Теперь я работал шесть дней в неделю в универмаге, семь вечеров – в гардеробе отеля и по субботам – в аптеке «Афремоу», но денег по-прежнему не хватало. Отто трудился неполный рабочий день в конторе по продаже незарегистрированных ценных бумаг в Саут-Сайде, занимаясь тем, что в настоящее время назвали бы телемаркетингом. Его задача состояла в том, чтобы продавать людям ценные бумаги и собственность по телефону.
В огромном пустом зале перед телефонами сидели полтора десятка человек, одновременно говоривших с потенциальными покупателями и пытавшихся всучить им нефтяные скважины, акции с высокой котировкой и все, что могло посчитаться выгодным вложением. Работа была крайне напряженной. Имена и телефонные номера покупателей брались из списков, продаваемых владельцам подобных контор. Продавцы получали комиссионные с каждой успешной операции.
Отто приходил домой поздно и возбужденно рассказывал о своей работе. Поскольку контора была открыта семь дней в неделю, я решил забежать туда и посмотреть, нельзя ли заработать немного деньжат по воскресеньям. Отто договорился об испытательном сроке, и в следующее воскресенье я отправился с ним. Вскоре я уже стоял в скудно обставленном зале, прислушиваясь к надрывным голосам:
– …мистер Коллинз, вам повезло, что я сумел до вас дозвониться. Я Джейсон Ричардс, и у меня для вас великолепные новости! Вы и ваша семья только что выиграли бесплатную ВИП-поездку на Бермуды. Все, что от вас требуется, – это послать мне чек на…
– …мистер Адамс, у меня для вас прекрасные новости. Меня зовут Браун, Джим Браун. Я узнал, что вы вкладываете деньги в акции, а на днях выходит новая серия, которая обязательно поднимется в цене на сто процентов в течение следующих шести недель. Пока очень немногие об этом знают, но если действительно хотите сделать реальные деньги…
– …миссис Дойл, это Чарли Чейз. Поздравляю. Вы, ваш муж, малышка Аманда и Питер выбраны для бесплатной поездки в…
И так далее и тому подобное.
Меня поражало, сколько людей на самом деле покупали журавля в небе. По неизвестной причине наиболее доверчивыми оказывались доктора. Те хватали почти все. Большинство продаваемых товаров имели дефекты. Цена была явно завышена. Качество – отвратительным. А многие предприятия, акции которых продавались, вообще не существовали.
Меня корежило от омерзения. Хватило одного дня, чтобы больше никогда не возвращаться в контору.
Работа в «Мендель бразерс» была однообразной и простой, но я не искал легких путей. Хотелось чего-то сложного и интересного, такого, которое дало бы мне шанс расти. Если бы я остался здесь и усердно трудился, меня могли повысить и даже сделать заведующим отделом. «Мендель бразерс» имели отделения по всей стране, так что со временем я сумел бы стать региональным менеджером и даже подняться до президента.
В понедельник утром ко мне подошел мой шеф, мистер Янг:
– У меня для вас неприятные новости, Шехтель.
– О чем вы, босс?
– Я собираюсь вас уволить.
– Я что-то сделал не так? – спросил я, пытаясь казаться спокойным.
– Нет. У меня приказ провести сокращение по всем отделам. Вас наняли последним. Значит, вы первый на сокращение.
Мне показалось, что кто-то схватил мое сердце и стиснул железной лапой. Без этой работы моей семье не прожить. Янг и понятия не имел, что увольняет не просто продавца галантерейного отдела, а будущего президента компании!
Теперь придется срочно искать новую работу. Долги росли как снежный ком. Мы задолжали бакалейщику, хозяин квартиры терял терпение, а свет и воду грозили отключить.
И тут я вспомнил о человеке, который мог мне помочь.
Чарли Файн, старый друг отца, был одним из руководителей большой промышленной компании. Я спросил Отто, можно ли обратиться к Чарли насчет работы.
Отто немного подумал и кивнул:
– Я сам поговорю с ним насчет тебя.
Следующим утром я вошел в массивные ворота фабрики «Стюарт Уорнер», самого большого в мире изготовителя автомобильных приводов. Фабрика находилась в пятиэтажном здании, занимавшем целый квартал на Дайверси-стрит. Охранник проводил меня через цех, заполненный гигантскими загадочными машинами, похожими на чудища и издававшими оглушительный скрежет.
Отто Карп, грузный коротышка с сильным немецким акцентом, уже ожидал меня.
– Значит, хотите здесь работать?
– Да, сэр.
Он разочарованно поморщился:
– Идите за мной.
Мы пошли по цеху. Все станки работали на полную мощность.
Подведя меня к одному из них, Карп пояснил:
– Здесь делают приводы и механизмы для спидометров. Иначе говоря, тросики, которые приводят в движение спидометры. Ясно?
– Да, сэр, – пробормотал я, не поняв ни единого слова.
Он подвел меня к следующему станку:
– А здесь перед вами конец тросика, соединяемого со спидометром. Тот длинный гибкий валик – это трос, который вставляется под прямым углом в спидометр.
Я смотрел на него и гадал, на каком языке он изъясняется. Китайском? Суахили?
Мы подошли к третьему станку.
– Этот станок предназначен для изготовления другого конца тросика, который соединен с передним диском, чтобы замерять скорость, видите?
Я опять кивнул.
Он потащил меня к очередному станку и снова принялся за объяснения, в которых я по-прежнему не понимал ни единого слова.
– На этом станке заменяются изношенные приводы. Размеры приводов передачи уже долгое время остаются стандартными. Преимущество ведущего привода на передние колеса состоит в том, что… – Он еще довольно долго говорил, потом спросил: – Понятно?
Суахили, решил я.
– Конечно.
– Теперь я покажу вам ваш отдел.
Он повел меня в отдел мелких партий. Руководить этим отделом отныне предстояло мне. Станки, которые мне показывали раньше, были настоящими гигантами и предназначались для выполнения оптовых заказов производителей автомобилей: партии насчитывали полмиллиона или больше приводов. В отделе мелких партий стояло всего три станка гораздо меньших размеров.
– Если кто-то заказывает пять – десять приводов, – пояснил Отто Карп, – нам невыгодно задействовать большие станки. Эти же рассчитаны на изготовление от одного до десяти приводов. Когда придет такой заказ, вы займетесь им и выполните в самые короткие сроки.
– Что я должен делать?
– Сначала просматриваете бланк заказа, потом отдаете его оператору-станочнику. Когда детали готовы, относите их в цех отжига, где они получают закалку. Далее – технический контроль и, наконец, отдел упаковки.
Все показалось мне достаточно простым.
Я узнал, что мой предшественник давал своим рабочим не более шести заказов в день, а остальное придерживал, и люди по полдня болтались без дела. Я посчитал это пустой тратой времени, в течение месяца увеличил производительность на пятьдесят процентов и на Рождество получил премию. Вручая мне чек на четырнадцать долларов, Отто Карп объявил:
– Возьмите. Вы это заслужили. Я повышаю вам жалованье на доллар.
Отто снова уехал из города, а Натали продолжала трудиться в магазине. Ричард ходил в школу. Моя работа на «Стюарт Уорнер», в окружении сюрреалистических механизмов и унылых стен, с каждым днем становилась все более отупляющей. Да и вечера были не лучше. Я садился в вагон надземки, ехал до Петли, заходил в отель и следующие несколько часов занимался тем, что вешал и снимал пальто. Моя жизнь снова становилась уродливой серой рутиной.
Как-то ночью, возвращаясь домой, я прочел объявление в «Чикаго трибюн»: «Пол Эш спонсирует конкурс любителей. Начните карьеру в шоу-бизнесе».
Пол Эш, известный во всей стране руководитель оркестра, выступал в театре «Чикаго». Объявление было для меня все равно что валерьянка для кота. Я понятия не имел, в чем суть конкурса, но страстно желал в нем участвовать. В субботу, перед тем как идти в аптеку, я заехал в театр «Чикаго» и попросил провести меня к Полу Эшу. Из кабинета вышел его менеджер:
– Чем могу помочь?
– Я бы хотел записаться на конкурс любителей, – пояснил я.
Менеджер просмотрел список:
– У нас пока нет ведущего. Справитесь?
– О да, сэр.
– Прекрасно. Как вас зовут?
Как меня зовут? Шехтель? Разве такая фамилия годится для шоу-бизнеса? Люди вечно ее коверкают. Необходимо имя, которое сразу запомнится.
Десятки вариантов проносились в мозгу: Гейбл, Купер, Грант, Стюарт, Пауэлл…
Мужчина удивленно взглянул на меня.
– Вы забыли свое имя?
– Конечно, нет, сэр, – поспешно пробормотал я. – Сидни Ше… Шелдон. Сидни Шелдон.
Менеджер записал мою новую фамилию в блокнот.
– Хорошо. Будьте здесь в следующую субботу, Шелдон. Шесть вечера. Передача будет вестись из студии.
«Как бы там ни было…»
– Как скажете, сэр.
Я поспешил домой сообщить новость родителям и брату. Они, естественно, порадовались за меня. Но мне предстояло рассказать еще кое о чем.
– Я выступаю под другой фамилией.
– То есть как?
– Понимаете, «Шехтель» не годится для шоу-бизнеса. Отныне я Сидни Шелдон.
Они переглянулись и пожали плечами:
– Как хочешь.
Следующие несколько ночей я почти не спал, в полной уверенности, что это только начало. Я обязательно должен выиграть конкурс, Пол Эш подпишет со мной контракт на гастроли по стране. Сидни Шелдон отправится с ним в поездку!
Дни тянулись нестерпимо медленно. И когда наконец наступила суббота, я помчался в театр «Чикаго», где меня вместе с остальными претендентами провели в маленькую радиовещательную студию. Среди нас были комик, певец, пианистка и аккордеонист.
– Шелдон, – обратился ко мне режиссер.
Я вздрогнул. Впервые кто-то назвал меня новым именем.
– Да, сэр?
– Когда я укажу на вас, подойдете к микрофону и начнете шоу. Скажете так: «Добрый вечер, леди и джентльмены. Добро пожаловать на конкурс Пола Эша. Я ведущий Сидни Шелдон. Вас ждет поразительное шоу, так что оставайтесь с нами».
– Да, сэр.
Через четверть часа режиссер взглянул на настенные часы и поднял руку.
– Тишина в студии! – объявил он и начал отсчет, после чего указал на меня.
Я еще никогда не был так спокоен, потому что твердо знал: это начало блестящей карьеры. Карьеры, которую я сделаю под новым звучным именем.
Я уверенно подошел к микрофону, глубоко вздохнул и произнес голосом опытного ведущего:
– Добрый вечер, леди и джентльмены. Добро пожаловать на конкурс Пола Эша. Я ваш новый ведущий Сидни Шелдон.
К концу этой речи я пришел в себя настолько, что смог представить других участников. Шоу покатилось без сучка и задоринки. Аккордеонист сыграл разухабистую мелодию, комик держался, как закаленный профессионал. У певца оказался прекрасный голос. Все шло как по маслу, пока я не объявил последнего участника, пианистку. Услышав свое имя, она запаниковала, расплакалась и вылетела из комнаты, оставив нам три минуты свободного эфира. Я понял, что должен их заполнить. В конце концов, я здесь ведущий.
Я снова вернулся к микрофону:
– Леди и джентльмены, мы еще только начинаем. Начинаем как любители но, поверьте, очень скоро превратимся в профессионалов.
Я так увлекся, что продолжал молоть языком, пока режиссер не подал мне знак заткнуться.
Передача закончилась. Я вполне сознавал, что спас шоу и должен получить заслуженную благодарность. Наверное, мне предложат работу, и…
– Какого черта ты вытворяешь, как там тебя? – подступил ко мне режиссер. – Мы перебрали пятнадцать секунд!
Моя карьера на радио закончилась, еще не начавшись.
Пол Эш не предложил мне поездку по стране, но результатом конкурса было одно весьма интересное, хоть и непредвиденное обстоятельство: Отто, Натали, Ричард, Сеймур, Эдди, Говард и Стив сменили фамилию на Шелдон. Только дядя Гарри так и остался Шехтелем.
В начале мая мой кузен Сеймур ошеломил всех нас объявлением о предстоящей женитьбе. Я познакомился с его будущей женой Сидни Зингер, еще когда жил в Денвере.
Сеймуру только исполнилось девятнадцать, но мне казалось, что он с рождения был взрослым, ответственным человеком. Сидни была молодой привлекательной секретаршей, работавшей в брокерской фирме Гарри, где и встретила Сеймура. Я считал ее искренней, умной, сердечной и к тому же восхищался ее чувством юмора.
Свадьба была простой. Присутствовали только члены семьи. После окончания церемонии я поздравил кузена:
– Тебе повезло. Она прекрасная девушка. Не упусти ее.
– Не волнуйся, я постараюсь, – заверил он.
Через полгода брак завершился тяжелым, мучительным разводом.
– Что случилось? – спросил я Сеймура.
– Она узнала, что я ей изменил.
– И попросила развода?
– Нет. Она меня простила…
– Тогда в чем…
– Поймала меня с другой девицей. Вот тогда и развелась.
– И вы больше не видитесь?
– Нет. Она возненавидела меня. Предупредила, чтобы я не попадался ей на глаза. И вообще она уехала в Голливуд. Там у нее брат. Он устроил ее секретарем на «Метро-Голдвин-Мейер», к женщине-режиссеру Дороти Арзнер.
Дебют на радио привил мне вкус к шоу-бизнесу, и я загорелся желанием испытать себя еще раз. Радио вполне могло стать профессией, которую я искал. В редкие свободные минуты я обходил чикагские радиостанции, пытаясь устроиться диктором. Но разумеется, ничего не получалось. Вакансий не было. Приходилось смириться с тем, что я вновь попал в капкан и не имел никаких перспектив на будущее.
Как-то в воскресенье, когда дома никого не было, я сидел за маленьким спинетом, сочиняя мелодию. Закончив, решил, что это не так плохо, и написал стихи. Песня получила название «Я молчу». Еще раз просмотрел текст и подумал: «А что теперь?» Оставалось либо отложить ноты и забыть о них, либо попытаться куда-нибудь пристроить свое творение.
И я решил попытаться куда-нибудь пристроить песню.
В этом, 1936 году, в бальных залах больших отелей играли оркестры. Их выступления обычно транслировали по радио. В отеле «Бисмарк» оркестром руководил приятный молодой человек по имени Фил Ливант. Я никогда с ним не разговаривал, но время от времени, когда он проходил мимо гардеробной, мы кивали друг другу.
Я вознамерился показать Филу свою песню и, увидев его вечером, подошел и сказал:
– Простите, мистер Ливант, но я написал песню и хотел спросить, не согласитесь ли вы на нее взглянуть.
Судя по выражению лица, его просто осаждали подобными просьбами, но, как человек вежливый, он заверил, что будет очень рад.
Я отдал ему второй экземпляр нот. Фил наспех просмотрел их и ушел. Я сделал вывод, что надеяться не на что.
Но через час Фил вновь появился в гардеробной.
– Эта ваша песня… – начал он.
Я затаил дыхание.
– …мне она понравилась. Оригинально, Думаю, она может стать хитом. Не возражаете, если я сделаю оркестровку и мы ее сыграем?
Возражать?!
– Нет, – пролепетал я, – это… это чудесно.
Ему понравилась моя песня!
На следующий вечер, пока я развешивал шляпы и пальто, из большого зала донеслась мелодия «Я молчу».
Я был на седьмом небе. Поскольку игра оркестра транслировалась по радио, ее наверняка услышат по всей стране. У меня даже голова закружилась.
Закончив работу поздно вечером, я приплелся домой и лег в горячую ванну. И не успел расслабиться, как в ванную комнату ворвался Отто:
– Тебе звонят.
В этот час?
– Кто это?
– Говорит, его зовут Фил Ливант.
Я выскочил из ванны, схватил полотенце и поспешил к телефону.
– Мистер Ливант?
– Шелдон, тут сидит издатель из компании «Хармс». Вашу песню услышали в Нью-Йорке и хотят опубликовать текст и ноты.
Я едва не выронил трубку.
– Не можете ли вы сейчас же приехать? Он вас ждет.
– Уже бегу.
Я кое-как вытерся, поспешно натянул одежду и схватил ноты.
– Что случилось? – спросил Отто.
Я объяснил, в чем дело, и попросил у него машину. Отто тут же протянул мне ключи.
– Только осторожнее, – предупредил он.
Я торопливо сбежал вниз, сел в машину и направился к Аутер-драйв, шоссе, ведущему к отелю «Бисмарк». Голова кружилась при одной мысли о том, что первую же мою песню ждет успех. Я так забылся, что опомнился, только услышав вой сирены. Позади тревожно вспыхивал красный свет. Я подкатил к обочине и остановился. Полицейский слез с мотоцикла и подошел к машине.
– Куда спешим?
– Я не заметил, что превысил скорость, сэр. Я еду в отель «Бисмарк» на встречу с издателем. Я работаю там в гардеробе. Видите ли, кое-кому понравилась моя песня, и…
– Права!
Я показал ему свои права. Он отобрал их и сунул в карман.
– О’кей. Следуйте за мной.
Я с недоумением уставился на него:
– Следовать за вами? Но куда? Просто выпишите штраф. Мне некогда…
– У нас новые правила. Мы больше не выписываем квитанций, а доставляем нарушителей в участок.
Сердце у меня упало.
– Но мне нужно попасть на эту встречу. Если вы просто выпишете штраф, я буду рад за…
– Я сказал, следуйте за мной.
Выхода не было.
Он завел мотоцикл и поехал вперед. Я последовал за ним. Вместо встречи с издателем меня ждал полицейский участок.
Я добрался до следующего перекрестка как раз в тот момент, когда желтый свет сменился красным. Полицейский не остановился. В отличие от меня. Я подождал, пока загорится зеленый, а когда снова поехал, мотоцикла не было видно. Я сбавил скорость, чтобы коп не подумал, будто я стараюсь улизнуть. И чем дальше ехал, тем легче становилось на душе. Он убрался. Забыл обо мне. Ищет, кого бы еще послать в тюрьму.
Я нажал на акселератор, свернул к отелю «Бисмарк», где оставил машину в гараже, и поспешил в гардероб.
И не поверил собственным глазам – там уже сидел взбешенный полицейский.
– Вообразил, что сумеешь улизнуть от меня, да?
Я озадаченно пожал плечами:
– Я не пытался улизнуть от вас. Вспомните, я отдал вам свои права, сказал, что еду сюда, и…
– Прекрасно. Вы здесь. А теперь мы едем в участок.
– Позвольте хотя бы позвонить отцу, – в отчаянии попросил я.
Он покачал головой:
– Я и так потратил на вас слишком много…
– Всего секунду!
– Валяйте, только покороче.
Я набрал домашний номер.
– Алло, – отозвался Отто.
– Отто…
– Ну, как все прошло?
– Меня забирают в полицию, – перебил я и как мог объяснил ситуацию.
– Дай трубку полисмену, – велел Отто.
Я протянул трубку полицейскому:
– Мой отец хочет с вами поговорить.
Тот неохотно взял трубку:
– Да… нет, у меня нет времени слушать. Я забираю вашего сына в участок… Что? Вот как? Интересно. Понимаю, о чем вы… как ни странно, именно так… у меня есть шурин, которому нужна работа… В самом деле? Сейчас запишу… – Он вынул ручку, блокнот и стал что-то писать. – Очень любезно с вашей стороны, мистер Шелдон. Я пришлю его к вам утром. – И, мельком взглянув на меня, добавил: – Не беспокойтесь о своем сыне.
Я с раскрытым ртом прислушивался к разговору. Полисмен положил трубку, отдал мне права и сказал:
– Чтобы больше такого не было. И если я еще раз поймаю вас на превышении скорости…
Я поспешно закивал и, проводив его взглядом, спросил у служащей:
– Где Фил Ливант?
– Дирижирует оркестром, но кто-то ждет вас в кабинете управляющего.
В кабинете сидел невысокий, вертлявый, хорошо одетый мужчина лет пятидесяти.
– Так это и есть наш вундеркинд? – спросил он, увидев меня. – Я Брент. Работаю в «Т. Б. Хармс».
«Т. Б. Хармс» в то время было одним из самых крупных музыкальных издательств в стране.
– Вашу песню услышали в Нью-Йорке, – продолжал он, – и наше издательство хотело бы ее опубликовать.
Мое сердце пело от радости.
– Есть только одна проблема, – поколебавшись, пробормотал он.
– Какая именно?
– Издатели считают, что Фил Ливант недостаточно известен, чтобы представлять вашу песню. Тут нужен кто-то поважнее.
Вот так удар! Я не знал никого поважнее…
– Сейчас в отеле «Дрейк» играет Хорас Хейдт. Может, вам стоит потолковать с ним и показать вашу песню?
Хорас Хейдт считался едва ли не самым популярным в Америке руководителем оркестра.
– Попробую.
Он вручил мне визитку:
– Попросите его мне позвонить.
– Обязательно, – пообещал я.
Который час? Всего без четверти двенадцать? Хорас Хейдт, должно быть, еще играет!
Я сел в машину Отто и очень медленно поехал в отель «Дрейк», где сразу поднялся в бальный зал. Танцы в самом деле еще продолжались.
– Вы заказывали столик? – спросил метрдотель, едва я переступил порог зала.
– Нет. Я приехал к мистеру Хейдту.
– Можете подождать здесь. – Он указал на столик у дальней стены.
Еще четверть часа – и Хорас Хейдт спустился с эстрады. Я поспешил его перехватить.
– Мистер Хейдт, меня зовут Сидни Шелдон. Я написал песню…
– Простите, у меня нет времени, чтобы…
– Но Хармс хочет опу…
Хейдт повернулся и пошел к выходу.
– Хармс хочет ее опубликовать! – крикнул я вслед. – Но просит, чтобы именно вы представляли песню!
Хейдт остановился и направился ко мне.
– Позвольте посмотреть.
Я протянул ему ноты.
Он пробежал глазами партитуру, словно никому не слышная мелодия звучала у него в мозгу.
– Неплохо.
– Вас она интересует?
Хейдт поднял голову:
– Да. Я хочу пятьдесят процентов от прибыли.
Я бы с радостью отдал ему все сто!
– Заметано! – кивнул я, отдавая ему визитку Брента.
– Я попрошу сделать оркестровку. Приходите завтра.
На следующий вечер, вернувшись в отель «Дрейк», я услышал свою песню в исполнении Хораса Хейдта и его оркестра, и она звучала даже лучше, чем в аранжировке Фила Ливанта. Я сел и стал ждать, когда Хейдт освободится. Он сам подошел к моему столику.
– Вы говорили с мистером Брентом? – спросил я.
– Да. Мы заключаем контракт.
Я улыбнулся. Значит, мою песню опубликуют!
На следующий день Брент пришел в гардероб «Бисмарка».
– Все в порядке? – спросил я.
– Боюсь, что нет.
– Но…
– Хейдт просит аванс пять тысяч долларов, а мы никогда не даем столько за первую песню.
Я даже не нашел что ответить. И после окончания работы снова отправился в отель «Дрейк» к Хорасу Хейдту.
– Мистер Хейдт, мне не нужен аванс, – объявил я. – Я просто хочу, чтобы мою песню опубликовали.
– Так и будет, – заверил он. – Не волнуйтесь. Я сам ее опубликую. На следующей неделе я уезжаю в Нью-Йорк, и, поверьте, песня выйдет в эфир.
Хейдт не только управлял оркестром, но и вел популярное еженедельное шоу «Хорас Хейдт и его бригадные генералы».
«Я молчу» будет транслироваться из Нью-Йорка по всей стране.
В течение следующих недель я слушал каждую передачу, где звучал оркестр Хораса. Хейдт не солгал. «Я молчу» транслировалась едва ли не каждый день – и по вечерам, и в шоу Хейдта. Он использовал мою песню, но так ее и не опубликовал.
Но это меня не обескуражило. Если я смог написать песню, заинтересовавшую известного издателя, что мешает мне сочинить целую дюжину?
Именно так я и поступил. Проводил все свободное время за инструментом, считая, что двенадцать – хорошее число, достойное. Дюжину песен не стыдно отослать в Нью-Йорк. Ехать самому было не по карману. Нельзя терять работу – нужно помогать семье.
Натали прослушала мои песни и была вне себя от восторга:
– Дорогой, они лучше, чем у Ирвинга Берлина[9]. Когда ты повезешь их в Нью-Йорк?
Я покачал головой:
– Натали, я не могу ехать. Я работаю в трех местах. Если…
– Ты должен ехать, – твердо сказала она. – Никому и в голову не придет обратить внимание на песни, присланные по почте. Тебе нужно показать их лично.
– Но нам это не по карману. Если я…
– Дорогой, это твой шанс. И тебе не по карману его терять.
Я и не знал, что мать так за меня переживает.
Вечером состоялся семейный совет. Отто не слишком охотно согласился на мою поездку, при условии, что я найду там временную работу, пока мои песни не начнут продаваться.
Было решено, что я уеду в следующую субботу.
Прощальным подарком Натали был билет до Нью-Йорка на автобус линии «Грейхаунд».
Ночью, когда мы с Ричардом ложились спать, он спросил:
– Ты в самом деле станешь таким же знаменитым композитором, как Ирвинг Берлин?
И я сказал ему правду:
– Обязательно.
При тех деньгах, которые на меня свалятся, Натали никогда больше не придется работать.