Сергей Зверев
Морская стрелка
Глава 1
На горизонте показался самый краешек оранжевого солнца. Первые лучи тут же окрасили нежным цветом серую поверхность Японского моря. В этих широтах редко бывает спокойно, а четырехбалльный шторм скорее норма, чем исключение. Двухметровые валы лениво катились к западу, над вспененными барашками появились чайки. Они кружили, высматривая добычу, а заметив ее, камнем бросались к воде и тут же взмывали к небу, держа в клюве извивающуюся серебристую рыбу. Менее удачливые собратья по стае с криком бросались вдогонку. Воздушная схватка обычно кончалась тем, что истерзанная острыми клювами рыба падала с высоты в воду.
Навстречу восходящему солнцу, из территориальных вод Северной Кореи, уверенно шла серая громада крейсера, над кормой которого от утреннего ветра полоскался государственный красно-синий флаг КНДР. Старый крейсер за свою «жизнь» успел сменить и название, и страну, которой принадлежал при рождении. Спущенный в начале пятидесятых годов прошлого века со стапелей Гданьской верфи, он тогда отвечал последнему слову техники. Тридцать пять лет он входил в состав Тихоокеанского флота Советского Союза, а затем был продан по цене металлолома южным соседям на Дальнем Востоке.
Хоть военный бюджет Северной Кореи и составляет почти половину дохода этой страны, но позволить себе содержать современный военно-морской флот она не может. Новый корабль для нее – непозволительная роскошь. На бывшем советском крейсере немного подновили вооружение, оснастили новым навигационным оборудованием, и он еще пятнадцать лет верой и правдой служил коммунистическому режиму Пхеньяна.
Но прогресс нельзя остановить, и «любимый руководитель» северных корейцев, а именно так официально звучит титул Ким Чен Ира, наследника его знаменитого отца Ким Ир Сена, решил, что его стране негоже отставать от самых продвинутых держав планеты. Естественно, он не собирался выводить страну в мировые лидеры по уровню демократии или благосостояния народа. Как всякий диктатор, он уважал только силу. И пусть себе в последние годы в стране от голода умерло более двух миллионов человек, зато ядерная программа Северной Кореи не знала недостатка в средствах.
И вот уже на весь мир северокорейский режим торжественно объявил, что обладает ядерными технологиями. А чтобы никто в этом не сомневался, был произведен и подземный взрыв.
Однако мало изготовить ядерный заряд, уметь привести его в действие – необходимы еще и средства его доставки к цели. А вот с этой самой доставкой у Северной Кореи и не заладилось. Изготовленные по советским аналогам ракеты средней дальности никак не хотели слушаться их создателей. То взрывались на старте, уничтожая пусковые установки вместе с командами, то падали, не пролетев и десятка километров. Но даже при таком авторитарном режиме, как пхеньянский, правители понимают, что в современном мире атомная война невозможна. А ядерные боеголовки и средства их доставки – это всего лишь предмет торга. Мол, не трогайте нас, ведь мы такие страшные. Лучше помогите материально.
И вот в начале зимы старый советский крейсер, изготовленный полвека тому назад польскими судостроителями, оказался в сухом доке. День и ночь на нем, как муравьи, копошились северокорейские кораблестроители. Огненными фонтанами разлетались искры сварки, громыхали толстые стальные листы, срезались старые корабельные надстройки, переоборудовался трюм корабля. А из динамиков разносились бравые военные марши, трепетали на тихоокеанских ветрах кумачовые лозунги. Утром и вечером в нерабочее время с каждой сменой проводились политинформации. И уже к началу лета работы были окончены, был сформирован экипаж, и крейсер вышел в море.
Военным морякам выпала огромная честь – впервые в истории Северной Кореи осуществить с воды запуск ракеты-носителя средней дальности «Тэпходон-2». По замыслу руководства страны, удачный запуск мог бы дать при переговорах с несговорчивым Западом крупный козырь. Ведь тогда бы Северная Корея потенциально могла угрожать не только ближайшим соседям, но и другим странам.
Солнце уже поднялось над морским горизонтом. Волны отливали небесной синевой. Командир северокорейского крейсера твердо стоял на капитанском мостике, вглядываясь в горизонт. Здесь, на высоте, качка ощущалась еще больше, чем на палубе. Сегодня были не лучшие условия для пробного пуска ракеты с учебной боеголовкой. Но пуск уже был санкционирован самим любимым руководителем Ким Чен Иром, а потому вопрос о его отмене не мог даже прийти в голову немолодому командиру военного корабля.
Команда обслуживания пусковой установки уже суетилась возле огромного, в половину длины крейсера, контейнера, установленного на палубе. Открывались замки, снимались крепления, вскоре защитные экраны были сняты с ракеты-носителя. Крейсер выходил из территориальных вод в нейтральные. Волнение среди членов экипажа возрастало с каждой минутой. Наконец штурман доложил по внутрикорабельной связи:
– Вышли в заданный квадрат, товарищ командир.
Лицо немолодого корейца, находившегося на капитанском мостике, не выразило никаких чувств, хоть капельки пота и усыпали лоб.
– Стоп машина, – приказал он. – Включить стабилизационный гироскоп.
В недрах корабля раздалось нарастающее гудение. Электродвигатели, запитанные от силовой установки крейсера, принялись раскручивать пятитонный волчок-маховик гигантского гироскопа.
– Набрано десять процентов от рабочей скорости... пятнадцать... двадцать пять... – бесстрастно докладывал оператор гироскопа.
Наконец волчок разогнался – вошел в рабочий режим, максимально погасив качку. Командир крейсера деловито принимал по внутренней связи доклады всех служб корабля.
– Система пуска активизирована... параметры в норме... к пуску готовы...
И тут диссонансом вклинился тревожный голос оператора корабельного радара:
– С юго-запада пересекающимся курсом приближается вертолет... координаты... скорость... высота...
Командир приложил к глазам мощный морской бинокль, скользнул взглядом по горизонту за кормой. Вскоре он уже видел растущую в размерах черную точку. Еще через минуту можно было разглядеть бликовавший в лучах утреннего солнца блистер кабины и полупрозрачный диск вращающихся лопастей несущего винта. До слуха долетел натужный гул турбин.
– Ну, конечно же, южане, – с отвращением пробормотал командир крейсера, – кто бы сомневался.
Военный вертолет с эмблемой военно-морской авиации Южной Кореи нагло прошелся почти над самой палубой крейсера. А затем, лихо заложив круг над морем, вновь пошел на сближение. Командир крейсера в бессильной злобе сжал кулаки. Если бы это происходило в территориальных водах его Родины, то наглецу пришлось бы туго. Но в нейтральных водах оставалось только наблюдать за вызывающими маневрами винтокрылой машины.
Южнокорейский военный пилот не стал искушать судьбу – мало ли что этим коммунякам взбредет в голову? Вертолет облетел крейсер и завис со стороны слепящего солнца, неподалеку от корабля. Его тень извивалась, переливалась на волнах. Видеокамеры с большим разрешением фиксировали действия экипажа на палубе.
Наконец-то на губах командира крейсера появилась кривая ухмылка.
«Пусть смотрят, пусть боятся, пусть видят нашу мощь!»
Интерес «южан» к испытаниям ракеты-носителя был вполне обоснованным, ведь Сеул числился в списке врагов режима Ким Чен Ира под номером один. И наверняка «Тэпходону-2» с учебной боеголовкой предстояло взять курс на запад.
Под палубой мощно загудели насосы. Напряглись маслопроводные шланги. Медленно выдвигались блестящие штоки гидроцилиндров, возносивших на ажурной металлической конструкции «Тэпходон-2» в стартовое положение. Командир с гордостью смотрел на величественное зрелище. На лацкане его кителя поблескивал эмалевый значок-портрет вечного вождя северокорейской революции товарища Ким Ир Сена. Как старшему офицеру, ему полагался портрет в золотой оправе. Младшие офицеры носили серебряные, а рядовой состав довольствовался медными. Такие значки невозможно было купить, они выдавались пожизненно под роспись, а в случае потери гражданину в лучшем случае «светил» концлагерь трудового перевоспитания.
– Подтвердить готовность к старту, – бросил в микрофон командир крейсера и, выслушав короткие доклады команд обеспечения старта, дал обратный отсчет и приказ всем перейти в укрытие.
Бездушный голос из динамиков медленно отсчитывал секунды, остающиеся до старта. Команды, обслуживающие ракету-носитель, организованно занимали места в укрытии за толстыми броневыми листами. Командир торопливо спускался с мостика, и тут подоспела еще одна малоприятная новость – вахтенный доложил, что в семи кабельтовых от крейсера замечен перископ субмарины, хотя акустики и операторы сонаров в один голос утверждали, что море в этом районе пустынно.
«Американцы или японцы, – решил командир, – их больше других интересует наша ядерная программа». Размышлять о том, почему приборы не замечают подлодку, не оставалось времени.
Казалось, весь крейсер вымер, не было ни одного человека на палубе. Бездушный голос отсчитал последние секунды. Слово «старт» прозвучало как приговор к расстрелу. Полыхнули огнем дюзы стартовых двигателей. Крейсер содрогнулся. Волна раскаленных газов ударила в стальные отбойные щиты. Ракета-носитель «Тэпходон-2» торжественно двинулась по направляющим, окутывая корабль клубами дыма. С леденящим душу ревом она рванула в небо.
– Да здравствует любимый руководитель Ким Чен Ир! – не сдержавшись, фанатично выкрикнул командир крейсера, провожая взглядом уносящуюся в небеса ракету.
– Идеи «чучхе» живут и побеждают, – радостно отозвался северокорейский политрук.
Все, что от них зависело, северокорейские ученые, инженеры, военные моряки сделали. И теперь им оставалось только надеяться, что этот пуск «Тэпходона-2» будет успешным. Ведь все предыдущие кончались неудачей.
Глава 2
Однако командир северокорейского крейсера ошибся насчет государственной принадлежности субмарины-разведчика. Подлодка в самом деле затаилась на перископной глубине в семи кабельтовых от его корабля. Но это были не американцы и не японцы, хотя и их субмарины находились неподалеку. Старт учебной ракеты противника всегда представляет интерес для других ядерных держав.
Перископ принадлежал российской мини-субмарине «Адмирал Макаров» – новейшей разработке отечественных кораблестроителей и оборонщиков. Подобных ей подлодок не существовало ни в одном из зарубежных флотов. Да и в российском военно-морском флоте она еще не была запущена в серию, существовала лишь в единственном экземпляре. Прочнейший титановый корпус позволял ей погружаться на глубину до полутора километров, что делало ее неуязвимой для глубинных бомб всех существующих типов. Ходовые электродвигатели переменного тока, установленные на мини-субмарине, работали практически бесшумно.
Даже в надводном положении, когда шла подзарядка аккумуляторов, подлодка не издавала звуков. Инженеры специально для «Адмирала Макарова» разработали уникальную каталитическую силовую установку по получению электроэнергии путем прямого окисления топлива. Ни одной движущейся детали! Правда, пока коэффициент полезного действия ее отставал от дизель-генераторов, но ненамного. Энергетическая расточительность с лихвой окупалась скрытностью подводного корабля. Его даже на полном ходу не засекали никакие гидроакустические приборы.
Вся начинка «Адмирала Макарова» соединялась с прочным корпусом не жестко, а с помощью амортизирующих гидравлических подвесок. Специальная судовая архитектура – тщательно рассчитанные плоскости обшивки, а также высокотехнологическое покрытие из композиционных материалов делали «Адмирал Макаров» неуязвимым и для радаров. Вот такой своеобразный подводный вариант технологии «Стелс».
Запас хода мини-субмарины был ограничен лишь запасом топлива на борту. Но всегда можно дозаправиться от кораблей сопровождения, которые под видом гражданских судов будут ожидать неподалеку. Единственным слабым местом сверхсекретной подлодки являлось то, что приходилось всплывать для пополнения запасов свежего воздуха. Вот тогда-то ее и могли засечь визуально: с кораблей, самолетов-разведчиков и при помощи космического мониторинга. А потому инструкция предписывала осуществлять всплытие только в ночное время или в туман.
Субмарина была буквально напичкана электроникой. По сути, всеми процессами управляла автоматика, а поэтому экипаж состоял всего из десяти опытнейших офицеров подплава, каждый из которых владел несколькими военно-морскими специальностями. Курировал проект его инициатор вице-адмирал Столетов. Он и подобрал членов экипажа по несколько необычному принципу. Никто из них не имел близких родственников, а значит, и некому было поднимать информационную волну в прессе в случае ее гибели, как это произошло с атомоходом «Курск».
На борту «Адмирала Макарова» не имелось ни одного предмета с российской маркировкой. Все торпеды, мины и стрелковое оружие были закуплены за границей через третьи страны. Даже продукты на камбузе, и те иностранного производства. Экипаж носил форму без знаков различия, а в случае угрозы захвата корабля противником предписывалось уничтожить его. Так что даже по обломкам нельзя было бы установить государственную принадлежность подлодки.
Субмарину оборудовали мощнейшей системой прослушки, которая позволяла осуществлять мониторинг и запись не только традиционной радиосвязи, но и обычных разговоров в кубриках, в боевых частях кораблей, а также на палубе и на берегу. Броня, переборки, бетонные стены и антипрослушивающие системы для «Адмирала Макарова» не были преградой. Ведь в любом корабельном помещении установлены динамики и микрофоны переговорных устройств. Речь – колебания воздуха, она генерирует через них в проводке слабые токи, которые можно сканировать, а потом отфильтровывать и сортировать.
Такое событие, как испытание ракеты-носителя, нельзя подготовить втайне. Именно потому зачехленного «Адмирала Макарова» и доставили с базы под Калининградом по железной дороге во Владивосток, где в обстановке строгой секретности спустили на воду. В Японском море предстояло сканировать и записать все, что происходит на северокорейском крейсере, и прежде всего – разговоры технического персонала по обслуживанию модернизированных для запуска с корабля «Тэпходонов-2».
– Ракета пошла, – без особой радости в голосе констатировал командир мини-субмарины капитан второго ранга Илья Георгиевич Макаров. Однофамилец и далекий потомок знаменитого российского адмирала Макарова поворачивал колонну перископа, провожая взглядом вздымающуюся в небо ракету-носитель «Тэпходон-2».
Старпом Николай Даргель в это время всматривался в монитор центрального компьютера.
– Норд-норд-вест, – уныло констатировал он, – значит, в сторону России. Нет чтобы к Японии пустили.
После этих слов на центральном посту субмарины с добрых полминуты царила тишина. Штурман торопливо обсчитывал пеленг. Командир сложил ручки перископа. Массивная металлическая колонна мягко пошла вниз. Илья Георгиевич с отвращением посмотрел на боковой монитор, где все еще виднелось изображение северокорейского крейсера, снятого через перископ. Указательным пальцем покрутил колесико настройки, отгоняя запись к моменту старта ракеты, после чего отстраненно произнес:
– Вот дела, старпом. Вся наша противоракетная оборона сосредоточена в основном в европейской части страны. Еще с советских времен, когда думали, что американские ракеты на наши европейские промышленные центры через Арктику полетят. А Дальний Восток практически полностью открыт и уязвим...
Старпом Николай Даргель, соглашаясь, кивнул:
– Москва-то и теперь со всех сторон прикрыта, а толку? Со Штатами, считай, друзья.
– Ну друзья – это сильно сказано. Скорее противники, которые поняли, что лучше «дружить» против остальных.
– И кто бы мог подумать, что теперь главная опасность – наши бывшие друзья, – вздохнул старпом. – Кормили их, сук, вооружали, учили, в бронированном поезде по всей России катали.
– Это ты о Ким Чен Ире, чей вояж через всю Россию железнодорожники и несчастные пассажиры до сих пор вспоминают с содроганием?
– А то о ком же?
– А их северокорейские атомщики, кстати, до сих пор в Дубне на нашем синхрофазотроне стажируются. Выучили на свою голову. Нет, Николай, не могу я понять, что у политиков на уме.
– Чего уж тут понимать. В политике нет постоянных друзей и врагов, а есть государственные интересы, – книжной цитатой ответил старпом.
– Не знаю, какие уж тут государственные интересы России зашиты. Пригрели у себя под боком черт знает кого. Вот ты представь себе, если бы это японская или американская ракета упала в акватории порта Находки, как уже не раз случалось с этими долбаными «Тэпходонами», – тут бы такое началось! Вой на весь мир. И звериный оскал империализма им припомнили бы по полной программе, и холодную войну... – Илья Георгиевич сузил глаза. – А эти северные корейцы даже извиняться не думали. Плевать они на нас хотели, а мы молчим.
– Мы люди военные, – примирительно произнес старпом, хотя по его взгляду нетрудно было догадаться, что он во всем согласен с командиром, – есть приказ, который мы выполняем. У каждого своя работа. Может, что и поменяется в политике.
– В мозгах должно поменяться, – капитан второго ранга постучал себя пальцем по лбу, – и пока жареный петух в одно место не клюнет, там, наверху, никто и не почешется. Ведь падение чужой ракеты в наших территориальных водах – это формально «казус белли», повод для объявления войны. Выходит, этим фанатикам идей «чучхе» все можно... Вот перенесли бы Генштаб... или хотя бы Государственную Думу вместе с генеральскими и депутатскими семьями в ту же Находку или во Владик – я бы на наших генералов и политиков посмотрел... – командир бросил взгляд на стоп-кадр с изображением северокорейского крейсера. – Утопить бы эту поганую посудину прямо сейчас... Да жаль, приказа такого нет.
– Они просто мускулами играют, – Даргель поднялся и задвинул под рабочую плоскость стола выдвижное кресло, – нет и в скором времени не предвидится у них надежных средств доставки ядерных зарядов. Запустили ракету, а потом начнут с Западом и Россией торговаться. Мол, мы приостановим свою ядерную программу, а вы нам за это нефть, газ, мазут и продовольствие бесплатно поставляйте.
Илья Георгиевич провел ладонями по лицу, словно снимал этим жестом усталость.
– Все, старпом, задачу свою мы выполнили, – командир прикоснулся к панели, за которой скрывался центральный компьютер. – Все их переговоры записали на жесткие диски. За пару часов работой дешифровщиков в КП нашего Балтфлота месяца на два обеспечили. А теперь домой возвращаться, на базу.
– Если бы домой, – произнес Даргель, – боюсь, нам из Владивостока скоро не выбраться.
Илья Георгиевич скомандовал:
– Убрать сканирующую антенну. Погружение. Глубина тридцать метров. Курс на Владивосток.
Чуть слышно загудели помпы, закачивая забортную воду в балластные цистерны. Еле ощутимо завибрировал под ногами пол, свидетельствуя, что включились ходовые электродвигатели. Кавторанг любовно придержал рукой качнувшийся на переборке небольшой самодельный Андреевский стяг. Педант Даргель никогда не одобрял того, что командир повесил его на центральном посту. Ведь это являлось вопиющим нарушением инструкции, строго предписывающей, чтобы на борту мини-субмарины ничто не говорило о российском происхождении подлодки.
– Знаю-знаю... – покивал, глядя на старпома, командир. – Если придется, положу его к конвертам и к твоим любимым инструкциям в сейф. У него своя система самоуничтожения. Теперь можно и расслабиться. Не желаешь, старпом, выпить по сто грамм?
Даргель тут же напрягся, не сразу поняв, что командир его разыгрывает. А Илья Георгиевич тем временем продолжал:
– Пронести спиртное на подлодку не проблема, особенно командиру. Ну как, Николай, надумал? До базы протрезвеешь. А ребята у нас надежные, никому не скажут. Если только сам рапорт на себя не напишешь.
– Я бы предпочел, товарищ командир, чтобы во время похода вы ко мне обращались официально, – с металлическими нотками в голосе отозвался Даргель.
– Да ладно, товарищ капитан третьего ранга, пошутил я. А вот когда сойдем на берег, советую вам все же немного принять на грудь. Мозги, знаете ли, от этого просветляются. Напряжение уходит, и люди добрее кажутся. По личному опыту знаю.
Штурман и офицер за пультом управления оружием старательно прятали улыбки, ведь Даргель даже на берегу не позволял себе панибратства с членами экипажа. Сколько ни уговаривал его командир, что стоит как-нибудь во время передышки между походами выбраться с другими офицерами в лес, посидеть у костерка, старпом ни разу на это не согласился.
