Жорж Сименон
Самый упрямый клиент в мире
Глава 1
Кафе «Министерское», или царство Жозефа
В анналах полиции не найти подобного случая – никогда и никто еще не проявлял подобного упрямства, смешанного со своеобразным кокетством. Чтобы сидеть на виду у всех и демонстрировать себя со всех сторон в течение нескольких, а точнее, шестнадцати, часов, вольно или невольно привлекая внимание десятков людей до такой степени, что прибывший по вызову инспектор Жанвье даже поближе подошел к этому типу, чтобы лучше рассмотреть его. И тем не менее, когда попробовали дать описание его внешности, словесный портрет получился настолько нечетким и расплывчатым, что трудно было представить себе этого человека.
Дело дошло до того, что некоторые – из тех, кто не наделен воображением, – утверждали, что это позирование было неким ловким приемом, особой хитростью незнакомца.
Но проследим час за часом весь этот день, третье мая – день теплый, солнечный; в воздухе чувствуется дыхание парижской весны, и с утра до вечера с бульвара Сен-Жермен в зал кафе доносится сладковатый запах каштанов.
В восемь утра, как обычно, Жозеф открывает двери кафе. Он в жилетке и рубашке с засученными рукавами. На полу лежат опилки, насыпанные накануне, перед самым закрытием, и стулья высоко громоздятся на мраморных столах.
Ибо кафе «Министерское» на углу бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Пер – это кафе старомодное, одно из немногих, сохранившихся в Париже. Здесь нет популярных нынче барных стоек, на которые облокачиваются случайные посетители. Здесь нет ни модной позолоты, ни приглушенного света, ни колонн с зеркалами, ни круглых пластмассовых столиков.
Это типичное кафе для завсегдатаев, где у клиентов есть свой стол, их уголок для игры в карты или шахматы и где Жозеф, официант, каждого знает по имени; здесь бывают в основном служащие и начальники отделов из расположенных неподалеку министерств.
И сам Жозеф по-своему интересен. Вот уже тридцать лет он работает официантом, и его невозможно представить в обычной одежде; вероятно, его не узнали бы, встретив на улице или в предместье, где он построил себе дом.
Восемь утра – это «час мастики», как здесь называют уборку, или, как говорят в этом кругу, «время расстановки по местам». Двойные двери, выходящие на бульвар Сен-Жермен, широко распахнуты. Часть тротуара уже залита солнцем, но внутри еще царят прохлада и синеватый полумрак.
Жозеф выкуривает сигарету. Только в этот час он позволяет себе курить в помещении. Он зажигает газ в перколяторе,[1] который он начищает до зеркального блеска. Есть целая серия жестов, своего рода ритуалов, следующих один за другим: выстроить в ряд бутылки с аперитивами и спиртными напитками, потом подмести опилки, затем расставить стулья вокруг столов.
Клиент пришел, если быть точным, в восемь десять.
Жозеф, склонившись над перколятором, не заметил, как он вошел, и потом жалел об этом. Вошел ли он стремительно, словно его преследовали? Почему он выбрал именно «Министерское», ведь напротив, на другой стороне улицы, есть кафе-бар, где в этот час можно найти маленькие булочки и круассаны и уже полно народу?
Жозеф рассказывал:
– Я повернулся и увидел, что какой-то мужчина в серой шляпе, с маленьким чемоданчиком в руке, стоит посреди зала.
Кафе было открыто, но еще не работало. Открыто – ибо двери распахнуты, и в то же время никто никогда не заходил сюда в такое время, ведь кофе еще не готов, и вода только начала нагреваться в перколяторе, да и стулья не расставлены.
– Раньше, чем через полчаса, я вам ничего не смогу предложить, – говорит Жозеф.
Он думает, что отделался. Но мужчина, не выпуская из руки чемоданчика, снимает стул с одного из столов и садится. Он сделал это просто, спокойно, как человек, которого на заставишь переменить свое мнение, бормоча себе под нос:
– Не важно.
Этого достаточно, чтобы привести Жозефа в дурное настроение. Он, словно домашняя хозяйка, не выносит, когда кто-то путается под ногами во время генеральной уборки. Это его время, «час мастики». И он цедит сквозь зубы:
– Ты будешь долго ждать свой кофе!
До девяти часов Жозеф занимается своими обычными делами, время от времени бросая беглый взгляд на своего клиента. Десять, двадцать раз он проходит совсем рядом, даже слегка задевает его – то подметая опилки, то снимая стулья со столов.
Позже, в две или три минуты десятого, он наконец решается подать чашку горячего кофе и небольшой молочник, с двумя кусочками сахара на блюдце.
– У вас нет круассанов?
– Круассаны в кафе напротив.
– Не важно…
Любопытно, что в этом клиенте, который должен был сознавать, что мешает, что он находится не на своем месте, что еще слишком рано располагаться в кафе «Министерское», чувствовалась в то же время какая-то покорность, и это не могло не вызвать к нему некоторой симпатии.
Было и другое, что также оценил по достоинству Жозеф, повидавший немало клиентов за этими столами. В течение часа, что он находится здесь, человек не вынул газету из кармана и не потребовал ее у официанта, у него не возникло потребности перелистать телефонные справочники. Он даже не пытался завязать разговор. Он не клал ногу на ногу. Он не курил.
Крайне редко люди бывают способны в течение часа просто сидеть в кафе, не двигаясь, не глядя поминутно на часы, никак иначе не проявляя свое нетерпение.
Если клиент и ждал кого-то, то делал это с поразительной кротостью.
Он остается на месте и в десять, когда закончился «час мастики». Другая любопытная деталь: он не занял место у окна, а сел в глубине зала, рядом с лестницей, ведущей вниз, к туалетам. Жозефу нужно спуститься туда, чтобы привести себя в порядок. Он уже нажал на ручку, разворачивающую оранжевый тент над столиками.
Прежде чем спуститься, Жозеф звенит монетами в кармане своего жилета, надеясь, что клиент, поняв намек, расплатится и уйдет.
Но этого не происходит, и Жозеф, оставив клиента в зале, уходит сам, внизу он меняет манишку с пристежным воротничком, затем причесывается и надевает легкую куртку из альпаги.
Когда он поднимается, мужчина сидит на том же месте. Пришла кассирша, мадемуазель Берта; она устраивается поудобнее за кассой, достает несколько предметов из своей сумочки и начинает расставлять аккуратными столбиками телефонные жетоны.
Жозеф и кассирша обменялись взглядами, и мадемуазель Берта – толстая, мягкая, розовая и добродушная, с обесцвеченными перекисью волосами – теперь тоже наблюдает за клиентом с высоты своего «трона».
– Он показался мне очень спокойным, весьма приличным, и все же у меня было впечатление, что его усы – крашеные, как у нашего полковника.
Ибо короткие, слегка загнутые вверх с помощью железных щипцов синевато-черные усы клиента наводят на мысль о краске.
Привезли лед – еще один утренний ритуал. Грузчик – колосс, подложив на плечо мешковину, таскает опаловые глыбы, с которых стекают прозрачные капли воды, и укладывает их в морозильник.
Колосс скажет позже, ибо он тоже заметил единственного посетителя:
– Он мне показался похожим на тюленя.
Почему на тюленя? Рабочий не сможет этого объяснить. Что касается Жозефа, по-прежнему придерживающегося неизменного распорядка, – он изымает из подшивки старые газеты и заменяет их свежими вечерними номерами.
– Если вас не затруднит, дайте мне одну газету.
Надо же! Клиент заговорил! Голос тихий, почти робкий.
– Какую желаете? «Тан»? «Фигаро»? «Деба»?
– Не важно.
Это наводит Жозефа на мысль о том, что клиент, несомненно, не из Парижа. Он никак не может быть иностранцем, так как говорит без акцента. Скорее всего, он приехал из провинции. Но поблизости нет никакого вокзала. Зачем ему, выйдя из поезда около восьми утра, тащиться через несколько кварталов Парижа с чемоданом в руке, чтобы наконец оказаться в незнакомом кафе? Ведь Жозеф, обладавший хорошей памятью на лица, уверен в том, что никогда не видел его. Незнакомцы, войдя в кафе «Министерское», обычно сразу же чувствуют, что они здесь лишние, и удаляются.
Одиннадцать часов. Час хозяина, господина Монне, который спускается из своей квартиры – аккуратно выбритый, светлолицый, седые волосы тщательно расчесаны; он, как всегда, в лакированных ботинках. Он давно уже мог бы удалиться от дел. Каждый из его детей получил от отца кафе в провинции. Если он и остается здесь, то только потому, что этот угол бульвара Сен-Жермен – единственное место в мире, где он может жить, и клиенты кафе стали его друзьями.
– Все в порядке, Жозеф?
Он сразу же заметил посетителя и его чашку кофе.
Его взгляд становится удивленным. И официант шепчет ему из-за стойки:
– Он сидит тут с восьми утра.
Господин Монне несколько раз проходит рядом с незнакомцем, потирая руки, словно бы приглашая его вступить в беседу. Господин Монне разговаривает со всеми своими клиентами, играет с ними в карты или домино, ему знакомы их семейные проблемы и служебные интрижки.
Клиент не реагирует.
– Он мне казался очень усталым, как человек, проведший ночь в поезде, – показал хозяин.
Каждого из троих – Жозефа, мадемуазель Берту и Монне – Мегрэ позднее спросит:
– У вас не сложилось впечатление, что он высматривает кого-то на улице?
И их ответы будут разными.
– Нет, – заявил г-н Монне.
Кассирша:
– Мне показалось, что он ожидал женщину.
Наконец, Жозеф:
– Несколько раз я замечал, что он смотрит в сторону бара напротив, но он сразу же опускал глаза.
В одиннадцать двадцать клиент заказал бутылку «Виши». Некоторые посетители пьют минеральную воду; здесь их знают, их понимают: как господин Бланк из военного министерства, они соблюдают диету. Жозеф машинально отмечает про себя, что люди, которые не пьют и не курят, встречаются довольно редко.
Потом почти два часа клиентом не занимаются, ибо настает час аперитива; завсегдатаи идут один за другим, и официант уже знает, кому что подать и на какие столы принести карты.
– Официант…
Час дня. Человек по-прежнему на месте, его чемодан засунут под банкетку из красного бархата. Жозеф, притворившись, что хочет рассчитать клиента, вполголоса считает и объявляет:
– Восемь франков пятьдесят.
– Вы не могли бы принести мне бутерброд?
– Сожалею. У нас нет.
– Маленьких булочек у вас тоже нет?
– У нас нет в ассортименте закусок.
Это так и не так. Иногда вечерами здесь подают бутерброд с ветчиной игрокам в бридж, если они не успели поужинать. Но это исключение из правил.
Человек качает головой и бормочет:
– Не важно.
На этот раз Жозеф поражен тем, что у клиента дрожит губа, а на лице застыло печальное, покорное выражение.
– Вам что-нибудь принести?
– Еще кофе и побольше молока.
Он явно проголодался и счел нужным слегка утолить голод. Он не просил больше газет. Он мог прочесть ту, что у него была, от первой до последней страницы, не пропуская и небольших объявлений.
Пришел полковник. Он недоволен, так как незнакомец занял его место; ибо полковник боится сквозняков и уверяет, что они особенно опасны весной, по этой причине он обычно сидит в глубине зала.
Жюль, второй официант, заступает на смену в половине второго. Он работает здесь всего три года и никогда не выглядит так, как подобает настоящему официанту кафе. Жозеф уходит за стеклянную перегородку, чтобы съесть там свой обед, который ему спускают со второго этажа.
Почему Жюль считает, что незнакомец похож на торговца коврами или арахисом?
– Он не произвел на меня впечатления человека, расположенного к откровенности. Мне не понравилась его манера смотреть исподлобья, а на физиономии читались слащавость и нарочитая угодливость. Будь моя воля, я сказал бы ему, что он ошибся лавочкой, да и вышвырнул бы его за дверь.
Другие клиенты тоже заметили незнакомца, они обратили на него внимание, обнаружив его через какое-то время на том же месте.
Все эти показания были в какой-то степени любительскими свидетельствами. Но, по воле случая, будет получено и свидетельство профессионала, но и оно окажется не более подробным, чем другие.
В начале своей карьеры Жозеф прослужил около десяти лет официантом в пивной «У дофины», что в нескольких шагах от набережной Орфевр, куда ходили в основном комиссары да инспектора уголовной полиции.
Там он завел дружбу с одним из лучших сотрудников Мегрэ инспектором Жанвье, а позднее женился на его свояченице, так что они даже породнились.
