Sir Slayer
Происки Судьбы: «Небезразличные»
Город «Забытого названия»
Глава 1
Это было начало сентября, среда. Солнце светило ярче обычного. В четыре часа дня скромно одетый мужчина пришел в лечебницу. Он открыл дверь и, прежде чем войти, осмотрелся по сторонам – на улицах было пусто, лишь радостные возгласы игравших где-то неподалёку детишек нарушали тишину буднего дня. Мужчина улыбнулся и сделал шаг внутрь ветхого двухэтажного здания. Там его ожидала противоположная картина: в очереди столпилось по меньшей мере пять человек. На лице вошедшего промелькнуло удивление. И его можно было понять, ведь обычно никто не горел желанием навещать душевнобольных знакомых.
Мужчина окинул недоверчивым взглядом сидевших на прогнившей лавочке людей. Он бы так и стоял в центре плохо освещённого, мрачного зала, если бы не медсестра. «Аполлинария Елисеевна, Вас уже ждут в двадцать второй палате. Это прямо, затем налево и на второй этаж», – почесав затылок, без какого-либо энтузиазма объявила короткостриженая блондинка – пусть она и была профессиональным работником медицинского учреждения, голову ее населяли вши…
С лавочки встала молодая девушка не старше двадцати лет. Она выделялась на фоне сидевших в очереди стариков не только возрастом, но и одеждой: если те носили старое тряпье, то на ней был полностью черный костюм и совершенно не сочетавшиеся с ним уродские серые туфли. Девушка направилась в указанном направлении, а невольно напрягшийся мужчина, не сводя с нее взгляд, сел на освободившееся место. Могло показаться, что причин нервничать у него не было, но это было не совсем так: девушка направилась в палату, в которой лежал его брат.
Произошедшее дальше только усугубило его эмоциональное состояние, приведя его в полное замешательство: девушка повернула не налево, как сказала ей медсестра, а направо. По телу мужчины пробежала дрожь, и он, вздохнув, перевел свой слегка напуганный взгляд в потрескавшийся потолок.
При посещении единственной лечебницы города у жителей складывалось не самое лучшее впечатление, но своё недовольство они скрывали. И это даже при том, что санитарным требованиям ветхое здание совершенно не отвечало: по полу то и дело ползали пауки, оставляя по углам свои небрежные автографы. Впрочем, как бы они ни старались навести хоть какую-то красоту в лечебнице, усилия их оставались незамеченными – было слишком темно. Из четырех керосиновых ламп в приемной в исправном состоянии была только одна. Ещё две постоянно мигали, нагнетая устоявшуюся атмосферу и время от времени раздражая пациентов и медперсонал.
Вдоволь насмотревшись на достопримечательности больницы и встревожившись ещё сильнее, мужчина направил свой взгляд на регистрационную стойку, за которой сидела та самая блондинистая медсестра. Не сказать, что она была в возрасте, но лицо её выражало недовольство семидесятилетней старухи. Девушка что-то жевала и листала газетку. Мужчина не выдержал и, нервно сглотнув, встал со стула. Неуверенными шажочками он приблизился к стойке, и, поглядев по сторонам, спросил у не обращавшей на него абсолютно никакого внимания медсестры:
– Долго ещё? Мне очень надо… Не могли бы Вы пропустить меня вперед остальных? – произнес он шепотом, чтобы не тревожить сидевших в очереди посетителей.
Ответа не последовало. Девушка продолжала сидеть в той же позе – не повела и бровью, будто вовсе не услышала подошедшего.
Мужчина понял, что от разговора с медсестрой, так усердно скрывавшей своё лицо за газеткой, толку либо будет мало, либо не будет совсем. Он развернулся, чтобы вернуться на свое место, но оно уже было занято: на нем сидел господин в полностью черном костюме – копия прошедшей к брату издергавшегося посетителя девушки. Единственным отличием была обувь: мужчина обладал немного более приятным вкусом, ведь на ногах его блестели куда более приятные взору темно-зеленые туфли. Лицо сидевшего было прикрыто широкополой шляпой. Он вертел в руках часы на золотой цепочке и старательно их разглядывал, будто бы видел первый раз в жизни. На лице все ещё стоявшего у стойки мужчины выступил пот. Дрожащими руками он достал из кармана платочек и нежно протер свой крупный лоб и розовые щеки, а после заметил, как сидевший на его месте господин, которому, очевидно, наскучило смотреть на часы, достал из-за пояса кое-что более интересное. Мужчина выронил платок и оцепенел: сидевший держал в руке пистолет, а направлен тот был прямо на него.
Раздался выстрел. Один – упал, второй – вскочил, а после спрятал дымившийся пистолет и поспешил покинуть лечебницу. Присутствовавшие на месте преступления старики продолжили сидеть как ни в чем не бывало. Каждый из них думал о чем-то своем. Медсестра, услышав шум, неторопливо высунулась из-за газетки. Поглазев на лежавший у ее стойки труп, она вернулась к чтению: если кровь не растекается по полу, то нет и необходимости бежать за шваброй. Так, на долгие три часа с редкими перерывами на объявления в приемной воцарилась гробовая тишина. Лишь потом, почуяв неприятный запах, девушка-таки оторвалась от чтения, встала со стула и обошла стойку. «Вставай, чего разлегся?!» – прикрикнула она. Затем, в очередной раз почесав затылок, добавила: «Город придурков и идиотов, ни дня без происшествий!»
Глава 2
Хотя с момента, как ночь темной пеленой растелилась над городом, прошло уже несколько часов, в доме никто не спал: Маша и Настя безутешно оплакивали убитого отца, а Оксана Леонидовна, стараясь хоть как-то облегчить боль утраты, находила себе все новые и новые занятия. С момента, как весть о смерти мужа громом среди ясного неба обрушилась на их головы, женщина успела дважды приготовить поесть, устроить генеральную уборку и связать свитеры на всех проживавших с ней членов семьи.
Паша, голубоглазый мальчишка с черными вечно зализанными волосами, носивший белую рубашку и черные, державшиеся на коричневых лямках брюки, быстрее всех принял трагедию. Недолго поплакав, он расположился на стуле и устремил свой взгляд в пол – на большее у него ни настроения, ни желания не было. В его жизни редко случались несчастья, но каждый раз, когда они все же происходили, мальчик предпочитал погружаться в глубокие для своего десятилетнего возраста раздумья. Сейчас Паша понимал, что теперь им с мамой и сестрами придется туго: все, что раньше делал его отец, ляжет на плечи остальных членов семьи, особенно его собственные, ведь он как хоть и маленький, но мужчина должен быть новой опорой. Понятное дело, что сейчас он годился разве что в помощники – а большего и не надо, ведь в доме жил ещё один представитель мужского пола – в данный момент выхаживавший мимо мальчика то в одну, то в другую сторону дед. Он был настолько высок, что совсем немного не дотягивал до потолка. Одет старик был не так, как большинство горожан преклонного возраста. На нем были чистые выглаженные бордового цвета свитер и шелковые штаны. Голову деда украшала небольшая лысина. Такие же, как у его внука, голубые глаза в сочетании с неглубокими, но многочисленными морщинами придавали его лицу вид довольно-таки добродушный. И всё же Александр Валерьевич часто был замкнут и даже отстранен – говорил достаточно редко и чаще всего с сыном. Поэтому не удивительно, что с момента, как старик узнал о его смерти, так и не проронил ни слова. Вечером он практически не отходил от внука, время от времени останавливался, зачем-то поглядывал на висевшие на стене часы и будто хотел что-то сказать, но у него не получалось выговорить ни слова. Вообще дед часто так слонялся по дому, сильно напоминая остальным членам семьи приведение, но обычно у него всегда на уме было что-то, чем он хотел и, что самое главное, мог поделиться.
Когда Паша слез со стула, явно намереваясь пойти почистить зубы и уже лечь спать, Александр Валерьевич, понимая, что если не скажет то, что думает сейчас, то скорее всего не сделает этого вообще никогда, наконец остановился и обратился к внуку непривычно сухим и безжизненным голосом:
– Ну что, хочешь знать, как батя твой умер?
– Так ведь все уже знают, – ответил Паша.
– Все? – лицо старика искривилось.
– Я, весь дом, да и весь город.
– Ничего подобного! Наш дом – не весь город, а этих не слушай. Они думают, что кто-то в этом забытом богом месте ещё газеты читает, – шокировал мальчика ответом дед.
– Вообще-то люди читают газеты. Я сам видел! – заспорил Паша.
– Дурак ты, малой ещё. Да, люди читают газеты, но они читают только то, что им надо. Думаешь, кому-то нужен твой батя?
– Да как ты так можешь говорить… у тебя же сын умер!!! Вот если бы у меня сын умер, я бы уже три подушки проплакал, – не без укора произнес мальчик.
– То, что мне надо будет, я проплачу. А сейчас не вижу в это смысла, – старик пытался скрыть свои эмоции, но его голос сдавал его с потрохами.
– Ну ладно, ладно, извини, – произнес с сожалением Паша. – Но медсестра все же позаботилась о нем, попыталась вытащить осколки.
– Так в газете написали? – спросил дед, ухмыльнувшись.
– Да… – мальчик почувствовал, что Александр Валерьевич вот-вот вновь его разочарует.
– Враки всё! Это она так, для приличия! Якобы героиня! Твой батя третий танец в раю плясал в момент, когда она обратила на него внимание! Это ещё повезло, что хоть молодая сидела. Если бы ей было за сорок, мы бы сейчас и ведать не ведали, что нет больше Алеши. А он бы всё разлагался там у них вместе с их дурацкой лечебницей.
– Надеюсь, убийцу поймают и накажут по справедливости!
– Что?! – изумился дед. Он посмотрел в наивные мальчишечьи глаза и громко рассмеялся.
– А что смешного?!
– Да нет, никто этим не будет заниматься.
– Но, но как же суд? Как же строгость закона?! – возмутился Паша.
– Слушай, ты, наверное, мал ещё для этого, но я все же расскажу. Нет у нас в городе никакого суда. Был когда-то… Но его стены уже много лет не знают никаких судебных дел. Теперь там играют в карты. И не случайные люди пару раз в день, а заядлые картежники с раннего утра и до глубокой ночи.
– А что же закон?! Что с ним? С убийцей вообще хоть что-нибудь будет? – каждый новый ответ деда порождал все новые и новые вопросы у мальчика, а также все сильнее отбивал желание спать.
– А ничего! Всем плевать. Бегает убийца – и пусть бегает. Ну, убил и убил. Его дело.
– А если он еще кого-то убьет? – ужаснулся Паша.
– Главное, что не меня!
– С чего вдруг такое отношение?
– Если не понял, это не моя позиция. Просто каждый житель этого города именно так и думает, – объяснил старик.
– Но не я! – поспешил с признанием мальчик.
– И не я… – ответил дед и затих.
– Это ужасно! Это кошмар! Это позор! – прервал тишину громкими восклицаниями Паша, а затем спросил: – Что будет со всеми нами в этом городе?
– Ничего хорошего. С каждым днем этому место все хуже. И нашему дому тоже…
– Как?!
– Понимаю, ты и не заметил. Опиши его.
– Наш дом – каменно-деревянное двухэтажное строение. Внизу у нас прихожая, гостиная, кухня, ванная с туалетом, спальня родителей и комната Маши и Насти. Вверх по лестнице живем мы с тобой. Внутри достаточно тепло и уютно. Снаружи у нас есть свой небольшой дворик. Похоже, это всё…
– В целом верно, но как же мелочи? Это здание потихоньку разваливается. Дерево гниет, а камень осыпается. Фундамент постепенно опускается под землю, – рассказал дед.
– Но ведь каждый дом такой…
– Любишь равняться на остальных… В том-то и дело, что весь город постепенно загнивает. И это неправильно.
– Прости, я не подумал… – Паша испугался, что мнение Александра Валерьевича о нем изменится в худшую сторону.
– Ничего страшного. Теперь ты знаешь больше, но это всего лишь верхушка айсберга. Пройдет время – расскажу побольше, – пообещал старик.
Мальчик хотел было запротестовать и потребовать всю правду со всеми прилагающимися к ней объяснениями прямо сейчас, но в этот момент к ним с Александром Валерьевичем подошла Маша. Она была на пять лет старше брата, а внешне, как и он, походила больше на отца, нежели на мать, от которой ей достались лишь выразительные зеленые глаза. Девочка была достаточно высокой и красивой, да и умом особо Паше не уступала, несмотря на пренебрежительное отношение со стороны деда. Он то и дело говорил, что она надышалась всеразрушающей атмосферой города, да и вовсе называл её испорченным ребенком.
– Что тебе надо, убогенькая ты наша? – вновь воспользовался случаем старик.
– Перестань уже меня так называть, старый дурень! – ответила собственным выпадом Маша.
– Ты не лучше меня!
– Но и не хуже!
– Повторяю в последний раз – что тебе надо? Не видишь что ли, что мы с твоим золотого ума братом беседуем?
– Я все прекрасно вижу и тем более слышу. Просто мама просила передать, что хочет, чтобы вы написали прощальные письма папе. Мы вложим их ему в гроб во время похорон. Это будут наши последние слова ему, то, что мы хотели бы сказать, если бы получили ещё одну возможность увидеться с ним, зная, что на этом всё, – объяснила Маша.
– Ой, да будут письма, топай уже отсюда, – без какого-либо сочувствия дед взял внучку за плечо и подтолкнул к двери. Та посмотрела на него злобно, но сопротивляться не стала. Паша безмолвно наблюдал за происходившим. Он понимал, что ему следовало бы вмешаться и заступиться за сестру, но внутренняя всепоглощающая робость не позволяла ему и рот открыть.
Стоило старику выставить Машу за дверь, как от скованности мальчика не осталось и следа:
– Быть может, нам стоит нанять сыщика? – спросил он. Несмотря на все, что рассказал Александр Валерьевич ранее, его надежда на то, что убийца ещё может быть наказан, сохранялась.
– Увы и ах! Людей этой профессии у нас в городе нет.
– А если вызвать из столицы, а?
– Хотел приберечь это на потом, но не судьба. Поделюсь с тобой ещё одной кислой долькой. Наш город окружен густым, едва ли проходимым лесом, и связи со столицей нет. Не у многих хватает духа, отваги, чтобы отправиться в путь. Уж не знаю, удается ли им пробраться сквозь простирающиеся на километры деревья, но назад ещё никто не возвращался, – рассказал, не отрывая глаз от пола, старик.
– Получается, мы отрезаны от остального мира, – тяжело вздохнув, заключил Паша.
– Да.
– И как нам быть? Почему бы не проложить путь?
– Как нам быть? Никак. Проложить путь? Кому? Нам двоим, что ли? Мы не потянем. А остальных горожан это мало волнует. Живут в городе и живут. И хорошо им, наверное…
– Тогда я сам поймаю убийцу! – закричал мальчик, почувствовав, что его дед все сильнее погружается в грусть. – Что нам известно?
– Вот как!? Ну, – Александр Валерьевич почесал свою лысину, – у убийцы были темно-зеленые туфли. И… это всё. В остальном самый обычный гражданин. Ну, ухоженный. Теперь точно всё, – подыграл он.
– Не недооценивай мои способности! Я все пойму! – слегка воодушевился Паша.
– Ну, всё, успокойся, пока на крики мать не прибежала! Я в тебе не сомневаюсь! Пойдешь со мной завтра к дяде Сереже? – спросил вдруг старик. – Все же надо навестить, возможно, его даже на похороны брата отпустят. А заодно расследуешь убийство, осмотришь место преступления!
– Я пойду! – с энтузиазмом ответил Паша, а после задумался: – Деда, а нас не убьют, как папу? Он ведь в лечебнице и был застрелен…
– Вот… – Александр Валерьевич хотел было что-то сказать, но услышал неожиданно громкие возгласы Маши.
– Опять старый забудет! Скажи ты ему! – говорила она матери.
– Ты! Я?! Забуду?! Я все помню! Написать письмо – будет сделано! – после этих слов дед, по-видимому, решивший, что и правда следует избавиться от задачи, пока он ещё о ней помнит, удалился.
За время разговора Паша сильно сблизился с Александром Валерьевичем и потому увязался вслед за ним, просто чтобы подольше побыть в компании старика. К сожалению для мальчика, тот захлопнул дверь прямо перед его носом, а затем закрылся на замок. Пашу такой расклад не особо устроил, так что он прибегнул к хитрости и попытался достучаться, говоря, что хочет, чтобы его любимый дед помог ему с письмом. Спустя минут пять, так и не дождавшись никакого ответа, Паша ушел писать письмо в гостиную.
Стоило мальчику расположиться поудобнее, как в комнату собственной персоной вошел Александр Валерьевич. В руке у него был конверт, в котором лежало уже написанное и запечатанное письмо. Он бросил его на стол и посмотрел на затаившего обиду Пашу – тот усиленно делал вид, будто уже во всю работает над текстом. Но дед и не думал начинать разговор или предлагать свою помощь: он плюхнулся в соседнее кресло и закурил. Старик всегда так делал, когда находился в раздумьях. Поскольку сноха запрещала курение в доме, едва услышав ее шаги, он встал и, накинув висевшую на вешалке в прихожей потрепанную кожаную куртку, вышел во двор.
Снаружи было темно, туман стоял густой завесой. Облаков не было, так что старик мог насладиться прекрасной картиной усыпанного звездами неба. Столь живописный вид нарушали раздававшиеся где-то в далеке бранные крики: это местный почтальон опять увяз в грязи на своей никчемной повозке. В молодости Александр Валерьевич обязательно помог бы ему, но сейчас он был слишком слаб, чтобы оказать эту услугу без негативных последствий для собственного здоровья. Так что старик продолжил курить, стоя у себя во дворе и думая о Паше. Уж очень он с ним сблизился, нашел общий язык. До этого Александр Валерьевич и не подозревал, что может гордиться своим любознательным внуком. Кроме того, на самого деда в его возрасте никто особого внимания не обращал. Разве что Маша. Но ее интерес заключался в том, чтобы как можно изобретательнее подколоть его. Порой старику было стыдно за отношение к внучке. Все-таки, несмотря ни на что, он любил её, как и всех остальных членов семьи. Но сегодня в его голове крутились совершенно другие мысли: смерть сына заставила его задуматься и о собственной кончине, хотя обычно старик умирать не собирался, говорил: «Мне ещё только шестьдесят семь! Я вас всех переживу!» Однако, как и большинство представителей его возрастной группы, Александр Валерьевич уже насобирал достаточное количество разных болячек. Некоторые из них были несерьезные и особых беспокойств не вызывали, но в то же время несколько лет назад он переболел пневмонией, значительно ухудшившей его общее самочувствие. Далее, у старика вот уже несколько лет были проблем с ногой. Ему предлагали ходить с тростью, но он не соглашался. Всех пережить самый старый из членов семьи был настроен решительно, так что плохие мысли покинули его голову, как только он закончил курить.
В это время наверху, на кровати в своей комнате лежал его внук и так же размышлял о разговоре с дедом и трагической смерти своего отца. Он всегда относился к старшим с уважением, но и представить не мог, что за один разговор его отношение к родному старику может выйти на совершенно иной для мальчика уровень. Что же касается отца, то Паша любил его всем сердцем. Они не так часто проводили время вместе, ведь Алексей Александрович почти постоянно пропадал на работе, но мальчик уже скучал по нему и по тем редким моментам, которые наполняли его уже прошлую жизнь: совместным поделкам, играм во дворе и общению, которое обычно происходило перед сном. Последнего ему сейчас особенно не хватало. Это была всего первая такая ночь, а Паша уже очень скучал по своему отцу. Но ничего поделать с этим нельзя было: такова жизнь, нужно двигаться дальше. Мальчик закрыл глаза и, отгоняя назойливые грустные мысли прочь, попытался поскорее заснуть.
Глава 3
Паша и дед были наслышаны о том, что в день убийства Алексея Александровича в приемной лечебницы столпилась приличная очередь, так что проснулись пораньше, чтобы избежать томительного ожидания. Пока они собирались, мальчик думал: «Это же сколько лет я и представить не мог, что наш город такой, какой он на самом деле?» И уже по дороге в лечебницу Паша посмотрел на это удивительное место по-новому. Он будто впервые увидел грязные разбитые дороги, разрушенные временем здания, не придававших ничему и никому большого значения прохожих, многие из которых были заняты своими мыслями, а некоторые и вовсе прямо на ходу читали газеты. Паша же с большим интересом рассматривал каждый объект, который встречался у него на пути. Особое внимание привлекло здание суда, правду о котором вчера открыл мальчику дед. Кстати, если бы старик не среагировал и не отодвинул засмотревшегося внука с дороги, того бы сбил пьяный кучер. Паша проморгался и взглянул на Александра Валерьевича со слегка ошеломленным видом:
– Он не только чуть не сбил меня, но даже не обернулся и не крикнул «Смотри, куда прешь!»?
– Я же говорил, – сухо ответил дед.
– Неужели мы одни все понимаем?
– Возможно, что так. И это грустно. Я слишком стар для этой «болезни», а ты слишком молод.
Мальчик почесал затылок, и родственники продолжили путь. Когда они подошли к месту назначения, старик, указав на прогнившую дверь лечебницы, сказал: «Нам сюда».
Как только они вошли, Паша сразу заметил у регистрационной стойки небольшое темно-красное пятно:
– Господи… – ужаснулся он.
– Красиво, – саркастическим тоном произнес дед, а после спросил: – Хочешь знать, сколько пролежал твой отец, прежде чем его увезли?
– Наверное, около часа?
– Если бы! По меньшей мере два часа.
– Какой ужас! – всплеснул руками Паша.
– Но это ещё не всё! Я слышал, что об его тело спотыкались посетители. Один даже упал и разбил голову!
– Нет слов!
– Ладно, пожалуй, хватит об ужасах, время заглянуть к дяде Серёже, – сказал дед и повернулся к регистрационной стойке, за которой… никто не сидел.
Александр Валерьевич недовольно покачал головой, но делать было нечего: решив не ждать, когда медсестра соизволит появиться на рабочем месте, родственники сами нашли нужную им палату по инициалам душевнобольного.
Вообще Паша с нетерпением ждал знакомства с дядей. Его личность всегда была окутана тайной: отец мальчика часто виделся с ним, но никогда не позволял брату быть гостем в своем доме. Из всех членов семьи, помимо деда и Алексея Александровича, с Сергеем Александровичем была знакома лишь Оксана Леонидовна. У детей же с родным дядей никакой связи не было. Паша предполагал, что это напрямую соотносилось с тем, что мужчина загремел в лечебницу.
Дед вошел в палату первым. Открыв дверь, он увидел небольшую комнату, посреди которой стояла расправленная кровать. На ней, закинув ноги друг на друга, лежал его сын. Он походил скорее на дикаря, нежели на душевнобольного: его лицо заросло густой бородой, а длинные волосы опускались ниже плеч. Из-за открытого на всю Ивановскую большого окна и сломавшегося, судя по всему, когда-то давно обогревателя, в палате было прохладно. Однако это ничуть не смущало душевнобольного: он был одет в одну лишь порванную майку и трусы. Рядом с кроватью стояла небольшая тумбочка, на которой, несмотря на яркий дневной свет, горела лампа. Вслед за стариком в комнату вошел Паша. Гости поздоровались, но ответа не последовало. Тогда Александр Валерьевич крикнул:
– Вставай, чего лежишь!?
– Убили, убили! – не шевельнув и пальцем, закричал душевнобольной.
– Дурак, – отрезал дед.
В ответ лежавший рассмеялся, встал и обнял старика.
– А это что ещё за зверь? – спросил он у отца, указав пальцем на пребывавшего в полном недоумении мальчика.
– А это твой племянник, – ответил старик.
– У-у-у-у-ху-ху-ху, ыть! – больной схватил Пашу за нос. – Племянник, говоришь? А где ж мой брат?
– Ну всё, всё, не трогай мальчика, а то я сестру позову! – поспешил припугнуть душевнобольного Александр Валерьевич.
– А ты попробуй! Все равно не придет, проверяли! – Сергей Александрович отпустил нос племянника и озарил отца белоснежной улыбкой. А затем вернулся к вопросу: – И где все-таки Алеша?
– Его убили… – тихонько произнес Паша.
– А ты шутник! – не поверил мальчику мужчина.
– Понимаю, звучит невероятно, но… это и правда произошло, – сухо подтвердил слова внука старик.
– Как!? Это ж! Когда?! – отскочив назад, испуганно вскрикнул душевнобольной.
– Осторожно! – воскликнул мальчик, заметив, что ещё чуть-чуть, и его дядя вывалится из окна.
Сергей Александрович повернул голову и, издав свистом звук падения, сделал шаг в сторону родственников.
– Вчера. В этой самой больничке и грохнули, – рассказал дед.
– Да что за бред?! – душевнобольной уперся руками в туловище.
– Я не шучу! – вскрикнул дед. – Вспомни вчерашний день. Ты случайно не слышал выстрел?
– Слышал… но…
– Никаких «но»! – перебил сына старик. – Твой брат мертв! Его застрелили здесь, когда он пришел к тебе.
– Кто-о-о? – завыл душевнобольной.
– Да никто! Хватит цирк перед мальчиком устраивать, нам всем тяжело, – ответил, разозлившись, дед. – Знаю я тебя, всё с тобой нормально, ты здоров, лишь, как всегда, прикидываешься.
– Ну, что ж, присаживайтесь, – резко сменив манеры общения и поведения, совершенно спокойным тоном сказал Сергей Александрович. Затем он обратился к племяннику: – Меня Сергей зовут, а Вас как?
– Я Паша, – ответил, слегка поразившись, мальчик.
– Очень приятно! Ты, кстати, называй меня так, как тебе будет удобно: Серёжей, Сергеем Александровичем, дядей Серёжей, Серым, – мне все равно! Главное – не стесняйся!
– Ладно, Паша, пожалуй, хватит для первого раза! – сказал вдруг Александр Валерьевич. – Выйди, у нас тут серьёзный разговор намечается. Касается только взрослых. Все, что надо будет, я тебе потом расскажу.
Паша простоял, просидел и даже пролежал за дверью около часа. Затем его терпение лопнуло и он все же попытался подслушать, о чем говорят родственники. К величайшему сожалению мальчика, в ту же секунду дверь распахнулась. Горе-шпион получил по голове и отлетел в сторону. А из палаты в прекрасном расположении духа вышел Александр Валерьевич. Заметив внука, он сказал:
– Ну, вот и попался ты, малой!
– Но… так долго… – попытался оправдаться мальчик.
– Я знал, что ты не устоишь. Попрощайся с дядей Серёжей и пойдем, по дороге поговорим.
Паша заглянул в палату и увидел, что Сергей Александрович стоит на руках и машет ему ногой на прощанье. Челюсть мальчика отвисла, так что он, не издав ни единого звука, просто помахал чудному родственнику рукой. Александр Валерьевич же все это время тихонечко смеялся.
Когда дед и внук покинули больницу, первый незамедлительно объявил:
– Наказание!
– Может, не стоит? – заволновался Паша.
– Нет, стоит. Я научу тебя слушаться взрослых, – грозно произнес дед, а затем заметил на лице у мальчика испуг. Не этого в тот момент старик добивался, так что сразу добавил: – Но все не так уж и страшно! Я даю тебе выбор. Решай: украсть козу у Хваловых, отработать полную смену в качестве пугала в поле или просто помочь Насте с уборкой моей комнаты. Что тебя больше всего устраивает?
– Украсть козу? К дяде Серёже в лечебницу захотел? – прокомментировал Паша.
– Ах ты! – старик прописал внуку смачный подзатыльник.
– Зачем вообще это делать? – спросил, потрогав больное место, мальчик.
– А вот мне так хочется!
– Хваловы потом все у нас в отместку украдут!
– Хе-хе.
– Я, пожалуй, помогу Насте, – определился Паша.
– Молодец, хороший выбор! – Александр Валерьевич знал, что его внук решит именно так. – А чтобы было честно, комната будет разделена строго напополам. А то знаю я вас хитрецов. Сначала подслушиваете разговоры взрослых, а потом от работы отлыниваете. Ишь!
– Но я и слова не услышал!
– Цыц! Не волнует!
– Ладно.
– Твой дядя не болен, – сменил тему дед.
– Мне так не кажется. Он как минимум очень странный.
– Странный – не значит душевнобольной.
– Почему его тогда вообще там держат? – поинтересовался мальчик.
– Сейчас услышишь замечательную историю о том, как он туда попал. А затем ещё одну про то, чем они занимаются в этой «лечебнице». Все случилось в начале этого года. Твой дядя тогда работал библиотекарем. Однажды он попытался достать с самой верхней полки высоченного шкафа какую-то книгу, но не удержался на лестнице и упал. Не успел Сергей Александрович подняться, как на него обрушились книги. Ему сделалось больно, и он закричал. Но никто из читателей не обратил на него никакого внимания. Странно, не так ли? Вот и твой дядя подумал так же. Ему стало любопытно, что будет, если он продолжит кричать, отвлекая людей от чтения. Сергей Александрович усердно драл глотку около часа. А потом у одного из читателей сдали нервы, и он набрал номер уже знакомой тебе лечебницы. Когда медики нашли твоего дядю, у него сел голос. Казалось бы, на тот момент он уже сделал достаточно, чтобы оказаться среди душевнобольных, но на этом, конечно же, не остановился. Ему задали несколько вопросов. Сергей Александрович же в шутливой форме прохрипел, что залез на лестницу, чтобы накуковать себе долгую жизнь, но не удержался и грохнулся вниз. Свои крики он объяснил не болью, а тем, что накуковал себе слишком мало, и раздосадовался, что умрет, не дожив и до старости. Ну, его и положили. Твой дядя любит выражаться, что медики сочли, что он кукухой поехал. Если честно, с такими шутками ему там самое место. Да и он довольно быстро привык к местной флоре и фауне. Жаль, что все никак не нашутится – ничему жизнь болвана не научила. И вряд ли когда-нибудь научит. Лучше бы Сергей Александрович жил обычной размеренной жизнью. Как твой отец. Я редко это говорю, но не могу не признать, что твоему дяде дух этого города пошел бы только на пользу.
– М-да-а-а, вот это у меня, конечно, дядя, – протянул Паша. – Зато, если я правильно тебя понял, он такой же, как мы?
– Да. Но опять же… лучше бы он таким не был. Перейдем к тому, что он мне рассказал о жизни в лечебнице. По правде говоря, там всем на всё плевать. Душевнобольные просто живут привычной жизнью, только не имеют права выходить. Никто их там не лечит. Больше похоже на тюрьму. И для действительно больных это плохо. Бывает, что их посещают психиатры. И то… Расскажу на примере твоего дяди: его отвели в комнату с двумя стульями и посадили напротив одного специалиста. Тот думал о своем, читал газетку, а Сергей Александрович наблюдал за всем происходившим, как тот же психиатр за ходом стрелок на часах. Пару раз они играли в гляделки… В общем, просто так, для галочки у них всё. Никакого смысла в лечебнице этой нет, как и во многих других заведениях этого города, – закончил рассказ дед.
Уже по традиции Паша был ошеломлен рассказами своего деда. Он мог многое сказать или спросить, но предпочел не перегружать себя информацией и хорошенько обо всем подумать. Мальчик открыл рот лишь тогда, когда они со стариком переступили порог их дома:
– Когда приступать к наказанию?
– Какому наказанию!? – удивилась подошедшая, чтобы встретить родных, Оксана Леонидовна.
– Насте помочь надо, – ответил Паша.