Шейн Бензи
Утраченное искусство бега. Путешествие в забытую сущность человеческого движения
Итен, Кения
Куртка взмыла в воздух и приземлилась мне на голову, прилипнув к ней, словно муха, прижатая к ветровому стеклу порывом ветра. На мгновение я перестал что-либо видеть перед собой, в то время как джип продолжал ехать вперед, подскакивая на каждой колдобине. Я ощутил, как пот с куртки стекает по моему лицу и шее. Я поморщился. Стояла невыносимая жара, и мне было вполне достаточно и моего собственного пота! Стараясь не дышать, я осторожно стянул прилетевшую на меня одежду, бросив на заднее сиденье в кучу такого же промокшего тряпья, собранного мной в то утро.
Интенсивная утренняя пробежка была в самом разгаре – позади осталось уже 20 километров. Джип едва заметно ускорился, поравнявшись с владельцем куртки, сброшенной минуту назад. Его аккуратно помеченная бутылка стояла на приборной панели рядом с десятками других, и, взяв ее, я протянул ее в открытое окно машины. Было чрезвычайно важно, чтобы каждому спортсмену досталась бутылка, предназначавшаяся именно ему и никому другому. Не менее важно было передать бутылку так, чтобы не сбить спортсмена с шага, так как это было бы сразу замечено его глазастым тренером, сидевшим за рулем рядом со мной.
Работой, которую я выполнял (ловил одежду и раздавал воду), обычно занимался кто-то из местных мальчишек, однако мне она легкой не показалась. Итен стоит на высоте 2400 метров над уровнем моря, и в пять часов утра, когда спортсмены собираются на тренировку, воздух еще очень холодный. Какими бы быстрыми они ни были, дневная жара вскоре берет свое, и спортсменам приходится сбрасывать с себя одежду и обильно пить жидкость. Я выступал в роли сопровождающего, зарабатывая себе право стать частью команды, раздавая воду и собирая промокшую одежду с пассажирского сиденья машины, однако приехал я сюда, разумеется, вовсе не ради этого. Моей наградой была возможность заснять бегунов на видео и собрать необходимые данные. И наблюдать за этими невероятными атлетами в движении было более чем щедрой компенсацией за переносимые неудобства.
С фотоаппаратом в одной руке и бутылкой воды – в другой, я был живым доказательством того, что человек при необходимости способен к очень быстрой адаптации. Я не только научился многозадачности (весьма впечатляюще с учетом моего пола), но и в итоге стал невероятно ловко уворачиваться от летящих в меня предметов одежды. Коснувшись чего-то горячего, человек впредь избегает повторного контакта. Точно так же и здесь: достаточно один раз ощутить на своей голове чью-то потную куртку, чтобы в следующий раз рефлекторно увернуться!
* * *
Расположенный в провинции Рифт-Валли, лежащей в высокогорной части Кении, Итен на первый взгляд ничем не отличался от других городишек этого региона. Небольшие каменные дома терялись среди холмистой местности, большинство местных жителей были трудолюбивыми фермерами и рабочими, домашний скот ходил по улицам, и уровень жизни здесь был чрезвычайно скромным. Тем не менее город отмечен следами величия. На въезде в Итен на недавно построенной дороге стоит арка такого же цвета, что и темно-красные грунтовые беговые треки вокруг. На вершине арки угадываются очертания петуха, а на верхней ее перекладине белыми буквами написано громкое, но вполне уместное утверждение: «Добро пожаловать в Итен. Родину чемпионов».
Итен обрел мировую известность как колыбель кенийского бега на длинные дистанции – вида спорта, в котором страна в последнее время занимает лидирующие позиции.
Невероятная история этого маленького городка насчитывающая 34 чемпиона мира, 35 олимпийцев, 12 мировых рекордов, 12 олимпийских медалей, в том числе 6 золотых, началась в середине 1970-х с прибытия подданного Ирландии по имени Брет Кольм О’Коннелл. Брет Кольм приехал с целью остаться в Итене на три месяца, чтобы преподавать географию в местной школе. С тех пор он отсюда не уезжал.
Будучи учителем – а впоследствии и директором – средней школы Святого Патрика, Брет Кольм устраивал для своих учеников и бегунов из других районов Кении лагеря для бегунов. Изначально они предназначались только для девочек, однако вскоре стало ясно, что этот регион был настоящим «клондайком» беговых талантов, и лагеря получили стремительное распространение. Сотрудники школы стали сажать деревья каждый раз, когда кто-то из подопечных добивался успеха за рубежом. Прошло всего несколько лет, и территория вокруг школы была усеяна цветущими саженцами. Вклад Кольма в развитие города был настолько огромен, что улицу, ведущую к школе для мальчиков, переименовали в О’Коннелл-стрит.
Всем своим успехом город обязан Брету Кольму. До его появления люди не понимали, зачем вообще бегать по кругу или треку. Они бегали, чтобы что-то забрать или куда-то добраться, однако сама идея бегать просто ради того, чтобы бегать, была им чужда.
Чтобы постичь тайну этого места, мне нужно было поговорить с Бретом Кольмом. Если бы мне удалось получить доступ к его знаниям и поработать вместе с его нынешним поколением талантливых бегунов, это гарантированно помогло бы мне стать более совершенным тренером. Он в буквальном смысле стоял у истоков и как никто другой мог раскрыть мне секрет того, почему Итен стал родиной бегунов. Десятилетиями он тренировал одних из лучших атлетов на планете, включая Дэвида Рудиша, двукратного олимпийского чемпиона, двукратного чемпиона мира и обладателя мирового рекорда на дистанциях 500 и 800 метров.
Проблема заключалась в том, что «Крестный отец кенийского бега», как его здесь ласково называли, был известен своей замкнутостью, тяготясь всеобщим вниманием, которое с каждым годом лишь разрасталось.
Я был для него лишь очередным исследователем. Очередным тренером. Очередным прихлебателем, желающим побыть рядом. Я писал ему электронные письма, наводил справки и даже приходил в школу в надежде на случайную встречу. Однако, как бы я ни старался, все мои попытки связаться с ним были встречены удручающим молчанием.
Я покинул Кению, так и не повидавшись с неуловимым ирландцем, не говоря о том, чтобы выудить у него какую-либо информацию.
* * *
С первых дней существования лагерей Брета Кольма в Итене стало появляться множество других тренировочных баз для бегунов. Это дало возможность многим кенийским спортсменам посвятить себя тренировкам – жить со своими единомышленниками и бегать каждый день в надежде добиться успеха на мировой арене. Кроме того, в Итен стало приезжать все больше первоклассных спортсменов из более отдаленных районов. Без сомнения, их привлекали большая высота над уровнем моря и климат, однако немалую роль играло и желание стать частью истории успеха Итена, прославившегося столь выдающимися спортсменами. Новичкам хотелось прикоснуться к таинственной магии города в надежде, что волшебство передастся и им.
Том Пейн, британский бегун на длинные дистанции, который тренировался в Итене в течение многих лет и добился больших успехов на международном уровне, познакомил меня с компанией Run Fast, занимающейся спортивным менеджментом. Эта компания владела одним из недавно открытых высокогорных тренировочных лагерей в Итене. К счастью, мне удалось убедить их позволить мне пожить и потренироваться с живущими в лагере спортсменами. На время моего пребывания я стал их тенью. Когда они выходили на пробежку, я следовал за ними по пятам на джипе, фиксируя происходящее на камеру и раздавая воду. Когда они садились за стол, я присоединялся к ним, болтал о том о сем, однако главной моей целью было попытаться выведать все, что они знали о причинах своего небывалого успеха в беге. Я анализировал их со всех сторон. Если имелся какой-то секрет, то я был готов его узнать.
Эти тренировочные базы кардинально отличались от того, что я видел в Бекоджи, где в конце дня бегуны расходились по домам. Здесь организация общего процесса была гораздо более серьезной. Спортсмены жили на территории, огороженной высоким забором, который скорее служил защитой от посторонних, потому как уходить оттуда никому не хотелось, если, конечно, речь не шла об участии в одном из крупных городских марафонов, где можно было побороться за немалые призовые, способные навсегда поменять жизнь каждого местного спортсмена.
В лагере, принадлежащем компании Run Fast, – подобно всем остальным спортивным лагерям в Итене – все было довольно непритязательно. Спортсмены жили в стоящих рядами одноэтажных бетонных бараках, где в каждой комнате была входная дверь, небольшое окно, стояли двухъярусные кровати, раковина, душевой шланг и ведро для мытья. Бегуны, жившие, как правило, вчетвером, обычно лежали на своих койках, а все их пожитки умещались в единственном чемодане. На этой территории они жили, питались и спали. За рядами домиков находилось простенькое бетонное здание с напольными унитазами, а также сарай, в котором готовили пищу. Также имелась открытая общая зона, где спортсмены принимали пищу.
Они жили в монашеском аскетизме. По утрам спортсмены бегали, ели, а затем спали или отдыхали, вставая лишь для того, чтобы почистить свои кроссовки, за которыми они бережно ухаживали, какими бы старыми и изношенными они ни были. Затем была легкая вечерняя пробежка, после которой они ужинали и ложились спать, и цикл начинался по новой.
Распорядок кардинально отличался от того режима, в каком жили и тренировались большинство бегунов у меня на родине. Хотя они и уделяли немало времени бегу, эти парни и девушки умели отдыхать. Жителям благополучного Запада было бы сложно последовать их примеру – зарабатывать на жизнь бегом удается единицам. С отдыхом и восстановлением сил дела у нас обычно обстоят не слишком хорошо, главным образом из-за насыщенной жизни, в которой мы вынуждены работать.
Мои наблюдения продолжались – в веренице бутылок с водой и летающих курток я отчетливо видел неизменно слаженные движения. Благодаря анализу видеозаписей, сделанных в Итене и ранее в Бекоджи, я начал по-настоящему понимать, как должен двигаться спортсмен. Движения у многих бегунов выглядели невероятно отточенными, и мне хотелось выяснить, что им известно об их технике бега, а также, что более важно, знают ли они об эластичной системе, которую – по крайней мере, на мой взгляд – они столь эффективно использовали.
Всех, с кем бы мне ни довелось завести разговор, я расспрашивал о движениях. Среди моих собеседников были и те, кто пробегал марафон менее чем за два часа пять минут – причем таких в Итене оказалось на удивление несложно найти, – а также менее быстрые бегуны, которым требовалось на целых 25 минут больше, чтобы преодолеть 42 километра 195 метров! Одних мой вопрос ставил в тупик; другие объясняли происходящее «волей божьей»; третьи говорили, что всему обязаны угали (основное блюдо местного рациона – каша из кукурузной муки с водой), энергии своих товарищей-бегунов, а то и вовсе утверждали, что попросту «были для этого рождены».
Как бы то ни было, мне быстро стало очевидно, что этих спортсменов никто не учил двигаться, используя какую-то глубоко продуманную теорию. Они вообще не следовали никаким правилам. Подобно большинству из нас, они просто бежали.
Можно было бы подумать, что это было плохим знаком, указывающим на то, что мои поиски секретов этих невероятных бегунов зашли в тупик, едва успев начаться. Что они никому не были известны – человек просто либо умел бегать, либо нет. На самом же деле отсутствие идеальной формулы успеха меня только обрадовало.
Тот факт, что спортсменов никто не учил бегать с максимальным использованием эластичной системы своего тела, помог мне понять одну простую вещь: эти люди никогда не забывали, как нужно бегать.
Их движения куда больше походили на движения наших далеких предков, чем у всех спортсменов, которых мне доводилось тренировать у себя на родине. Эту теорию подтверждали слова самих бегунов в ответ на мой вопрос о том, как они воспринимали собственные движения. Вот что сказал один из них.
Уилсон Кипсанг в свое время был королем бега на длинные дистанции. Он пробежал берлинский марафон в 2013 году за 2 часа 3 минуты и 23 секунды, установив тем самым новый мировой рекорд. Среди многих других достижений на его счету также по две победы на марафоне в Лондоне и Франкфурте и по одной – в Нью-Йорке и Токио.
Мне повезло провести какое-то время с Уилсоном в Итене. Совместные тренировки во многом помогли мне понять, как именно нужно бегать. Я снял его невероятно грациозный и красивый бег на видео и теперь регулярно демонстрирую эту запись своим ученикам. Грудь вперед, руки движутся синхронно с ногами, а глаза устремлены на линию горизонта. Подобно большинству бегунов, которых мне довелось здесь повстречать, его никогда не учили, как нужно бегать, а когда я попросил Уилсона объяснить его технику, то понял, что наши движения во многом зависят от того, как именно мы их воспринимаем.
«Я высоко поднимаю ноги, – сказал он мне. – Это придает мне упругость и помогает ускориться».
Уилсон намеренно вытягивал свое тело, чтобы использовать накапливаемую в нем энергию упругой деформации, и это явно отражалось в его движениях. Меня особенно обрадовало то, что такой технике бега его никто не учил.
Покидая Кению, я понимал, что в Итене и Бекоджи я увидел людей, которые бегали так, как было уготовано человеку природой. Тем не менее я так и не смог выяснить, почему этим африканским спортсменам удавалось естественным образом извлекать пользу из эластичной системы нашего тела, в то время как другие этого попросту не делали. Мне хотелось разобраться, было ли это какой-то врожденной способностью, которая позволяла бы спортсменам, которых я тренировал у себя на родине, двигаться точно так же. И если это было так, то почему они этого не делали?
Пожив вместе с этими людьми, я понял, в каком направлении следовало двигаться дальше: мне нужно было разобраться, применима ли эластичная модель напряженной целостности не только к бегу, но и к образу жизни, и самое главное – выяснить, насколько сильно образ жизни способен повлиять на наши движения.
Уганда
В чем смысл жизни? Быть счастливым? Построить успешную карьеру? Найти любовь? Достичь чего-то выдающегося и остаться в памяти людей? Человеку свойственны такие желания и стремления, однако с точки зрения биологии у него куда более практичные «цели» – выжить и размножиться, чтобы обеспечить выживание всего вида.
Психология потребления современного мира привела к то-му, что во главе угла оказались деньги и материальные ценности, потому как подавляющему большинству уже не приходится особо переживать по поводу выживания. Как правило, в изобилии имеется легкодоступная пища, а многие представители западного общества живут в относительном комфорте. Ожидаемая продолжительность жизни как никогда высока, и у нас, судя по всему, не наблюдается никаких проблем с приростом и без того немалого населения планеты.
В ходе эволюции наши тела адаптировались к определенному уровню активности, который кардинально отличается от образа жизни современного человека. Многие из нас работают в офисе и просиживают большую часть дня за столом; мы добираемся на работу, сидя в машине или общественном транспорте; мы питаемся готовыми блюдами и придумали бесчисленное множество способов передвигаться, затрачивая минимальное количество усилий. Для нас является нормой проводить перед компьютером по восемь часов в день, сидеть в вагоне метро, уткнувшись в телефон, а перед сном развалиться на диване перед телевизором, чтобы хорошенько расслабиться. Пройдитесь по любому современному мегаполису, и вы увидите людей, которые не готовы оторвать взгляд от своего телефона, чтобы посмотреть, куда они идут, не говоря уже о том, чтобы задуматься, как постоянное вытягивание шеи сказывается на их осанке.
В ходе эволюции тело человека приспособилось к коллективной охоте, подразумевающей погоню за добычей на большие расстояния. Когда Земля потеплела и огромные тропические леса отступили, именно это и выделило наш вид среди других.
Охота настойчивостью стала главной причиной того, почему наши предки добились куда большего процветания, чем более сильные и умные неандертальцы. Как выразился палеоантрополог Дэниел Либерман, первыми профессиональными спортсменами были охотники-собиратели.
У большинства людей тела приспособились к современному образу жизни, в результате чего наши движения коренным образом изменились. Мы больше не такие, какими нас создала природа. Наши тела больше не пригодны для выполнения задач, от которых когда-то зависело наше выживание.
Внешние атрибуты западного постиндустриального мира способствуют еще бо́льшим изменениям наших с вами движений. В изобилии имея под рукой все необходимое, мы научились больше сидеть, меньше двигаться и питаться готовой пищей из упаковки. Мы совершенно разучились использовать уникальную врожденную способность нашего вида эффективно перемещаться на большие расстояния.
Впервые оказавшись в Африке, я увидел перед собой людей, которые не утратили качеств, в свое время обеспечивших человеку превосходство. Этих людей никто не учил, как нужно двигаться, – они делали это так, как нашему виду было уготовано природой в ходе эволюции. Я побывал в двух совершенно особенных местах. Бекоджи и Итен стали мощными центрами современного бега – где еще было искать людей, которых обошли стороной дурные привычки современной западной цивилизации.
Спортсмены, с которыми я проводил время, не просиживали целыми днями за столом, отправляя электронные письма и набирая сообщения на мобильном. Они использовали свои тела по их прямому назначению, и это напрямую влияло на динамику их движений.
Теперь же мне хотелось побывать в другой части Африки, чтобы понять, сделала ли африканцев столь потрясающими бегунами природа – заложено ли это в их ДНК, как утверждают некоторые, – или же все дело было в воспитании и простом факте, что в Бекоджи и других подобных местах люди просто никогда не забывали, как двигаться.
Я прилетел в Энтеббе, откуда направился на машине в Кампалу – шумную столицу Уганды. Выбор места был не случайным: в этом крупном городе с населением более двух миллионов человек офисная работа и прочие признаки западного общества укоренились много лет назад.
Стоило мне приступить к работе и начать анализировать технику местных бегунов, как мне сразу же стало ясно, что движения людей в Кампале кардинально отличаются от того, что я видел в Бекоджи и Итене. Здесь не было места плавности или упругости. Это открытие не было чем-то ужасным, однако разница оказалась значительной.
Вместе с тем это различие не являлось убедительным доказательством моей теории. В конце концов, я сравнивал офисных работников с марафонцами, выбегающими из двух часов пяти минут. Так что я сел в машину и поехал за город.
Примерно в 140 километрах к юго-западу от Кампалы, вдоль печально известного шоссе Кампала – Масака, расположен небольшой городок под названием Масака. Здесь живет чуть больше ста тысяч человек, и жизнь здесь протекает совсем иначе, чем в оживленной столице.
Движения местных жителей, которые были простыми фермерами и работягами, а не бегунами или клерками, оказались куда более плавными и похожими на то, как бегали спортсмены из Бекоджи. Ничего подобного в Кампале я не видел.
Это подтвердило мою догадку, а проведенные исследования с участием более трех тысяч бегунов и коренных жителей все больше убеждали меня в собственной правоте: наш образ жизни оказывает решающее влияние на то, как мы двигаемся. Более того, это влияние куда сильнее, чем кажется на первый взгляд.
Это неудивительно. Ключевые навыки, обеспечившие людям преимущество в борьбе за выживание тысячи лет назад, больше не являются необходимыми, в результате чего наши движения претерпели ряд изменений. Человек преуспел в эффективном беге на большие расстояния. Это сделало из нас охотников, которые брали свою добычу измором.
Вместе с тем большинству людей никогда в жизни не приходилось на это полагаться, не говоря уже о том, чтобы участвовать в подобном мероприятии. Если мы ведем малоподвижный образ жизни, стоит ли удивляться тому, что, когда мы зашнуровываем кроссовки и выходим на пробежку, наше тело оказывается просто не приспособленным к выполнению этой задачи? Образ жизни современного человека в корне отличается от того, к которому подготовила его эволюция, поэтому стоит ли ожидать, что мы будем двигаться так, как предназначено нам природой?
Если человека, просидевшего несколько часов в подвале, вывести на свет, ему будет трудно приспособиться к смене уровня освещенности – он станет щуриться и закрывать руками лицо, будучи не в состоянии сфокусировать взгляд. Нечто похожее происходит и со множеством людей, когда они вдруг решают выйти на пробежку. Тело, неподвижно сидящее за компьютером большую часть дня, пребывает в полусонном состоянии. Когда мы внезапно приводим его в активное движение со всеми сопутствующими нагрузками, ему приходится приспосабливаться. Естественным образом тело принимает привычную для него позу, в результате чего мы бегаем с опущенной головой и плечами, сгорбившись и наклонившись вперед от талии.
Как продемонстрировал Джеймс Эрлз на примере с куском эластичной ленты, выпрямившись, мы создаем напряжение в фасциальной системе своего тела, которая возвращает нам эту энергию, придавая нашим движениям плавность, упругость и слаженность.
Когда же эта система остается незадействованной, нужное напряжение не создается. Мы перебираем ногами, напрягаемся и пытаемся поднажать, только вот без естественной упругости, создаваемой нашей фасциальной системой, без использования естественного моря напряженности нашего тела вся нагрузка ложится на мышцы, и в результате мы устаем – а зачастую еще и получаем травму.
Быт современного человека способствует сутулой позе, поэтому не удивительно, что нам так сложно двигаться с красиво выпрямленной спиной, когда мы все-таки встаем со стула, чтобы выйти на пробежку. Я начал свой путь, так как хотел помочь людям избегать этих распространенных дурных привычек и ошибок, часть которых я допускал и сам, – потому что они приводят к травмам и неэффективному расходу сил, ухудшают результаты и не дают полностью раскрыть имеющийся потенциал. Постепенно я начал осознавать реальные масштабы этой проблемы.
Вернувшись домой в Великобританию, я отчетливо понял, насколько важными были исследования, проведенные мной в Уганде. Везде, куда бы я ни посмотрел, я видел плохую технику бега, главным виновником которой было «плохое воспитание» – то, как мы жили, как использовали свои тела и как воспринимали движения, катастрофическим образом влияло на то, как мы двигались. Человек западной цивилизации настолько отдалился от природы, что в своем большинстве разучился двигаться в упругой манере.
Если плохая осанка, вызванная образом жизни, была болезнью, то я видел перед собой самую настоящую пандемию, которая распространялась с пугающей скоростью.
Вышеупомянутый Даниэль Либерман, автор основополагающей работы «История человеческого тела», пришел к выводу, что навыки, приобретенные в процессе эволюции, теряются, если перестать их использовать. Таким образом, хотя я и был уверен, что начал раскрывать секреты бегунов, мое внимание быстро переключилось на куда более серьезную проблему.
Что, если в результате нашего образа жизни мы не просто сбились с пути? Что, если для большинства представителей западного мира возвращаться к истокам было уже слишком поздно?