Шарлотта Линк
Обманутая
Пятница, 14 сентября 2001 года
Было еще по-летнему жарко. Ровно в полдень он вернулся из школы. И тотчас схватился за свой велосипед. Этот бесподобный, быстрый велосипед, цвета «синий металлик», полученный в июле ко дню рождения. Ему исполнилось пять, и с сентября он ходил в школу. Ему там нравилось. Учителя были добры, одноклассники – тоже. Он ощущал себя таким взрослым… А главное, у него был самый классный велосипед в классе. Хоть Гэвин, его сосед по парте, и хвастался, что у него велосипед еще лучше, но это было вранье. Он его видел: велосипед и вполовину не был так хорош, как его.
– Чтобы в шесть был дома! – крикнула ему вслед мама. – И смотри, аккуратнее там!
Он лишь бесстрастно кивнул. Мама вечно волновалась. Из-за уличного движения, из-за плохих людей, которые похищали ребят, из-за грозы…
– Это все потому, что мы тебя любим, – говорила она, когда он возмущался.
И все же он был осторожен, пока не выехал за город. Он был уже не ребенок и понимал, что к чему. Теперь же перед ним раскинулась гоночная трасса. Он обнаружил ее пару недель назад и с тех пор приезжал сюда едва ли не каждый день. Узкая проселочная дорога, на которой почти не попадалось машин. Она тянулась меж полей и лугов, не имела ни начала, ни конца. Солнечным днем, вроде сегодняшнего, она казалась белой, запыленной лентой среди полей, что раскинулись до самого горизонта. Летом пшеница наверняка скрадывала обзор, но сейчас все было убрано. Это усиливало ощущение бесконечности. И свободы.
Он был прославленным гонщиком и сидел за штурвалом «Феррари».
Вот он вырывается вперед, однако соперники не отстают. Нервы напряжены до предела, он должен выложиться. Победа все ближе, но требует от него полной отдачи. Остальные тоже хороши, но он – лучший. Еще немного, и он будет стоять на пьедестале, поливая шампанским ликующую толпу. Все камеры направлены на него, комментатор срывает голос…
Он налегал на педали. Подался вперед, распластавшись на руле. Встречный ветер растрепал волосы. Он готов был кричать – такой прекрасной казалась ему жизнь.
На многие километры вокруг не было никого, кроме воображаемых соперников. Только он один. И бесконечная даль дороги.
Он и не подозревал, что уже не один.
Не подозревал, что через две минуты все оборвется. И останется в прошлом карьера прославленного гонщика.
И жизнь, какой он знал ее прежде.
Суббота, 22 февраля 2014 года
У него были все шансы выйти сухим из воды.
Спальня в доме Ричарда Линвилла располагалась на мансардном этаже. Дверь запиралась на замок, и в комнате имелся телефон. В ту холодную февральскую ночь, уже в предрассветные часы, разбуженный странным шумом, похожим на звон разбитого стекла, Ричард мог одним прыжком оказаться у двери, запереть ее и вызывать полицию.
Однако он был не из тех, кто зовет на помощь лишь потому, что услышал какой-то шум посреди ночи, причем вполне мог обмануться. До выхода на пенсию Ричард был старшим инспектором в полиции Северного Йоркшира, и мало что могло напугать его.
Если что-то казалось ему подозрительным, он предпочитал разбираться самостоятельно.
Бесшумно и с неожиданным для своего возраста проворством Ричард скользнул с постели и подобрался к прикроватной тумбочке. Пошарил в темноте. В верхнем ящике, запрятанный под стопками платков, лежал пистолет. В годы службы он не носил оружия, но, будучи криминалистом в отставке, знал, что уход на покой не гарантировал ему личной безопасности. Столько народу перед судом предстало его стараниями! По его милости кое-кто провел за решеткой уйму лет. Само собой, у него имелись враги. Так что Ричард обзавелся пистолетом – обыкновенная мера предосторожности. Ему проще было засыпать, зная, что оружие находится на расстоянии вытянутой руки.
Ричард прокрался из комнаты, замер у лестницы и прислушался. В доме царило безмолвие, только вода тихо журчала в трубах отопления. Не было слышно ни подозрительного скрипа, ни хруста осколков – ничего, что указывало бы на разбитое окно. Возможно, ему это просто показалось… или приснилось… Хорошо хоть не стал сразу звонить бывшим коллегам и не выставил себя посмешищем.
И все-таки, прежде чем вернуться в постель, ему хотелось удостовериться.
Мягко, не издавая ни малейшего шума, Линвилл стал спускаться по лестнице. В марте ему стукнет семьдесят один, и Ричард гордился своим телом, словно неподвластным старению. Он связывал это с тем, что спорт всегда занимал важное место в его жизни. Линвилл и теперь каждый день, независимо от погоды, пробегал внушительные дистанции, а свои не самые здоровые пристрастия в еде компенсировал полным отказом от курения и значительным отказом от алкоголя. Многие, когда видели его впервые, и не подозревали, сколько ему в действительности лет. И в глазах многих женщин он по-прежнему был привлекателен. Но это не имело для него значения. Его супруга, Бренда, с которой он прожил сорок один год, умерла три года назад после длительной борьбы с раком.
Линвилл спустился на первый этаж. Справа располагалась входная дверь – и на ночь она всегда запиралась. Ричард заглянул в гостиную: ничего подозрительного. Окна выходили на проезд, шторы были раздвинуты, и, как правило, даже ночью была видна церковь Скалби, расположенная в конце улицы, на вершине обсаженного деревьями холма. Но в этот раз квартал был окутан плотным туманом, и сложно было разглядеть даже дома с противоположной стороны улицы. На краткий миг Ричардом овладело тревожное чувство, словно он один, всеми брошен. Однако он быстро оправился. Глупости. Все как обычно. Все дело в тумане.
Не успел он развернуться, как снова услышал шум. Это походило на тихий хруст и не имело ничего общего с привычными звуками спящего дома. Звук доносился из кухни; казалось, кто-то ступает по осколкам. Что вполне увязывалось со звоном стекла, который и разбудил Ричарда.
Линвилл снял пистолет с предохранителя и двинулся к кухонной двери. Он понимал, что предпринимает шаги, от которых полиция неустанно предостерегала граждан и от которых он сам призывал воздерживаться.
Если вам показалось, что в ваше жилье кто-то проник, ни в коем случае не пытайтесь действовать самостоятельно. Попытайтесь обезопасить себя, покинув дом или запершись в комнате, и вызовите помощь. При этом старайтесь вести себя как можно тише. Злоумышленник не должен знать, что его заметили.
Но к нему это, конечно же, не относилось. Линвилл сам был полицейским, хоть уже и не состоял на службе. Кроме того, у него имелся пистолет, и он превосходно с ним обращался. Это отличало его от большинства других граждан.
Ричард замер у кухонной двери. Зимой она всегда закрывалась на ночь. Дверь, ведущая из кухни в сад, обветшала, и в щели тянуло холодом – так что это позволяло хотя бы сохранить тепло в остальных комнатах. Ричард понимал, что дверь давно следовало сменить, и прежде Бренда постоянно жаловалась на этот счет. Не только из-за холода, но также из соображений безопасности. В отличие от крепкой входной двери, взломать заднюю не составляло труда.
Ричард прислушался, держа пистолет на изготовку. Он слышал собственное дыхание. Больше ничего.
Но там что-то было. Кто-то был. Линвилл знал это. Он не добился бы таких успехов в полиции, если б за годы службы не развил в себе это безошибочное чутье.
На кухне кто-то был.
По крайней мере теперь следовало озаботиться помощью. Ричард понятия не имел, сколько человек проникло в дом. Возможно, это был только один человек – но их могло оказаться двое или даже трое. И тогда его преимущество во владении оружием сошло бы на нет. Позднее он и самому себе не сможет объяснить, что заставило его отбросить все предписания и пойти на этот необдуманный риск. Старческое упрямство? Самонадеянность? Или он хотел что-то доказать себе? Так или иначе, ему осталось не так много времени, чтобы обдумать этот вопрос.
Все произошло практически одновременно. Ричард стал осторожно поворачивать ручку кухонной двери и в тот же миг уловил движение рядом, из погруженной во мрак обеденной зоны. Затем последовал удар по руке – такой силы, что Линвилл вскрикнул от боли. Он отчаянно пытался удержать пистолет, но удар пришелся точно по нерву, и все мышцы на мгновение парализовало. Пистолет выпал и стукнулся об пол в темноте столовой. Ричард подался в сторону в попытке нашарить оружие, хоть и сознавал всю бессмысленность этого порыва: противник находился именно там, в столовой. Он понял, что совершил чудовищную ошибку, приняв как данность версию о том, что неизвестные проникли в дом через кухню, поскольку там находилось самое уязвимое место. Но в столовой также имелась дверь, ведущая в сад, и вероятно, они разбили стекло там. В годы службы Ричард наставлял немало молодых полицейских, и первый из его постулатов звучал так: Ничего не принимайте как данность. Перепроверяйте всё, любой возможный вариант. От этого может зависеть ваша жизнь и жизни других людей. Просто не укладывалось, что именно этой ночью он поступил наперекор едва ли не всем собственным принципам.
В следующую секунду Линвилл получил мощный удар в живот и рухнул на колени. Затем тяжелый кулак врезался ему в висок. У него потемнело в глазах, лишь на краткий миг, но и этого оказалось достаточно – Ричард повалился на пол. Он не потерял сознания, но мир вокруг закружился и перед глазами поплыло. Линвилл попытался подняться, но получил ногой по ребрам и снова оказался на полу. Не успел он опомниться, как чьи-то крепкие руки подхватили и вздернули его.
Противник был чрезвычайно силен. И полон решимости.
Распахнулась кухонная дверь, зажегся свет, и Ричарда втащили на кухню. Удерживая его одной рукой, взломщик пододвинул стул и поставил в центре комнаты. Линвилл зажмурился от слепящего света. В следующий миг он уже сидел на стуле, все еще хватая ртом воздух: последний удар под ребра вышиб из него дух. Ричард чувствовал, как левый глаз начинает заплывать, а из носа течет что-то вязкое – вероятно, кровь. Он не мог толком сообразить, что с ним происходит, не говоря уже о том, чтобы оказать какое-то сопротивление.
Ему грубо завели руки за спину и так крепко перетянули запястья, что кисти онемели почти мгновенно. Затем тонкая проволока врезалась в голые лодыжки, торчащие из штанин пижамы. Кабельная стяжка, как он выяснил позднее. Это означало, что не было ни малейшего шанса освободиться самостоятельно. Ричард ощутил стопами ледяной холод каменного пола.
«Надо было надеть тапочки», – подумалось ему.
В текущих обстоятельствах эта мысль казалась нелепой. У него были проблемы куда серьезнее.
Ричард огляделся и заключил, что преступник один. Впрочем, в его положении число нападавших не имело значения.
Это был довольно крупный тип. Судя по телосложению, сравнительно молодой – наверное, лет тридцати. С первого взгляда было ясно, что он немало времени проводил в спортзале. Возможно, даже занимался боксом. И был настроен крайне агрессивно.
Ричард отметил еще одну деталь, но пока не мог сказать с уверенностью, можно ли извлечь из этого что-то благоприятное. Неизвестный действовал в перчатках и натянул на лицо вязаную шапку. Значит, ему хватало сообразительности, чтобы не оставлять отпечатков пальцев и следов ДНК. Кроме того, он скрывал свою внешность и тем самым проявлял определенный профессионализм. В этом случае шансы на благополучный исход возрастали: такие обычно не впадают в панику и не устраивают кровавую бойню. А тот факт, что он предпочел остаться неузнанным, дарил определенную надежду. Ричард вполне мог и пережить эту ночь. Однако чутье подсказывало, что оставлять в живых его не намерены. Вероятнее всего, непрошеный гость принял все меры – просто чтобы быть готовым к любой неожиданности.
Это был кошмар наяву с неизвестным финалом.
Вряд ли этот человек собирался обчистить дом. Линвилл по опыту знал, что простые взломщики избегали открытых столкновений с обитателями дома. Вор, едва заслышав шаги на лестнице, скорее поспешил бы убраться через ту же дверь в столовой. У него было достаточно времени. Он не стал бы прятаться, а потом еще и нападать, подвергаясь ненужному риску.
Нет, вторжение каким-то образом касалось лично Линвилла. Если б он не проснулся, преступник поднялся бы в спальню и напал бы на него во сне. Судьба предоставила ему шанс – и Ричард им не воспользовался…
Что, черт возьми, нужно этому типу?
– Смотри на меня, скотина, – сказал молодой человек.
Он горой возвышался над Ричардом. Джинсы, футболка с коротким рукавом, несмотря на промозглый холод снаружи. Этот человек был силен как бык.
Ричард поднял взгляд. Левый глаз неумолимо заплывал, но правый пока еще видел.
– Узнаёшь? – спросил незваный гость.
Именно над этим Линвилл лихорадочно размышлял последние несколько минут. Впрочем, он не видел лица незнакомца, и это заметно усложняло задачу.
– Как же я узнаю, – ответил он, – если вы прячете лицо?
И получил в ответ сокрушительный удар в челюсть. В глазах вспыхнули искры. Ричард чувствовал, что еще немного и он потеряет сознание. Боль настигла его с запозданием, но затем обрушилась такой мощью, что Ричард не сдержал тяжелый стон. Должно быть, внутри что-то сломано. Вероятно, челюстная кость. Он попробовал сглотнуть, но это удалось лишь с нескольких попыток. В горле ощущался плотный сгусток крови.
– Что… вам… нужно? – с трудом проговорил Ричард.
– Ты и впрямь не помнишь? – спросил незнакомец. – Мое лицо не имеет значения, ясно тебе? Достаточно вспомнить некоторые подробности из своего мерзкого прошлого. Тогда уж ты поймешь, кто перед тобой стоит.
Кто-то из тех, кого он в годы службы отправил за решетку? Но их было так много…
Ричард не решался отвечать и лишь с отчаянием смотрел на своего мучителя.
– Ты и впрямь думал, что так просто отделаешься?
Ричард с трудом шевелил губами:
– Я… не знаю… кто… вы…
Он сжался в ожидании очередных ударов, но их не последовало. Незнакомец покачивался на пятках.
– Не имеешь ни малейшего понятия, мелкий гаденыш… Даже не догадываешься, так?
– Нет, – подтвердил Ричард.
И вновь последовал удар, на этот раз в живот – и такой силы, что несколько секунд Ричард не мог вдохнуть. Хватая ртом воздух, он наклонился насколько мог и сплюнул кровь на пол.
Он меня убьет. Только за этим он и явился.
Однако злоумышленник проник в его дом не случайно, Ричард был убежден в этом. Этот человек не просто присмотрел дом, чтобы напасть на хозяев, поистязать их, а затем убить. За годы службы Ричард не раз наблюдал подобное; порой просто не верилось, как в череде случайных событий люди становились жертвами ужасных преступлений. Но этот случай был явно не из тех. Ричард ощущал ненависть, исходящую от незнакомца. Он хоть и не узнавал его, но понимал, что выбор пал на него не случайно.
– Прошу вас, – простонал он, – скажите мне…
Незнакомец пнул его по голени, и Ричард взвыл. На молодом человеке были шипованные ботинки. Ричард почувствовал, как штанина пижамы пропитывается кровью.
Он должен выяснить, что связывало его с этим человеком. В этом состоял его единственный шанс. Поговорить с ним. Разговоры помогали почти безотказно. Конечно, если знать при этом, о чем следовало говорить.
Ричард собрал свое мужество в кулак. У него болело все: ребра, живот, нога, лицо. Он боялся, что получит очередной удар, если только посмеет раскрыть рот, но если он этого не сделает, то однозначно погибнет.
– Я… действительно не понимаю… в чем вы вините меня, – вымолвил Ричард. Он с трудом выговаривал слова. Губы тоже начали распухать, и он то и дело сглатывал кровь. – Прошу вас… я хочу знать. Мы бы… могли поговорить…
Ричард успел заметить кулак и дернулся в сторону. Удар прошел вскользь, но в тот же миг противник схватил его за волосы и удержал голову, после чего рывком оттянул назад, так что Линвилл удивился даже, как не переломился хребет. Теперь удары один за другим обрушивались на сломанный нос, распухший глаз, разбитые губы.
«Я умру, – думал Ричард, – я умру, я умру…»
Удары прекратились, когда Линвилл уже готов был потерять сознание. Он чувствовал, что лишь какая-то доля секунды отделяла его от обморока, и жалел, что этого не произошло. Единственное, чего он желал в этот момент, это отключиться. Или умереть поскорее.
Его сотрясала дрожь, и бросало в жар от боли. Боль составляла все его существо. Он трясся в лихорадке и едва мог дышать. И спрашивал себя, почему вообще до сих пор жив.
Представил себя со стороны: пожилой мужчина в клетчатой фланелевой пижаме сидит, связанный по рукам и ногам, на кухонном стуле, с лицом, разбитым в кровавое месиво, истекает кровью и тихо стонет. Каких-то пятнадцати минут оказалось достаточно, чтобы превратить его в этот человеческий остов, обреченный на смерть.
Ему вспомнилась Кейт. Ричард знал, чем для нее обернется его смерть. У нее никого больше не было, кроме него, и он с глубокой скорбью сознавал, что придется покинуть ее. Кейт была единственной его дочерью… одинокая, несчастная женщина, неспособная обзавестись друзьями, покорить мужское сердце, завести семью. Или, на худой конец, обрести счастье в профессии. Они никогда не заговаривали о том, как ей было одиноко и тоскливо. Кейт всегда делала вид, что всё в ее жизни в порядке, и Ричард с уважением относился к ее желанию сохранить эту видимость. Никогда не говорил, что знает, как ей худо. Теперь, вероятно, в последние минуты жизни, он понял, что совершал ошибку. Когда они виделись, то заняты были тем, что притворялись друг перед другом и попусту тратили время. Как видно, ему уже не представится случая исправить эту ошибку…
Он с трудом поднял голову. Сквозь щели заплывших глаз увидел, как неизвестный без всякой спешки роется по кухонным ящикам и шкафам. Наконец он нашел то, что искал, – полиэтиленовый пакет.
Ричард все понял. Он раскрыл рот и хотел закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный, отчаянный хрип. «Нет, – хотел он сказать, – прошу, не надо!» В следующий миг палач надел пакет ему на голову и чем-то стянул вокруг шеи, скотчем или шнурком.
Ричард хотел что-то сказать. Теперь он знал, с кем имеет дело. Догадался, о каких подробностях прошлой жизни говорил его истязатель. И как же он сразу этого не понял?
Но было слишком поздно. Ричард уже не мог говорить. Он еще дышал. Яростно, безумно, лихорадочно, все быстрее…
Вдыхал последние капли кислорода в своей жизни.
Понедельник, 28 апреля
1
Джонас Крейн не мог отделаться от мысли, что впустую тратит время. Однако он обещал Стелле, что запишется на прием к доктору Бенту, и теперь не мог отступиться, сколь бы сомнительной ни казалась ему эта затея. В отличие от своей жены, Джонас не мог причислить себя к ярым сторонникам гомеопатии – но и однозначным ее противником не был. Кому-то она, возможно, помогала, кому-то – нет. Стелла всегда выглядела расслабленной и счастливой после визитов к доктору Бенту. Правда, трудность с ребенком и ему оказалась не по силам. В конце концов, никто не смог и помочь. Вероятно, с какими-то проблемами в этой жизни оставалось просто смириться.
Ждать пришлось довольно долго, и Джонас извелся от раздражения. Ему было назначено на одиннадцать часов, но, пока подошла его очередь, прошло лишних сорок минут. Стелла его предупреждала:
– Он проводит с пациентами очень много времени. Поэтому иногда приходится подождать. Но потом и тебе уделят столько времени, сколько нужно. Доктор Бент не выпроваживает пациента только потому, что в приемной дожидаются другие.
Это казалось ей превосходным, а вот Джонас считал такой подход крайне сомнительным. Однако он убеждал себя, что ему еще повезло попасть на прием в первой половине дня. Те, кто записался после полудня, действительно заслуживали сочувствия. Учитывая, как сдвигалось расписание, сорок минут ожидания, вероятно, должны были показаться сущим пустяком. Так или иначе, доктор Бент оказался весьма приятным человеком. Предприимчивым и умным. Внимательным. Из тех врачей, которые воспринимают своих пациентов всерьез и действительно хотят помочь.
Доктор изучил данные его электрокардиограммы.
– Но я не вижу проблем.
– Да, в этом-то и проблема, – ответил Джонас. Он постарался не думать о том, что в час у него назначена важная рабочая встреча и ему придется добираться в другой конец Лондона. Он дождался своей очереди, и следовало переключить все внимание на этот разговор. – Похоже, что всё в порядке. Я посетил уже немало врачей. Сердце, давление, пульс… всё в норме. Вот, – он достал из внутреннего кармана сложенный листок и положил на стол, – общий анализ крови двухнедельной давности. Никаких отклонений.
– Действительно, – согласился доктор Бент. Он внимательно взглянул на Джонаса. – Похоже, что вы вполне здоровы. И все-таки… что-то вас беспокоит?
– Ну… да, – ответил Джонас.
Ситуация складывалась крайне неловкая. Сорокадвухлетний мужчина, по всей вероятности, совершенно здоровый, сидел в кабинете у востребованного врача и убеждал его, что болен, хотя все анализы указывали на обратное. Ипохондрия? Кризис среднего возраста? Но Джонас чувствовал, что доктор Бент не собирается его упрекать, и начинал понимать, почему Стелла так настоятельно советовала сходить к нему. Глядя на него, пациент чувствовал, что может рассказать все, без страха выставить себя идиотом или навлечь на себя недовольство.
– Я… как-то встревожен. Уже какое-то время… примерно с начала года меня беспокоят эти странные симптомы. Головокружение. Внезапная заложенность в ушах. Покалывание в левой руке, а потом ощущение, будто она вдруг немеет. Поначалу я думал, это признаки скорого инфаркта, но мои опасения не подтвердились. Врачи ничего не нашли. Вообще ничего такого, что проявлялось бы подобными симптомами. Но это не прекращается. Я рад, конечно, что за этим не кроется ничего серьезного. И все же это сбивает с толку. Во всяком случае, Стелла говорит, что от этого не стоит просто отмахиваться.
Доктор Бент улыбнулся.
– Как дела у Стеллы?
– Спасибо, все хорошо.
– А малыш Сэмми?
– Тоже хорошо. Даже очень. Ему исполняется пять через пару дней. С нетерпением ждет дня рождения.
– И вы по-прежнему довольны своим решением? Насчет приемного ребенка, я имею в виду.
– Да. Абсолютно. Это лучшее, что мы могли сделать. И это положило конец бесконечным и безуспешным попыткам… – Джонас не договорил. Доктор Бент был в курсе.
Он покивал.
– Восемь попыток искусственного оплодотворения, верно?
– Да. И это продолжалось больше года, под конец мы просто вымотались… В какой-то момент Стелла решилась прекратить это и обратиться в службу по усыновлению. Только это и спасло наш брак. И банковский счет. В финансовом плане мы тоже долго не протянули бы.
– Вы уже поправили финансовое положение? Все-таки прошло несколько лет…
Джонас покачал головой. Как оказалось, откровенный разговор действительно шел на пользу. Не нужно было изображать, что у него всё под контролем. Можно было говорить обо всем без утайки.
– Нет, мы до сих пор не расплатились по долгам. И взносы за дом еще не скоро удастся погасить. Да еще и пришлось взять второй кредит, чтобы оплатить «Борнхолл».
Так называлась клиника, где они пытались зачать ребенка. «Борнхолл» был основан врачами, которые первыми зачали ребенка в пробирке – Луизу Браун. Однако в случае с Джонасом и Стеллой они оказались бессильны.
– Кое-как удается все выплачивать. Но нельзя допускать, чтобы в моей работе что-то вдруг пошло не так, все завязано на этом.
– Вы работаете сценаристом, верно?
– Да.
– И хороши в своем деле?
– Да, вполне. Но…
Джонас беспомощно повел плечами. Доктор Бент спокойно наблюдал за ним.
– Но когда телефон не звонит в течение дня, вы начинаете беспокоиться. И если киностудии не отвечают на письма. И когда падают рейтинги. Но полагаю, даже когда все идет наилучшим образом, вы ощущаете приближение катастрофы. И чем лучше обстоят дела, тем сильнее страх не удовлетворить собственные запросы. Провалиться. Верно?
Джонас изумленно смотрел на доктора. У него в голове не укладывалось, как этому человеку удалось всего за несколько минут заглянуть ему в душу. Так ясно и доходчиво обозначить его страхи.
– Да, – ответил он, – все именно так. Я живу в постоянном ожидании катастрофы.
Вслушался в это слово. Катастрофа. Не слишком ли драматично? Нет. Нельзя было точнее отразить его душевное состояние. Он жил в ожидании катастрофы. Финансового коллапса. Профессиональной неудачи. Полного фиаско. Провала по всем фронтам. Катастрофа, коллапс, неудача, фиаско, провал… Не эти ли страхи по временам занимали его разум – и постоянно жили в подсознании? Если так, то и удивляться, наверное, нечему.
– Как вы спите? – спросил доктор Бент.
– Плохо. И мало. Вообще-то засыпаю хорошо, но часа в два просыпаюсь с учащенным пульсом и ощущением паники. А потом в голову лезут мысли. Часто лежу без сна, пока будильник не зазвонит.
Все это время доктор Бент делал заметки. Но вот он отложил карандаш, положил руки на стол и очень серьезно посмотрел на Джонаса.
– Вы должны вырваться из круговорота негативных мыслей, мистер Крейн. Это очень важно. Физически вы пока здоровы, но тело усиленно подает вам сигналы. Нарушения сна, учащенный пульс, головокружение, онемение в руке… Все это серьезно. Неважно, что показывают исследования, – он указал на результаты ЭКГ и анализа крови. – Не сказал бы, что положение критическое, но и затягивать с этим не стоит. Вам следует притормозить, сейчас.
Вырваться из круговорота негативных мыслей.
– И как же мне быть? – спросил Джонас.
– Все решаемо, – заверил его доктор Бент. – Все не так просто, но решаемо.
– Как до этого вообще дошло? Я понимаю, что люди время от времени волнуются, и это нормально. Но вы правы, я живу в ожидании беды, даже когда для беспокойства нет ни малейшего повода. Раньше такого не было. А потом – раз, и… Я даже не заметил, как это началось.
Доктор Бент кивнул.
– Это происходит не в одночасье. Стресс нарастает постепенно, и человек пока еще уживается с ним и полагает, что у него всё под контролем. Когда же тело внезапно сигнализирует: «Я больше не могу!», то уже слишком поздно. Последние годы были непростыми для вас, мистер Крейн, я понял это из разговоров со Стеллой. Вы с супругой годами надеялись зачать ребенка. Потом эти изматывающие попытки искусственного оплодотворения. Постоянные разочарования. Большие расходы. Затем – процедуры по усыновлению, что тоже далеко не просто. И при всем этом вы же должны были работать, еще усерднее, когда начали расти долги. Полагаю, финансовые проблемы вы большей частью взяли на себя, чтобы лишний раз не беспокоить Стеллу. Но это и усугубило вашу ситуацию.
Джонас кивнул. Именно так все и было. «А мы можем себе это позволить?» – обеспокоенно спрашивала Стелла перед пятой, шестой, седьмой, восьмой попыткой. Джонас улыбался и отвечал: «Да, вполне. С заказами полный порядок. Не волнуйся».
Стелла была измучена сумасшедшими дозами гормонов, бесконечными попытками, забором яйцеклеток, введением оплодотворенных яйцеклеток, ожиданиями и надеждами – и разочарованиями. Ему же, с медицинской точки зрения, отводилась довольно простая роль, и потому он счел своим долгом избавить Стеллу от прочих забот. Эту роль Джонас целиком брал на себя – и, как видно, она выжала из него силы.
– Я выпишу вам капли. Пожалуйста, принимайте их каждое утро перед завтраком, – сказал доктор Бент и вырвал листок из блокнота. – Но помимо этого…
– Да?
– Как, по-вашему, вы могли бы на пару недель сойти с дистанции?
– Сойти с дистанции?
– Кода вы в последний раз были в отпуске, мистер Крейн? Я имею в виду настоящий отпуск. Без телефона, ноутбука и всего прочего. Так, чтобы исчезнуть на время?
Джонас задумался.
– Наверное, никогда. С тех пор, как в нашей жизни появилась вся эта техника. Даже когда мы едем на отдых, я, можно сказать, и не покидаю свой кабинет. Просто продолжаю работать.
– Вот об этом я и говорю. У меня бывали пациенты с такими же симптомами. Ваш случай далеко не единственный в своем роде. Технический прогресс дает нам немало удобств, но при этом не осталось мест, где мы могли бы от всего отвлечься, сосредоточиться на себе и текущем моменте. Мы до позднего вечера то и дело проверяем почту, и с утра все начинается по кругу. Мы перестали прислушиваться к себе и не можем хотя бы ненадолго остаться наедине с собой.
Джонас уже догадывался, к чему клонит доктор.
– Вы советуете взять паузу? Отправиться куда-нибудь, где меня никто не достанет?
– Некоторые из пациентов, когда попробовали, были в восторге от результатов. Они как будто заново родились. Вновь нашли себя, смогли отделить важное от второстепенного. Поняли, какие проблемы стоят их внимания, а какие – нет. Они сумели обрести покой.
– И надолго этого хватает?
– Необходимо время от времени повторять. Но потом это происходит само по себе. Важен первый шаг.
Джонас с трудом представлял себе такое.
– Я с ума сойду, если окажусь где-нибудь в глуши и без связи!
– В первые дни – возможно. Но потом приходит умиротворение. Вы сами в этом убедитесь.
– То есть лучше всего снять где-нибудь дом. Где-то посреди необитаемого захолустья. Без телефона и всего прочего. Это вы имеете в виду?
– Некоторые отправляются в монастырь, – предложил доктор Бент.
Джонас покачал головой.
– Это явно не для меня. Вот если уединенный остров или что-то в таком духе… А можно взять семью?
– Конечно, лучше всего без семьи. Но для начала лучше попробовать так, чем вообще не пробовать. А уж во второй раз, возможно, вы добровольно решитесь на полное уединение.
Джонас поднялся и взял рецепт, выписанный доктором Бентом.
– Спасибо, доктор. Капли я в любом случае буду принимать. Насчет остального… мне нужно подумать. Я вам охотно верю, но пока не представляю, смогу ли последовать вашей рекомендации.
– Просто время от времени возвращайтесь к этой мысли, – посоветовал доктор Бент. – И вскоре сами убедитесь, какой заманчивой она вам покажется.
«Вот уж вряд ли», – подумал Джонас. Он взглянул на часы и пришел в ужас.
– Уже опаздываю!.. Мне пора, доктор Бент. Важная встреча.
– Всего хорошего.
* * *
Ясно было одно: Хамза Халид тоже пребывал в постоянном ожидании беды, и ему точно не помешало бы придумать какой-то способ совладать с ситуацией. Его темно-карие глаза безостановочно бегали, и он словно был не в состоянии хотя бы на полминуты сосредоточить взгляд на собеседнике. Всякий раз вздрагивал, если где-то раздавался громкий голос, а когда официантка уронила чашку, вдруг беспомощно задрожал. Это был щуплый, тощий мужчина пятидесяти лет. Черные волосы тронуты сединой на лбу и висках. Он словно ждал, что в любую секунду на него обрушится страшная беда.
