Сильвия Лайм
Умоляй, ведьма. Часть 2

Горгулья медленно моргнула, хрустя веками.

– Лашкарахест высасывает то, до чего может добраться, – проговорила она негромко, – а затем отравляет тебя своим ядом, способным проникнуть в самую душу.

Услышав эти слова, Дрейгон невольно вздрогнул. Он лишь на миг прикрыл веки, но тут вспомнил события пятнадцатилетней давности так, словно они произошли вчера.

Нестерпимая, чудовищная боль в сердце. Огонь, сжигающий внутренности, привкус пепла во рту. И огромный паук, вонзающий свои жвалы в его тело и выпускающий свой яд прямо в его кровь…

– В тебе его отрава, и пока она там, внутри твоих костей, мышц, мозга и даже мыслей, ты мало чем отличаешься от Трясинных пауков, – говорила горгулья. – Но Огонь отравить нельзя.

– Что это значит? – нахмурился Дрейгон, а затем в его глазах вдруг блеснуло осознание. Он приподнял бровь, вопросительно глядя на собеседницу, и вдруг откинул голову назад и громко расхохотался. – Ты хочешь сказать, что раз моя способность любить превращена в Искру Огня, то эту способность Лашкарахест не смог отравить?

Хьельгвирана молчала, продолжая глядеть на черного колдуна, который последние пятнадцать лет смеялся невероятно редко.

– Это чушь, – вдруг резко успокоившись, бросил Дрейгон, наклонившись опасно близко к демону Рока. – Потому что, каким бы мерзким существом ни был отец Трясинных пауков, он все же забрал мою любовь к Кларетте. Любовь, из-за которой я едва не сгорел заживо. Если бы не он, то благодаря твоему подарку, – принц коснулся сердца, в котором давно было пусто, – меня уже не было бы в живых. Иначе почему, по-твоему, я ничего не чувствую к Кларетте?

Это должен был быть шах и мат. Но неожиданно горгулья снова покачала головой.

– Потому что твоя любовь к этой женщине давно умерла, – прозвучал хриплый голос статуи. – Лашкарахест помогает лишь на время. С годами все чувства возвращаются, и чем они сильнее, тем быстрее его яд перестает действовать. Разница лишь в том, что иногда на восстановление может потребоваться четверть века… или половина. А то и гораздо больше. Но с любовью это не работает! Особенно с любовью, которая горит Искрой Огня. Тебе давно наплевать на Кларетту, а твоя способность любить жива и только и ждет того, чтобы стряхнуть с себя остатки яда.

Дрейгон сжал губы. Ему определенно не слишком нравилось то, что он слышал.

– И к чему же ты клонишь, Хелли? – негромко проговорил он, краем глаза замечая, что луна клонится к горизонту. Небо еще было непроглядно-темным, но рассвет становился все ближе. А значит, у него осталось не так много времени.

Горгулья же повернула голову вперед и начала медленно, но окончательно застывать, словно считала их разговор подходящим к концу. И только ее рот еще двигался:

– Ты все еще можешь влюбиться, Антрацитовый принц. И когда ты это сделаешь, яд Лашкарахеста начнет терять свою силу во всем твоем теле. Ты освободишься от всех цепей. Снова будешь свободен…

– Какого дракона, Хьельгвирана? Если я влюблюсь вновь, с твоей Искрой в груди я сгорю! Более дурацкого совета ты дать мне не могла, клянусь своими проклятыми перьями!

Он стиснул зубы, глядя на кончики пальцев, ногти на которых уже начинали поблескивать медью.

Утро было все ближе.

Затем он вновь посмотрел на горгулью и понял, что та ему уже не ответит. Она снова обратилась в камень. И хотя колдун и знал, что дух демона Огня наверняка где-то неподалеку, было ясно, что она вряд ли вернется. Хьельгвирана всегда была очень гордой горгульей.

И, как и все женщины, любила оставлять за собой последнее слово.

– Вот же… – прошипел Дрейгон, сжимая ладонь в кулак.

Ногти чуть впились в кожу, но колдун не обратил внимания. Он ужасно злился.

На Хьельгвирану – за то, что дает какие-то детские и наивные советы.

На Искру Огня у себя в груди – за то, что она слишком нужна ему.

На себя – за то, что так долго не может найти способ освободиться от всех оков.

Как слабак…

Однажды он уже позволил себе слабость. Одна ошибка – и он проиграл, едва не погибнув.

Теперь следовало найти выход из всех ловушек, в которые он угодил по воле Рока. Это было непросто! А старая подруга не пожелала предложить ему ничего лучшего, чем сгореть.

Влюбиться! Он должен влюбиться!

И в кого, интересно? Может быть, в недоведьму, которая имела наглость привязать его кровавым договором?

Дрейгон снова материализовал в воздухе призрачную цепочку, связывающую его с Мартеллой Довилье, и проследил взглядом ее конец, уходящий за шторы.

И если Хьельгвирана не подразумевала себя в качестве любовной цели, то, судя по всему, она имела в виду именно Мартеллу.

– Даже если бы я вдруг решил влюбиться и сгореть заживо, эту недоведьму выбрал бы в последнюю очередь, – бросил он сквозь зубы, сжав цепь рукой.

Впрочем… хотя брови и сошлись на переносице, привычной злости в его словах не было.

А затем его лицо вдруг озарилось какой-то мрачной мыслью, губы изогнулись в усмешке. Он резко развернулся и двинулся прочь с балкона, направляясь в одну из своих комнат. А именно – ту, которая делила стену с покоями Мартеллы.

Почти во всю ширину стены расположился высокий, до самого потолка, деревянный шкаф, инкрустированный малахитом. В нем было не меньше пяти дверей, десятка ящичков и столько же ниш, заполненных книгами и свитками.

Дрейгон невозмутимо подошел к одной из дверей, провел рукой вдоль замка, и в тот же миг щели изнутри шкафа полыхнули зеленью. Тут же из ниоткуда появился темный проход, внутрь которого и вошел хозяин замка, а через мгновение точно такой же шкаф открылся со стороны покоев его гостьи…

Мартеллы Довилье… неинициированной ведьмы, которая в это время находилась в ванной и понятия не имела, что в ее комнате появился кое-кто чужой.

Дрейгон не спеша прошелся по комнате, расположение и убранство которой знал наизусть, невозмутимо осмотрелся по сторонам в поисках своей «хозяйки», ничуть не беспокоясь о том, что, скорее всего, смутил бы бедняжку неожиданным появлением.

Впрочем, колдун чувствовал, что именно в этой комнате Мартеллы нет. Цепь, которая связывала их невидимой, но крепкой нитью, подсказывала ему почти в точности то место, где находится девушка. Более того, даже иногда он мог чувствовать по этой цепи ее собственные эмоции.

Это было странно. Нечто новое для Антрацитового принца – так глубоко проникать в чужое сердце. Впрочем, колдун не сказал бы, что его это тяготило. Когда собственных чувств почти не осталось, очень интересно ощутить хотя бы чужие.

Дрейгон не признавался в этом самому себе, но ему нравилась эта связь. Благодаря ей он впервые за пятнадцать лет ощутил себя по-настоящему живым.

Не иссушенным почти до основания куском дерева, который вечность не касался корнями ни плодородной земли, ни прохладной воды.

Рядом с Мартеллой, которая никогда не скупилась на ответные эмоции, в черной пустыне Дрейгона Ранвидаль впервые за полтора десятилетия шел дождь.

Впрочем, это не мешало колдуну нарочно бесить девушку, злить ее и выводить из себя. А может, как раз это ему и нравилось – ведь тогда он еще ярче чувствовал.

Ну и нельзя забывать о том, что ему было тяжело простить факт собственного рабского положения. Пусть Дрейгон прекрасно знал, что у Мартеллы ее первое в жизни настоящее колдовство получилось совершенно случайно и фактически она вообще слабо понимала, что делает, он, как строгий учитель, считал, что нерадивых учеников следует хорошенько наказывать.

Особенно если наказывать так интересно…

Неторопливо подойдя к ванной комнате, Антрацитовый принц замер. Он опустил голову, прислушиваясь к тому, что творилось внутри помещения.

Внутри него самого…

А затем просто взялся за ручку двери и дернул на себя.

Ванная комната обдала его потоком теплого воздуха, и Дрейгон шагнул внутрь.

Где-то поблизости из медного крана, инкрустированного аметистами, текла тонкая струйка воды. На полу лежало полотенце для ног, приготовленное, чтобы вылезти из купальни, а в теплой воде, положив голову на специальный подголовник, спала Мартелла Довилье.

Обнаженная.

Дрейгон замер рядом с купальней, слегка сдвинув брови. Мягкий пушистый пар поднимался от воды, которая не успела остыть, свет магических кристаллов, активированных прикосновением девушки, падал на ее молочно-белую кожу, играл разноцветными бликами, преломляясь от водной ряби.

Колдун опустился на корточки возле девушки, а затем и вовсе уперся коленями в пол.

– Глупая, – бросил он беззлобно, почему-то не чувствуя ни капли привычного раздражения.

Того самого, которое было его постоянным спутником очень-очень-очень много лет. Того, которое уже, кажется, и было самим Дрейгоном из рода Ранвидаль.

Он опустил руки в воду, нисколько не переживая о том, что его шелковая рубашка намокла, и осторожно поднял Мартеллу.

Мокрая девушка, с которой водопадом стекали капли воды, была значительно тяжелее обычного, но Дрейгон не чувствовал ее веса. А ведьма от его действий и не подумала просыпаться.

Колдун даже сперва решил из вредности разбудить ее. Было бы неплохо насладиться тем, как она краснеет, сгорает со стыда. Послушать, как она возмущенно кричит на него, злится и… нервничает. Посмотреть, как загораются ее щеки и глаза, как она невзначай кусает губы, незаметно сжимает пальчики и морщит брови, не зная, куда себя деть от смущения.

Честно говоря, это было просто восхитительно. Стоило ему вспомнить ее лицо, когда она увидела его – обнаженного мужчину – всего пару часов назад, как это мгновенно окупало собой все глупости, которые он был вынужден терпеть от нее в образе ворона. Признаться, он даже готов был простить ей собственное пленение, лишь бы каждый день доводить ее до этого состояния.

До того, которое он ощущал у себя внутри, когда пришел к ней во сне. Когда он видел ее перед собой в одном нижнем белье и чулках, а по цепочке связи доносился такой ураган эмоций, что у него кружилась голова.

А ее чулки… до сих пор стояли перед глазами.

Дрейгон не совсем понимал, почему кровавый договор связал их настолько сильно, но теперь он уж точно не жаловался. Он вошел во вкус…

Прямо сейчас колдун стиснул зубы и глубоко вздохнул, опустив взгляд на блестящее от воды нагое женское тело. Неторопливо он донес Мартеллу до постели, что уже была расправлена, и опустил на мягкую простыню.

Ведьма снова не проснулась. Только слегка изогнулась во сне и повернула голову набок, на подушку. Ее длинные рыжие волосы, потемневшие от воды, растрепались, кирпично-огненным костром окружив ее со всех сторон.

Дрейгон замер, не в силах оторвать от нее взгляд.

В этот момент он вдруг понял, что Мартелла не только вздорная и несносная недоведьма, но еще и очень красивая.

Впрочем, наверное, он понял это и чуть раньше, но сейчас этот факт неожиданно окончательно добрался до его сознания, и Дрейгон почувствовал, как у него внутри становится жарко.

Он скользнул взглядом по аккуратному узкому лицу Мартеллы, по острому носику и полным мягким губам яркого персиково-красного цвета. Опустился ниже, застыв на острых вершинках груди, затем на впалом животе и выступающих тазовых косточках.

А когда его внимание перенеслось еще ниже, он и вовсе почувствовал, как во рту пересохло. Дрейгон как-то судорожно вздохнул, а затем резко щелкнул пальцами.

Огонь в прикроватных канделябрах ярко полыхнул, и волна жаркого воздуха лизнула обнаженную девушку, полностью высушивая ее тело и волосы.

Мартелла вздрогнула, чуть нахмурившись во сне, но через мгновение снова расслабилась. Повернулась на бок, согнув одну ногу в колене и положив ладошку под щеку.

Это бы даже смотрелось милым, если бы не было еще более эротичным, чем прежде.

Дрейгон почувствовал, что находиться рядом с ней ему неожиданно стало совершенно невозможно. Каждая мышца в теле напряглась, натянувшись как тетива.

– Это уже за гранью добра и зла, мартелла Довилье, – хмыкнул он чуть хрипло, бросая на нее последний короткий взгляд.

Затем он резким, но осторожным движением накрыл девушку теплым тяжелым одеялом, в котором она утонула, как в облаке. Развернулся, чтобы уйти прочь и, пока не наступил рассвет, сделать что-нибудь с напряжением, сковавшим каждый нерв в его теле.

Но не успел.

– Скажи мне свое имя, ворон… – вдруг прошептала девушка, и Дрейгон резко развернулся, решив, что она проснулась и увидела его.

Но… она все еще спала.

Она видела его во сне.

Колдун широко распахнул свои темно-зеленые глаза, не отводя взгляда от обнаженной ведьмы, укутанной в одеяло.

– У тебя красивые губы… – еле слышно проговорила она и… улыбнулась.

Дрейгон закрыл глаза и задержал дыхание.

Под ребрами лизнула волна пламени.

А когда он снова взглянул на ведьму, его лицо уже не было прежним. Глаза горели колдовскими огненными изумрудами, а губы изогнула хищная улыбка.

– На этот раз ты сама виновата, Мартелла Довилье.

Шагнул к постели, и одновременно с этим с кончиков его пальцев сорвался сиренево-розоватый туман. Он окутал его и ведьму, а в следующий миг свет канделябров в спальне разом погас, погрузив все вокруг в колдовской дурман Антрацитового принца.

Глава 3

5 число месяца Костлявых ручьев.

Покои Мартеллы Довилье в замке Антрацитового принца.

За полтора часа до рассвета.

Было немного сложно понять, какого дракона происходит, но я старалась. Я опять лежала на постели с алыми шелковыми простынями, и на мне вновь ничего не было надето.

Только на этот раз вообще ничего! А ведь я прекрасно помнила, что буквально пару минут назад вроде бы находилась в ванной, купалась, так сказать. Мне стоило значительных усилий перебороть страх и воспользоваться советом Хмури… то есть Антрацитового принца. Помню, что я была в большом шоке от истинной природы моего фамильяра и, чтобы хоть как-то отвлечься, решила испробовать купальни этого волшебного черного замка.

Как ни странно, канализация и система водоснабжения тут и впрямь работали исправно. Видимо, не обошлось без особой магии этого таинственного места.

И вот, стоило мне набрать побольше горячей воды, любуясь дивным мерцающими кристаллами над головой, как я… кажется, провалилась в сон.

Вот и ответ! Я опять сплю!

– Волшебненько, – бросила я нервно, пытаясь встать с кровати и боясь, что мне вновь это не удастся. Нужно же было прикрыться! Срамота-то какая! Лежу тут голая, будто жду кого-то. Стыд – да и только!

В общем, стоило мне сдуру подумать об этом, как я сперва покраснела, а потом побледнела. Даже уши начали гореть.

К счастью, встать с постели удалось без всяких препятствий. Я уж было обрадовалась, что в этот раз мои фантазии обойдутся без продолжения. Обрадовалась… и, признаться, слегка расстроилась.

Во сне же происходит все что угодно, правда? Может, Хмуря мне бы хоть здесь признался, как его зовут. На большее я и не претендую!!! Честное ведьминское.

Уши еще сильнее начали гореть. И стоило мне встать с кровати и коснуться ступнями мягкого дорогого ковра, которого, клянусь, в этой комнате в реальности никогда не было, как ко всему прочему по помещению начала разливаться медленная тягучая музыка.

Я вздрогнула, не поверив своим ушам, и заозиралась по сторонам.

Оказалось, что в углу помещения, там, где вроде бы прежде находилась антресоль с книгами, сейчас образовался проход куда-то дальше и весь он был занят огромным органом, клавиши на котором нажимались сами собой. Я задрала голову вверх и поняла, что потолки в комнате тоже выросли так, что теперь моя не слишком скромная спальня и вовсе стала похожа на дворцовую залу. Где-то наверху над головой смыкались полукруглые своды, под которыми еле заметно горели тысячи маленьких магических огней, напоминающих светлячков.

А музыка продолжала разливаться вокруг тягучей патокой, проникающей под кожу, невольно отравляющей вены спокойным, плавным настроением, в котором будто-то росло и пряталось нечто неподвластное взгляду. Вместе с музыкой под ребрами ширилось и зрело легкое возбуждение, которое упрямо подталкивало изнутри: «Сделай шаг… еще один… танцуй…»

Я шумно сглотнула, чувствуя, как становится жарче.

На мне совершенно не осталось одежды, но при этом было абсолютно комфортно. Полумрак создавал ощущение интимности, хотя вообще-то должен был рождать совершенно обратный эффект из-за чудовищных размеров залы. Сейчас мне казалось, что я будто бы одна в безлунной ночи. И под странную волшебную музыку на меня смотрят только звезды.

Звезды – и мужчина, которого я не видела, но чувствовала его присутствие…

– Где ты, покажись? – прошептала я еле слышно, обхватывая руками грудь и поворачиваясь вокруг себя.

И стоило мне сделать полукруг, как я наткнулась на него.

Антрацитовый принц стоял прямо за моей спиной. Словно всегда был здесь, хотя еще пару секунд назад я была уверена, что на его месте лишь пустота.

Черные волосы падали на мужское лицо, красиво обрамляя идеальный профиль, подчеркивая высокий лоб и властный, резкий подбородок. Густые пряди струились по плечам мягким водопадом оттенка безлунной ночи. Зеленые глаза смотрели хищно и будто испытующе из-под густых бровей. А яркие губы, как и прежде, были изогнуты в легкой усмешке.

На госте моих снов была та же рубашка и брюки, что и в прошлый раз. И это заставляло надеяться, что моя фантазия просто в очередной раз излишне разыгралась. Надеяться на то, что это не происходит в реальности…

Однако после того, как я узнала, кто такой на самом деле мой ворон, уверенность в том, что все вокруг – лишь сон, меркла с каждым мгновением.

Стоило лишь задуматься обо всех совпадениях, как становилось ясно:

…это все – правда. И я вовсе не сплю!

– Потанцуем, Мартелла Довилье? – тем временем произнес мужчина, беззастенчиво шагнув ко мне и сократив и так ничтожное расстояние между нами до минимального.

Я не успела ответить: «Нет».

Я не планировала ответить: «Нет».

Он уже вложил мою ладонь в свою, второй рукой обхватив меня за талию и прижав к себе.

А затем склонился к самому уху, обжигая горячим дыханием, и шепнул то, что окончательно развеяло мои чудовищные заблуждения насчет этого «сна»:

– Обнаженная и молчаливая, ты совершенно прекрасна… недоведьма.

И если бы я обратила внимание на его слова раньше, то давно поняла бы, что этот мужчина уже называл меня «недоведьмой». И это произошло еще до того, как я узнала о человеческом обличье моего ворона!

Увы, то была не просто моя больная эротическая фантазия. Хмуря сознательно приходил ко мне во сне уже как минимум во второй раз…

Как только понимание этого факта достигло моего разума, внутри словно взорвалась крохотная, но очень болезненная бомба. Стало настолько неловко, настолько обжигающе стыдно, что казалось, вот-вот сгорю на месте.

Я даже зажмурилась, не в силах вздохнуть. Горло сжало спазмом. Пряный жар с привкусом полыни бил в виски, туманил голову.

Я стояла голая в объятиях незнакомого мужчины…

…или очень даже знакомого, циничного и жестокого колдуна.

– Ну-ну, не стоит так переживать, Мартелла, – продолжал он говорить мне на ухо с легким придыханием и какими-то рокочущими нотками в голосе. И эти звуки прокатывались где-то у меня под желудком, отравляя мерной пульсацией.

А музыка между тем продолжала звучать, и колдун одной рукой сжал мою кисть, а другой, ни на миг не позволяя мне отстраниться, крепко удерживал наши тела касающимися друг друга. Плотно прижатыми… И медленно кружил меня по комнате, в которой неожиданно стало слишком много свободного места.

Нос щекотал знакомый по прошлому сну мягкий аромат вишневых сигар и горького шоколада, смешанный сейчас с теплым запахом свечей и потрескивающих в камине поленьев. Этот аромат обволакивал меня словно дурман, вместе с музыкой превращаясь в странный коктейль, способный проникать не только в легкие. Способный наполнять не только вены, просачиваясь в кровь и кости, но и даже в сами мысли.

Я громко сглотнула, пытаясь стряхнуть наваждение. Но вряд ли это было возможно.

Впрочем, мне хватило самообладания наконец поднять голову и посмотреть в ядовито-зеленые глаза Антрацитового принца.

А оказалось, что он, не отрываясь, глядел на меня.

– Значит, это не сон, да? – выдавила я сухо, чувствуя, как слова царапают горло.

Мне было жарко, очень жарко.

Мужчина улыбнулся и в очередном музыкальном кульбите вытянул руку, шагнув назад, но не отпуская меня и заставляя обернуться вокруг себя. Словно я и впрямь просто танцую с ним под эту пронзительную тягучую мелодию. И все так, как и должно быть.

– Ты же и сама знаешь ответ, верно? – сказал он тогда, вновь прижав меня к себе и сделав резкий поворот, отчего я невольно сильнее обхватила его плечо, пытаясь удержаться.

Словно я могла найти у него спасение от этого танца.

Как искать спасение у самой погибели…

Как это, наверное, выглядело глупо!

Но отчего-то колдун больше не улыбался. Только его глаза, казалось, горели еще ярче. А я снова чувствовала его горячую руку у себя на талии и благодарила всех богов за то, что она неподвижна.

Его обнаженная ладонь на моей коже – это единственное место, в котором непосредственно соприкасались наши тела. Без тонкой защитной прослойки мужской одежды. Сперва я думала, что факт наличия у принца рубашки и брюк, в то время как у меня не было даже чулок, делает меня чудовищно беззащитной. Сейчас же я поняла, что это делает меня счастливой! Потому что мою обнаженную грудь и живот, прижатые к крепкому мужскому телу, спасала хотя бы тонкая шелковая ткань его одежды. Ведь даже через нее я ощущала жар, исходящий от черного колдуна, чувствовала, как он напряжен, и даже иногда слышала его дыхание.

Будто нарочито глубокое и ровное. Словно он следил за тем, чтобы правильно дышать.

– Зачем ты делаешь это? – спросила я шепотом, глядя на него не моргая. Так близко, что, если подумать, я могла бы дотянуться губами до его губ.

Он продолжал танцевать со мной, и ему явно нравилось, как я смущаюсь. Его взгляд то и дело скользил по моим щекам, а затем возвращался в глаза, отслеживая каждую мою мысль, эмоцию. Иногда его внимание будто случайно концентрировалось на моих губах, и тогда где-то у меня в животе вспыхивала новая волна огня.

– Ты издеваешься надо мной днём, а я над тобой – ночью, – ответил после небольшой паузы колдун и, чуть прищурившись, хищно улыбнулся.

А я… должна была возмутиться. Я так и видела, как загораются в глубине его глаз желтые огни охотника, караулящего свою добычу.

Но я не хотела быть добычей. Не собиралась.

И хотя наш колдовской танец будил внутри меня что-то дикое и животное, что-то неподвластное разуму, построенное на инстинктах и чувствах, заставляя подчиняться более сильному, я не собиралась сдаваться без боя.

Я слишком хорошо помнила, что мой ворон чует страх, безупречно отслеживает любую слабость и бьет точно в нее.

Без промаха.

Без жалости.

И если сейчас его забавляло мое смущение… значит, он его не увидит.

Я стиснула зубы и, глубоко втянув воздух в легкие, расправила плечи.

Ну и пусть я голая танцую в объятиях полностью одетого мужчины. Моя нагота может стать не моим наказанием…

Ведь может?..

Стоило мне выпрямиться, как что-то в глазах Антрацитового принца изменилось.

– Разве же это издевательство? – пересилив себя, прошептала я, на миг приподнимаясь на цыпочках и выдыхая этот вопрос совсем рядом с мужскими губами.

Дракон Рока знает, чего мне стоило это сделать. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Но ведь каким бы настоящим ни был этот сон, разве это не всего лишь сон?..

Каким бы смелым и дерзким ни был Антрацитовый принц, он пришел ко мне, лишь когда я сплю!

Проклятый колдун…

Мужчина замер, на секунду останавливая танец, а затем резко наклоняя меня назад вместе с очередным музыкальным кульбитом. Я резко вздохнула от неожиданности, зависнув в мужских руках, буквально утопая в прикосновениях и силе, с которыми принц управлял моим телом. Казалось – все это лишь элементы танца, но они неуловимым образом соединяли нас, делая гораздо ближе, чем это сделала даже моя нагота.

Это было невероятно странно: та борьба, которая пылала в наших намертво переплетенных взглядах, и та скрытая страсть, что связывала наши тела движением.

И хотя принц явно пытался это скрыть, я почувствовала, как напряглось все его существо, увидела, как мгновенно расширились зрачки, заполнив зеленый яд радужки антрацитовой чернотой.

– То есть тебе нравится? – спросил он, будто бы без капли интереса, не сводя с меня острого, как лезвие, внимания, возвращая нас обоих в вертикальное положение и снова ведя в танце.

– О, безусловно, – ответила я с тем же бесстрастным выражением, как и у него. И не думая отворачиваться. Опускать глаза.

Мне было все так же жарко. Разве что теперь я чувствовала, что эта игра может быть не такой уж заранее проигранной, как прежде. Теперь я танцевала охотно, отвечая на каждое движение колдуна своим.

И в воздухе словно заплясала сама магия…

Прошло не так много времени, как мне захотелось улыбаться. Мы смотрели друг на друга как старые знакомые.

Как соперники, которые не собирались отдавать победу друг другу.

Как любовники.

И мне казалось, что зеленые глаза Антрацитового принца тоже улыбаются. Как-то иначе, не так, как прежде. Даже их оттенок уже не был таким темным и отравляющим, теперь он напоминал дикую зелень далеких лесов.

Но ничего не меняется так легко, как хотелось бы…

В какой-то момент на место этого незнакомца вновь вернулся мой черный ворон. Он все еще был в теле человека, но я уже опять видела в его глазах знакомый жестокий отблеск перьев, горящих медью.

Я не успела предпринять хоть что-то, меня снова на короткий миг объял страх. Страх, смешанный с все тем же болезненным жаром, который никуда не делся, а лишь увеличился от острой неизвестности.

Мужчина, крепко держащий меня в своих объятиях, вдруг стал двигаться совсем иначе. Его танец больше не был… безопасным. Движения стали резче, а рука на моей пояснице… начала перемещаться.

Я распахнула глаза, когда она сперва скользнула по спине вверх, очертив линию позвоночника, а затем неумолимо опустилась вниз, замирая на крестце. Почувствовала, как горячие, обжигающие пальцы нарочно неторопливо двигаются по обнаженной ложбинке, дразня меня.

Специально вынуждая сгорать со стыда.

Я больше не могла контролировать собственную реакцию.

И губы Антрацитового принца хищно изогнулись в улыбке.

Так легко…

Он наконец добился своего, похоже не собираясь останавливаться.

На этот раз даже музыка замедлилась. Теперь она плавно утекала в такт скольжению горячих ладоней по моему телу.

– Что ты делаешь? Перестань… – выдохнула я, когда принц положил мою руку к себе на плечо, освободив таким образом собственные. Теперь моих кистей касались черные распущенные волосы колдуна, а я боялась шевельнуть ими, чтобы не запутаться в мягких, как облако ночи, прядях.

Колдун стал еще ближе ко мне, а я не знала, как его оттолкнуть. Его ладони будто исследовали мою спину, то и дело опускаясь на бедра, и от его прикосновений на коже оставались легкие призрачные следы.

Он так сильно вжимал меня в собственное тело, что напряжение в моей груди, касающейся ткани его рубашки, становилось все сильнее.

А еще я кожей ощущала громкий, отчетливый стук его сердца…

– Ты же смелая ведьма, правда? – прозвучал около уха жаркий голос, от которого волны огня прошли по всему позвоночнику.

Колдун поднял руку, убирая мои волосы на спину и освобождая шею. В тот же миг я стала чувствовать, насколько близки ко мне его губы.

– Так не бойся: что с тобой может случиться во сне, а, Мартелла? Ты же не настолько трусиха, чтобы бояться сна? – прошептал он, случайно дотронувшись губами до шеи под самым ухом.

Так, словно это произошло без его на то умысла.

От этого легкого касания под кожей будто рассыпались раскаленные угли.

«Что с тобой может случиться во сне, Мартелла?..»

Очень правильный вопрос. Даже если этот нахал получает удовольствие оттого, что является девушкам во сне и смущает их наготой и близостью, что в этом фатального лично для меня?

Ничего. Ведь в реальности Антрацитовый принц – всего лишь ворон. Черный ворон со скверным характером. И у нас никогда не было и не будет с ним ничего большего, чем перепалки по дороге в королевский дворец и ссоры над старым Ведьмономиконом.

Не будет ведь, правда?..

Но несмотря на это я прекрасно понимала: для меня, увы, проблема совсем в другом.

В том, что этот мужчина, к сожалению, мне нравился.

Я теряла голову, когда он касался меня. Замирала от его голоса и тонкого аромата.

И даже опасный ядовитый блеск его глаз казался мне манящим, словно я была мушкой, летящей в пасть саламандре.

А самое страшное – то, что, похоже, он это знал. Чувствовал каким-то своим чудовищным колдовским чутьем. Может быть, прочитывал в нашем танце или слышал в отголосках музыки. Создавалось впечатление, что он понимал чуть ли не все мои мысли по странной связи, которая возникла между нами.

Я глубоко вздохнула, задержав дыхание и закрыв глаза. И ничего не ответила.

Мне хотелось знать, почему это происходит. В чем причина этого темного дурмана: в том, что я сплю, а во сне с моим сознанием можно творить все что угодно, или же это действительно моя собственная реакция на самого черного колдуна Вальтариума?..

В этот миг источник всех моих переживаний чуть наклонился, продолжая меня дразнить и дыханием щекотать кожу в основании шеи, невесомо дотронулся губами до ключицы, а затем отстранился, словно ничего не произошло.

Только прикосновения его рук стали чувствительнее. Казалось, его пальцы вжимались в мое тело все сильнее, а зеленые глаза горели все ярче.

Я уже едва могла дышать, опустив голову и слушая, как бьется его сердце.

Быстро.

Оглушительно…

Мне было слишком горячо. Я едва заметно перебирала черные волосы на затылке, стараясь меньше дышать, меньше вдыхать аромат, который мне так нравился, пока его хозяин бесстыдно гладил меня и почти ласкал.

А мне нравилось… Я словно и сама чувствовала его мысли: хаос из черноты и огненных всполохов, бесконечности сверкающих звезд и темно-изумрудного дурмана.

Это было уже совершеннейшее сумасшествие.

Но в какой-то миг музыка вдруг затихла. Мужчина резко обхватил мой подбородок, замерев буквально на середине танца, и заставил посмотреть на себя.

Его взгляд пронзил насквозь. Темный и хищный, как у самого опасного зверя самых глухих лесов.

Сердце пропустило удар.

Я чувствовала, насколько горячей стала его кожа, как напряглись мышцы под тонкой рубашкой. И как громко колотилось в его груди, поднимающейся и опускающейся гораздо быстрее обычного.

Нет, он не запыхался после танца, его дыхание не сбилось от резких па.

Внутри него горел точно такой же огонь, как и во мне. И в ядовито-зеленых глазах я видела танцующие языки пламени…

В этот момент колдун вдруг поднял меня за бедра, заставив обхватить себя ногами, и резко прижал к стене, возле которой мы вдруг оказались.