Сергей Зверев
Объект 623
Он выждал полторы минуты, по истечении которых, немного волнуясь, вошел в прохладную воду и сразу же ушел на глубину…
Объект на западном берегу Калабановской бухты имел славную, но мало разрекламированную историю. До середины двадцатого века живописная гора Каурус была лишь обычной горой – многометровой толщей скальных пород, кое-где прорезанной пещерами, полостями и карстовыми промоинами. Виноваты большая политика и жесткое противостояние двух систем – капиталистического мира и социалистического лагеря (Глебу всегда было обидно, почему у них – мир, а у нас – лагерь). В середине пятидесятых годов сомнений у политиков не осталось – рано или поздно разразится убийственная термоядерная война. Как сохранить в этой мясорубке хотя бы часть флота, способную впоследствии нанести удар возмездия? Решение было гениальным, и в 1955 году на западном склоне Калабановской бухты началось грандиозное секретное строительство самого большого на Черном море комбинированного противоатомного фортификационного сооружения для ремонта, обслуживания и укрытия подводных лодок, а также для хранения боеприпасов, предназначенных для этих субмарин. А сама бухта и ее окрестности стали режимной зоной со строгой пропускной системой. Строительство продолжалось четыре года – завершилось в рекордно сжатые сроки. «Черновую» работу проделал горно-подземный строительный батальон Черноморского флота, после него эстафету приняли московские метростроевцы. В сверхтвердом скальном грунте было пробито искусственное гнездо, в котором, кроме укрытий для семи подводных лодок, был вырублен подземный стометровый док, предназначенный для капитального ремонта субмарин. Сооружение располагалось как в подводной части Калабановской бухты, так и на уровне воды в скале, высота которой достигала почти ста двадцати метров! Каждую ночь груженные грунтом баржи выходили в море и там затапливали свой груз. Инфраструктура подземного городища позволяла, полностью отгородив себя от внешнего мира, автономно осуществлять ремонт и оснащение лодок, выпуская их через специальный шлюз прямо в море – причем в подводном положении. Гора, усиленная пятидесятиметровым слоем железобетона, а также мощные запирающие устройства могли выдержать ядерный удар до ста килотонн. При атомной атаке в помещениях завода могли укрыться более трех тысяч человек и автономно существовать не меньше года – благодаря мощным фильтровентиляционным установкам. Канал длиной в шестьсот метров прорубал насквозь гору Каурус. Рядом с ним размещались производственные цеха и подсобные помещения. Глубина канала – восемь метров, диаметр штольни – двадцать метров. Со стороны бухты вход в штольню перекрывал плавучий батопорт массой 150 тонн. В него поддували воздух, и он всплывал. Это позволяло полностью закупоривать подземное сооружение. Такой же батопорт установили в сухом доке, подобный же – в выходных вратах. В начале шестидесятых годов «Объект 623 ГТУ» – сооружение противоатомной защиты первой категории – вовсю работал. Одновременно ремонтировались семь подлодок, пополнялись запасы, проверялось оружие, проводились регламентные работы с ядерными боеголовками. Укрыться от ядерного удара под горой могло не меньше дюжины субмарин 613-го и 633-го проектов, оснащенных ядерным оружием. Лодка входила под гору в надводном положении, передвигалась по каналу от цеха к цеху. Осуществлялся текущий и капитальный ремонт, все виды техобслуживания. Огромные генераторы заряжали аккумуляторные батареи. Подвозились вода и солярка. Пополнялось вооружение, происходила заправка горючим из огромных танкеров. Более 20 лет на подземном судоремонтном заводе ремонтировались подводные лодки. Ни разу не был сорван производственный график! Трудились сотни людей – квалифицированные производственники, доковые рабочие, специалисты, обслуживающие инженерные системы объекта. Рота вохровцев несла постоянную службу по охране. Общая площадь завода составляла более десяти тысяч квадратных метров, высота отдельных помещений – с трехэтажный дом. Здесь находились цеха и мастерские со станочным парком, сварочный и слесарный участки, склады ракетного оружия, хранилища ядерных боеприпасов флота, многочисленные оружейные арсеналы, включая минно-торпедную часть. Склад топлива, позволявший хранить до четырех тысяч тонн нефтепродуктов. Кухни, столовые, казармы для подводников, жилые помещения для персонала, хлебопекарни, продуктовые склады. Отдельным подразделением служил так называемый объект «Арсенал» – ремонтно-техническая база для учета, хранения, сборки и выдачи силам флота боеприпасов – в том числе и с ядерными зарядами. А самой секретной частью была арсенальная штольня с бункером для хранения ядерного оружия, запираемая двумя двадцатитонными воротами. Мощность хранимого оружия была такова, что могла превратить в пыль не только Пыштовку, но и всю юго-западную оконечность Крыма, включая город-герой Севастополь…
Все это чудо инженерной мысли, на которое потратили уйму времени, сил, денег, нервов, интеллекта, просуществовало до 1992 года – рокового для Черноморского флота. С завода после раздела военно-морских сил был выведен основной состав подводных лодок, демонтировано и увезено в неизвестном направлении уникальное оборудование, ликвидированы следы секретных технологий и секретных производственных участков. «Объект 623 ГТУ» перешел под юрисдикцию Украины – что стало для завода приговором. По назначению база не использовалась (вообще никак не использовалась!), денег не было даже на охрану. Объект подвергся тотальному разграблению! «Сталкеры» лезли ордами! Срывали и откручивали, вырывали с мясом трубопроводы, кабели, ограждения, металлические поручни, остатки оборудования, емкости – все, что можно было продать, а особенно то, в чем были даже малейшие примеси цветных металлов. Многие гибли, попадая в замаскированные ловушки, возвращались калеками, были случаи бесследного исчезновения людей – ведь на объекте, распростертом вширь, вверх и даже вниз, было проще простого заблудиться! Ходили слухи, что на заводе осталось ядерное оружие – но так глубоко укрыто, что добраться до него невозможно. Уверяли, что в секретных арсеналах до сих пор хранятся торпеды, якорные мины, артиллерийские снаряды, горы прочего «традиционного» и секретного оружия. Но никто ничего подобного не находил – в лучшем случае, упирались в многотонные заваренные двери, разбить которые способен лишь небольшой термоядерный взрыв… Несколько лет база подвергалась тотальному разграблению – алчные мародеры уносили все, что могли унести. Здесь совершались убийства, проводились сомнительные вечеринки и оргии, сюда таскались любители острых ощущений. Ходили слухи о привидениях, о загадочных мистических зонах, в которых гибнет все живое, о колдовских кругах, о «водяных», обитающих в подземных каналах, даже о вампирах, живущих в «нижнем мире» объекта…
А потом ажиотаж стал спадать. Массовые паломничества девяностых годов в двухтысячные сменились редкими визитами – скорее, из любопытства, чем из желания поживиться. Грабить в помещениях завода стало нечего. Бродили слухи о маньяке-убийце, сбежавшем из Николаевки и спрятавшемся на объекте. Возможно, слухи имели под собой почву – в поселке в течение нескольких лет пропадали девушки, а потом их растерзанные тела находили в заводских цехах под горой Каурус. Милиция усердия не проявляла, осмотром базы себя не утруждала. Ходили группы энтузиастов, вооруженные палками, но успеха не достигли – а порой и самих искателей приходилось вытаскивать из коварных ловушек… Объект для местных жителей, а потом и для всех посторонних превращался в жупел. Все меньше находилось желающих побродить по сумрачным, пропахшим гнилью помещениям, полюбоваться покрытыми плесенью бетонными стенами с торчащими вывернутыми железками, окунуться в мутные воды канала забвения…
Года полтора назад начала муссироваться тема передачи «Объекта 623» под юрисдикцию российского Черноморского флота. Уж Россия бы придумала, как распорядиться таким богатством. Сначала консультации, потом переговоры на уровне командующих флотов, потом – на уровне уполномоченных правительственных делегаций. И вот – торжественное подписание договора, согласно которому (за умеренную, разумеется, плату) все содержимое горы Каурус с первого ноября текущего года передается в собственность России, и она может делать с этим несчастьем все, что ей заблагорассудится! Сделка поистине эпохальная и взаимовыгодная: Украина избавляется от вселенского позора и большого геморроя (еще и деньги получает), а Россия за бесценок (разве это деньги?) получает назад такое чудо! А как она впоследствии распорядится чудом – будет ли использовать объект по назначению или по совету Никиты Сергеевича Хрущева превратит его в большой винный склад – дело перспективы, и пока никого не волнует. Согласно договоренности с важным чиновником из Симферополя, до первого ноября крымская администрация обязалась контролировать объект, для чего было выделено отделение военнослужащих срочной службы из состава крымского гарнизона. Для чего это было сделано, не совсем понятно – в последние двадцать лет Украина этим как-то не заморачивалась. А теперь, когда охранять стало нечего, она вдруг решила этим заняться. История мутная – и как подтвердили дальнейшие события, охрану поставили неспроста. Именно в октябре текущего года, за считаные недели до прибытия новых хозяев, на «Объекте 623» стала отмечаться нездоровая активность…
Выяснилось, что решение о передаче объекта российской стороне было принято отнюдь не гладко. Отдельные госслужащие сопротивлялись, как фашисты на последних этажах Рейхстага. Мотивация была явно надуманной: честь и гордость Украины, остановить проклятых москалей, и вообще, на подземном объекте нужно создать музей, посвященный ужасам холодной войны. В чем была их истинная мотивация и кто стоял за этими людьми, история умалчивает. Но решение прошло, и в короткий отрезок времени до появления «оккупантов» под горой Каурус стало происходить что-то странное. Местные жители доносили, что по поселку бродят подозрительные личности – молчаливые мужчины с цепкими взглядами и надменным отношением к окружающим. Косить под туристов им удавалось плохо. Одновременно под горой зафиксировали признаки жизнедеятельности – туда в ночное время проникали некие личности и что-то делали. Перетаскивали крупногабаритные предметы, что-то варили – причем орудовала, судя по всему, многочисленная компания. Чиновники из администрации автономной республики дружно уверяли, что ничего такого не происходит, а если кто и орудует на объекте, то обычные охотники за цветметом. То есть происходит дальнейшая «демилитаризация» объекта. Утверждение, что никакого цветмета на объекте не осталось, в расчет не принималось. Между делом шло активное запугивание. Средь белого дня в автомобильной аварии погиб заместитель председателя администрации – тот самый, что ратовал громче прочих за передачу объекта России. На аварию происшествие тянуло с натяжкой – потерпевший ехал на джипе по серпантину мимо Фороса, из ниоткуда возник раздолбанный «жигуленок», притер внедорожник к обрыву. У джипа как по заказу лопнуло колесо, и он покатился со стометровой высоты. «Жигуленок» останавливаться не стал. Лишнее подтверждение – возможно, и существуют чиновники, которые не продаются, но их всегда можно заказать. После этого происшествия в рядах чиновничьей братии воцарилось испуганное молчание. Такое ощущение, что на них давила влиятельная сила. Военнослужащие, охраняющие объект, тоже не замечали «на посту и вблизи поста» чего-то странного. Вероятно, получили соответствующий приказ. Занервничали российские спецслужбы. Что происходит? Какой сюрприз готовится к первому ноября? Специально из Москвы прибыла группа аквалангистов из числа спецназа ФСБ и в обстановке строгой секретности отправилась на базу. Приходилось вести себя скрытно – до первого ноября российские официальные лица не имели права появляться на объекте (решили не злить официальный Киев). Неизвестно, проникли ли аквалангисты на объект, но группа на связь не выходила. Она пропала! Жаловаться некому – официально россиян там не было. На следующий день сменился украинский караул, стерегущий выходы с объекта. Предыдущие уехали, заступили новые. И уже к вечеру следующего дня караул перестал выходить на связь! И эти пропали! Видимо, оказались менее сговорчивыми… И снова украинская сторона отказывалась от комментариев, делая вид, что ничего не происходит. Чиновники молчали или блеяли какую-то чушь. Создавалось впечатление, что кому-то нужно протянуть день, от силы два, пока на объекте не закончат что-то важное. И этот кто-то жестко прессует государственных служащих, имеющих касательство к объекту. Не лезть и не пускать посторонних, пока не будет особого распоряжения!
Тут уж российские спецслужбы окончательно разнервничались и вспомнили про боевых пловцов, которые для того и призваны – достать объекты противника, подобраться к которым иначе как под водой невозможно. Залихорадило разведотдел, возбудился капитан первого ранга Григорий Ильич Бекшанский – непосредственный начальник и чуткий наставник Глеба Дымова, уже предвкушающий выход на пенсию в следующем году. Практически не запрягали – с момента пропажи аквалангистов прошло полтора дня, с исчезновения караула – менее суток. Сегодня утром Глеба подняли с постели в шесть утра. Пулей – под ясные очи бессменного командира и вечного источника раздражения.
– Сколько можно спать, товарищ майор? – насупил командирский лик Григорий Ильич. – Пока ты спишь, между прочим…
– Я что-то пропустил? – не подумав, спросил Глеб. – Пока я спал, Великая Китайская стена соединилась с Кремлевской, и мы ожидаем нового командующего флотом?
Бекшанский чуть не поперхнулся и сделал вид, что шутка ему не понравилась.
– Куда на этот раз, Григорий Ильич? – обреченно вымолвил Глеб. – Чили, Уругвай, Восточный Тимор? Давненько мы что-то не были в Гренландии…
– Очень далеко, Глеб, – тряхнул сединами «самый человекообразный начальник». – Ровно двадцать два километра от того места, где мы с тобой сейчас находимся. Южный берег Крыма. Бывший «Объект 623 ГТУ». Бери двоих – самых надежных и проверенных, и через час снова ко мне. Надеюсь, за этот час ты не успеешь, как профессор Плейшнер, принять яд и выброситься из окна.
– Никогда не понимал, Григорий Ильич, – пожал плечами Дымов, – зачем профессор Плейшнер принял яд?
– В смысле? – не понял Бекшанский.
– Яду, говорю, зачем он принял? – повторил Глеб. – Хорошо, переиначим. Зачем профессор Плейшнер выбросился из окна? После того как проглотил сильнодействующий яд. Двум смертям бывать?
Григорий Ильич задумался, сделал неопределенный жест:
– Знаешь, Глеб, никогда не задумывался. Может, это мощный режиссерский ход?
«Самые надежные и проверенные» были либо в командировке, либо в отпуске, либо уже умерли. Борька Караванов вызвался сам – молодой старший лейтенант был одной ногой в отпуске, рвался в Томск на историческую родину – в объятия старушки мамы «и кое-кого еще, о ком не говорим». «Отлично, Глеб Андреевич, – обрадовался Караванов. – Полчаса езды на твоей «Ниве», быстро делаем работу – суток, надеюсь, хватит? – и завтра вечером я уже на крыле». Он с чего-то решил, что «командировка» на южный берег Крыма – это что-то увлекательное и необременительное, а главное, краткосрочное. Впрочем, если откровенно, то Глеб считал примерно так же. Лида Баклицкая на построении усердно скрывала зевоту и старательно делала умный вид – захотелось ее как-то подколоть. Лучшего способа он не придумал – да никого другого в тот момент и не было. Задание со слов начальства выглядело пустяковым – пробраться на базу, выяснить, кто там мышкует и что там, собственно, происходит. Он догадывался, что ни ему, ни Бекшанскому всю правду не скажут, но был уверен, что если выделяют только троих, то дело не стоит и выеденного яйца.
– Орлы, – усмехнулся Григорий Ильич, обозревая троицу, уже готовую к выполнению необременительного задания. – Ну, и орлицы, конечно же…
– Цвет подразделения, товарищ капитан первого ранга, – подтвердил Глеб. – Волевые, мужественные, обладают острым умом, ловкие, смелые, хваткие, идеально смотрятся во вражеской форме.
– А еще я успеваю заправить постель, пока в турке варится кофе… – прошептала вытянувшаяся по стойке смирно Лида.
– Действуйте, ребята, – обозрев насупленное войско, вздохнул Григорий Ильич. – Проявляйте смекалку, инициативу, можно даже фантазию. Не забывайте про осторожность – не поручусь, что не засовываю вас в очередное дерьмо. И самое главное, ребята, – он понизил голос, вкладывая в него максимальную доверительность, – пусть вы съездите впустую – это не суть важно. Лично я сомневаюсь, что к прибытию новых хозяев объект минируется или что-то в этом роде… Главное – не засветиться. Вас там нет и быть не может. Россиянам – а тем более военнослужащим – запрещено появляться на объекте, он еще не передан российской стороне, является собственностью Украины. Буду очень рад, если завтра вы снова будете стоять перед мной, докладывая, что все действующие лица живы, имело место недоразумение и паранойя у ряда должностных лиц с небогатым умом и фантазией…
Глубина Калабановской бухты – тридцать метров. Глубина водного канала в центральной штольне – не менее восьми. Уровень канала на семь метров ниже уровня моря – до сих пор остается загадкой, какие инженерные технологии применяли «древние» для создания этого искусственного детища! Небольшая субмарина, при наличии открытых батопортов, может под водой войти в канал, и хрен ее заметишь… В наличии у противника боевых пловцов, сидящих на дне, Глеб сильно сомневался, но мерами предосторожности не пренебрегал. Короткие «перебежки» по дну с осмотром местных достопримечательностей – фонарь на шлеме был выставлен на самый слабый свет. Ни с суши, ни с воды заметить этот свет невозможно. Ласты в комплект в этот день не входили – не так уж сложно плыть в стоячей воде. Он медленно пересекал бухту, стараясь не отрываться от дна. Расчет оказался верен – искусственная насыпь на западной стороне бухты, скользкая бетонная стена с разводами слизи – несколько рывков вправо, и распахнулся черный провал, куда он вплыл с опаской и сразу же прижался к левой стене. Поступательные рывки – 10, 20 метров, он уже внутри. Судя по всему, входной батопорт остался за спиной – мощные задвижные, полые изнутри ворота. Их масса составляла 150 тонн, 20 метров в высоту, 30 в длину, пять метров глубиной. Уникальное устройство по меркам шестидесятых годов. Внутри металлического корпуса батопорта находился второй корпус. В него закачивался сжатый воздух, дверь приподнималась, и глыба металла с помощью специальных двигателей и компрессоров перемещалась в горизонтальном положении, закрывая и открывая вход в подземную часть комплекса. Морские ворота защищали объект не только от чужих, но и от ударной волны разорвавшейся атомной бомбы, выдерживая мощное давление. Сомнительно, что проржавевшую конструкцию новым хозяевам объекта удастся когда-нибудь оживить…
Он выключил фонарь, остановился, готовясь набираться терпения. Но прошло минуты две, и в глубине мутных вод, на проторенной Глебом дорожке, кто-то возник. Зарябил огонек, за ним, в небольшом отдалении, – другой. Условный знак – пловец в авангарде через равные промежутки времени закрывал фонарь на лбу. Получалось что-то вроде ленивой аварийной сигнализации. Глеб проделал то же самое – помигал несколько раз, отправился дальше, а пловцы пристроились ему в хвост. Он отсчитал примерно семьдесят метров, подал знак, чтобы дожидались его возвращения, и начал медленно всплывать, погасив предварительно свет…
Несколько минут его неподвижная голова возвышалась над водой. Глаза привыкали к темноте. Плотная, звенящая тишина царила в этой части подземного завода. Из ворот, оставшихся за спиной, по каналу распространялся рассеянный лунный свет. Из мрака мертвого мира проявлялась рукотворная река, уходящая в глубь горы – на ней никогда не было течения. Проржавевшие стальные поручни над головой, за ними узкая площадка, тянущаяся вдоль левого берега. Над головой, на высоте примерно десяти метров, – полукруглый свод, уходящий в бесконечность. Ржавые изогнутые трубы на потолке – до них не дотянулись мародеры. Тяжелый запах – ржавчины, плесени, тины. На правом берегу – протяженный причал с выломанным, вздыбленным, покореженным настилом. В далекие времена здесь делали первую остановку управляемые швартовочными командами субмарины. Обученные специалисты выгружали вооружение лодки на специальные тележки и по проложенным рельсам увозили в примыкающие коридоры-паттерны – в оружейную штольню, расположенную справа от канала. Ядерные же боеголовки увозились в арсенальную штольню, находящуюся слева. Можно представить, какими мерами предосторожности это сопровождалось. На тележках не было никаких двигателей, их катали только вручную, изготовляли из специального сплава, покрывали листами алюминия, чтобы исключить даже теоретическую возможность появления искры. Ободья колес, соприкасающихся с рельсами, вытачивали из мягкой латуни… Глеб всматривался в темноту до рези в глазах. Если в этом тоннеле присутствовали живые существа, то они толково прятались. Однако чутье подсказывало, что именно сейчас в данной части завода нет ни одной живой души. Из рябящей мглы за поручнями вырисовывались провалы паттерн, уходящие в недра арсенальной штольни. Напротив – через застывшие воды – проявлялись аналогичные норы – проходы к оружейной штольне, к минно-торпедной части, к хранилищам огромных, объемом до трех тысяч кубических метров емкостей с дизельным топливом.
Он сделал знак под водой, и через пару мгновений всплыли две черные головы в устрашающих масках подводника и с закушенными загубниками легочных аппаратов, которые вместе с масками тут же отъехали в сторону.
– Ни хуа-хуа, товарищ майор… – простодушно озвучил свое видение ситуации Борис Караванов – молодой парнишка с «максималистской» кашей в голове, реакцией мухи и гибкостью пантеры. – Так вот ты какая – неведомая фигня… Лидок, чего толкаешься?
– Я тебя дисциплинирую, Караванов… – Лида всплывала грациозно – повертела головой по сторонам и бесшумно подалась к бетонной обечайке канала, где застыла и слилась со стеной. В темноте поблескивали глаза – нереально большие, красивые, главное украшение этой молодой двадцативосьмилетней женщины. В кругу пловцов она не считалась сногсшибательной красавицей, видали и покрасивее, тем более что в рабочее время Лида Баклицкая, имеющая постоянного парня «на стороне» (злые языки утверждали, что этот тип работает в штабе флота и ни разу не нюхал пороха), и не стремилась кому-нибудь понравиться. Но однажды Глеб видел ее в кино рядом с подтянутым парнем, обладающим обезоруживающей улыбкой, – и крайне изумился, признав в «отпадной» сексапильной блондинке женщину, проходящую службу в одном с ним подразделении.
Несколько минут пловцы сохраняли молчание и неподвижность.
– Глеб Андреевич, ты задумался, как на желтый сигнал светофора… – неуверенно прошептал Караванов.
– Растягивает удовольствие, – хмыкнула Лида.
– Заткнитесь, – пробормотал Глеб. – Уходим под воду, товарищи офицеры. Следующее всплытие через семьдесят метров…
В следующей точке приходилось всплывать с особой осторожностью и опаской. По воде распространялся тусклый, рассеянный свет! Голубоватый, дрожащий – какое-то мистическое сияние, исходящее неведомо откуда. С точки всплытия источник освещения не просматривался, и определить его природу было невозможно. Что-то вроде таинственных болотных огоньков, вспыхивающих по ночам над трясиной. Но и здесь никого не было! Мерцание существовало само по себе, и возникало ощущение, что это лунный свет, проникающий в оба входа, каким-то чудным образом распространяется по воде, и в месте встречи двух лунных дорожек срабатывает причудливый эффект…
– Свят, свят… – прокомментировал явление Борька. И пошутил натужно: – Командир, может, хватит на сегодня, а то мышцы с непривычки будут завтра болеть?
– Глеб, мне тоже не по себе… – прошептала Лида, по привычке смещаясь к стене канала и застывая. – Давай-ка осторожнее в этой клоаке. Понимаю, что шизую, но не могла избавиться от ощущения, что за нами кто-то плывет и внимательно на нас смотрит…
– Уймись, Лидуся, никто за нами не плыл… – гулким шепотом отозвался Борька. – Я проверял, можешь не сомневаться. Но ощущения действительно не самые восторженные. Странный свет, странные, гм, предчувствия…
– Не каркать мне тут, – проворчал Глеб и начал осматриваться. Канал в этой части подземелья расширялся и превращался как бы в два канала, идущих симметрично друг другу. Границей между руслами служила бетонная колоннада, опирающаяся на мощные прямоугольные опоры. Колонны осыпались, трескались, покрывались сетью морщин и выбоин, но пока держали расширяющуюся потолочную часть, унизанную трубами и кабелями. Правую часть канала, отделенную от основной штольни, перекрывал дополнительный батопорт – он частично возвышался над водой, увенчанный полукруглыми скобами и остатками заграждения. «Сухой док», – догадался Глеб. Еще один уникальный элемент подземного городища. Особое гидротехническое сооружение – бассейн из железобетона, отделенный от акватории канала водонепроницаемым затвором. Обычно лодки, входящие через бухту на завод (а было это ночью, и каждый раз в Пыштовке безжалостно отключали электричество), располагались одна за другой и двигались от одного ремонтного поста к другому, как по конвейерной ленте. Разгруженная на первом причале подлодка, требующая капитального ремонта или всестороннего осмотра, заходила в правую часть канала – в сухой док. При этом батопорт открывался, лодку вводили в заполненную водой камеру, центровали и после этого закрывали затвор. Включались мощные насосы, расположенные под преддоковой площадкой, и в течение трех часов они откачивали из дока воду. После откачки субмарина опускалась на кильблоки, корпус обшивался деревянными лесами, и стартовали ремонтные работы. По завершении ремонта через кингстоны батопорта камера заполнялась водой, лодка всплывала с кильблоков и после открытия затвора перешвартовывалась в основной канал. На нее загружалось проверенное вооружение, и лодка двигалась к выходу – к гигантским воротам, расположенным в начале бухты. Глубина там была порядка тридцати метров – что позволяло выходить на боевое дежурство в подводном состоянии. Один словоохотливый механик с вспомогательного «Буревестника», работавший в молодые годы на объекте (а он был помешанным рыбаком), как-то с упоением рассказывал Глебу, что, когда субмарина заходила в док и из него по технологии выпускали воду, рабочие стояли по колено в живой рыбе! Ее собирали лопатами, жарили, коптили – и начальство смотрело на эти «грешки» сквозь пальцы. В такие дни над горой Каурус вился ароматный дымок, и напрягались все шпионы иностранных разведок, «курирующие» базу, – верный признак, что очередная ядерная подлодка встала на капитальный ремонт…
– Я слышал, во времена Союза этот объект защищали с моря специально обученные пловцы, – прошептал Караванов. – То есть парни вроде нас…
– И дрессированные дельфины, – добавила Лида. – То есть парни вроде меня.
– А я слышал, что за тридцать лет эксплуатации этого объекта на нем не было ни одного чрезвычайного происшествия, – сообщил Глеб. – Даже более того – ни одного срыва ремонтных работ, ни одной задержки. Объект снабжался безупречно, трудились талантливые руководители, лучшие инженерные умы, наиболее квалифицированные рабочие кадры. И каждый шаг местных пролетариев контролировался вооруженной охраной, весь рабочий день ремонтники ходили под дулами автоматов – под прицелом их встречали, под прицелом провожали. А какой режим секретности царил в поселке… Там ведь практически никто не знал, что у них под боком работает секретный завод…
Из полумрака проявился скособоченный арочный мостик – он располагался позади вынырнувших пловцов, протянулся под сферическим потолком, повторяя его округлую форму, и, судя по всему, был приварен к металлическим нашлепкам на потолке. Впечатления готовой рухнуть конструкции он не производил. Мостик связывал берега канала и являлся связующим звеном между арсенальной штольней и складами вооружения на правом берегу, включающими минно-торпедную часть. Глеб испытывал колебания. Возможно, отцы-командиры поступили правильно, отправив малочисленную группу на разведку местности. С точки зрения сохранения инкогнито это было верно. С точки зрения опытного пловца, это было преступной ошибкой. Нереально малыми силами в короткий срок обследовать подземный город, а если надо, провести задержание и при этом никого не потерять. Два десантных катера, набитых морской пехотой – на вход и на выход – были бы куда уместнее.
– Глеб, я, кажется, что-то слышу… – прошептала Лида.
Спецназовцы замолчали, приготовились к экстренному погружению. По водной глади разносилось очень далекое мерное постукивание. Плюс царапающие звуки – будто бы по полу волокли что-то тяжелое, делая кратковременные остановки. Словно издевательство какое-то – все быстро прервалось! Пловцы затаили дыхание, проницали тишину. Она звенела в ушах – злобная, оглушительная, царапающая барабанные перепонки…
– Думается, это где-то впереди… – пробормотала Лида, до упора погружаясь в воду и устремляя блестящие глаза во мрак подземной штольни.
– Держу пари, что это там. – Караванов ткнул подбородком на левый берег, где чернели узкие проходы к арсенальной штольне с бункерами для хранения ядерного оружия и цехам ремонтно-технической базы.
«А ведь эту махину и за неделю не обойти», – с тоской думал Глеб. Лично он полагал, что товарищи ошибаются – звуки в этом подземелье имеют свойство блуждать по кругу. Он готов был поклясться, что они проистекали с правого берега – из глубин то ли оружейной штольни, то ли минно-торпедной части, то ли из хранилищ горючего…
– Все за мной, – приказал Глеб. – Делаем подозрительные лица, отключаем «громкую связь» и подчиняемся с полуслова. Никаких дискуссий – не забываем, что в спорах рождается не истина, а мордобой.
Проблем с подъемом на «сушу» не было никаких. Берега канала растрескались, бетон крошился и осыпался – здесь было за что ухватиться и куда поставить ногу. Трое пловцов выползли на правый берег и несколько минут лежали, прислушиваясь. От холодного бетона исходил промозглый гнилостный дух. В голову пришла неутешительная мысль о грядущих неудобствах, доставляемых холодом. Октябрь, конечно, в данной части света последний летний месяц, но ночи так себе, переодеться не во что, а до машины, припаркованной у поселковой администрации, далековато… Пловцы перебрались по одному к стене центральной штольни, затаились. Глеб перебежками добрался до плавучего батопорта, закрывшего вход в сухой док. Канал для капитального ремонта субмарин был достаточно «мокрым» – уровень воды здесь был такой же, как в основном канале, и практически достигал монолитных колонн. Заклиненный плавучий мост представлял хаотичное нагромождение бетона, скоб и торчащих штырей, вставать на него было страшновато. Но в стене напротив Глеб обнаружил пустую нишу с обрубками кабелей. Здесь был когда-то шкаф с электрическим оборудованием – и вандалы унесли не только оборудование, но и шкаф. Он включил фонарь на пару мгновений, оценил надежность и глубину отверстия, махнул своим. Караванов и Лида перебежали по одному, скорчились смазанными пятнами. Торопливо избавлялись от аквалангистского снаряжения, заталкивали в нишу криогенные ребризеры, маски с трубками и легочными аппаратами. Лида отрывисто шептала, что хорошо бы переодеться, а то у нее зуб на зуб не попадает. Борька уверял, что это ерунда, гидрокостюмы скоро высохнут, они изделия теплые. А если что, то он охотно поможет коллеге согреться – как насчет активно потискаться? Лида шептала, что он пошляк, а Глеб активно призывал товарищей заткнуться и представить, с чем им скоро придется столкнуться. А столкнуться пришлось с огромным подземным городом, насыщенным замаскированными ловушками, источающим мистический холодок и явственную жуть…
