Сергей Зверев
Приговор приведен в исполнение
Вошедший на щелчок пальцев хозяина телохранитель вынес пепел в туалетную комнату и вытряхнул его из ведерка в раковину унитаза. Посозерцав круговорот воды, он облегчил мочевой пузырь, смывая налипшие на фаянс сизые хлопья.
Адриатические каникулы господ Бодровских подходили к концу. И у миллионеров отпуск небезразмерен. Дела требовали присутствия в России.
Украшенная иллюминацией яхта принимала гостей. Платон Петрович с супругой давали прощальный ужин. Приглашенных было немного, только избранные персоны: партнеры по бизнесу, оказавшиеся в этих краях, управляющий филиалом «Банко Амброзиано», ошарашенный милостью русского миллионера, Дэвид Стерлинг и Святой.
Официанты в смокингах, из-за льющегося пота и набриолиненных волос похожие на королевских пингвинов с растаявшего айсберга, обносили гостей шампанским. Банковский управляющий, человек чуть выше среднего достатка, налегал на икру, проглатывая бутерброд за бутербродом. Дамы в вечерних туалетах беззаботно щебетали, подставляя теплому ветру оголенные плечи и спины.
– Слава богу, отчаливают! – меланхолично произнес Святой.
Они с Дэвидом Стерлингом держались особняком, чувствуя себя на столь шикарном приеме не в своей тарелке. Святого к тому же агрессивно атаковала сексапильная дама, молодая жена итальянского лесопромышленника и владельца судостроительной верфи. Ее бюст, как два речных бакена, выпадал из декольте при каждом томном вздохе, адресованном Святому.
– Господин Бодровский озолотил побережье нашего залива, – прозвучал голос англичанина.
– …и вогнал в нищету тысячи людей на моей Родине, – буркнул Святой.
– Что ж, Бог неровно делит. Хотя к России он особенно несправедлив, – нашел на кого свалить дипломатичный старик.
Ему, как, впрочем, и Святому, жаловаться было грешно. Бодровский не глядя подмахнул чеки и за аренду виллы, и за внеплановые услуги.
Официант подал шампанское. Сухой, словно птичья лапка, ладонью англичанин подцепил бокал. Руки Святого остались в карманах брюк.
– Дмитрий, почему не берешь? – спросил Стерлинг.
– Не люблю пузырьков. В носу щекочут! – рассмеялся Святой.
Приглашенная капелла наигрывала мелодичные серенады. Столы наполнялись новыми блюдами, меняющимися, как картинки в калейдоскопе.
Святой вспомнил лишенные растительности горы, банки консервов из сухпая, насквозь промерзшие до бетонной твердости. Таблетки сухого спирта из горного пайка украли еще на складе, а развести костер было нельзя. Боевики волчьей стаей кружили по ущельям. Зазубренной частью штык-ножа его бойцы отпиливали кусочки ледяной массы и сосали, положив под язык, растягивая удовольствие. После привала группа начала восхождение на проклятый перевал… Перевал, где захлопнулись железные клещи засады, предупрежденной о рейде спецназовцев. Святой до гробовой доски не забудет, как из располосованных свинцом внутренностей корчившегося на каменистой тропе младшего сержанта вываливались осклизлые комочки непереваренной, подтаявшей перловой каши с мясом.
Стиснув до боли зубы, Святой отвернулся от жующей, смачно причмокивающей, пьющей публики, фланирующей по палубе под звуки чарующей музыки.
– Что с вами, Дмитрий? Вам нездоровится? – деликатно спросил англичанин, возвращая официанту недопитый бокал.
– Нет. Ничего. Меня подташнивает от гостей господина Бодровского, да и от него самого тоже. Я выгляжу белой вороной среди этих миллионеров, снобов, финансовых воротил. Обжираться икрой, как синьор управляющий, невзирая на окружающих, я не могу. – Святой украдкой сплюнул за борт.
– Жизнь подобна зрительному залу, в ней часто весьма дурные люди занимают наилучшие места. Пятьсот лет до нашей эры эту особенность подметил Пифагор, великий математик и философ. За две с половиной тысячи лет почти ничего не изменилось, но, может, на небесах места распределяются по-другому? – Старый вояка, приученный ко всему относиться с иронией, зашелся тихим, дребезжащим смешком, внезапно переводя смех в зевок.
Святой непонимающе посмотрел на англичанина. Прикрыв ладонью рот, мистер Стерлинг тоном большевика, проверяющего пароль, прошептал:
– К нам идет господин Бодровский!
Переваливаясь, точно откормленный гусь, магнат прошаркал по едва колышущейся палубе. За ним с видом заботливой няньки приковыляла супруга.
– Как вам вечеринка? – спросил Платон Петрович. – Отшельники! Ни с кем не беседуете. Игнорируете общество! А между тем, мистер Стерлинг, здесь можно завязать полезные знакомства. Вашему бизнесу не помешает вливание капитала.
Отменно учтивый пожилой джентльмен вежливо произнес:
– О, у меня скромные масштабы, господин Бодровский, и преклонный возраст для новых инвестиций. Слишком много хлопот…
Святой синхронно переводил.
– …а прием грандиозный. Жаль, что вы отбываете в Россию. Я нашел в деревенской таверне чудный винный погребок с превосходным белым вином!
Слащавая улыбка приклеилась к губам магната.
– Дела, уважаемый Дэвид, дела. Аукционы, распродажи, приватизация… Все требует моего присутствия. Когда мы будем вести цивилизованный бизнес, у меня в кабинете останется лишь одна кнопка. Нажав ее, я вызову нужного человека, который будет дальше решать, какую кнопку поменьше следует нажимать и кому поручать двигать дело. А пока… – Бодровский развел руками, – пока я незаменим.
Покачивая головой, словно китайский фарфоровый болванчик, Дэвид Стерлинг как-то бочком подобрался к супруге промышленника. Подхватив ее под локоть, галантный англичанин оставил мужчин один на один, угадав желание владельца яхты.
– Мое предложение остается в силе. – Магнат стоял, опершись обеими руками на поручни борта.
– Насчет чего?
– Составить нам компанию в круизе до России.
– Вы знаете ответ. Не бойтесь, в этих морях, кроме прибрежной шушеры, больше никто не водится. Пиратов истребили давным-давно, перевешав последних турецких морских разбойников на реях лет двести тому назад, – намекая на недавний инцидент, сказал Святой.
– Ваш выбор, Дмитрий, неверен. Дружбу таких людей, как я, не отвергают. Но время, – в голосе Платона Петровича звякнул металл, – время расставит все по своим местам.
Саркастическая улыбка пробежала по губам Святого.
– Вы находите меня богатым самодуром, только что не писающим в золотой унитаз, – поглаживая выбритую, благоухающую лосьоном щеку, говорил Бодровский. – Напрасно! Я обычный человек со слабостями, пристрастиями, больными местами и ранимой душой. Но мое отличие от простых смертных в том, что я стремлюсь побеждать. Побеждать в бизнесе, в карточной игре, в спорах… Во всем! Вы чем-то похожи на меня. Тоже не терпите поражений?
Святой пожал плечами:
– Я не мазохист. Кто же любит проигрывать?
– Рано или поздно мы понадобимся друг другу. Я умею угадывать будущее, обладаю даром провидения. – Лихорадочный блеск в глазах Бодровского предвещал очередной поток маловразумительных бредовых речей.
Святой прервал:
– Гадаете на картах? На кофейной гуще? А может, по звездам? Астрология сейчас в моде. У вас есть личный звездочет?
Лицо магната стало жестким. Острота задела Бодровского, но он продолжал вкрадчиво-елейным голосом:
– Думаю, что очень скоро я навещу Сан-Стефано еще разок, и тогда вы мне не откажете составить компанию.
В словах магната слышалась то ли угроза, то ли превосходство провидца, разгадавшего тайны будущего.
– С рассветом «Свордфиш» уходит. Мы задержимся на три дня в Бриндизи. Посмотрим город, попрощаемся с Италией, а потом прямым курсом к Черному морю. Передумаете – милости прошу на борт яхты. Нагоните по суше или самолетом. В Бриндизи прекрасный аэропорт и автострады отличные.
Пухлые пальцы магната извлекли из кожаного бумажника визитку. Он подал прямоугольник с золотыми тиснеными буквами. Покровительственно похлопав Святого по плечу, Бодровский удалился с достоинством римского императора, только что обласкавшего подданного.
«Наплел с три короба. Вот прицепился этот надутый индюк, словно банный лист к заднице. На кой ляд я ему сдался?» – чертыхнулся Святой.
Подойдя к фонарику иллюминации, полыхающему на рее сапфировым светом, он рассмотрел визитку, напечатанную на дорогой бумаге. Под фамилией магната была сделана приписка от руки: предлог и буква с точкой «Для С.».
– Забавно, – сквозь зубы процедил Святой, не зная, что и думать. – Кажется, моя биография известна этому надутому индюку. Впрочем, может, ошибка… Он не подписывал визитку при мне. Просто достал из бумажника не ту карточку! Забавно…
Размахнувшись, Святой швырнул за борт бумажку в фосфоресцирующие воды залива.
Предупредив Дэвида Стерлинга и попрощавшись с хозяевами раута, пожелав им счастливого пути и семь футов под килем, он покинул судно на скутере, принадлежащем англичанину.
Нагонявшись до головокружения в отдаленной безлюдной части залива, Святой пришвартовал скутер у причала яхт-клуба, поболтал о пустяках с говорливым сторожем и раньше обычного отправился спать. В постели он долго ворочался, скручивая жгутом простыни. Взбивал подушку. Переворачивался со спины на живот и обратно. Вентилятор широкими лопастями молотил воздух, борясь с духотой. Укрепленный под потолком, он мерно урчал, а лопасти сливались в темный круг.
Уставший от бессонницы Святой смотрел на поскрипывающий допотопный прибор, оставшийся в комнате скорее для украшения интерьера, нежели по необходимости, и ему грезился рев вертолетных винтов, пороховая гарь, клочками тумана клубившаяся в расщелинах скал, звон стреляных гильз под ногами и багровая, будто истекающая кровью луна, зависшая над треклятым перевалом…
Утром яхта «Свордфиш» снялась с якоря. Попутный ветер натянул полотнища выставленных парусов. Яхта взяла курс на северо-восток.
Где-то в районе острова Льянос судно разминулось с нефтеналивным танкером, шедшим под панамским флагом. Наливник, осевший по самую ватерлинию, спешил в порт, чтобы облегчить свое тяжело загруженное чрево.
Сквозь окуляры мощного бинокля Бодровский разглядывал флаг, похожий на застиранный носовой платок, надстройку в задней части судна, одинокую фигурку матроса, вышедшего из недр гигантской посудины подышать чистым воздухом.
Опустив бинокль, владелец яхты помассировал надбровные дуги, а когда опять приник к окулярам, громадина танкера, промелькнув на горизонте черной полоской, растворилась в голубоватой дымке.
Ровно пятьдесят лет назад примерно по тому же маршруту, которым проследовал танкер, плыл турецкий пароход «Бакир». Впередсмотрящий до рези в глазах вглядывался в чехарду волн. Военные бури миновали, оставив после себя рогатую смерть, – противокорабельные мины, дрейфующие по Адриатике. Круглые, с рожками-взрывателями, похожими на уродливые наросты, они продолжали топить суда, не разбираясь в национальной принадлежности. Минные тральщики чистили фарватер, но осенние штормы снова и снова приносили забытую смерть на морские караванные пути.
«Бакиру» сопутствовала удача. Корабль прибыл в порт назначения.
Расторопные грузчики освобождали трюмы, подъемные краны помогали людям поскорее перенести на сушу восточный товар. Среди тюков, прибывших из Турции, было несколько джутовых мешков с изюмом. Внутри них находилось по два увесистых пакета из провощенной, не пропускающей влагу бумаги, которой были обернуты брикеты бурой массы.
Турецкую посылку извлекли из мешков итальянцы, говорившие с американским акцентом. Сложив пакеты на сиденье легковушки, парни, одетые, как чикагские гангстеры, привезли груз на фармацевтическую фабрику, имеющую государственную лицензию на изготовление сильнодействующих болеутоляющих препаратов. Там бурая масса превратилась в белый кристаллический порошок, чье полное название – диацетилморфин – знают лишь исследователи химии и фармакологии, а общеупотребительное – героин – известно в истории международной преступности всем от мала до велика.
Пароход «Бакир» без преувеличения открыл новую эру, доставив первую крупную партию опиума-сырца – исходного продукта для изготовления героина – на перерабатывающие фабрики Италии.
Сподвижники короля американских гангстеров Аль-Капоне, гниющего заживо от сифилиса в меблированной камере федеральной тюрьмы, уверенно осваивали новую сферу деятельности, сулившую колоссальные прибыли. Поднакопив деньжат и опыта на нелегальной торговле алкоголем во времена сухого закона, мафиози, почти поголовно выходцы из Италии, нашли выгодное дельце для вложения и оборота капитала. Спрос на наркотики в разжиревшей послевоенной Америке уверенно рос, а он, как известно, рождает предложение.
Вопрос состоял в одном – где найти стабильные источники сырья. Без белого сока, который выделялся из надреза, сделанного на коробочке спелого мака, и, загустевая, превращался в неприглядного цвета массу, то есть опиум-сырец, предприятие не имело смысла.
Но был бы покупатель, а продавец найдется. Это правительства разных стран тратят годы, чтобы утрясти какую-нибудь дипломатическую проблему или нормализовать отношения. Преступные сообщества быстро находят общий язык и моментально раскручивают совместные предприятия.
По-американски деловитые мафиози навели мосты на Средний Восток, скооперировались с тамошними главарями, контролирующими рынок опиума, и карусель завертелась. Турция первой стала основным поставщиком сырья для героинового конвейера.
Народы, издревле населявшие Малую Азию, познали дурманящую сладость твердеющего на воздухе млечного сока мака. Его называли по-разному: древние греки, разгонявшие маковыми лепешками грусть и добавлявшие экстракт мака в вино, именовали его просто соком; персы, вытеснившие греков из Малой Азии, называли опиум териаком, а арабы, пришедшие на полуостров из безжизненных знойных пустынь, величали вещество, дарующее блаженство, офиун. От этого арабского слова и пошло название опиум.
Вскоре сыновей пустыни изгнали турки, позаимствовав у них способ добывать сок и делать из опиума-сырца хлебцы. Подданные султана, которым Коран запрещал пить вино и другие спиртные напитки, часами жевали эти веселящие хлебцы, и их души улетали в райские сады Аллаха. Правда, воинам, особенно гвардии султана – янычарам, вкушать хлебцы запрещалось под страхом смерти. Позднее опиум стали курить, научившись изготавливать после многомесячного ферментативного брожения небольшие шарики, которые вкладывались в специальные длинные трубки. Первые клубы дыма вгоняли человека в дремоту с фантастическими видениями.
Опиомания стала настоящим бедствием для Китая, да и в просвещенной Европе аристократы и писатели любили побаловаться чудодейственным дымком.
Но курение опиума оставалось экзотическим увлечением, доступным лишь богатым прожигателям жизни. Однако, пока турки, сглатывая слюну, пережевывали сгустки макового сока, дотошные европейцы экспериментировали. Скромнейший немецкий аптекарь Фридрих Сертюнер, с детства увлекавшийся алхимией и химическими опытами, надолго уединялся в лаборатории, предпочитая возню со стеклянными колбами и ретортами ухлестыванию за симпатичными клиентками аптеки. Молодой фармацевт был незаурядным исследователем, сумевшим выделить из опиума порошкообразное вещество, легко вступающее в реакцию с аммиаком. С чисто немецкой пытливостью герр Сертюнер проверил порошок на живых организмах. Переловив множество собак в окрестностях городка, он скармливал псам отборную говядину, обильно посыпанную порошком. Четвероногие, сожрав мясо, впадали в глубокий сон и не чувствовали даже болезненных уколов, дырявящих их шкуру.
Проницательный аптекарь понял, что совершил маленькую революцию. Новое вещество он назвал морфием, в честь древнегреческого бога сна, запечатленного на древних фресках и амфорах с крыльями за спиной и цветком мака в руке.
А затем с перерывом в пятьдесят лет последовал очередной переворот, имеющий непосредственное отношение к истории наркомании. На сей раз французский врач Шарль Провад подарил миру шприц для подкожных впрыскиваний. Благородное в общем-то изобретение стали использовать наркоманы.
Морфинизм процветал в европейских столицах. Богема, художники, артисты сделали его модным увлечением. Кое-кто воспел в своих произведениях средство, позволяющее выйти за границы реальности.
Впрочем, ради справедливости нельзя не отдать должное морфию, оградившему человека от непереносимой смертельной боли. На операционном столе, в постели, когда неизлечимая болезнь сопровождается ужасными страданиями, в полевых лазаретах, где спасали раненых солдат, на помощь приходил морфий. Такого сильного болеутоляющего средства медицина еще на знала.
Но человек – удивительное создание, умеющее обратить благо во вред. Для лечения морфинистов опять же немецкий химик путем глубокой перегонки опиума-сырца получил, как ему казалось, новое лекарство, позднее названное героином. Может, он руководствовался известной русской мудростью: клин клином вышибается, кто знает? Благими намерениями вымощена дорога в ад. Врачи спохватились слишком поздно. Джинн вырвался из бутылки! О новинке, открывающей ворота наркотического рая, узнали и продавцы, наживающиеся на человеческой слабости, и несчастные любители путешествий в мир грез, для которых реальность слишком суровое испытание скукой или сознанием собственной ничтожности.
Обширные территории на юге Турции, пригодные для возделывания опиумного мака, находились под присмотром двух-трех знатных семей, владеющих огромными земельными угодьями, пожалованными в эпоху правления султанов. Потомки великих визирей, полководцев и ловких придворных дегенерировали, проматывая состояние в парижских борделях, на лондонских ипподромах, в казино Монте-Карло, а земледельцы горбатились на крохотных наделах, выращивая скудный урожай, и у каждого имелась делянка мака.
Выходец из России, бежавший на свою этническую родину вместе с остатками армии барона Врангеля и прозванный местными крестьянами Тургутом Одноглазым (глаз ему выбил рукояткой шашки пьяный казак), первым начал нелегальную скупку опиума-сырца. По слухам, он награбил состояние во время армянских погромов и реквизиций на военные нужды, проводимых врангелевцами. Оказавшись среди единоверцев, Тургут Одноглазый, человек, хорошо ориентирующийся в обстановке, перво-наперво сделал богатые пожертвования нескольким мечетям на восстановление обветшалых минаретов и провалившихся куполов. Отдав должное Аллаху, он распеленал промасленную тряпицу, достал короткий кавалерийский карабин и метким выстрелом развалил черепа трем блюстителям порядка, контролировавшим этот обширный регион.
Русская революция привила турку любовь к радикальным мерам. Поэтому Тургут Одноглазый не стал церемониться и с остальными противниками, чинившими ему препятствия в скупке бурых кирпичиков сырца. Влиятельного помещика, прибывшего из столицы разобраться, кто это там безобразничает и лезет не в свое дело, он в духе русских чекистов поставил на колени и пустил пулю в затылок. Второго землевладельца, купившего государственную лицензию, позволяющую производить сбор сырья для фармакологической промышленности, Тургут посек на лапшу вместе с домочадцами и прислугой. По жестокости одноглазый основатель династии будущих опиумных королей не знал себе равных. Крестьяне сочиняли про него легенды и растили мак.
Дожив до глубокой старости и успев подзаработать на нелегальных поставках морфия в лихие годы второй всемирной бойни, Тургут, завещав сыновьям преступный бизнес, капитал и свою странную славу, отправился держать ответ перед Аллахом.
Как гласит восточная мудрость: сокол от совы не рождается. Отпрыски одноглазого бандита, получившие образование в престижных американских университетах, вернувшись домой, привезли не только знания, но и связи с гангстерскими синдикатами Соединенных Штатов. Проинспектировав обширные плантации опиумного мака и отвалив столичным чиновникам взятки, достойные султана, братья заверили заокеанских приятелей, что с поставками проблем не будет. В неприметном ресторанчике с видом на Босфор они еще раз сообща уточнили детали, и пароход «Бакир» отправился к берегам Италии.
Великий наркотический путь начал функционировать с исправностью фордовского конвейера. За каждый десятикилограммовый пакет опиума-сырца братьям отламывалось семьсот долларов, но при этом они не знали, что за килограмм героина, полученный при переработке содержимого пакета, в Нью-Йорке выложат до шестнадцати тысяч «зеленых», а размешанный с лактозой – молочным сахаром – и расфасованный по порциям, он потянет на триста тысяч.
Люди Востока мудры. Братья широко рот не разевали, предпочитая хозяйничать на плантациях, задабривать чиновников и пересчитывать дивиденды. Отдыхали они в Штатах и посетили однажды Четырнадцатую-стрит – столичную улицу, прозванную «галереей уколов», пристанище вашингтонских поклонников героина. Из-за океана братья возвращались полными оптимизма, уверенно глядя в будущее. Клан креп. Деловые партнеры не подводили. У младшего брата наконец-то родился сын, названный в честь дедушки Тургутом.
Ничто не вечно под Луной, и особенно благополучие. Первой тревожной ласточкой стал арест мафиози, ведавшего поставкой наркотиков на американские военные базы в Европе. Парень раскололся, дав публичные показания об источниках сырья, фабриках, каналах переброски наркоты. Взамен ему гарантировали пожизненное заключение в федеральной тюрьме на границе с Канадой, носящей экзотическое имя – «Сибирь». Болтуна нашли утопленным в отхожем месте. Разгромленные полицией фабрики восстановили. Чиновникам увеличили таксу, но ситуация менялась не в лучшую сторону.
Правительство Соединенных Штатов сделало ход конем. Оно заплатило турецким крестьянам, выращивающим опиумный мак, отступные. Плантации выкорчевывались под корень и засевались злаковыми культурами. Принявших предложение брала под охрану армия. Самолеты опыляли поля сильнодействующими гербицидами. Положение клана пошатнулось. Братья и их итало-американские компаньоны теряли рынок, а он не терпит пустоты. В образовавшуюся брешь хлынул колумбийский кокаин, мексиканская марихуана и героин из стран «Золотого полумесяца» – Пакистана, Ирана, Бирмы.
Отец Тургута, обеспокоенный ситуацией, налегке, прихватив только «атташе-кейс», не без юмора окрещенный портативным гробом, пересек Атлантику с целью разобраться во всем на месте. Ему помогли понять новую расстановку сил, пояснив все максимально доходчиво и доступно.
Престарелая леди, выгуливавшая вечером любимого мопса, нашла отца Тургута лежащим на клумбе. Он не нюхал чахлые манхэттенские цветы, а удобрял их корневую систему собственными мозгами, вывалившимися из черепной коробки, разнесенной пулей сорок пятого калибра. Газеты отнесли эту смерть на счет киллеров колумбийского наркокартеля, прореживающих ряды неуступчивых конкурентов.
Боссы приходят и уходят – их дела остаются.
Осиротевшего Тургута опекал дядя. Одряхлев, он отдал бразды правления в молодые руки племянника. Его воспитанник унаследовал гены одноглазого дедушки, побуждавшие Тургута-младшего не идти на компромиссы и действовать со звериной жестокостью. Запломбировав глотки соперников свинцом, он восстановил разрушенные связи с итальянскими мафиози. Отборный опиум-сырец вновь поплыл рекой, пока и она не начала мелеть. Контрагенты Тургута под разными благовидными предлогами отказывались от поставок. Увертки поедателей спагетти были слабой отговоркой, пригодной для младенцев. По-восточному проницательный наркоделец понял, что его алчные компаньоны клюнули на какое-то другое заманчивое предложение. Сколотив нечто вроде следственной бригады, Тургут взял под колпак слежки неверных подельников. Вскоре из разрозненных доносов агентов сложилась неприглядная картина нечистоплотных интриг, попахивающих предательством.
Выместив гнев на прислуге, Тургут отхлестал по щекам нерасторопную служанку, подавшую пережаренную рыбу, и отправился консультироваться с дядей. Патриарх клана жил в фешенебельном районе Стамбула, примыкавшем к набережной залива Босфор. Сластолюбец, каких свет не видывал, он завел гарем девушек, приехавших в поисках удачи из Содружества Независимых Государств, отдавая предпочтение славянскому типу женской красоты.
Обменявшись приветствиями и облобызавшись с дядюшкой, Тургут почтительно склонил голову и поинтересовался его здоровьем:
– Вас еще не заездили эти Наташи?..
Под последними подразумевались содержанки ушедшего на покой наркодельца. Дядюшка загоготал, отчего его черные усы взъерошились, приняв вертикальное положение, а непомерно огромное брюхо, обхваченное обручем ремня, заколебалось, точно вулкан перед извержением.
– Воздержитесь, дядя! Коран предписывает целомудрие и умеренность. Прилипчивые шлюхи доведут вас до полного истощения!
Потный, с явными признаками одряхления турок, похожий на закормленного желудями борова, умильно взглянул в глаза любимчику:
– Ты пришел пересчитывать, сколько раз за день я покрываю своих самок?
– Нет, дядюшка! – подавил смешок молодой глава клана и украдкой взглянул на часы.
С возрастом, как правило, преступники становятся очень набожными. Наставник Тургута не был исключением. Он истово долбил лбом мозаичный пол мечети, молился пять раз, совершал паломничества к святым местам мусульманского мира, вот только свою плоть укротить не мог.
– Скоро час обращения к Аллаху! Говори, мой мальчик, – прищурив заплывшие жиром глазки, произнес турок, перебирая янтарные четки.
Тургут заговорил спокойно, будучи уверенным в своих дальнейших действиях:
– Проклятые макаронники обманывают…
Дядюшка скорбно вздохнул:
– Ложь – величайший грех!
– Они нарушают договоренности. Плетут всякие небылицы про облавы карабинеров. Якобы два завода разгромила полиция, а таможня усилила контроль за судами, выходящими в рейс из неаполитанского порта. Итальяшки просят передышки. Мол, пускай полиция поостынет. Насочиняли глупостей и пытаются накормить меня этим вонючим дерьмом. – На лице Тургута появились напряжение, злость, словно он заглядывал в бездну.
Непроницаемый дядюшка теребил четки, но и в его глазах разгорался волчий огонь ненависти.
– Наше положение шаткое. Ни единой доброй вести. Афганские моджахеды заваливают рынок дешевым сырьем. Уступить сегодня – значит остаться нищим завтра. Ты знаешь, дядя, как трудно было подниматься с колен после смерти отца. – Тургут прикрыл глаза ладонью.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая тихим постукиванием янтаря.
– Аллах посылает новые испытания, – после недолгой паузы произнес старейшина клана. – Кто проталкивает товар? Какой? Почему макаронники заинтересовались? Купились на дешевизну? Сделка состоялась? – Тучное тело наркодельца вздрагивало от нервного тика. – Не тяни, Тургут, итальянский канал – наша золотая жила. Без него мы вылетим в трубу.
– Успокойся, дядя. У тебя давление… Все не так плохо, хвала Аллаху всемогущему и всемилостивому. Груз придет из России…
– Откуда? Из России?..
Если бы дядюшке сообщили, что страной – отправителем наркотиков значится Антарктида, он удивился бы меньше.
– Да, из России, – продолжал главарь мафиозной команды. – Информация стоила дорого. Итальяшки чтят обет молчания, но всегда найдется поганая пасть, открываемая деньгами. – Тургут торжествующе улыбнулся. – Я узнал кое-какие подробности. Наши друзья соблазнились на синтетическую дрянь!
Пластиковый пакетик, герметично запаянный по всему контуру, шлепнулся на столик, инкрустированный слоновой костью и вставками из яшмы. Под прозрачной оболочкой пакетика размером со спичечный коробок находилась почти прозрачная пыльца с чуть красноватым оттенком.
Сопящий боров взял упаковку, рассмотрел на свет:
– Синтетика?! О, Аллах, куда катится этот мир?
Его воспитанник время на вздохи не тратил, только облокотился на мягкий валик, находившийся за спиной, и холодным голосом убийцы, засекшего цель, дополнил:
– Мой информатор утверждает, что товар превосходен. Формула синтетики известна только поставщикам. Кто они – информатор не знает. Парень, «сливающий» секреты, слишком мелкая сошка, но под его веки вставлены деревянные палочки. – Тургут ввернул цветистый восточный оборот, характеризующий человека как отличного шпиона. – Три партии, закупленные на пробу, уже разошлись. Одну предложили драгдилерам[5], опекающим американские базы ВВС на Сицилии, вторая отправилась за океан, третья безуспешно исследуется в лабораториях.
– И что? – подавленно прошлепал лиловыми губами дядюшка.
– Сицилийские дилеры сказали «о'кей». ЛСД в подметки не годится русской синтетике. Остальные дадут ответ в ближайшее время. Но наши друзья заказали товар. Груз уже в пути. Очень крупная партия. Оптовая поставка. Перевозится танкером. Мой информатор говорил о конвойной группе, которая будет сопровождать трейлер до Неаполя.
– Понадобится большегрузная машина? – задумчиво спросил потный боров.
– Да. Трейлер с цистерной. Водитель абсолютно нейтральное лицо. О сопровождении ничего не знает, о грузе тем паче. Товар прибудет на восточное побережье. Потом его перевезут в Неаполь под крыло этих скотов. – При упоминании о нечистоплотных компаньонах турок изобразил приступ омерзения, точно его заставили проглотить кусок свинины.
Пронзительные крики муэдзинов, призывающих правоверных к молитве, разнеслись над городом, проникли сквозь стены дома, но дядя Тургута даже не шелохнулся, взвешивая услышанное. Происки конкурентов грозили серьезными осложнениями. Торговля наркотиками тоже бизнес, подчиняющийся законам рынка. Только методы регулирования здесь другие.
Глава клана с сыновней заботливостью поправил подушечку, на которой стояли босые ноги дядюшки. Этот незначительный для непосвященного в сложный восточный церемониал жест предварял главную часть разговора. В том, что племянник пришел с готовым вариантом действий, матерый наркоделец, не знающий на склоне лет покоя, не сомневался.
– Надо проучить зарвавшихся макаронников. Псов, кусающих руку дающего, бьют палкой промеж ушей. – Лаконичное вступление произносилось на повышенных тонах. – Я перехвачу груз. Докажу, что русским нельзя доверять. Заодно сделаем неплохое приобретение. Цистерна синтетики – солидный куш. Реализуем по другим каналам и лабораторным умникам задачку подкинем. Пускай поломают головы, чего там русские понапридумывали.
– Не справятся! – Дядюшка скептически отнесся к способностям отечественных химиков. Поднапрягшись, он блеснул остатками знаний, полученных в университете: – У русских еще при царях великие химики творили. Особенно этот… – Толстяк запнулся, вспоминая сложную фамилию. – Вылитый хиппи с бородой муллы… Менделей! – Он переиначил на свой лад славянскую фамилию.
Турки скорбно помолчали, сетуя в душе на неразворотливость и тугодумство собственных ученых, допустивших отставание от высокоразвитых промышленных стран, которое никак не удавалось наверстать.
