Шри Ауробиндо
Шри Ауробиндо. Синтез йоги – II
Глава IV. Сосредоточение
Наряду с чистотой и как средство, помогающее ее обрести, необходимо сосредоточение. На самом деле чистота и сосредоточенность являются двумя аспектами – женским и мужским, пассивным и активным – одного состояния бытия; благодаря чистоте сосредоточение становится полным, по-настоящему эффективным и всемогущим; благодаря сосредоточению чистота производит свое действие, а при отсутствии сосредоточения может вести лишь к состоянию глубокой умиротворенности и вечного отдохновения. Их противоположности также тесно взаимосвязаны; ибо мы знаем, что нечистота есть смешение дхарм, хаотичное, несогласованное, запутанное действие различных частей существа; и причиной этого смешения является то, что воплощенная Душа неправильно сосредоточивает свое знание на своих энергиях. Наша природа ущербна, во-первых, потому, что она механически подчинена внешним влияниям,[8] которые воспринимаются умом хаотично, без всякого разбора, порядка или контроля, а во-вторых, потому, что она не умеет правильно сосредоточиваться и управлять этим процессом, хаотично и во многом случайно обращая свой взор то на один, то на другой предмет в зависимости от того, насколько он интересует, но не более высокую душу или рассуждающий и различающий интеллект, а беспокойный, непоследовательный, переменчивый, легко подверженный утомлению и рассеиванию, более приземленный ум, являющийся главным врагом нашего прогресса. В таких условиях чистота, правильная работа природных инструментов, ясный, безупречный и озаренный порядок в существе становятся невозможны; разного рода процессы, зависящие исключительно от происходящего вокруг и внешних влияний, неизбежно должны сталкиваться и препятствовать друг другу, служить друг для друга искажающими, отклоняющими и рассеивающими факторами. Аналогичным образом, без чистоты невозможно достичь совершенного, гибкого и устойчивого сосредоточения всего существа на правильной мысли, правильной воле, правильном чувстве или же постоянно находиться в состоянии духовного переживания. Поэтому чистота и сосредоточенность должны идти рука об руку и помогать победам друг друга до тех пор, пока мы не достигнем того вечного покоя, благодаря которому в человеческом существе сможет отразиться некий смутный образ вечной, всемогущей и вездесущей деятельности.
Однако в Йоге знания, в том виде, как ее практикуют в Индии, слово «сосредоточение» употребляется в особом и более узком смысле. Оно подразумевает устранение из ума всех отвлекающих мыслей и концентрацию ума на идее Единого, благодаря которым душа поднимается над феноменальным миром и проникает в единую Реальность. Из-за того, что наш ум рассеян, мы погружены в феноменальное; благодаря сосредоточению и погружению ума в самого себя мы должны вернуться к реальному. Сосредоточение обладает тремя силами, позволяющими достичь этой цели. Концентрируя внимание на каком угодно предмете, мы можем познать его, заставить его раскрыть нам свои тайны; однако мы должны использовать эту силу для познания не окружающих нас вещей, а единственной Вещи-в-себе. Благодаря сосредоточению мы также можем собрать воедино всю свою волю и направить ее на обретение того, что мы еще не имеем, что еще недоступно нам; если у нас есть достаточная целеустремленность, достаточная искренность, уверенность в себе, если наша способность к сосредоточению достаточно развита, верна собственному предназначению, абсолютна в вере, мы можем с ее помощью овладеть чем угодно; но нам нужно использовать ее не для овладения теми многочисленными объектами, которые предлагает нам мир, а для духовного овладения тем единственным имеющим реальную ценность объектом, который также является единственным субъектом, достойным познания. И, наконец, благодаря сосредоточению всего нашего существа на каком-то определенном состоянии, мы можем стать такими, какими пожелаем; мы, например, можем стать образцом силы и смелости, даже если до этого были подвержены многочисленным слабостям и страхам, или мы можем стать воплощением великой чистоты, святости и покоя или же проявить в себе единую вселенскую душу Любви; однако мы должны, как было предписано древними, использовать эту способность даже не для того, чтобы стать обладателем всех этих качеств (насколько бы это состояние ни превосходило то, чем мы являемся сейчас), а чтобы стать тем, что превосходит все сущее и свободно от всех действий и качеств, – то есть чистым и абсолютным Бытием. Всё остальное, все прочие объекты сосредоточения могут быть ценны лишь в качестве подготовки, начального обучения, первых шагов рассеянных и несобранных ума, воли и жизни к тому величественному и единственному объекту, который они избрали своей целью.
Использование сосредоточения в таком качестве, как и в любом другом, предполагает предварительное очищение, а также, в конце концов, отречение, прекращение всякой деятельности и, наконец, вхождение в абсолютное и трансцендентное состояние самадхи, из которого – если оно достигло своей вершины и продолжается непрерывно – нет возврата, за исключением, может быть, одной души на многие тысячи. Ибо благодаря самадхи мы достигаем того «высшего состояния Вечного, из которого души не могут вернуться» в циклическое движение Природы;[9] и именно в это состояние самадхи йогин, нацеленный на уход из мира, стремится войти в момент своей смерти. Все эти этапы мы можем проследить в практике Раджа-йоги. Ибо сначала раджа-йогин должен достичь определенной нравственной и духовной чистоты; ему надлежит избавиться от низших или тянущих вниз форм активности своего ума; впоследствии, однако, он должен прекратить всякую ментальную активность и сосредоточиться на одной идее, перейдя таким образом из состояния активности в состояние покоя. В Раджа-йоге существует несколько ступеней сосредоточения: на первой объект сосредоточения осмысливается умом, на второй – ум остается устойчиво сконцентрированным на нем, на третьей – ум утрачивает себя в том, что этот объект символизирует, или в том состоянии, к которому ведет сосредоточение. Однако только последняя стадия называется в Раджа-йоге «самадхи», хотя этот термин, как, например, в Гите, может употребляться в гораздо более широком смысле. Но и в самом самадхи Раджа-йоги существует несколько различных ступеней или фаз: на первой ум, хотя и отстраненный от внешних объектов, все еще продолжает размышлять, созерцать и воспринимать то, что происходит в ментальном мире, на второй – он все еще способен создавать первичные мыслеформы, на третьей – все движения ума, даже внутри него самого, затихают, и душа, превосходя мысль, поднимается в тишину Непостижимого и Невыразимого. В любой йоге на самом деле существует немало предварительных объектов мысленного сосредоточения: образов, вербально сформулированных идей, исполненных смысла имен, – каждый из которых является средством[10] , помогающим уму в этом движении, и все они должны быть использованы и превзойдены; согласно Упанишадам, высочайшим объектом такого рода является мистический слог АУМ, три буквы которого символизируют Брахмана или высшее «Я» в его трех последовательных состояниях – Пробужденной Души, Грезящей Души и Спящей Души, а весь священный слог обозначает нечто запредельное, превосходящее любое состояние и любую активность.[11] Ибо именно Трансцендентное является окончательной целью любой Йоги знания.
Но целью интегральной Йоги, к которой мы стремимся, является нечто более многогранное и менее исключающее, – высочайшее состояние души не должно быть столь узко позитивным, а ее божественное сияние – столь узко негативным. Мы, конечно же, должны быть устремлены к Высочайшему, к Источнику всего, к Трансцендентному, но при этом не отказываясь от того, что оно превосходит, и рассматривая Трансцендентное, скорее, как источник непрерывного опыта и высшего состояния души, которые преобразуют все прочие состояния и коренным образом изменяют наше видение мира, позволяя узреть его тайную Истину. Мы стремимся не к тому, чтобы полностью перестать осознавать вселенную, а к реализации Бога, Истины и «Я» как во вселенной, так и в том, что ее превосходит. Поэтому целью нашего поиска будет не только Невыразимое, но и Его проявление во вселенной как бесконечного бытия, сознания и блаженства, охватывающего и наполняющего ее. Ибо эта тройственная бесконечность является Его верховным проявлением, и мы будем стремиться познать ее, приобщиться к ней и стать ею; и поскольку мы хотим реализовать эту Троицу не только в ее изначальном виде, но и в ее космической игре, мы также будем стремиться к познанию и приобщению к универсальной божественной Истине, Знанию, Воле, Любви, которые есть Его вторичное проявление, Его божественное становление. С этим мы тоже будем стремиться отождествиться, к этому мы будем пытаться подняться, и по прошествии периода усилий и борьбы, отбросив весь свой эгоизм, мы позволим этому вобрать нас во всем нашем бытии, а затем низойти в нас и объять нас во всем нашем становлении. Это станет не только средством приближения и переходом к Его высшей трансцендентности, но и условием (даже когда мы овладеем Трансцендентным, а оно овладеет нами) божественной жизни в проявленном космосе.
Чтобы осуществить это, мы должны углубить и расширить смысл понятий «сосредоточение» и «самадхи». Любое наше сосредоточение на самом деле – лишь отражение божественного Тапаса, посредством которого «Я» пребывает сконцентрированным в себе, посредством которого оно осуществляет процесс проявления внутри себя, посредством которого оно поддерживает и управляет своим проявлением и посредством которого оно отстраняется от проявленных форм и возвращается в свое высшее единство. Когда Бытие сосредоточивает свое сознание на себе ради блаженства – это божественный Тапас; а когда Знание-Воля концентрирует силу своего сознания на себе и своих проявлениях – это суть божественного сосредоточения, Йога Господа Йоги. Учитывая существование различных форм самопроявления Божественного, в котором мы пребываем, сосредоточение является средством, позволяющим индивидуальной душе войти в то или иное состояние, ту или иную форму или то или иное психологическое самопроявление (bhāva) высшего «Я» и отождествиться с ним. Использование этого средства для отождествления с Божественным есть условие достижения божественного знания и принцип любой Йоги знания.
Такое сосредоточение основывается на Идее, а в качестве ключей используются мысль, имя и форма, открывающие сосредоточенному уму Истину, скрытую за любой мыслью, именем и формой; ибо именно благодаря Идее ментальное существо поднимается над любой формой к тому, что та выражает, к тому, инструментом чего является сама Идея. Концентрируясь на Идее, ментальное существо, которым мы на сегодняшний день являемся, ломает барьер своей ментальности и достигает того состояния сознания, состояния бытия, состояния силы сознательного существования и блаженства сознательного существования, которому соответствует Идея и символом, движением и ритмом которого она является. Таким образом, сосредоточение на Идее является лишь средством, ключом, отпирающим для нас сверхсознательные планы нашего существования; его цель и главная задача – придать всему нашему бытию достаточную собранность и поднять его в сверхсознательную истину, единство и бесконечность созерцающего себя и наслаждающегося собой бытия; именно такой смысл мы должны вкладывать в термин «самадхи». Это не просто состояние, в котором человек не осознает внешнего мира, не осознает даже своего внутреннего бытия, находясь в том, что превосходит и то и другое и является их истоком и началом либо запредельно даже их изначальному состоянию. Под «самадхи» следует понимать неизменное пребывание в Едином и Бесконечном, предполагающее единство и отождествление с ним, и это состояние должно сохраняться и тогда, когда мы находимся в пробужденном состоянии и осознаем внешний мир, и когда мы погружены внутрь себя, заняты внутренней активностью и созерцаем игру принципов вещей, игру их имен и типовых форм, и когда мы возносимся очень высоко, пребывая в состоянии внутренней неподвижности, в котором приходим к исходным принципам самих себя и принципу всех принципов, истоку имени и формы.[12] Ибо душа, достигшая глубочайшего самадхи и устойчиво пребывающая в нем (samādhistha), если трактовать его так же, как Гита, обладает тем, что лежит в основе любого опыта, и не может утратить этого, что бы она ни испытывала, даже то, что увлекает тех, кто еще не взошел на эти высоты. Она, бесконечно расширив рамки своего бытия, способна объять все, ничем не связывая, не ограничивая и не ослабляя себя.
После того, как мы, сосредоточив все наше существо и сознание, достигаем этого состояния, сосредоточение на Идее перестает быть необходимым. Ибо в этом супраментальном состоянии кардинально меняется все наше восприятие мира. Ум по природе своей несобран, рассеян, функционирует линейно; он не может в одно и то же время сосредоточиваться на разных вещах, а будучи не сосредоточенным, он начинает хаотично перескакивать с одного предмета на другой. Поэтому ему нужно сосредоточиваться на одной идее, на одном предмете размышления, на одном объекте созерцания, на одном объекте воли, чтобы познать его или овладеть им, и это он должен делать, по крайней мере, на какое-то время исключив из внимания остальные объекты. Но то, что выше ума и во что мы хотим подняться, превосходит непрерывный процесс мышления, превосходит разделение идей. Божественное сосредоточено в себе и, порождая идеи и действия, оно не утрачивает своей целостности и не связывает себя ими, а содержит их в своей бесконечности. Все Божественное, будучи нераздельным, находится позади каждой Идеи и каждого действия, и в то же время оно пребывает за всем их многообразием. Поддерживаемы им, они спонтанно реализуют себя, подчиняясь не своей собственной воле, а общей силе сознания, пребывающей за ними; и если нам кажется, что божественная Воля и Знание сосредоточиваются на каждой Идее и каждом движении, то это множественное и равное, а не особое и избирательное сосредоточение; на самом деле, это свободный и спонтанный процесс, протекающий в целостном единстве и бесконечности. Душа, поднявшаяся к божественному самадхи, в зависимости от достигнутого ею уровня, приобщается к этому новому состоянию бытия, в котором восприятие мира противоположно ментальному и которое является истинным состоянием, так как истина противоположна нашей ментальности. Именно поэтому человек, как упоминается в древних книгах, постигший свое высшее «Я», спонтанно, без всякого ментального сосредоточения и усилия получает знание или результат, которыми Мысль или Воля в нем стремятся обладать.
Таким образом, целью нашего сосредоточения должно быть достижение этого божественного состояния и постоянное пребывание в нем. Первым шагом в практике сосредоточения всегда является подчинение контролю неугомонного и непоследовательного ума, который должен научиться неуклонно следовать в одном направлении мысли, последовательно и связно размышлять об одном предмете, не поддаваясь никаким отвлекающим или уводящим в сторону соблазнам и призывам. Такого рода сосредоточение достаточно широко распространено в нашей обыденной жизни, но мы сталкиваемся с намного большими трудностями, пытаясь практиковать его внутренне, не имея какого-либо внешнего объекта или действия, на котором ум мог бы сконцентрироваться; тем не менее, именно это внутреннее сосредоточение следует практиковать искателю знания.[13] Но это сосредоточение не должно быть просто последовательными рассуждениями интеллектуального мыслителя, единственная цель которого – осмыслить и интеллектуально связать между собой свои концепции. Нам понадобится не столько процесс рассуждения (разве что в самом начале), сколько максимально глубокое осмысление сути идеи, которое, благодаря настойчивости души, открывает нам все грани ее истины. Так, если объектом сосредоточения является божественная Любовь, ум должен сосредоточиться на сущности идеи «Бог есть Любовь», делая это таким образом, чтобы у садхака возникли ясные прозрения различных проявлений божественной Любви и он не только бы ментально понял, но и почувствовал, ощутил и увидел, что это такое. Понимание может прийти первым, а переживание последовать за ним, но в равной степени первым может прийти переживание, а знание – родиться из него. Затем на том, что было достигнуто, необходимо сосредоточить свое внимание и все дольше и дольше удерживать это в своем сознании, пока это не станет постоянным переживанием, а затем, наконец, дхармой или законом бытия.
Таков процесс сосредоточенного размышления, нацеленного на получение интеллектуального знания или психологического переживания субъекта; но есть и более эффективный метод, который заключается в сосредоточении всего ума исключительно на сущности идеи с намерением постичь саму суть того, что скрывается за ней. В ходе этого процесса мышление затихает и превращается во всепоглощающее или экстатическое созерцание объекта или, при слиянии с ним, становится внутренним самадхи. Если мы следуем этому процессу, то состояние, в которое мы поднимаемся, впоследствии должно быть низведено вниз, чтобы охватить низшее существование и наполнить своим светом, мощью и блаженством наше обычное сознание. Иначе мы будем обладать им, как многие, поднимаясь на более высокие планы или погружаясь во внутреннее самадхи, но утрачивать его после пробуждения или возвращения назад и осознания мира; такое сомнительное достижение, конечно же, не может быть целью интегральной Йоги.
Используя третий метод, нам не нужно вначале напряженно и сосредоточенно размышлять об одном объекте или же усиленно созерцать его мысленным взором. Сначала мы должны полностью успокоить ум. Это можно сделать различными способами; один заключается в том, что мы полностью отстраняемся от процесса мышления, не участвуем в нем, а просто наблюдаем за происходящим в уме, пока он, лишенный поддержки, не устанет от своих скачков и метаний и не затихнет сам собой, погружаясь во все более глубокий, а затем и абсолютный покой. Другой способ заключается в отвержении всех мысленных внушений, в отбрасывании их всякий раз, как только они приходят, и в настойчивом сохранении внутреннего покоя, который на самом деле всегда присутствует позади беспокойств и безудержной активности ума. Когда этот скрытый покой обнаружен, во всем существе устанавливается величайшее умиротворение и обычно вместе с этим мы начинаем отчетливо ощущать присутствие всепроникающего безмолвного Брахмана, на фоне которого все остальное поначалу кажется лишь пустыми формами и миражем. На фундаменте этого покоя мы можем построить всё остальное, опираясь уже не на обычное знание внешних феноменов, а на знание и непосредственное переживание более глубокой истины божественного проявления.
Обычно после достижения этого состояния необходимость в напряженном сосредоточении отпадает. Ему на смену приходит свободное сосредоточение воли,[14] использующей мысль для побуждения к изменению и просветления низших частей. С этих пор эта Воля будет неуклонно действовать в направлении того, чтобы физическое существо, витальное существование, сердце и ум превратились в те формы Божественного, которые были явлены в тишине безмолвного Брахмана. Эти части будут вынуждены быстрее или медленнее (в зависимости от предшествующей подготовки), оказывая большее или меньшее сопротивление, подчиниться закону воли и ее ментальным внушениям. В результате этого знание Божественного охватит все наше сознание на всех его планах и образ Божественного проявится в нашем человеческом существовании, как проявляли его в себе когда-то древние ведические садхаки. Для интегральной Йоги этот метод подходит более всего, так как позволяет оказывать на природу непосредственное и мощное воздействие.
Глава V. Отречение
Если подчинение контролю всех частей нашего существа посредством очищения и сосредоточения можно назвать правой рукой тела йоги, то отречение – его левая рука. Благодаря дисциплине или позитивным методам мы утверждаем в себе истину вещей, истину существования, истину знания, истину любви, истину трудов и заменяем ею ложь, заполонившую и исказившую нашу природу; с помощью отречения мы избавляемся от лжи во всех ее проявлениях, вырываем ее с корнем и отбрасываем, чтобы она своим упорным сопротивлением и постоянным возвращением не препятствовала счастливому и гармоничному расцвету нашей божественной жизни. Отречение – это необходимый инструмент на нашем пути к совершенству.
Как далеко должно идти это отречение? каким будет его характер? как мы будем применять его? Существует древняя традиция, издавна одобряемая великими религиозными учениями и людьми, обладающими глубоким духовным опытом, согласно которой отречение должно быть не только средством, дисциплинирующим всю нашу природу, но и окончательной целью, что оно фактически должно сводиться к отказу от самой жизни и мирского существования. Возникновению и формированию этой чистой, возвышенной и величественной традиции способствовали многие причины. Первая и наиболее фундаментальная заключается в жестком противопоставлении несовершенной и порочной мирской жизни, каковой она является на нынешней стадии человеческой эволюции, и духовного бытия; это противопоставление привело к полному отвержению мирского существования, как лжи, как безумия души, как тревожного и мрачного сна или, в лучшем случае, как сомнительного, обманчивого и скорее бесполезного дара, или же на него стали смотреть как на царство кесаря, дьявола и плоти, а потому лишь как на место подготовки и испытаний для души, ведомой и влекомой Божественным, или, в лучшем случае, как на игру Всесущего, игру, не имеющую конкретной цели, от которой Он в конце концов устает и отворачивается. Вторая причина заключается в стремлении души к личному спасению, желании убежать в некие далекие или запредельные миры безмятежного покоя и блаженства, не тревожимые трудами и борьбой этого мира, или же в ее нежелании вернуться из восторженных божественных объятий к работе и служению здесь на земле. Однако существуют и другие, менее серьезные причины, неразрывно связанные с духовным опытом, – здесь и ясное понимание и практическое подтверждение того, как неимоверно трудно (и мы готовы преувеличить эту трудность и превратить ее в невозможность) совместить активную и деятельную жизнь с жизнью погруженного в духовный покой и достигшего реализации мудреца; здесь и радость, которую доставляет уму сам акт и состояние отречения – как доставляет ему, на самом деле, радость всё, чего он достиг или чему научился, – а также чувство покоя и освобождения, обретенное благодаря бесстрастному отношению к миру и объектам человеческих желаний. Причины низшего порядка заключаются в слабости и нежелании вступать в борьбу, в отвращении к миру и разочарованности души, отказывающейся принять на себя бремя великого космического труда, в эгоизме, позволяющем не думать о тех, кто остался позади, и заботиться лишь о том, чтобы освободиться от цепей, приковывающих нас к вечно вращающемуся ужасному колесу рождений и смертей, в безразличном отношении к стонам страдающего человечества.
Для садхака интегральной Йоги ни одна из этих причин не является веской и убедительной. Слабость и эгоизм, пусть и облаченные в духовные одеяния, для него вообще неприемлемы; он должен стать воплощением божественной силы и смелости, божественного сострадания и готовности помочь, ибо эти качества присущи природе Божественного, в которую он должен облачиться, как в прекрасное, сияющее духовным светом платье. Вращение великого колеса рождений и смертей не вызовет у него ни ужаса, ни головокружения; он превосходит его в своей душе и свыше познаёт божественную цель и закон его вращений. Что же касается проблемы совмещения божественной жизни с обычным человеческим существованием, пребывания в Боге – с нахождением в человеческой плоти, то он явился сюда именно для того, чтобы решить эту проблему, а не избегать ее. Он знает, что радость, покой, чувство освобождения не могут быть подлинным венцом и достижением, верхом совершенства, безраздельным достоянием души, если они зависят от уединения, бездействия и иных условий, если они не обладают устойчивостью, позволяющей им сохраняться в буре, в битве, в состязании и не затрагиваться мирскими радостями и горестями. Блаженство божественных объятий не покинет его, ибо он подчиняется импульсу божественной любви и видит и любит Бога в человечестве; если же ему покажется, что это блаженство на какое-то время оставило его, он по опыту знает, что он опять подвергается испытанию и проверке, чтобы его восприятие этого блаженства стало еще более совершенным. Личное спасение он ищет не для себя, а только потому, что оно необходимо для достижения человеческого совершенства, и потому, что невозможно освободить других, если сам в цепях, – хотя для Бога все возможно; небеса индивидуального спасения не манят его, как не страшит его и ад индивидуального страдания. Если существует пропасть между духовной и мирской жизнью, то он здесь именно для того, чтобы перекинуть через нее мост, чтобы примирить имеющиеся противоречия и превратить их в гармонию. Если миром правит плоть и дьявол, то сыны Бессмертия тем более должны быть здесь, чтобы отвоевать его для Бога и Духа. Если жизнь есть безумие, то многим миллионам душ нужен свет божественного разума; если она – сон, то множество спящих воспринимают его как явь, и им нужно либо начать видеть более возвышенные сны, либо пробудиться; если она – ложь, то тогда обманутым должна быть дарована истина. И даже если кто-то станет утверждать, что помочь миру можно, лишь явив блистательный пример бегства из него, мы не согласимся с этим догматом, так как у нас есть противоположный пример великих Аватаров, показывающий, что, не только отвергая мирскую жизнь в ее нынешнем виде, мы можем помочь миру, но также и в еще большей степени – принимая и возвышая ее. И если жизнь – это игра Всесущего, то почему бы нам не согласиться смело и вдохновенно сыграть в ней свою роль и не насладиться как самой игрой, так и нашим божественным Партнером.
Однако, прежде всего, наш взгляд на мир запрещает нам отрекаться от мирского существования, пока мы способны как-то помочь Богу и человеку в реализации божественного замысла. Мы смотрим на мир не как на творение дьявола или самообман души, а как на проявление Божественного, даже если оно пока еще является частичным, поскольку проявление представляет собой постепенный и эволюционный процесс. Поэтому для нас отречение от жизни не может быть целью жизни, а отречение от мира – целью, ради которой он был создан. Мы стремимся реализовать наше единство с Богом, но для нас эта реализация предполагает полное и абсолютное осознание нашего единства с человеком и невозможность отделить одно от другого. Если говорить христианским языком, то Сын Божий есть также и Сын Человеческий и оба эти элемента необходимы для полноты Мессии; или, пользуясь образами индийской философии, можно сказать, что божественный Нараяна, одним лучом которого является вселенная, проявляется и обретает совершенное воплощение в человеке; целостный человек есть Нара-Нараяна, и в этой целостности он символизирует высшую тайну существования.
Поэтому отречение должно быть для нас не целью, а лишь средством, но не единственным или главным средством, поскольку наша цель – проявление Божественного в человеке – сама по себе позитивна и не может быть достигнута негативными средствами. Такого рода средства могут использоваться лишь для удаления того, что препятствует позитивному проявлению. Это отречение должно быть абсолютным в отношении всего, что чуждо или противоречит проявлению Божественного в нас, и прогрессивным в отношении того, что является не самым высоким или лишь частичным достижением. Мы не будем привязаны к нашей жизни в миру – и если такая привязанность имеется, мы должны отречься от нее и отречься полностью; но у нас не будет также никакой привязанности и к бегству от мира, к спасению, к великому самоуничтожению; и если такая привязанность существует, мы тоже должны отречься от нее и отречься полностью.
Кроме того, наше отречение должно быть, очевидно, внутренним; и это, прежде всего и в особенности, касается отречения от привязанностей и страстных желаний сердца и чувств, от своеволия в мыслях и действиях, от эгоизма в центре сознания. Ибо это и есть тот тройственный узел, которым мы привязаны к нашей низшей природе, и если мы сможем полностью отречься от всего этого, нас больше ничто не сможет связывать. Поэтому желание и привязанность должны быть полностью отброшены; ни к чему в мире мы не должны быть привязаны, ни к богатству ни к бедности, ни к радости ни к страданию, ни к жизни ни к смерти, ни к славе ни к безвестности, ни к греху ни к добродетели, ни к другу, ни к жене, ни к детям, ни к стране, ни к нашей работе и миссии, ни к небесам ни к земле, ни ко всему, находящемуся на них и за их пределами. Но это не означает, что мы ничего не будем любить и ни чему не будем радоваться; ибо, испытывая привязанность к чему-либо, мы не любим, а лишь проявляем эгоизм в любви, а желая чего-то, мы ищем не божественный восторг в вещах, а лишь ограниченное, эфемерное и не приносящее удовлетворения наслаждение. Мы должны обладать вселенской любовью, спокойной, но в то же время вечно пылкой и по своей интенсивности намного превосходящей краткие вспышки самой неистовой страсти, находить радость во всем, берущую свое начало в радости в Боге, и наслаждаться не формами вещей, а тем, что они скрывают в себе и что объемлет вселенную, не попадая к ним в сети.[15]
Мы уже знаем, что, если мы хотим достичь совершенства на пути божественных трудов, своеволие в помыслах и действиях должно быть самым решительным образом отвергнуто; и не менее решительно его нужно отвергнуть, чтобы достичь совершенства в божественном знании. Подобное своеволие свидетельствует о ментальном эгоизме, заставляющем ум придерживаться своих предпочтений, привычек, прошлых или нынешних ментальных формаций, взглядов и намерений, – ибо он считает их собой или неотъемлемой частью себя и опутывает их тонкими нитями «я» и «мое» и живет в них, как паук в своей паутине. Ему не нравится, когда его тревожат, как паук не терпит, когда трогают его паутину, и, будучи помещен в систему новых взглядов и представлений, он чувствует себя потерянным и несчастным, как паук, перенесенный в другую паутину. Ум должен полностью избавиться от такого рода пристрастий. Мы не только должны отказаться от обычного взгляда на мир и жизнь, которого естественным образом придерживается непробужденный ум, но и не ограничивать себя ни собственными ментальными конструкциями, ни рамками любой интеллектуальной системы, ни набором религиозных догм или логических умозаключений; мы должны не только разрубить путы ума и чувств, но и вырваться из тенет, в которых пребывает мыслитель, теолог, основатель церкви, – из тенет Слова и оков Идеи. Все это живет внутри нас и только и ждет того, чтобы закабалить дух, заключив его в форму; но мы всегда должны устремляться выше, идти дальше, всегда отказываться от меньшего ради большего, от конечного ради Бесконечного; мы должны быть готовы переходить от озарения к озарению, от переживания к переживанию, от одного состояния души к другому, чтобы, в конце концов, достичь как высочайшей трансцендентности, так и беспредельной универсальности Божественного. Мы не должны привязываться даже к тем истинам, которые казались нам самыми несомненными, ибо они лишь формы и проявления Невыразимого, отказывающегося ограничивать себя какой-либо формой или проявлением; мы всегда должны быть открыты божественному Слову свыше, не ограниченному своим смыслом, и свету Мысли, заключающей в себе свои собственные противоположности.
