался из моих губ. Я откашлялась, хлебнула воды из фляжки и повторила вопрос. – Что вы так на меня уставились?

Как всегда, за двоих ответил Фелино.

– Ты чай будешь, спрашиваю уже второй раз!

– Да?… А… Чай… Да, буду, спасибо, – я сделала попытку приподняться и выбраться из одеяла.

Практически без труда мне удалось вытащить себя из нежных объятий дерева («Кто мог подумать, что корни могут быть мягче перины!») и, скрестив ноги по-турецки, уютно умоститься меж корешков «спальни». Фелино передал мне кружку с горячим чаем, и я, сделав первый обжигающе-сладкий глоток, блаженно закрыла глаза.

– Тала, ау-у, – голос прорвался сквозь чайные кайфуши.

– Поднимите мне веки, черт побери! – пробурчала я вслух, с трудом разлепляя ресницы. – Ребята, ну что еще? Дайте побалдеть! Вам хорошо, вы привычные! А я в своем мире на лошади-то один раз сидела. А тут целый день пути, у меня даже рот устал от скачки! Он всю дорогу зубами клацал невпопад! – пожаловалась я, фокусируя взгляд на своих «мучителях».

Зерг едва заметно улыбнулся, пошевелил палкой угли. Искорки взлетели вверх, я невольно подняла голову и улыбнулась, глядя, как Финик ревниво наблюдает за летящими огоньками. Мой птиц сидел над моей головой, нахохленный и раздраженный. Всю дорогу он норовил схалявить, и покататься на лисконне. Но Фиалке не нравилось, когда в филейную часть, в попытке удержаться, впивались птичьи когти. И она с завидной регулярностью дергала своей задней частью, сгоняя феникса и вынуждая меня изо всех сил цепляться в поводья и сжимать колени.

Проехать путь на моем нежном плечике Финику тоже не удалось. Не знаю, как выдерживал одноногий Сильвер в себе острые когти своего попугая круглые сутки, но я телесным мазохизмом не страдала даже в легкой форме (вот моральным – это мы завсегда, пожалуйста, хоть каждый день!). А потому бедная птаха с завидным постоянством спадала с моего негостеприимного оплечья, с раздраженным клекотом взлетая вверх, чтобы не попасть под лапы лисконна.

– А Финику перепало еды? – поинтересовалась я, принимая из рук Фелино большущий бутерброд с каким-то мясом и овощем сверху.

– А он что, питается? – удивился Фэл.

– Ну, так он живой, а не иллюзорный, – хмыкнула я, впиваясь зубами в офигительно пахнувший хлеб. – Снежка в него жизни вдохнула еще у Агафьи, – проглотив первый кусок, добавила я. – Так что да, пожрать он не дурак.

Финик оскорбленно клекотнул сверху.

– Ага, к тому же ему лениво охотиться, если есть возможность выцыганить кусочек лакомства за просто так, – разламывая остатки бутерброда пополам и протягивая руку вверх, обреченно вздохнула я.

Феникс моментально слетел вниз, и принялся поглощать вкусняшку из моих рук. Я вздохнула и перевела взгляд на неподвижное тело подруги. Мужчины устроили ее около меня, точно также в корнях дерева. Умастили на ветках, и укутали в одеяло.

Скормив последние крохи бутера Финику, я поднялась, попутно отмечая, что усталость куда-то девалась, и я готова и дальше продолжать путь, главное, поспать, чтоб с лисконна не свалиться. Потянувшись, сделала пару наклонов вниз-влево-право, разминая затекшее тело и не обращая внимания на зрителей.

«Ладно, сегодня обойдусь без йоги, – решила я. – А вот завтра с утра отойду в сторонку и позанимаюсь. А то что-то расслабилась совсем, одурев от приключений на нашу голову. Приключения – это, конечно, хорошо… местами, но вот о собственном теле забывать не след. Йога мое все!» Размышляла я, опускаясь на колени возле подруги и старательно прислушиваясь. А вдруг, вот прямо сейчас, она глубоко вздохнет и очнется! Увы, чуда не произошло. И неподвижная статуя, которая изображала мою Снежку, продолжала оставаться каменным творением неизвестного скульптора.

«Ох, драться бы мне до этого скульптора долбанного! Я б ему показала, где раки зимуют и откуда стамески берутся! Или чем там он колдовал статуизм… статуйность… Тьфу ты, елки-палки, что за бред в голову лезет! Все, пора спать!»

Поправила одеяло на Снежке. поднялась с колен, добрела до Фиалки, потрепала по ушкам, чмокнула в нос и отправилась к своему сказочном ложу. Зерг и Фелино молча наблюдали за всеми моими передвижениями, не комментируя и не задавая вопросов. И это радовало, потому как разговаривать совершенно не хотелось, хотя вопросов на языке вертелось много. «Завтра, все завтра», – категорично решила я, плюхаясь в уютную «перину» из веток и одеяла.

– Всем спокойной ночи! – практически зевая в ладонь, пожелала я, умащиваясь в корнях.

– Радужных снов, – услышала от Фелино.

И короткое:

– Радужных, – от Зерга, уже на грани накатывающего сна.

Последняя мысль о ночном дежурстве так и не сорвалась с моих губ, и я провалилась в сон.

* * *

«Засыпа-ай, на руках у меня засыпа-а-ай. Засыпа-ай под пенье дождя-а-а…»

Эту песню Снежка всегда пела в караоке одна, поскольку я не великая поклонница «Арии». «Поорать песни» мы ходили традиционно раз в месяц, как только я на пару дней приезжала в родной приморский городок. Вполне осознавая, что сплю, я наблюдала сквозь прозрачную дымку стекла, как подруга шевелит губами, воспроизводя один из арийских хитов, пристально глядя на меня нечеловеческим зеленым взглядом. Стоя по ту сторону серо-дымчатого триплекса в странном платье в пол, подруга с силой прижимала ладони к призрачному пологу, будто пытаясь прорваться ко мне. Картинка чем-то резала по глазам, но я не могла понять, чем именно.

«Далеко, там, где неба кончается кра-ай, Ты найдешь – потерянный рай!» – звука я по-прежнему не слышала, но слова песни вместе с музыкой вливались в меня словно чужая кровь по капельнице в вены, обволакивая и поглощая чувства и эмоции. С последним беззвучным аккордом зеркало распалось на две половины, распахнув дверь в мою земную жизнь. И я увидела себя, совсем маленькую, на коленках у отца. Растрёпанные волосы, восторг в глазах, камешек в руках и голова мужчины, склоненная к малышке, которая с восторгом что-то рассказывала самому лучшему человеку на свете. Самому сильному и надежному. В глазах, даже во сне, защипало.

«Почему?! Ну почему ты ушел, папа?!» – ни простить, ни понять отца я не могла долгие годы, изводя себя мыслями о собственной вине, о том, что родители из-за меня расстались. И даже правда о нем, которая открылась мне здесь, не спасала и не утешала. А в сердце поселился новый страх: а что будет, если мы встретимся в этом мире?

А картинка тем временем, как в киноленте, менялась и менялась. Я взрослела, папка был рядом. Первое падение с велика и разбитые коленки, первая любовь, первый мальчик, первое расставание… И со всеми этими чисто девчачьими проблемами я бежала к отцу. Только он мог правильно подуть на мои коленки, намазывая их зеленкой. Только он умел подобрать верные слова, вытирая слезы разбитой любви с мои щек. Только отец, сильный, надежный, лучший мужчина в мире мог утешить правильными словами, когда в мои шестнадцать жизнь закончилась расставанием с первым парнем. И только отец должен был вложить мою руку в белой пене кружев в ладонь моего супруга, отдавая меня замуж.

Всего этого не было в моей жизни. Но сейчас кадры возможного будущего проносились передом мной шедевром фестивального кино, я едва успевала понимать и осознавать, то, что видела.

«Подставлю ладони, их болью своей наполни. Наполни печалью, страхом гулкой темноты-ы. И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает, И жизнь разбивает все надежды и мечты-ы-ы…» Голос Снежки музыкальным фоном то слабее, то сильнее сопровождал мое сновидение. Слезы сильней текли по моим щекам, и в невольном порыве я сделала шаг вперед. Еще и еще!

И вот стою я на краю собственной сказки, что распахнула мне объятья, и не могу переступить грань в невозможное. Ноги пудовые, не поднимаются. Кто-то держит меня на краю, не давая нырнуть с головой в тот чудесный, ошеломляюще правильный и прекрасный мир другой, такой важной и нужной для меня, реальности.

С трудом поворачиваю голову, пытаясь разглядеть, кто или что вцепилось в меня мертвой хваткой и не отпускает. И вздрагиваю. По ту стону осколка стоит Снежка. Но уже – правильная Снежка: моя, земная. Глаза ее не светятся диким зеленым светом, одежда на ней агафьина, и волосы рыжие, как осенняя листва, без кровавого оттенка, как у первой Снежи из зеркала. Кулаками подруга колотила по стеклу, пытаясь его расколошматить, и что-то орала.

Я улыбнулась, представив на мгновенье, ЧТО она может мне орать. Махнула ей рукой, давай понять, что все в порядке, и я всего лишь ненадолго загляну в еще одно параллельное измерение и быстренько вернусь, потому как в этом радужном мире мне жизненно необходимо пробудить её ото сна разбудить. Повернулась, влекомая диким желанием шагнуть в разлом новой вероятности. И вздрогнула.

В том, таком правильном и желанном мире, я-девочка безмятежно спала, а кроватку обвивали кольца огромной змеи. Чешуя рептилии отливала зеленью и бронзой, ее голова медленно склонялась к ребенку, прокладывая себе путь раздвоенным языком. Миг и змея прикоснулась к губам малышки. Вскрикнув, я отпрянула, успев заметить, как тварь словно сглатывала что-то с губ девочки. В мгновение ока среагировав на вскрик, чудовище развернуло треугольную голову в мою сторону и метнулось ко мне неожиданно резко и мощно. Я отпрянула от разорванных граней и успела уловить, как змеюка слизнула тонкую серебряную ниточку с губ спящей девочки.

Я не успела ни осознать, ни понять увиденное. Сзади меня раздался звон разбитого стекла. И в тишину межмирья ворвался грохот тяжелой музыки и мощный голос Кипелова: «Во сне хитрый демон может пройти сквозь стены. Дыхание спящих он умеет похищать. Боятся не надо, душа моя будет рядом. Твои сновидения до рассвета охранять. Засыпай …»

Музыка впивалась в мои обнаженные нервы, глаза я не могла отвести от распахнутой в ярости пасти змеи. Раскрытое передо мной окно в другую реальность быстро-быстро затягивало искристым льдом. Ледяное дыхание вырвавшегося потустороннего ветра острыми снежинками искололо мое лицо перед тем, как дверь в мою личную сказку захлопнулась.

Осколки разбитого Снежкой зеркала впились в мою спину и, вздрогнув-вскрикнув от боли, я проснулась.

* * *

Я проснулась в оглушительной тишине, испуганная и растерянная. В первый момент я даже не поняла, где нахожусь. И это перепугало меня окончательно. Неужели осколки из сна могли попасть в реальность?! Я резко дернулась вперед и осознала, что просто-напросто отросток корня впился в мою поясницу, вызывая неприятные ассоциации. Облегченно вздохнула и уже нормальным взглядом попыталась оглядеться в темноте.

Костер по-прежнему горел, время от времени выпуская в ночное небо всполохи искорок, похожих на моих рукотворных светлячков. Возле него спал Фелино. Зерга я не наблюдала. Поднялась, потирая спину. Подергала ручками-ножками, разгоняя сон и кровь. Оглянулась в поисках своего рюкзака. Так и не вспомнив, где я его приткнула, обнаружила, что маленький котелок с водой для чая стоит близко к кострищу. Осторожно потрогала железный бок и удовлетворено кивнула сама себе. Можно было попить если не чаю, то горяченькой водички точно.

Опустилась на колени в поисках кружки. Спустя минуту неудачных поисков сообразила, что могу «включить» кошачье зрение. Что я и проделала, мгновенно отыскав и кружку со своим недопитым чаем, и собственный рюкзак с сухпайком, и … Зерга. Непонятно как и неизвестно откуда возникшего напротив меня. Вздрогнув, пролила кипяток на руку, раздраженно зашипела.

– Какого… подкрадываешься!

– Почему не спишь? – услышала в ответ.

– Не спится, – буркнула зло, поставила кружку на траву, лизнула обожженное место. – Сам почему не спишь?

– Сон охраняю, – усмехнулся Зерг, аккуратно пошевелив угольки.

– Плохо охраняешь, – съязвила я.

Некоторое время мы молча наблюдали, как огненные светлячки потянулись вверх, к звездам. Я старательно делала вид, что не замечаю невысказанного вопроса. «Вот упрямый! Мог бы и спросить, почему из него плохой хранитель снов!!»

Вздохнув, я подтянула поближе к огню одеяло и умастилась, по-турецки скрестив ноги. Обхватила кружку руками, согреваясь ее теплом, и поинтересовалась:

– В вашем мире бывают вещие сны или что-нибудь в этом роде? Помнится, ты рассказывал, что местные Жрицы Ночи управляют видениями. Возможно, что сны – это и не сны вовсе, а реальность?

Зерг задумчиво нахмурился, пристально вглядываясь мне в лицо. Я честно смотрела на него в ответ кошачьими глазюками, ожидая ответа.