Обратный путь до гостиницы «Фрегат» занял много времени, ибо Жан еле тащился, с успехом изображая головокружение, телесные страдания и легкое затмение ума. Если кто-то из прохожих и испытывал удивление при виде двух перепачканных в грязи, не по погоде наряженных чужеземцев в сопровождении каморрского аристократа, его слуги и трех лошадей, то чувства свои они никак не выражали и лишь оглядывались вослед странной компании. По дороге эти четверо встретились с Кало, теперь одетым простым рабочим. Он подал руками череду быстрых, незаметных знаков: мол, Клоп бесследно пропал, буду ждать его в условленном месте и молиться, чтоб все обошлось.
– Лукас! Глазам своим не верю! Лукас Фервайт собственной персоной!
Едва Кало растворился в толпе, как перед ними возник Галдо, облаченный в яркие шелка и атласы: ни дать ни взять преуспевающий каморрский купец. Один его роскошный сборчатый дублет с разрезными рукавами стоил не меньше, чем барка, в которой Благородные Канальи плыли по реке сегодня утром. Сейчас, с открытым лицом и тщательно зализанными волосами под круглой шапочкой, он нисколько не походил на головореза, с которым дон Сальвара и Конте столкнулись немногим ранее в глухом проулке. Поигрывая лакированной тросточкой и широко улыбаясь, он приблизился к ним.
– Ба, да это ж Эванте! – воскликнул Локк – Фервайт и застыл как вкопанный, с притворным изумлением вытаращив глаза. Потом протянул руку и обменялся с Галдо крепким рукопожатием. – Какой приятный сюрприз!
– Да уж, Лукас, поистине приятный. Но что с тобой стряслось, скажи на милость? И с тобой, Грауманн? Выглядите вы оба так, будто ввязались в большую драку и проиграли.
– Ты недалек от истины. – Локк потер глаза под очками. – Ох, ну и утречко выдалось у меня сегодня, Эванте! Мы с Грау уже и с жизнью распростились бы, наверное, если бы не наш замечательный провожатый. – Локк повел рукой в сторону аристократа. – Господин Сальвара, позвольте представить вам Эванте Эккари, стряпчего из Рацоны. Эванте, перед тобой дон Лоренцо Сальвара. Владелец накоццанских виноградников – если ты все еще интересуешься теми землями.
– Боги милостивые! – Галдо сдернул с головы шапочку и поклонился в пояс. – Благородный дон. Как же я вас сразу не узнал, сударь! Тысяча извинений. Эванте Эккари, полностью к вашим услугам.
– Очень приятно, господин Эккари. – Дон Сальвара поклонился с надлежащей учтивостью, хотя и несколько небрежно, а потом шагнул вперед и пожал руку мнимому стряпчему, таким образом давая понять, что в дальнейших поклонах и расшаркиваниях нет нужды. – Так, значит, вы знакомы с господином Фервайтом?
– О, мы с Лукасом уже давно знаемся, сударь. – Галдо суетливо отряхнул засохшую грязь с рукава черного камзола Локка. – Я работаю с банкирским домом Мераджо, занимаюсь преимущественно таможенными пошлинами и трудовыми разрешениями для наших северных друзей. Лукас – один из лучших служащих бель Аустеров, блестящего ума человек.
– Ты мне льстишь. – Локк кашлянул и смущенно улыбнулся. – Эванте великолепно знает все важнейшие законы и постановления вашего государства и весьма доходчиво перелагает их на теринский. Он уже не раз оказывал мне поистине неоценимую помощь в моих торговых делах здесь. Похоже, у меня дар находить неприятности в Каморре – и дар находить добрых каморрцев, выручающих меня из передряг.
– Не многие клиенты отозвались бы о моей работе в столь похвальных выражениях, Лукас. Но что же все-таки стряслось? Почему вы с Грауманном все в грязи и синяках? Ты говоришь, на вас напали?
– Да. В вашем городе водятся очень… гм… предприимчивые грабители. Дон Сальвара и его слуга недавно обратили в бегство двоих из них. Боюсь, мы с Грауманном не сумели оказать достойного сопротивления негодяям.
Галдо подошел к Жану и дружески похлопал по спине. Здоровяк страдальчески скривился, проявив недюжинные актерские способности.
– Позвольте выразить восхищение вашим поступком, дон Сальвара! Лукас человек, каких мало, – так сказать, высшей пробы человек, – пускай у него и не хватает ума сменить свой дурацкий зимний наряд на платье полегче. Я глубоко обязан вам за то, что вы сделали, и…
– Полноте, сударь, полноте. – Дон Сальвара вскинул ладонь, а другую руку заложил за пояс. – Я сделал всего лишь то, чего требовала моя честь. А изъявлений признательности я получил сегодня уже с избытком.
Дон Лоренцо и «господин Эккари» еще пару минут обменивались изысканными любезностями. В конце концов Галдо внял наивежливейшей из всех возможных версии фразы «Спасибо, но отвяжись уже от меня, а?» и с сокрушенным вздохом промолвил:
– Что ж, я безмерно рад был с вами встретиться, сударь, но, к сожалению, меня ждет клиент. Да и у вас с Лукасом определенно какие-то дела, от которых мне не следует отвлекать вас. С вашего позволения…
– Конечно, конечно. Приятно было познакомиться, господин Эккари.
– А уж как мне приятно, сударь! Лукас, если у тебя выдастся свободный часок, ты знаешь, где меня найти. И если вдруг возникнет надобность в моих скромных умениях, я всегда к твоим услугам…
– Разумеется, Эванте! – Локк обеими руками схватил правую руку Галдо и с воодушевлением потряс. – Полагаю, рано или поздно нам придется обратиться к тебе за помощью.
Он приложил палец к носу сбоку, и Галдо кивнул. Затем последовал общий обмен поклонами, рукопожатиями и прочими прощальными любезностями. Напоследок Галдо подал товарищам несколько условных знаков, так и этак поправив шапочку на голове: мол, о Клопе ничего не знаю; отправляюсь на поиски.
Дон Сальвара проводил мнимого стряпчего задумчивым взглядом, потом вновь повернулся к Локку, и маленькая компания продолжила путь к гостинице «Фрегат». Светская беседа сама собой сошла на нет. Локк – Фервайт без труда изобразил, как радость от встречи с «Эккари» постепенно угасает в нем. Вскоре он являл собою воплощенное уныние, каковое свое настроение объяснил головной болью, разыгравшейся вследствие долгого удушья от удавки. В цитрусовом саду перед гостиницей дон Сальвара и Конте распрощались с двумя Благородными Канальями, настоятельно посоветовав обоим хорошенько отоспаться и отложить все дела до завтра.
Как только Локк и Жан (несший на плечах вьюки с «ценным товаром») оказались в своем номере, они мигом скинули измазанные в грязи богатые наряды, надели простое неприметное платье и поспешили к условленному месту встречи, чтобы там ждать известий о Клопе (если таковые вообще появятся).
На сей раз никто из них не заметил странной черной тени, которая бесшумно следовала за ними, стремительно перелетая с крыши на крышу.
Лжесвет постепенно угасал. Насыщенный болотным туманом Ветер Палача пропитывал влагой одежду, неприятно липнувшую к телу, и не рассеивал, а, казалось, напротив, сгущал серые клубы табачного дыма, окутывавшие Кало и Галдо. Близнецы в низко надвинутых капюшонах сидели, обливаясь по́том, в глубокой дверной нише одной из ссудных лавок на севере Старокрепостного квартала. Ломбард был уже заперт на ночь – засовы заложены, ставни закрыты, – и семья владельца, по всей видимости, предавалась веселым возлияниям двумя этажами выше.
– Первый шаг удался, я считаю, – сказал Кало.
– Ага, что верно, то верно.
– Лучшее наше выступление. Нам ведь с тобой обличье изменить ой как непросто, таким видным красавцам.
– Признаться, я не думал, что ты и меня держишь за красавца.
– Брось, не умаляй свои достоинства. Внешне ты ничем мне не уступаешь. Чего тебе не хватает, так это моих способностей к наукам. И моего беспечного бесстрашия. И моего дара обольщения женщин.
– Если ты говоришь о легкости, с которой швыряешься деньгами во время гулянок с девками, то ты прав, конечно. Для каморрских шлюх ты щедрейший благотворитель и жертвователь.
– Зря ты так, – насупился Кало.
– Твоя правда – зря. – Несколько секунд близнецы молчали. – Извини. Просто на душе муторно. Как подумаю о мальце, так под ложечкой холодеет. Видал, что творится на улицах?
– Ага. Усиленные патрули. Все злые как черти. Свистят беспрерывно. Интересно знать, что там Клоп выкинул и почему.
– Вероятно, у него были свои причины. Если первый шаг у нас и впрямь удался, так только благодаря мальчишке. Надеюсь, он жив-здоров, и мы сможем со спокойной совестью задать ему взбучку.
В слабо подсвеченном тумане неясными тенями проплывали редкие прохожие. На Старокрепостном острове почти не было Древнего стекла, поэтому бледное сияние лилось издалека. Откуда-то с юга донесся приближающийся стук копыт.
Локк сейчас, несомненно, затаился где-то около Дворца Терпения и пристально следит за патрульными стражниками, снующими взад-вперед по Черному мосту: не ведут ли они знакомого маленького пленника или не тащат ли знакомое маленькое тело. А Жан наверняка ждет в другом условленном месте, взволнованно ходит взад-вперед, хрустя пальцами. В храм Переландро Клоп сегодня точно не вернется и к гостинице «Фрегат» близко не сунется. Старшим Благородным Канальям остается ждать его на улице, в парной духоте каморрской ночи.
Загрохотали деревянные колеса, раздраженно всхрапнула лошадь. Едва различимая в тумане повозка со скрипом остановилась футах в двадцати от братьев Санца.
– Авендандо? – раздался громкий, но неуверенный голос.
Кало и Галдо разом вскочили на ноги – имя Авендандо служило тайным сигналом, оповещающим о непредусмотренной встрече.
– Здесь я! – крикнул Кало, бросив окурок и забыв притоптать.
Из тумана возник плешивый бородатый мужик, с мощными ручищами мастерового и солидным брюшком горожанина среднего достатка.
– Я не шибко понимаю в ваших делах, – пророкотал незнакомец, – но если один из вас Авендандо, то мне было обещано, что я получу десять солонов, коли доставлю к этому ломбарду вон ту бочку. – Он ткнул большим пальцем в сторону телеги.
– Бочка! Ну да! – С колотящимся сердцем Галдо полез за кошельком. – А что в бочке-то?
– Не вино, – ответил мужик. – И не самый вежливый на свете мальчишка. Но он мне посулил десять серебряков.
– Конечно, конечно. – Галдо быстро отсчитал в ладонь мастерового блестящие монеты. – Вот десять за бочку. И еще одна за то, чтобы вы напрочь забыли о нашей встрече. Лады?
– Черт, совсем башка дырявая стала: уже и не помню, за что вы мне платите.
– Вот и славно.
Галдо сунул кошелек обратно под плащ и поспешил на помощь брату, который забрался на телегу и стоял над средних размеров деревянной бочкой. Затычка в крышке отсутствовала, и через маленькое круглое отверстие внутрь поступал воздух. Кало трижды стукнул по крышке, и в ответ изнутри послышалось три слабых удара. Радостно ухмыляясь, близнецы Санца сгрузили бочку на землю и кивнули возчику на прощанье. Мужик уселся на передок телеги и, весело насвистывая, укатил в темноту; в кармане у него позвякивали монеты на общую сумму, двадцатикратно превосходившую продажную стоимость бочки.
– Сдается мне, это вино еще слишком молодое и резкое, чтобы разливать по бутылям, – сказал Кало, когда они откатили бочку к своему укрытию в дверной нише.
– Выдержать, что ли, в погребе еще лет пятьдесят-шестьдесят?
– Я думал просто в реку вылить.
– Вот как? – Галдо побарабанил пальцами по бочке. – Чем же река заслужила такое наказание?
Из бочки донеслись невнятные звуки протеста. Оба брата наклонились к отверстию в крышке.
– Я уверен, Клоп, – начал Кало, – что ты в состоянии удовлетворительно объяснить, почему ты сидишь там в бочке, а мы торчим здесь на улице, сходя с ума от тревоги за тебя.
– Объясню все в лучшем виде. – Голос Клопа звучал сипло и гулко. – Останетесь довольны. Только сперва скажите, как все прошло?
– Просто великолепно, – ответил Галдо.
– Через три недели, самое большее, мы приберем к рукам все состояние Сальвары, вплоть до последних шелковых панталон его супружницы, – добавил Кало.
Мальчик испустил стон облегчения:
– Здо́рово! А со мной вот какая история приключилась: гляжу, по улице топает целая толпа желтокурточников, прямиком к вашему переулку. Я их отвлек, само собой, да таким манером, что они люто разозлились и погнались за мной. А я, значит, помчался во все лопатки в Старокрепостной квартал, к знакомому бондарю. Он ведет дела с винодельнями выше по реке, и у него во дворе полно пустых бочек. Ну, я запрыгнул в одну из них и сказал, мол, если он разрешит мне посидеть в ней, а после Лжесвета доставит меня сюда, то заработает восемь солонов.
– Восемь? – Кало поскреб подбородок. – Этот пройдоха запросил десять, а получил одиннадцать.
– Ну… ничего страшного. – Клоп кашлянул. – Когда мне совсем наскучило сидеть без дела в тесноте и темноте, я тихонько выбрался и стянул у него кошелек. Там на два солона медяков. Получается, часть денег мы вернули.
– Я уже собирался посочувствовать тебе, бедному, полдня проторчавшему в бочке, – сказал Галдо. – А тебя, болвана, следует хорошенько отругать за дурость.
– Да ладно тебе! – В голосе Клопа послышалась обида. – Мужик-то уверен, что я все время просидел в бочке, а потому на меня ну никак не подумает. А ты сейчас отвалил ему кучу денег, так что и тебя он всяко подозревать не станет. Все отлично вышло. Локк наверняка оценит мою проделку.
– Клоп, – сурово промолвил Кало, – Локк нам как брат, и наша любовь к нему безгранична. Но самые роковые слова из всех, существующих на теринском наречии, – это «Локк наверняка оценит мою проделку».
– Соперничать с ними могут лишь слова «Локк научил меня новому трюку».
– Ибо единственный на свете человек, которому сходят с рук фокусы, измышленные Локком Ламорой…
– …это сам Локк Ламора…
– …поскольку, по нашему мнению, боги приберегают его для какой-нибудь поистине впечатляющей смерти. С дыбой, клещами и раскаленным железом…
– …и многотысячной толпой улюлюкающих зрителей.
Братья одновременно кашлянули.
– Ну, как бы там ни было, – после долгой паузы проговорил Клоп, – кошелек я стянул и мне все сошло с рук. Может, теперь уже домой двинемся?
– Домой, – задумчиво повторил Кало. – А и пожалуй. Локк с Жаном будут рыдать от счастья, как любящие бабульки, когда увидят тебя живым-здоровым.
– Думаю, вылезать тебе не стоит, – сказал Галдо. – Ножки у тебя небось совсем одеревенели, и шагу ступить не сможешь.
– Так и есть! – жалобно проскулил мальчишка. – Но вам нет нужды тащить меня на руках всю дорогу…
– Золотые твои слова, Клоп. Ты прав, как никогда.
Галдо встал с одной стороны бочки и кивнул брату. В унисон насвистывая, близнецы покатили бочку по булыжной мостовой, и нельзя сказать, что они выбрали самый короткий или самый ровный путь до Храмового квартала.
– Это случайно вышло, – наконец заговорил Локк. – Оба раза случайно.
– Прошу прощения? Должно быть, я ослышался. – Отец Цеппи сузил глаза и уставился на Локка, тускло освещенного красным огоньком маленькой глиняной лампы. – Могу поклясться, ты сейчас сказал: «Швырните меня через парапет, пожалуйста. Я никчемный маленький засранец и готов умереть сию же минуту».
Цеппи пожелал продолжить беседу с Локком на крыше храма, где они удобно расположились под высоким парапетом, который должны были бы увивать декоративные растения. Давно запущенный висячий сад храма Переландро служил дополнительным и весьма существенным штрихом к жертвенной трагедии Безглазого священника: еще одна деталь общей декорации, призванная вызывать сострадание, измеряемое в звонкой монете.
По небу ползли плотные низкие облака, бледно подсвеченные разноцветными огнями Каморра, и ни звезд, ни лун не было видно. Ветер Палача обтекал вялыми душными струями священника и Локка, сейчас торопливо пытавшегося пояснить свои слова.
– Нет, нет! Я просто хотел навредить им, вот и все. Я же не знал… не думал, что так получится.
– Положим, в это я почти готов поверить. – Цеппи легко постучал пальцем правой руки по ладони левой, каковой жест у каморрских купцов означал «ближе к делу». – Давай-ка по порядку. Это мое «почти» – главная твоя беда. Объясни мне все внятно и толково, а начни с первого мальчика.
– Веслин, – прошептал Локк. – Еще Грегор, но Веслин первый.
– Ага, Веслин, – кивнул Цеппи. – Бедняге перерезал глотку не кто иной, как твой бывший хозяин. Старику пришлось купить у капы акулий зуб и использовать оный по назначению. С чего вдруг?
– Ну, некоторые старшие мальчики и девочки из наших перестали выходить на работу. – Локк уставился на свои тесно сплетенные пальцы, словно ожидая от них подсказки. – Они просто забирали у нас всю добычу, когда мы возвращались из города, все до последней мелочи вытрясали. И отчитывались за нас перед Наставником, но кое-какие вещи к рукам прибирали.
– Все правильно, – кивнул Цеппи. – Привилегия старших по возрасту, более сильных, более искушенных в подхалимстве. Если останешься в живых после сегодняшнего нашего разговора, то скоро поймешь, что это обычное дело почти во всех крупных шайках. Почти во всех.
– И там был один парень, Веслин. Он не только забирал у нас всю добычу, а еще и бил больно, отнимал всякую одежку, какая приглянется, заставлял работать за него по хозяйству. Он часто отдавал хозяину меньше половины того, что мы приносили, а вещи, которые присваивал, потом дарил старшим девочкам из домушников. И все мы из-за него получали меньше еды, особенно заманухи. – Маленькие руки Локка расцепились и медленно сжались в кулаки. – А когда мы пытались пожаловаться хозяину, он просто смеялся, как будто без нас все знал и потешался над нами. А Веслин после каждой нашей жалобы… вообще как с цепи срывался.
Цеппи кивнул и снова постучал пальцем по ладони.
– Я думал, как нам быть. Много думал. Ни один из нас не мог дать Веслину отпор, он был гораздо старше и сильнее. Ни у кого из нас не было на холме старших, сильных друзей. А если б мы набросились на Веслина всем скопом, к нему на подмогу прибежали бы все его друзья, и нам бы не поздоровилось… Каждый день Веслин выходил в город с одним из своих товарищей, и они поблизости от нас отирались. Работать не мешали, но наблюдали за нами, понимаете? И Веслин постоянно говорил разные гадости. – Тонкие губы Локка искривились в злобном оскале, который выглядел бы комично на лице другого ребенка, не такого грязного, не такого тощего и изможденного. Сейчас мальчик походил на костлявую горгулью, приготовившуюся к прыжку. – Говорил гадости, когда мы домой возвращались. Мол, и неуклюжие мы, и ленивые, и добычи мало приносим. И опять бил нас, опять обижал по-всякому, опять обкрадывал. А я все ломал голову, что же нам делать.
– А идея, стоившая Веслину жизни? – спросил Цеппи. – Ты сам до нее додумался?
– Ага, – с живостью кивнул мальчик. – Со мной рядом никого из наших не было, когда меня осенило. Я увидел патрульных желтокурточников и подумал… подумал, вот у них дубинки, мечи… А что, если бы они поколотили Веслина? Что, если бы разозлились на него за что-нибудь? – Локк перевел дыхание и продолжал: – Потом я стал думать дальше, но так и не сумел сообразить, как бы такое устроить. И тогда я подумал: ну ладно, пускай сами стражники на Веслина не разозлятся – но может, получится сделать так, чтобы из-за них на Веслина разозлился хозяин?
Цеппи понимающе кивнул.
– И где же ты раздобыл беложелезную монету?
Локк вздохнул:
– Так в городе и раздобыл. Все мы, кто имел зуб на Веслина, воровали сверх положенного. Смотрели в оба, обчищали карманы у господ поважнее, старались изо всех сил. Несколько недель работали без устали. Целую вечность! Мне позарез нужна была беложелезная монета, и наконец я украл одну у толстяка во всем черном. В смешном таком суконном камзоле и дурацком галстуке.
– Вадранец. – Цеппи выглядел удивленным, даже озадаченным. – Вероятно, купец, прибывший в Каморр по торговым делам. Они слишком высокомерны, чтобы сразу переодеться по погоде, а порой просто слишком скаредны, чтобы заказать платье у местного портного. Значит, ты раздобыл беложелезную монету. Полную крону.
– Ага. Всем хотелось взглянуть на нее, в руках подержать. Я позволил, но взял с ребят обещание держать язык за зубами. Сказал, мол, если будете помалкивать, мы сумеем поквитаться с Веслином.
– И что же ты сделал с монетой?
– Положил в кошелек, в маленький кожаный кошелек, какие мы постоянно крали. А кошелек спрятал в городе, чтоб не отобрали. В одном надежном месте, о котором старшие не знали. Через несколько дней, когда Веслин со своими приятелями был в городе, я вернулся на холм пораньше. Медяки и хлеб я отдал проверяющим девчонкам, а беложелезная монета была у меня в башмаке спрятана. – Локк нерешительно умолк, повертел в руках маленькую лампу, и красные блики заплясали у него на лице. – В общем, я подбросил монету в комнату Веслина – где они с Грегором ночевали. Хороший сухой склеп, в самой середине холма. Я выковырял из пола камень, который плохо держался, и спрятал под ним кошелек. А потом, когда убедился, что меня никто не видел, попросил разрешения поговорить с хозяином. Я сказал, что мы видели Веслина около одного сторожевого поста. Что он там брал деньги у желтокурточников, а потом похвастался перед нами монетой и пригрозился сдать нас властям, если мы донесем на него Наставнику.
– Поразительно. – Цеппи поскреб в бороде. – Ты не замечал, что перестаешь мямлить и заикаться, когда начинаешь рассказывать, как обмишулил кого-нибудь?
Локк недоуменно моргнул, потом вскинул подбородок и настороженно уставился на священника. Тот рассмеялся:
– Это не укор, сынок, и я вовсе не хотел остановить поток твоего красноречия. Продолжай свой рассказ. Откуда ты знал, что хозяин рассердится? Желтокурточники когда-нибудь предлагали деньги тебе или твоим друзьям?
– Нет. Зато я точно знал, что хозяин дает деньги желтокурточникам. За услуги там разные, за сведения. Мы не раз видели, как он раскладывает монеты по кошелькам. Потому мне и пришло в голову не стражников натравить на Веслина, а хозяина.
– Понятно.
Порывшись в складках рясы, Цеппи достал плоскую кожаную коробочку, в красноватом полумраке имевшую цвет обожженного кирпича. Оттуда он вытащил полоску бумаги, насыпал на нее из другого угла коробочки немного темного порошка, потом ловко свернул самокрутку и с аристократическим изяществом прикурил от лампы. Призрачные серые клубы дыма поплыли к призрачным серым облакам; в воздухе разлился запах горящей сосновой смолы.
– Извини. – Цеппи передвинулся немного вправо, чтобы выдыхаемый дым не попадал на мальчика. – Позволяю себе всего две сигарки за вечер. С крепким табаком – перед ужином и со слабым – после.
– Так я останусь на ужин?
– Ах ты, нахальный маленький двурушник! Скажем так, в настоящую минуту ситуация остается неопределенной. Давай досказывай свою историю. Ты сообщил хозяину, что Веслин работает тайным осведомителем в знаменитой охранной службе Каморра. Старик, надо полагать, пришел в бешенство.
– Ага. Сказал, что убьет меня, если я вру. – Локк тоже передвинулся вправо, подальше от дыма. – Но я сказал, что Веслин схоронил монету в своей комнате… то есть своей и Грегоровой. И хозяин там настоящий погром учинил. Я спрятал монету очень хорошо, но в конце концов он ее нашел, как и следовало ожидать.
– Хм… Ну и как ты представлял себе дальнейшие события?
– Я не думал, что хозяин убьет их! – В возбужденном голосе мальчика Цеппи не услышал ни малейшей печали, лишь удивление и досаду. – Я думал, он как-нибудь накажет Веслина при всех. Мы же почти всегда ужинали вместе, всем братством. И обычно провинившиеся развлекали нас по-всякому… или прислуживали, а потом все за нами убирали. Иногда получали порку. Пили имбирное масло. Я думал, Веслину грозит что-нибудь такое. Или все сразу.
– Ну что ж… – Отведя глаза от мальчика, Цеппи глубоко затянулся и на несколько долгих секунд задержал дым в легких, словно так думалось яснее и соображалось лучше. Наконец он выпустил череду дрожащих дымных колечек, которые проплыли в воздухе несколько футов и растаяли в тонком ночном тумане. Потом громко хмыкнул и опять взглянул на Локка. – Что ж, теперь ты понял, куда ведут благие намерения, верно? Порка. Обслуживание и уборка. Хе-хе. Бедного Веслина знатно обслужили и убрали. И как же твой бывший хозяин сделал это?
– Он ушел с холма на пару часов, а когда вернулся – стал ждать в комнате Веслина. Когда позже вечером Веслин с Грегором возвратились из города, их сразу окружили старшие мальчики, так что убежать они уже никак не могли. А потом… хозяин просто убил обоих. Перерезал горло Веслину, и… ребята рассказывали, он повернулся к Грегору и долго-долго смотрел на него, смотрел и ничего не говорил, а потом… – Локк чиркнул двумя пальцами по горлу, как немногим ранее делал Цеппи. – Потом он прикончил и Грегора тоже.
– Оно и понятно! Бедный Грегор. Грегор Фосс, кажется? Один из счастливчиков, осиротевших в достаточно сознательном возрасте, чтобы уже помнить свою фамилию. Вроде тебя. Разумеется, твой хозяин и Грегора прикончил. Они же с Веслином были закадычные друзья. Не разлей вода, как говорится. Если один из них прячет под камнем целое состояние, естественно предположить, что другой об этом знает. – Цеппи вздохнул и потер глаза. – Все проще простого. Ну ладно, а теперь, когда ты завершил свой рассказ, позволь мне объяснить, где именно ты дал маху и почему твои маленькие друзья из уличников, помогавшие тебе, не доживут до рассвета.