Шарлотта Линк
Наблюдатель

4

Мама Дарси пекла маффины.

«Почему сейчас все мамы пекут маффины? – подумала Джиллиан. – Кому-то ведь приходится все это съедать?» Эта мысль отозвалась в голове ноющей болью.

Диана, мать Дарси, вычерпывала тесто из большой керамической миски в формочки. На кухне пахло шоколадом, маслом и миндалем. На столе стояли красные свечи, чайник с ванильным чаем и миска с леденцами.

– Наливай чай, – сказала мама Дарси.

Она была стройная, привлекательная блондинка. Хорошо играла в теннис и гольф. Фантастически готовила и умела создать в доме уют и красоту. Дочери любили ее. Диана часто вызывалась оформлять школьные вечера и с удовольствием участвовала в экскурсионных поездках в качестве сопровождающего лица. За это ее любили и учителя тоже.

И еще она пекла маффины. Правда, на этот раз мысли Дианы были далеки от теплой кухонной атмосферы. Она думала об убийстве одинокой пожилой женщины, всколыхнувшем весь Лондон. Одну Джиллиан, похоже, это не затронуло.

Бекки хотела отнести больной Дарси домашнее задание, и мать взялась ее сопровождать, поскольку не хотела, чтобы дочь одна разгуливала по темноте. Когда девочки уединились в комнате Дарси, Диана предложила Джиллиан выпить чаю. Джиллиан только что вернулась из лондонского офиса и очень устала. В другой день при подобных обстоятельствах она, конечно, отказалась бы от такого предложения, но мама Дарси еще в дверях набросилась на нее с расспросами:

– Ну и что ты думаешь об этом ужасном преступлении?

Джиллиан, в полном недоумении, попросила разъяснить, о чем речь, и это решило ее судьбу. Словоохотливая Диана затащила соседку на кухню, где выложила все, что знала со всеми возможными подробностями.

– Говорят, бедняжка пролежала в квартире больше недели и никто ее не хватился. Представляешь, какой ужас! Это насколько же одинокой надо быть…

– Ужаснее всего, как мне кажется, то, что она была убита в собственной квартире, – ответила Джиллиан. – Как преступник вообще проник к ней? Об этом что-нибудь известно?

– Следов взлома нет. Выходит, она сама его впустила. Так что, вполне возможно, убийца – кто-то из ее знакомых. Не могла же она открыть неизвестно кому, только потому, что тот позвонил в дверь. Не могу поверить, что на свете бывают такие легкомысленные люди.

Тут Диана снова занялась тестом для кексов, а Джиллиан, попивая чай, размышляла об ужасном убийстве и идеальных матерях и в то же время пыталась расслабиться, потому что где-то на фоне мыслей все еще маячила головная боль.

Наполнив все формочки, Диана поставила их в духовку и установила нужную температуру.

– У нее как будто осталась взрослая дочь, – сказала она, присаживаясь за стол и наливая себе чаю, – она и обнаружила тело.

– Какой кошмар, – искренне ужаснулась Джиллиан.

– То есть до того дочь не замечала, что от матери вот уже десять дней как ни слуху ни духу, – подхватила Диана. – Странно, по меньшей мере. Надеюсь, мои дочери не такие.

Джиллиан вспомнила утро и ненависть в глазах Бекки. Насколько оправданы подобные надежды в отношении ее ребенка? И вообще, может ли нечто подобное когда-нибудь случиться с Джиллиан?

– И как ее… убили? – спросила она.

– Об этом полицейские не особенно распространяются, – с сожалением ответила Диана. – Тайны следствия и тому подобное… Разглашение, видишь ли, может повлечь подражательные преступления и ложные признания. Так написано в газете. Но, похоже, убийство совершено самым зверским способом.

– Наверное, какой-нибудь психопат, – Джиллиан поморщилась.

– Или кто-то с патологической ненавистью к женщинам.

– Как можно так ненавидеть? В любом случае это ненормально. Надеюсь, его скоро поймают.

– Я тоже надеюсь на это, – подхватила Диана.

Некоторое время обе женщины молчали, а потом Диана вдруг сменила тему:

– Ты пойдешь на рождественский вечер в гандбольный клуб?

– Я ничего об этом не знала. Вечер, говоришь?

– Разве Бекки тебе не сказала? Уже в эту пятницу.

– Может, она и говорила, да я пропустила мимо ушей, – ответила Джиллиан, хотя и знала, что ничего такого не было. Она всегда внимательно ловила каждое слово дочери. Но Бекки никогда ничем с ней не делилась, и в этом была проблема.

– Так ты идешь? – повторила вопрос Диана. – Каждый приносит что-нибудь к чаю – ну, печенье или что-то вроде того… Уверена, будет весело.

– Да, конечно.

Так вот зачем эти дурацкие кексы… Ничего, переживем и это.

Лишь четверть часа спустя Джиллиан удалось вырваться – под предлогом, что скоро вернется Том и нужно готовить ужин. Оказавшись с Бекки на темной улице, Джиллиан с облегчением подставила лицо холодному ветру. На какой-то момент она возненавидела и украшенную к Рождеству кухню, и запах выпечки, и безупречную во всех отношениях Диану.

– Почему ты не сказала мне о рождественском вечере в гандбольном клубе? – спросила Джиллиан дочь.

– Просто не возникло такого желания, – пробормотала Бекки.

– Какого такого желания? Говорить со мной об этом или идти на вечер?

– Говорить.

– Почему?

Бекки молча ступила на подъездную дорожку. Машина Тома стояла перед гаражом. Обычно он уезжал в Лондон раньше Джиллиан и позже возвращался. Джиллиан приходилось приспосабливать свой график под Бекки и домашнее хозяйство, поэтому в офис они с Томом ездили порознь.

Джиллиан схватила дочь за руку:

– Я жду ответа!

– Какого ответа? – как будто удивилась Бекки.

– На мой вопрос. Почему ты не сказала про вечер в гандбольном клубе?

– Я хочу, наконец, отдельное подключение к интернету.

– Это не ответ.

– Все в нашем классе…

– Чушь! Ни за что не поверю, что у каждого в вашем классе отдельное подключение к интернету. Интернет – это…

– …очень опасно. Там за каждым кустом прячутся извращенцы, которые заманивают невинных девочек в чаты, а потом…

– К сожалению, есть и такое, – вздохнула Джиллиан. – Но это полбеды. Просто ты еще недостаточно взрослая, чтобы самостоятельно разгуливать по интернету. Это не пойдет тебе на пользу.

– Но почему? – почти закричала Бекки.

– Потому что сейчас для тебя куда важнее учиться, делать домашние задания, общаться с друзьями, заниматься спортом…

Бекки закатила глаза.

– Мне уже двенадцать, а ты обращаешься со мной как с пятилетним ребенком.

– Это не так.

– Это так. Даже когда я просто хочу пойти к Дарси, ты увязываешься со мной, потому что боишься, что по дороге что-нибудь может случиться. Ты так ненавидишь общаться с ее матерью… Почему бы тебе не отпустить меня одну?

– Потому что уже поздно. Потому что…

– Почему ты мне не доверяешь?

Тут Бекки увидела отца, который стоял на пороге дома на фоне ярко освещенной прихожей. Не дожидаясь ответа матери, девочка бросилась к нему в объятия.

Джиллиан медленно последовала за ней.

5

Она вздрогнула, заметив скользнувшую по стене за телевизором световую кеглю, и тут же задумалась, не вообразила ли себе это? Или же свет – просочившийся в реальность отголосок сновидения?

Энн уснула, хотя по телевизору шел интересный детектив, но такое случалось и раньше. Она была жаворонком. Просыпалась в половине пятого утра бодрой и полной сил. А вечером могла лечь и в восемь.

Энн села на стул. Прислушалась, но ничего не услышала. В последнее время так бывало вот уже три или четыре раза. Снаружи подъезжала машина, и по стенам гостиной пробегал отблеск фар. А потом все прекращалось – ни света, ни звука, вообще ничего. Как будто кто-то вдруг выключал и мотор, и фары. Для чего, интересно? Чтобы просто так стоять в темноте?

Энн Уэстли была не из слабонервных. Когда такое случилось в первый раз, она встала с постели и открыла входную дверь. Даже прошла по мощеной дорожке через сад к воротам. Но, как ни вглядывалась, ничего не увидела. Лес почти вплотную подходил к ее забору. Энн знала, что ночная темнота никогда не бывает совершенно непроницаемой для человеческого глаза, но в этом месте она сгущалась почти до абсолютной черноты.

Именно расположение дома и делало поведение машины таким странным. Поблизости не было даже нормальной асфальтированной дороги. Чуть в стороне располагалась полузаброшенная парковка, от которой отходили пешеходные тропки в лес. Летом, особенно по выходным, там еще наблюдалось некоторое оживление, но зимой, тем более ночью… Разве какая-нибудь влюбленная парочка. Только вот зачем им гонять машину?

Энн подошла к окну, но увидела лишь собственное отражение на стекле. Она выключила телевизор и ночник в углу и снова вгляделась в ночь, где смутно угадывались очертания сада – заросли кустарников, высокая трава, ветви плодовых деревьев, теперь совершенно голые.

Каждое лето Энн собирала богатый урожай вишни, яблок и груш и неделями варила желе и джемы. Все это хранилось в банках, под крышками на резиновых кольцах. И на каждой банке была аккуратно подписанная этикетка. Помимо прочего, это память о Шоне. Он больше всего на свете любил этот сад, как и домашнее варенье, которое Энн и варила прежде всего для него. Теперь ей вовек не съесть того, что хранится на полках в подвале и будет безжалостно выброшено на помойку после ее смерти.

Они с Шоном обнаружили этот дом восемь лет тому назад во время прогулки. Тогда они приехали в Танбридж-Уэллс – симпатичное местечко, затерявшееся среди лугов, лесов и полей на западе Кента. Эта местность славилась фруктовыми садами и бесконечными полями хмеля. Лето было жарким и сухим, поскольку дожди шли нечасто, а весной в воздухе висел тяжелый, сладкий аромат цветущих яблонь и груш. Шон и Энн бродили по лесу, где в свежей майской зелени белели колокольчики ландышей и золотилась ветреница, когда их глазам открылось это строение, более всего напоминавшее одинокое пристанище охотника или лесника.

Заброшенный и явно нежилой дом не выглядел особенно привлекательным. Но Шона это не смутило. Он с первого взгляда влюбился в сад и с тех пор говорил только о нем:

– Какой большой участок и столько деревьев! Сирень, лабурнум, жасмин – чего здесь только нет! Это то, о чем я мечтал всю жизнь.

Ей сразу не понравилась его идея. Тогда им обоим было под шестьдесят, и Энн казалось неразумным обременять себя под старость имуществом, требующим тяжелого физического труда. Но Шон убеждал ее в обратном:

– Именно потому, что скоро выйдем на пенсию, мы можем себе это позволить. Тогда нам не нужно будет никуда торопиться. Сама подумай, что ты станешь делать в квартире? Смотреть в окно? Давай, решайся. Почему бы еще раз не попробовать что-то новое?

И они купили этот дом. Это оказалось несложно, потому что больше он никому не был нужен. Дом находился в муниципальной собственности, и от него были рады избавиться. С тех пор все свободное время, каждые выходные и праздники, Шон и Энн проводили в лесу. Медленно, шаг за шагом, отремонтировали дом, и Энн с удивлением обнаружила, что эта кропотливая работа действительно скрасила ее жизнь.

Они отшлифовали старый паркет, выложили плиткой кухню и ванную, покрасили стены и вставили новые окна. Укрупнили комнаты, разрушив внутренние перегородки. Деревянную террасу с южной стороны оградили перилами и снабдили спускавшимися в сад ступеньками. Срубили несколько деревьев, чтобы больше стало света и солнца. На чердаке, под крышей, Энн оборудовала студию. За несколько лет до того она открыла для себя мир живописи, которая с тех пор стала ее страстью.

Она подумывала выйти и посмотреть. Но увидеть припаркованную машину можно было не иначе как проделав путь до самых ворот. Энн поежилась при одной мысли о ночном холоде, поджидавшем снаружи. Не говоря о том, как там темно. Похоже, она все-таки вообразила себе этот скользивший по стене свет. Или же он ей приснился.

Но что-то ведь разбудило ее. Энн попыталась подавить поднимавшуюся изнутри волну панического страха. Она здесь совсем одна. Днем это не доставляло никаких неудобств, но ближе к вечеру приходилось брать себя под контроль, чтобы не предаваться тревожным мыслям.

Энн снова зажгла свет и прошла на кухню – красивую, новую кухню из беленого дерева, с плитой посредине и большим разделочным столом напротив двери, выходящей на террасу, где можно было позавтракать, почитать газету за чашкой кофе. Плеснула в рюмку бренди, выпила. Энн не имела привычки решать проблемы при помощи алкоголя, но на этот раз бренди ее успокоил.

Даже когда умер Шон, Энн не пристрастилась к бутылке и ни у кого не просила помощи. По опыту она знала, что работа – лучший способ справиться с психическими проблемами, поэтому первым делом бросила все силы на сад. Потом много рисовала и так пережила первый, самый ужасный год. С тех пор прошло еще два с половиной года, а у Энн все было под контролем – мысли, чувства и вся ее одинокая жизнь.

Шон умер, когда они уже управились с домом, – в середине лета, спустя пару недель после своего шестидесятилетия. Он вышел на пенсию в июне. Месяц спустя и Энн оставила педиатрическую практику ради заслуженного отдыха. В первых числах июля хотели отпраздновать начало новой жизни в отремонтированном доме, расставили мебель в саду, утопавшем в цветущем жасмине.

Они пригласили восемьдесят человек, и почти все согласились. За день до торжества Шон взобрался на крышу, чтобы развесить вдоль желоба гирлянду с разноцветными лампочками. Спускаясь, пропустил на лестнице первую ступеньку и упал.

Шон сломал шейку бедра, но в остальном поначалу ничто не предвещало трагической развязки. Притом что он попал в больницу и вечеринку пришлось отменить, что повергло Шона в отчаяние. Но самым страшным оказалась пневмония, которая развилась впоследствии и от которой не помогали никакие лекарства. Шон умер месяц спустя, прежде чем Энн успела осознать, что произошло.

После похорон, где-то в ноябре, она сама взобралась на крышу и сняла все еще висевшую там гирлянду, явно не стоившую принесенных ей жертв.

…После второй рюмки Энн окончательно расслабилась и пришла к выводу, что действительно вообразила себе скользнувший по стене свет. А разбудил ее, скорее всего, телевизор. Крики, выстрелы – такое бывает в криминальных фильмах. Тем не менее заперла дверь со всей возможной предосторожностью, использовав предохранительную цепочку, что редко делала. И закрыла ставни на окнах первого этажа.

Хуже, по крайней мере, не будет.

Пятница, 4 декабря

1

– Ну и чем ты занимаешься дни напролет? – спросил Бартек.

В пабе было шумно. Смех, разговоры, всхлипывания – и ни одного свободного столика. Самсон не любил сюда ходить, но Бартек всегда настаивал именно на этом пабе, а Самсону не хотелось расстраивать единственного друга.

Время от времени они встречались по пятницам, когда у Бартека заканчивалась рабочая неделя, не позже шести – половины седьмого. Девушка Бартека злилась, когда он проводил весь вечер в пабе в компании друга, поэтому в половине девятого расходились по домам.

Самсон приехал на машине и уже поэтому не мог пить спиртное. Собственно, он никогда не увлекался алкоголем и не любил автобусы. Ожидание на холодной остановке, да еще после длительной прогулки, не особенно вдохновляло.

Машину Самсон унаследовал от матери, что до сих пор не давало Милли спать по ночам. Ее всегда беспокоило, когда кто-то получал то, что хотелось бы иметь ей.

– Ну, я же не все время сижу дома, если ты это имеешь в виду, – ответил Самсон на вопрос Бартека. – Это действительно было бы скучно. Кроме того, на этой неделе Милли работает во вторую смену и полдня дома, а это… ну ты меня понимаешь… Милли для меня не лучшая компания.

Милли работала в доме престарелых, который ненавидела всеми фибрами души. Самсону приходилось слышать, как она отзывается о своих подопечных, и мысль на старости лет оказаться во власти подобной фурии приводила его в ужас.

– И как тебе только удается жить с братом и невесткой? – удивлялся Бартек. – В твоем-то возрасте…

– Но это ведь и мой дом тоже!

– Тогда пусть компенсируют тебе хотя бы часть арендной платы. Подыщи себе что-нибудь, с тобой там плохо обращаются.

– Я боюсь одиночества, – шепотом признался Самсон.

Бартек поднял брови.

– Тебе сколько лет? Тридцать четыре! Самое время подыскать себе женщину. Разве ты не собираешься заводить семью?

Самсон глотнул безалкогольного пива. Бартек затронул деликатную тему. Они и раньше заговаривали об этом – жениться, обзавестись детьми, начать наконец нормальную взрослую жизнь… У Бартека с этим тоже были проблемы. В свои сорок он никак не мог решиться узаконить отношения с женщиной, с которой жил вот уже много лет. Проблемы Самсона носили другой характер, но перед Бартеком Самсон прикрывался все тем же страхом обременять себя ответственностью супруга и отца семейства – страхом, которого у него и в помине не было.

Совсем напротив, самым заветным желанием Самсона было познакомиться с женщиной, которая вышла бы за него замуж. Дом, сад, дети, собака – эта картина до мельчайших деталей сложилась в его воображении, и Самсону казалось, он готов сделать все, чтобы воплотить ее в реальность.

Но смущающим обстоятельством было то, что Самсон совершенно не имел опыта общения с противоположным полом – ни в школе, ни позже. Никогда вообще. Поэтому тема женитьбы оставалась чем-то из области отвлеченных фантазий.

– Ну да, – ответил Самсон Бартеку. – Только ведь не каждый день встретишь женщину, с которой можно создать семью.

– В нашем случае проблема назрела и перезрела, – отозвался Бартек. – Моя чуть не нож мне к горлу приставила… Что ж, может, так оно и лучше. Летом намечается большой праздник. Ты, разумеется, в числе приглашенных.

Бартек вовсе не выглядел несчастным.

– Как мило, – пробормотал Самсон.

Он завидовал, хотя и старался не подавать виду. Бартеку всегда везло, во всех смыслах. Когда они познакомились, Самсон еще не развозил замороженные продукты, а работал в автосалоне «Лимузин». Бартек работал там же, только его не уволили, в отличие от Самсона. Да и как такого уволишь! Бартек нравился всем – от босса до рядовых сотрудников и клиентов. К нему обращались чаще других, с самыми разными запросами, когда бронировали автомобиль – «а можно нам того симпатичного поляка, Бартека?»

Он прекрасно говорил по-английски, разве что с неподражаемым восточноевропейским акцентом, который так нравился женщинам. Бартек знал, чем увлечь публику. Пара захватывающих дух историй якобы из собственной жизни – и внимание клиента безраздельно принадлежало ему. Самсон, долгими бессонными ночами предававшийся бесполезным размышлениям, почему женщины обходят его стороной и как так получается, что он всегда первый попадает под сокращение, невольно приходил к выводу, что всему виной его скучная, беспросветно серая биография. Ну о чем здесь рассказывать?

Или имя… Чего Самсон не мог простить покойным родителям, так это своего имени. Так уж вышло, что, будучи беременной, мама прочитала книгу, где фигурировал некто Самсон, и нашла это имя просто замечательным. Гэвину, двумя годами старше Самсона, повезло больше. Его по крайней мере не дразнили в школе – все десять лет.

– Тебе нужно на люди, – вот уже в который раз повторял Бартек. – Иначе никогда не найдешь себе женщину. Чем ты вообще занимаешься? Когда не сидишь в четырех стенах, я имею в виду.

«Я ничего ему об этом не рассказывал, – подумал Самсон несколько раздраженно. – С чего он вообще взял, что я не бываю на людях?»

Бартек никогда не прислушивался к его словам – как видно, потому, что не ожидал услышать от Самсона ничего интересного. Самсон ненадолго задумался, насколько будет разумным ему довериться. Но больше некому, а необходимость такого разговора давно назрела.

– В каком-то смысле, – таинственным шепотом начал он, – я весь день провожу среди людей.

– Правда? И что ты делаешь?

– Наблюдаю жизнь других.

– Что?!

– Брожу по улицам, придерживаясь строгого расписания. Это очень интересно… столько людей, столько разных судеб… то, как они живут, я имею в виду… Есть ли у них семьи, счастливы они или несчастны, и все такое.

Самсон сразу понял, что ошибся. В глазах Бартека его признание выглядело сущим идиотизмом. Он ясно увидел это по лицу друга.

– Хочешь сказать, ты следишь за разными людьми? – спросил Бартек спустя некоторое время и, как видно, все еще сомневаясь, что не ослышался.

– Я анализирую их жизнь, – объяснил Самсон.

– Как? Ты… анализируешь? Как это понимать?

– Пытаюсь разобраться в том, как они живут. Почему, например, кто-то из них не имеет семьи и как с этим справляется.

– И что тебе это дает?

– Понимание.

– Да, но зачем? Я имею в виду, что именно таким способом ты пытаешься себе уяснить?

Самсон уже видел, что это бессмысленно. Они с Бартеком говорили на разных языках. Да и можно ли было в принципе объяснить его увлечение?

– Ну вот, к примеру, я одиночка, – тем не менее продолжал он. – И много размышляю над тем, почему это так. Поэтому мне и интересно знать, так ли оно и с другими, как со мной.

– Не сердись, прошу тебя, но, видишь ли, твой метод отдает… извращением, что ли. Почему бы тебе не выйти в интернет? Там тысячи людей с такой же проблемой и бесчисленное множество форумов, где можно обменяться идеями.

– Я делал это, – признался Самсон. – Но в интернете все слишком анонимно. Вот, положим, я беседую с кем-то, кто живет в пятистах милях от меня и о ком мне ничего не известно, кроме того, что у него так же, как и у меня, нет жены. После такого общения чувствуешь себя еще более одиноким.

– Но ты хочешь познакомиться с женщиной?

– Да, и это тоже.

– То есть это ради этого ты бродишь по улицам и заглядываешь в чужие окна? – Бартек пытался внести хоть какую-то логику в то, что представлялось ему верхом абсурда.

– Ну не совсем.

– Черт возьми, тогда какой в этом смысл?

Самсон пожал плечами.

– Для меня это не имеет значения.

– Нет, подожди… Не сердись на меня, Самсон, но это выглядит слишком странно. Мой совет – срочно устраивайся на работу. У тебя появляются странные причуды.

– Я без работы не по своей воле.

– Нет, конечно. Но почему бы тебе не попробовать что-нибудь новое. Ты молодой. Устроиться таксистом, к примеру… Все лучше, чем заглядывать в чужие окна.

– Но это действительно очень увлекательно.

Бартек покачал головой.

– Ну хорошо… Удалось ли тебе найти подходящую женщину? Должно же это хоть к чему-то тебя привести.

Самсону пришлось признать, что молодых незамужних женщин во время прогулок он встречает не так много.

– Большинство старше меня, значительно старше. Есть, правда, одна моего возраста и без семьи. Работает из дома, выгуливает большую собаку…

– Ты говорил с ней?

Бартек и в самом деле ничего не понимал. В планы Самсона не входило заговаривать с теми, за кем он наблюдал.

– Нет.

– Так пригласи ее на чашку кофе.

– Пожалуй, – согласился Самсон.

Такое было совершенно невозможно, но должен же он был как-то успокоить Бартека.

– И поищи женщину в интернете, – повторил тот.

– Я знаю, но…

– Что «но»? Что толку говорить об этом и мечтать? Надо действовать.

– Там есть одна семья…

У Самсона пропало всякое желание откровенничать с Бартеком, но он хотел разубедить его в том, что все сводится исключительно к поискам женщины. Бартек был потрясен, и этого нельзя было так оставлять. Самсон не хотел выглядеть маньяком в глазах единственного друга.

– Там есть одна семья… они живут на другом конце нашей улицы, прямо напротив гольф-клуба.

– Так, и что с ними?

– Он финансовый консультант. Одно время помогал Гэвину. Она – очаровательная женщина. И у них совершенно замечательная дочь.

Бартек выглядел не менее озадаченным, чем до того.

– И чего ты от них хочешь? Отбить симпатичную мамашу?

– Нет же, конечно нет. Они – само совершенство, понимаешь? Идеальная семья. Такая, какую я хотел бы когда-нибудь иметь.

Теперь Бартек обеспокоился всерьез:

– Самсон, у меня такое впечатление, что ты слишком отдалился от реальности. Примеряя на себя чужую жизнь, ты не изменишь своей собственной. Я бы назвал это бегством.

«Почему бы и нет? – подумал Самсон. – Если есть куда бежать, иногда работает и это».

– Со мной все будет хорошо, – заверил он Бартека.

Зачем было вообще все это затевать? У Самсона возникло ощущение, что теперь Бартек будет снова и снова поднимать эту тему, вгрызаться в нее, как терьер в любимую игрушку.

– Мы еще посмотрим, что можно для тебя сделать, – пообещал Бартек. – Где-то ведь бродит и твоя половинка. Ты хорош собой, владелец дома… половины его, по крайней мере. Не глуп и не имеешь вредных привычек. Было бы странно, если б…

– Я безработный, – подсказал Самсон.

– Именно поэтому для тебя сейчас важно всерьез озаботиться поисками работы.

– Я ищу как сумасшедший, поверь.

Это было неправдой. На этот раз Самсон даже не подавал заявление на биржу труда, о чем уже успел пожалеть. Прежде всего такое не могло продолжаться вечно. Он не получал никакой поддержки, а сбережения таяли с каждым днем. Но официальная регистрация на бирже чревата заполнением кучи бумаг, подтверждающих его неустанные поиски нового места, а это было несовместимо с его увлечением. Сколько раз уже Самсон собирался заняться этой проблемой, но так до сих пор ничего и не сделал.

Он не мог передать Бартеку, насколько сильным было желание и дальше наблюдать за другими людьми. Собственная жизнь без этого казалась бессмысленной.

– Если очень постараться, обязательно что-нибудь найдешь, – оптимистично заверил друга Бартек.

И далее, к большому облегчению Самсона, сменил тему и вернулся к своим планам на будущее – свадьбе, покупке квартиры и следовавшей из этого проблеме получения кредита, и так далее, и тому подобное…

Самсон слушал вполуха. Он ничего не ел с самого завтрака, а финансы не позволяли заказать даже гамбургер – самое дешевое блюдо в меню паба. Но в один момент все это перестало иметь какое-либо значение. Самсон почувствовал приятное головокружение – как после бокала хорошего вина, и все вокруг замелькало, контуры размылись, звуки – звон бокалов и разговоры – стали приглушенными. В помещение ворвался свежий ветер, потому что кто-то открыл дверь. Бартек продолжал болтать.

Самсон вспоминал Джиллиан Уорд.