Смеклоф
Чародей без башни
Арий протянул руку, но Мара увернулась.
– Я предупредила! – грозно заявила она.
– Понял-понял, – сжался Синдибум. – Сам с башни спрыгну, чтобы не мучиться. Давай лучше узнаем, чей это цилиндр.
Стажёрка подняла рогатую шляпу.
– Как? Я не высший чародей, чтобы пятьдесят раз за день колдовать. Да и не так просто выяснить, что вещи помнят.
– Да, – согласился Арий. – Без алхимика не обойтись.
– В Злыстное время? – вздохнула Мара. – Легче кошкомора уговорить сено жевать.
Синдибум задумчиво взглянул на портрет родителей. Чего посоветуете, родные мои?
– Тут настоящий сыщик нужен, – проворчал он и неожиданно хлопнул себя по лбу, даже чёрная шляпа задергалась. – Разнюх! Он же как-то алхимичит!
– Придумаешь тоже. Он уже спит без задних ног.
– А мы не с пустыми руками, – отозвался Арий и полез на верхнюю полку, выудив бутыль. – Бабушка еловую наливку подарила, – объяснил он, нарочито облизнувшись. – Ни один сыщик не откажется.
Стажёрка пожала плечами.
– Отказаться-то, не откажется. А толку?
– Ты сама говорила, что это мой шанс получить свиток. Если есть хоть маленькая надежда, я готов попробовать.
Они вышли на лестницу. Небо затянуло чёрными тучами, и даже густой лес потерялся в кромешной тьме. Только переливался огненными сполохами циферблат Дененочных часов, да размеренно светились фонари на цепях, едва освещая занятые тенями ступени.
Они спустились на самый нижний из жилых ярусов, невольно отступая подальше от статуй гарпий, и подошли к накренившемуся крыльцу. На пошарпаной, потрескавшейся двери вместо глазка открылся заспанный, разукрашенный сеткой покрасневших прожилок, большой припухший глаз. Несколько раз мигнул, покосился по сторонам и нацелился синим дрожащим зрачком на незваных гостей.
– Чего шляетесь? – прокаркал недовольный голос. – Хозяин спит.
Синдибум показал бутылку и щелкнул пальцем по горлышку.
– У нас срочное дело! – торжественно объявил он.
Зрачок закатился под веко и закрылся.
– Принесла нелёгкая. Эй, Разнюх! Клиенты пришли!
Дверь, недовольно шурша засовом, отворилась. Помятый домовой встретил их усталым кряхтением. Потёр раздувшийся красный нос и заковылял в нору, припадая на одну ногу. Из-под подола засаленной рубахи, подметая грязный пол, торчал седой хвост.
– И чего вам не спится, как всем порядочным колдунам, – хромая и размахивая короткими толстыми руками, причитал он. – Ходите тут, ходите. Не дом, а перекрёсток страждущих. Я слишком стар, чтобы тратить последние дни на шум и суету. Мне нужен покой, а не разбитное веселье.
Они, морщась, прошли в коридор. Мара прикрылась платком, закашлявшись. Почти потухший камин чадил едким дымом, но даже он не мог перебить тяжелого запаха скисшего пива.
Старый сыщик, покачиваясь, вывалился в гостиную в рваной чёрной мантии, шлёпая босыми ногами по липкому полу. Отпихнул с дороги прожжённый скомканный коврик, больше похожий на дохлого дубовника, и, подцепив с низкого столика кувшин, начал жадно пить. А промочив горло, рухнул в продавленное кресло и, закинув ногу на ногу, впился пятернёй в немытую, свалявшуюся бороду.
– Синдибум! – сплюнул он в камин. – Если ты опять решил подсунуть мне слабительное вместо выпивки, я тебе лысину смолой натру.
– Извините, – потупился Арий. – В тот раз это случайно вышло. Я нёс лекарство, а вы…
– Проехали! – махнул головой Разнюх, и круглые окуляры сползли на кончик перечёркнутого шрамом носа.
Он поправил дужку, спрятав пронзительные, хоть и едва различимые за мешками глаза и уставился на стажёрку.
– Тебя чего-то не помню, – забубнил он и поправил лезущую в лицо челку. – Не томи, Синдибум, давай, что принёс!
Арий протянул еловую наливку, и старый сыщик, подозрительно принюхавшись, отпил из горлышка.
– Чудодейственный бальзам, – отрекомендовал он. – Ну, что надо?
Мара протянула рогатую шляпу.
– Владельца найти!
– Благородная миссия, – усмехнулся Разнюх. – Вернуть чародею цилиндр очень великодушно, но я такой фигнёй не занимаюсь. Занят очень.
– Вижу, – протянул Синдибум, пытаясь сосчитать армию бутылок, наступающую из-за камина.
Судя по количеству, они скоро завоюют весь дом. По крайней мере, к заросшей пылью кухне подойти уже практически невозможно.
– Хозяин шляпы свидетель убийства, – пояснила стажёрка.
– Да что ты? – вытаращил глаза сыщик. – Кто же это в нашей Дырявой дыре почил?
– Конусмастер…
– Да иди ты? – не поверил Разнюх, но всё же припал к бутылке.
Жалобно всхлипнул и закачал головой.
– Бедный смотритель. Пусть твоя смерть отведёт тебя в лучший мир!
Он сделал ещё три больших глотка.
– Вот злыстное время. И кто же бедолагу заклял?
– Это мы и хотим узнать, – начала терять терпение Мара.
– Ап! – булькнул сыщик и поднялся. – Ради старины Конусмастера распечатаем лабораторию.
Обняв бутылку, он, пошатываясь, прошёл в комнату и поманил гостей рукой. Кабинет, как и весь дом, пребывал в плачевном состоянии. Письменной стол едва держался на ножках, пол под ним почернел. А посреди столешницы зияла прожжённая дыра размером с хороший огненный шар.
Прошаркав до книжного шкафа, Разнюх отхлебнул еловой наливки и дёрнул за стоявший на полке подсвечник. Тот наклонился и, потренькивая, со щелчком выпрямился. Загорелась свеча, и шкаф отъехал в сторону.
Сыщик нырнул в узкую нишу, буркнув на ходу:
– Не отставайте. Заблудитесь, пеняйте на себя.
– С тобой даже в шкафу готов заблудиться, – мурлыкнул Арий Маре.
– Я с кем попало не блуждаю, – отозвалась она и, отпихнув его, полезла первая.
– Разве ж я кто попало? – обиделся Синдибум. – Я тот, кто надо!
Он расстроено чихнул. За книжными полками собралась вся пыль Дырявой башни.
– Ты что, её сюда намеренно стаскиваешь? – зажимая нос, заворчал Арий.
– А ты думал, – расслышал его бормотание пыхтящий впереди Разнюх. – Все ночи напролёт только тем и занимаюсь. Беспокоюсь о вас, болезных. Ты часом не аллергик? – он глухо захихикал и провалился в темноту.
– У меня аллергия на блохастых вендиго, – бросил Синдибум. – Ты хвост под мантией не прячешь? А то, как спиной ко мне повернулся, всё чихаю и чихаю, остановиться не могу.
– Да помолчите вы… – начала стажёрка и вскрикнула.
Мелькнули рыжие волосы, и Арий хоть и бросился вперёд, поймать её за руку не успел.
– Да что тут, катакомбы, что ли… – рыкнул он, но, поскользнувшись, слетел вслед за остальными, и грохнулся об пол, больно ударив ноги.
– Что за…
– Цыц! – рука, пахнущая еловой наливкой, сцепила его губы. – Будешь орать, не только лысину, ещё и рот смолой замажу.
Синдибум кивнул, и вонючие пальцы оторвались от лица.
– Не шуми, – прошептал сыщик. – Алхимики не любят, когда я их тигли трогаю. Приходится отливать понемногу, чтобы не заметили.
Арий глазам не верил. Из ящика с соломой торчали пузатые сосуды и тощие пробирки. Над перевитыми стеклянными трубками, изящными этажерками и светонепроницаемыми кубами для перегонки ещё курился дымок. От скелета шишиги, угрожающе выставившей костлявые лапы, тянулись гудящие искрящиеся провода. А у открытой печи подрагивал, медленно сдуваясь, заплатанный воздушный шар. В самом центре, между полками и столами, крутился над подставкой лепесток огня, серый вихрь, мерцающая сапфировая капля и треснувший осколок камня.
– Ты нашёл проход в квадрат элементов?
– Мы же в Дырявой башне, – хмыкнул Разнюх. – Да и не открывать же свою лабораторию из-за двух пробирок.
Он вылез из ниши и протиснулся мимо ящика с пузатыми сосудами. По-хозяйски поставил бутылку с наливкой на стол и согнулся, загремев в поддоне с ингредиентами для зелий.
– Кончик хвоста вендиго, – бормотал сыщик. – Коготь виверны. Крыло мыши-вампира. Левый глаз клыкастой жабы. Волосы с задней лапы кошкомора, – он поднял голову, задумчиво глянув на Синдибума. – Слюна болвана нужна. Плюнешь в колбу?
– Боюсь промахнуться и в тебя попасть, – рыкнул Арий.
– Протухнет зелье – пеняй на себя, – усмехнулся Разнюх.
– Да уж найду, кого пнуть, – отозвался Синдибум.
– Тихо вы! – зашипела Мара. – Свяжешься с тобой, – она двинула Ария локтём под рёбра. – Вляпаешься по самые брови.
На этот раз он не ответил. Себе дороже.
Сыщик сгрёб все ингредиенты и бросил в малый котелок. Повернул рычажок, разжигая пламя в горелке и, привалившись к столу, отпил из бутылки.
– Две минуты, и даже мешать не надо. Давай эту гадость рогатую.
Брезгливо подхватив двумя пальцами протянутую шляпу, Разнюх шлёпнул её тульей об стол.
– Не люблю я их, – покосился он на чёрный цилиндр на голове Синдибума. – Вечно в них какая-нибудь гадость заведётся.
– Какая? – не понял Арий.
– Ты, например! – крякнул сыщик.
Синдибум стиснул зубы, но промолчал. Не дождавшись ответа, Разнюх продолжил:
– Самая жуткая мерзость – это истинное зло. Уж если оно проберётся под шляпу. Пиши, пропало. Ничего не поможет.
– А если вместе с добром? – неуверенно дотронувшись до чёрного цилиндра, спросил Арий.
– Тогда, – протянул сыщик и сделал большой глоток, – и того хуже. Начнут между собой сражаться. А кто бы там чё не болтал, добру зло никогда не одолеть. У них битва вечная-бесконечная. Бывают, правда, иногда перемирия, но ещё хуже войны. Как перед грозой. Душно, дышать нечем и голова болит.
Он надел рукавицу из драконьей кожи и, взяв щипцы, снял котелок. Отодвинулся подальше и влил варево прямо в шляпу. Из тульи повалил пар. Внутри заклокотало. Над полями захлюпали зелёные пузыри. Рога размякли, повисли мокрыми тряпочками, и цилиндр начал оседать. Из зелья поднялись два розовых уха. Задвигались, и вслед за ними вынырнула кроличья морда. Красные глаза пылали дикой злобой, а чёрные губы не сходились вместе из-за торчащих клыков.
– Скок-поскок – знай свой шесток, – зашептал Разнюх, прищёлкивая пальцами.
От рук разлетались голубые искры и отражались в зрачках кролика.
– Расскажи, дружок, кто шляпу носил? По чьему затылку ты лапами бил?
Чёрные губы раздвинулись, и скрипучий голос сказал:
– Узнает, что открыл кому, уши узлом завяжет и в Мурлятнике повесит.
– Так намекни, – не сдавался сыщик, помахивая бутылкой.
– Она строго-настрого запретила.
Кролик набрал воздуха и, обведя присутствующих колючим взглядом, погрузился в сжавшуюся, расплескавшую варево, шляпу.
– Ну, – задумчиво протянул Разнюх, – Чем мог, тем помог. Гоните пять кнежликов.
– Наливка семь стоила, с тебя ещё два на сдачу, – отмахнулся Синдибум.
– Что опять на мели? – хмыкнул сыщик. – У тебя в карманах дыр больше, чем в нашей башне. Ладно уж, в память о Конусмастере прощаю тебе этот долг, – он сбросил скрюченную шляпу с рогами в мусорное ведро и, прихлёбывая на ходу, полез обратно в нишу. – Пора выбираться, пока алхимики не нагрянули. Они такие же помешанные, как вы. Тоже иногда в Злыстное время работают.
– Вот вечно с тобой так, – разбушевалась Мара. – Полезли неизвестно куда, не пойми зачем и ничего не узнали.
– Как это? – возмутился Арий, уворачиваясь от её тычков. – Мы разнюхали, что шляпу носил не он, а она!
– Мерно подвечено, – глухо крякнул Разнюх и, зашуршав в темноте, надавил на отозвавшийся металлическим скрипом камень.
Их подняло вверх, протащив через темноту, и зашвырнуло в узкий проход, ведущий в кабинет сыщика.
– А ещё, эта самая она, очень сильно не хотела, чтобы кто-нибудь её узнал. А это уж точно неспроста. Бьюсь об заклад, что это именно она Конусмастера до смерти зарадовала!
Стажёрка ничего не ответила, а Разнюх приложил ко лбу Синдибума бутылку и, икнув, заметил:
– Из тебя выйдет сороший хыщик. За это и выпьем!
– А я что говорю, – гордо изрёк Арий.
– Чего ты только не говоришь, – выкрикнула Мара. – Из-за этого все проблемы. Были, есть и будут.
– Будут? – не понял Синдибум.
– Да! Настоящие маги видят все линии судьбы, именно этим они отличаются от дилетантов без…
– Свитка, – за неё договорил Арий, заглянув в глаза.
Но стажёрка не отвела пылающего взгляда, и Синдибум сник.
Сыщик громко прокашлялся и треснул бутылкой об письменный стол.
– Могу взять тебя в ученики. Мне же кому-то надо передать свой бесценный опыт. Ещё лет десять-пятнадцать, и я уже не буду таким хватким, – гаркнул он, держась за спину и выливая в себя остатки еловой наливки. – Умить, пеешь? Тьфу ты, пить умеешь?
– А ну на выход! – совсем рассвирепела Мара.
Они вышли на лестницу, а Разнюх, совсем опьянев, запинаясь, голосил за спиной:
– Я научу всемя тебу. У тебя будет желудочный железок, печеная камень, а нет, камни в почках. Проклятые чернобуки! Мой язык проклят!
Стажёрка зло оглянулась.
– Не вздумай сюда возвращаться.
– У меня же талант? – попытался Арий.
– Догадался, что наш убийца она, и всё, считаешь себя мегамагом? – поморщилась Мара, отбиваясь от его рук. – Не пытайся меня успокоить, а то выведешь.
– Всё-всё, – остановился Синдибум, поднимая ладони вверх. – Но я же уменьшил количество подозреваемых?
Стажёрка застыла посреди лестницы, уперев руки в бока. Глаза недобро сузились.
– Ну, конечно, теперь им может быть любая чародейка. Я, вторая волшебница. А может быть Зудочка или твоя бабушка?
– Ну, ты загнула.
Арий даже хихикнул, представив, как отставная волшебница, усевшись на метлу, скачет по «Гадкой виверне», дрыгает узкими туфлями и показывает язык, а смотритель ухахатывается, подёргивая тонкими ногами.
– А что? Она отправила тебя на встречу с Конусмастером, чтобы отвести от себя подозрения, – не успокаивалась Мара, тыкая его пальцем в плечо. – Проехала на подъемнике до таверны. Надела шляпу с рогами и навела отворотные чары, чтобы никто её не запомнил, в отличие от тебя она может колдовать. Зашла, убила и ушла раньше тебя. Она же хотела расправиться со смотрителем, чтобы не болтал? Теперь вот приказала тебе достать реликвии, чтобы открыть скрижаль. Всё сходится!
– Ну, знаешь ли, если бы не Злыстное время, я бы на тебя обиделся, – всерьёз надулся Синдибум. – Придумала тоже, кого обвинить.
– Обижайся, сколько влезет! – отрезала Мара и, резко повернувшись, пошла к подъёмнику. – Не собираюсь ноги на ступенях ломать, – бросила она через плечо.
– А я вот пойду и переломаю, – недовольно забормотал Арий. – У меня ненужного кнежлика нет.
Глава 5. КУДА ПРИВОДЯТ НЕСБЫТОЧНЫЕ МЕЧТЫ
Толком уснуть Синдибум не смог. Вязкая дрёма то обволакивала его вязкими объятиями, то отпускала в непроглядную тьму ночи. Муторные сны изводили, но ещё хуже них выматывали назойливые воспоминания. Особенно самое тяжкое про обряд взросления. До Бесконечных войн детей готовили к этому дню с самого рождения, а когда он наступал, сопровождали отцы, деды и прадеды. Поддержка предыдущих поколений помогала преодолеть все трудности и с достоинством пройти испытание, но Арию некому было помогать. Бабушку к обряду не допустили, и он впервые остался совсем один. В Рунном зале горели тусклые факелы. Они почти не разгоняли тьму и стены проваливались в угрожающую бесконечность. С потолка над выдающейся из пола овальной платформой выступала распахнутая пасть. Огромные клыки-сабли нетерпеливо подрагивали. А из бездонной глотки вырывался опаляющий пар. Драконья морда сверкали злобными глазами и словно морщилась, раскачиваясь из стороны в сторону. Синдибум хорошо помнил, как спина покрылась липким потом, а колени подогнулись, не желая двигать ноги вперёд. Хотелось броситься бежать, бить кулаками в запертую дверь, чтобы разрешили выскочить обратно в коридор и дальше на лестницу Дырявой башни. Пусть он никогда не станет взрослым, но добровольно скормить себя ужасающему дракону, разве это лучше.
– С тобой ничего не случится, – заикаясь, шептал он, – это только обряд. Здесь не умирают.
Но гигантские клыки скалились с ядовитой насмешкой: «Попробуй – проверь, сам узнаешь!». Глаза дракона налились такой злобой, что казалось из них разлетается, затапливая Рунный зал настоящая злысть. Свет факелов задрожал, и по тёмной морде чудовища, кривясь, заплясали уродливые тени. Между зубов вылетел низкий рык, и Арий задрожал, отступая. Бежать, бежать, бежать! Пусть он навсегда останется ребенком, и род Синдибумов прервётся, лишь бы оказаться подальше от голодного дракона. Он даже повернулся, но перед глазами встала картина из отцовского кабинета. Родители смотрели на него с отчаянием: «Разве для этого мы тебя растили? Сражались за тебя на войне? Чтобы ты сдался и опозорил всех своей жалкой трусостью?».
Он сжал кулаки и шагнул к платформе.
Дракон яростно запыхтел. Задергались толстые с выпуклыми синими венами губы. Оголились темно-бардовые дёсна и клыки показались на всю свою исполинскую длину. Арий вздрогнул, но упрямо сделал ещё один шаг. Отступать нельзя. За спиной только темнота и запертая дверь, а впереди что-то новое, страшное, но еще неизведанное. Лучше умереть достойно, чем никогда не узнать, что случиться дальше. Он закрыл глаза и бросился под раззявленную пасть. Огонь вспыхнул ослепительным потоком, и Рунный зал огласил оглушающий рык. Платформа засветилась сотнями знаков, подёрнулась сверкающей рябью и исчезла. Портал выдернул его из темноты, забросив в средоточие яркого света. Он долго моргал слезящимися глазами, пока не разглядел засохшие ветки ёлок и выжженную траву. Синдибума выкинуло в колею, оставшуюся от механизмов. Башня возвышалась перед ним и медленно уползала в лес.
Внутри всё похолодело. Деревья злобно зашелестели ветвями и будто подобрались ближе. Жуткая чаща окружала, пугала, чтобы задурманить, сбить с пути и навсегда оставить в своих непроходимых дебрях.
Синдибум вскрикнул и бросился за Дырявой башней. Дыхание со скрипом вырывалось из лёгких, но он рвался изо всех сил. Спотыкался на оставленных механизмами бурунах, цеплялся за вырванные из земли корни, проваливался в разрыхленную кашу из песка и камней, но продвигался дальше. Гигантской телеги с огородом фермера почему-то не было, но догнать вроде бы неторопливую громадину, он все равно не мог. Арий прибавил ходу. От втягиваемого через открытый рот раскаленного воздуха, внутри горело, но он упрямо бежал всё быстрее. Шершавая стена начала приближаться. В самом её низу, у земли, проступила необычная руна, похожая на поднимающееся над горизонтом солнце. Он чуть не споткнулся, перепрыгнул через здоровенный валун и протянул руку. Как только ладонь прикоснулась к чудесному знаку, его скрутило от боли. Ноги заплелись, и он рухнул на землю, прижав руку к груди. Казалось её опалил сам дракон. Яростное пламя втянулось внутрь и распространялось к предплечью, заставляя кровь бурлить. Синдибум перекатывался с бока на бок и выл, не в силах вынести нечеловеческую муку. Колея за башней растворилась в сияние и портал затянул его обратно в зал с платформой. Он вертелся на полу и шипел от боли, но его личная руна уже сверкала пламенными переливами под пастью дракона.
Так он стал взрослым и переборол страх.
Арий заворочался на диване в кабинете отца, сон не шёл, а решимость, что и сейчас отступать нельзя, только крепла. К полуутру, так и не поспав, он решил идти на мировую. Стоило поторопиться, пока в голове снова не начали роиться злобные мысли. Самое главное, разбудить Хвыща, а то какая серенада без клыкастых жаб? А у него их целый выводок.
До блеска начистив зубы и соскребя колючую щетину, он выскользнул из дому. Перед Благой половиной шары на цепях горели как-то по-особенному. Внутренним, тёплым светом. С нежным сиянием, от которого в душе разгорался ответный отблеск. Хотелось обнять всю Дырявую башню со всеми чародеями и никогда больше не отпускать. Чтобы там не показывали линии судьбы, он не сдастся. Ведь Мара одна-единственная, и нигде, хоть в Передудле, хоть за бесконечным лесом за пределами долины, другой такой не найти.
Синдибум перемахнул через парапет и, цепляясь за выступы, полез по карнизу к выступающей стене малой башенки. Подмастерье зеленщика жил в самом низу флигеля, как он сам говорил, в сыром подвале, что ли.
Дотянувшись до окна, Арий надавил на раму и запрыгнул внутрь. Налетел на тумбочку и взвыл. Его вопль тут же подхватила разбуженная саламандра. Она подскакивала на хвосте, ревела и сверкала в темноте глазами.
– Исчезни, нечисть, – сквозь сон забормотал Хвыщ. – А то сожжём тебя праведным огнём, что ли.
– Это я, – ухватив его за плечо, затряс Синдибум.
Он еле увернулся от сгустка пламени, впечатавшегося в стену, и обернулся к саламандре.
– Совсем сдурела, гусеница чешуйчатая!
– Эй, тихо там! Комнату спалите, что ли! – наконец проснулся подмастерье зеленщика.
Он сел на кровати, поправив сбившийся ночной колпак, и почесал бок через пижаму с единорогами.
– Ты что, ко мне переезжаешь, что ли? – зевая, уточнил он. – Я вроде в гости не звал. Нигде от тебя покоя нет, ни во сне, ни…
– Одолжи своих жабят. Очень надо.
Хвыщ вытаращил глаза, а потом удивлённо заморгал.
– Ты что, с колокольни рухнул? Припёрся посреди ночи за…
– Уже почти полуутро, – поправил Арий.
– Да хоть полуполдень! – разозлился подмастерье зеленщика.
Злыстное время еще не закончилось, а когда будят в самые сладкие предрассветные часы, тут и святой может книгой для вечернего чтения по башке треснуть.
– Очень тебя прошу – помоги! – настаивал Синдибум. – Мы с Марой поругались.
– Да хоть с высшим чародеем! Мне от этого ни тепло, ни холодно, что ли.
– У тебя что, сердца нет?
– Скажешь тоже, откуда? Я его давно продал, чтобы за комнату платить.
Хвыщ повернулся на другой бок, накрывшись с головой, и громко засопел, выводя хриплые рулады.
– Друг, выручай, – заныл Арий. – Без твоих жаб это же не представление. А я их накормлю от пуза.
– Чем? – прокряхтел подмастерье зеленщика из-под одеяла. – Как всегда, пустыми обещаниями?
– У Голуна топинамбур в чулане сгнил. Там мух, что кнежликов у мегамага, не пересчитаешь.
– Кнежлики, кнежлики, кнежлики, кнежлики. Только о них все и думают, – проворчал Хвыщ. – Разве это справедливо?
– Не очень, – поддакнул Синдибум.
Иногда приходится идти на большие жертвы, чтобы заполучить то, что требуется. Например, выслушивать полуночный бред непроснувшегося до конца заводчика клыкастых жаб.
– Вот и я говорю. У всяких там выскочек их пруд пруди, а у тех, кому они на самом деле нужны, из угла в угол кошелька перекатываются. Справедливо, что ли? Ничуть. Вот думаешь, почему внутри башни и за её пределы перемещаться можно, а в другие башни нет? – распалился подмастерье зеленщика.
– Почему? – едва сдерживая зевоту, присев на край кровати, переспросил Арий.
– Из-за кнежликов! Думаешь, они кому достаются? Высшему магу? Как бы ни так. Ему, конечно, тоже перепадает, не без этого, что ли. Но ведь ему и башню чинить, и в топке механизмов сжигать и разные другие необходимости оплачивать. А сливки-то мегамаги снимают. Им все двенадцать башен мзду платят. А за что, спрашивается?
– За что? – тускло выдавил Синдибум.
– За Безбашенный хоровод! Главное, до высшего мага можно дорасти со временем. Ни за день, ни за два, но рано или поздно каждый имеет шанс.
Хвыщ подскочил на кровати, так что одеяло улетело в дальний угол, и уставился на Ария горящими глазами.
– А как стать мегамагом?
– Остановить башни и придумать собственное глобальное заклятье, – подсказал Синдибум, – тогда и тебя станут звать не просто подмастерье, а мегаподмастерье.
– Во-во, придумать, что ли. Придумать-то оно можно, чего же не придумать, – забормотал подмастерье зеленщика. – У всех бывает озарение. Только что делать со старыми мегамагами? Думаешь, они добровольно уйдут из Передудля?
Арий не ответил, только тяжело вздохнул, растирая слезящиеся глаза.
– Никуда они не денутся, – прошептал Хвыщ. – А заклясть их нельзя. Они неубиваемые.
Синдибум громко потянул носом и соскочил с кровати.
– Сам слышал, – зловеще протянул подмастерье зеленщика. – Их даже в лицо никто не знает.
– Я не планы по свержению мегамагов строить пришёл, – не выдержал Арий. – Я за жабятами! Помнишь?
– Да, помню, – рыкнул Хвыщ. – Только нечего мне сниться по ночам. Да ещё в таких противных кошмарах. Мне и днём-то от тебя достаётся, к кикиморам отправляешь, а теперь ещё взялся в мои видения лезть.
Синдибум нетерпеливо топтался перед кроватью, пытаясь придумать, что ещё сказать, но от недосыпа голова гудела, напрочь отказываясь соображать.
– Это ужас какой-то, – пожаловался подмастерье зеленщика. – Ты мегамаг. Сидишь на троне в Великой башне весь в черном и безнаказанно подшучиваешь надо всеми. Брр…
– Забудь! – отрезал Арий. – Я никогда не буду мегамагом. Обещаю! У меня даже свитка нет. Ты мне лучше жабят дай. Я их потчевать…
– Неделю будешь угощать, что ли, – перебил Хвыщ. – Мне их откормить надо. А то тощие, как чародейки на выданье.
– Да хоть две!
Подмастерье зеленщика выбрался из кровати и, криво зевая, снял с полки коробку с крышкой.
– Если обидишь моих подданных, даже мегамаги не помогут, – сдвинул брови он. – Полезешь в Кикиморово болото за новыми!
– Так точно, ваше высочество жабий король, не извольте сумневаться. Буду пхать в них червяков с мухами, пока не разорвутся.
Синдибум сунул коробку под мышку и забрался на подоконник.
– Через дверь иди, что ли, – рассерчал Хвыщ. – А то уронишь ещё!
– Конечно, конечно, – поспешно согласился Арий и на ощупь двинулся к выходу.
Влетев в темноте в ведро с водой, он с грохотом выскочил на лестницу.
– Запомни, ты обещал никогда не быть мегамагом! – донеслось из-за спины.
Но Синдибум даже не кивнул. Полдела уже сделано. Теперь серенада задастся. С такими-то аккомпаниаторами.
Проскочив пять ярусов, ноги летели сами по себе, не касаясь ступеней, он нарвал лиловых колокольчиков и бесшумно пробрался под окно Мары. Её флигель выдавался уступом над широким балконом. На подоконнике тянулись к свету, только-только пробивающемуся через мрачные тучи, цветы в горшках, а над острым конусом башенки безмолвно покачивался золоченый флюгер с улыбающейся гарпией.
Синдибум открыл коробку, пересчитав клыкастых жаб. На него смотрели сорок немигающих глаз. И без того пупырчатые бледно-зелёные тельца покрывали ржаные наросты и вздувшиеся бородавки. А из огромных, угрюмо сжатых ртов выпирали тонкие, кривые клыки.
– Вас ждёт праздничное угощение, – пообещал Арий.
Жабы надменно сощурились и даже не квакнули в ответ.
Синдибум прокашлялся и затянул:
– Тебя так люблю, что ночами не сплю,
Лежу, как в бреду, и уснуть не могу,
Тоскуя, бреду – бубу, дудуду, к флигелю, ай-люлю.
Ты хоть понемногу, развей мою тревогу.
Он недовольно зыркнул на жаб, и они надули щёки, запев неожиданно чистыми, мелодичными голосами:
– Твоё имя, Мара, любимое моё!
Оно самое-пресамое любимое моё!
Выходи же, Мара, с рассветом на порог!
Для любви, для нашей, не нужен ведь предлог!
Тучи расползлись в стороны, и под звон колокольни башню осветили ласковые лучи солнца. Проскользнув через стёкла по комнате заскакали солнечные зайчики, поглаживая мягкими лапками рассыпанные по подушке рыжие волосы.
Она уже не спала. Вчерашний вечер казался далёким и нереальным. А её собственные слова, сказанные сгоряча, чужими и беспощадными. Будь они неладны, эти линии судьбы, не дающие ей покоя уже много-много лет. Кто у неё ещё есть кроме Ария? Родителей давно не стало, а тётку-опекуншу интересовали только омолаживающие зелья и светские сплетни. Они и разговаривали-то не каждый день, хоть и жили под одной крышей. Исчезни Мара, так тётка не сразу и схватится. Подумаешь домой не пришла, взрослая уже, сама разберётся.
Синдибум нетерпеливо прохаживался под окном, закрыв коробку с жабами. Клыкастые уродцы недовольно квакали, но ему было всё равно. Под чёрной шляпой уже собирались зловещие тучи, обсыпая голову градом самых отвратительных мыслей. Жить наперекор всему и всем – невыносимо. Пройдёт несколько минут, и стажёрка выйдет из дома. Может быть, даже улыбнётся, извиняясь, а ему уже хочется высказать ей всё, что накипело, и убежать сломя голову прочь.
Мара собралась только через полчаса, когда Арий, сквозь зубы, переругиваясь с жабами, дошёл до угроз отправить их в суп.
– Благого дня! – пожелала стажёрка, нервно сцепив пальцы.
– Тебе тоже, – проворчал Синдибум, протягивая букет колокольчиков.
Она взяла его под руку, утянув в угол балкона.
– Мне нельзя рассказывать про то, что должно случиться, – опустив глаза, проговорила она. – Но я больше не выдержу. Среди всех линий судьбы… – Мара запнулась. – Нет ни одной, даже самой тоненькой, где бы мы были вместе. Везде, даже в самом дальнем углу долины за бесконечным лесом.
Она вздохнула, покосившись на его непроницаемое лицо.
– Я не хочу верить, но…
Арий встряхнул коробку, чтобы жабы прекратили квакать и умоляюще взглянул на неё.
– Но, чтобы я ни делала… Как ни хотела… Нам не быть вместе.
Она облокотилась на перила, и букет, выскользнув из рук, кружась, полетел вниз. Колокольчики жалобно звенели, раскрыв бутоны, но холодный ветер безжалостно растрепал их и унёс к колючим веткам деревьев.
– Значит, покоримся судьбе? – еле слышно спросил Синдибум.
Даже клокочущая внутри злоба не могла прорваться через выросшую стену отчаяния.
– Не знаю, – пробормотала Мара, сгорбившись. – Разве можно противостоять высшей магии?
– Только этим и занимаюсь, – буркнул Арий, разглядывая трещину на парапете.
– А я не умею.
Он хотел ответить: «Я тебя научу», но его собственное Злыстное время, тикающее под чёрной шляпой, взяло верх.
– Чтобы научиться, надо этого хотеть! – резко бросил он и напомнил: – За тобой такие женихи ухаживают. Найдешь волосатого, молчаливого, скромного и сносного во всех отношениях! Со здоровенным золотым свитком!
– Аренька, пожалуйста…
– Арий! – надменно перебил он и, перевернув коробку кверху ногами, так что жабы забились об стенки и горестно заквакали, пошёл к лестнице.
– Ты не понимаешь! Настоящий волшебник поступает правильно, потому что видит все линии судьбы и выбирает самую верную…
Ступени вылетали из-под ног, в ужасе отскакивая за спину. Синдибум топал и грохотал, так что оборачивались редкие прохожие. Им-то хорошо, у них Благое время, а у него всё наперекосяк. Как будто Дырявая башня наклонилась, а он упал и разбился, но даже его личная смерть лишь покачала головой и, вздыхая, побрела прочь. Какая бесполезная, никчемная жизнь. Проклятая злысть пробирающаяся всё глубже и глубже в душу, только подливала масло в огонь: «Она тебя никогда не любила. Уже небось сошлась с кем-нибудь из высших. У неё всегда только это и было на уме».
Арий дошёл до лавки и толкнул дверь: «За-Хо-Ди-Те к Нам Ско-Рей»!
– Чтобы у тебя петли поотрывались, – пожелал он, и со всей силы грохнул, так что задрожали стены, а на полках запрыгали реликвии.
– Ай-ой, ой-ё-ёй, – подвывал череп первого привратника Плюгавой башни. – Сто зе это такое, дазе ф смегти покоя нет.
– Язык прищемил? – ядовито уточнил Синдибум.
– Посути мне есё, – заголосила реликвия.
Из-под стойки выглянул Голун.
– Совсем спасу нет, – пожаловался он.
– Чего тут приключилось-то? – проворчал Арий.
