Сергей Зверев
Матросы «гасят» дикарей
Впрочем, на набережной все было мирно, дружелюбно, и как-то пропадало желание прихватить с собой пулемет. Под симпатичными фонариками в окружении ухоженных пальм и клумб с орхидеями сновали толпы людей, звучала русская, английская речь, местный «перверсивный» пиджин-инглиш. Дикарей, обвешанных черепами и в полной боевой раскраске, почему-то не наблюдалось. Цивилизованные папуасы одевались, как и все приличные люди, в майки, шорты, парусиновые брюки. Одни напоминали австралоидов, другие были чернее негров, видимо, это были негрито, группа темнокожих низкорослых народов, проживающих в Юго-Восточной Азии, благодаря которым остров Новая Гвинея, собственно, и получил свое название. Встречались китайцы, меланезийцы, представители белых народностей, избравших остров местом постоянного проживания. Из темных кустов в глубине аллеи доносился сдавленный женский смех, звенели бутылки. По аллеям группами прохаживались российские и американские моряки, играла музыка в ночных заведениях, к ним вели гравийные дорожки, украшенные затейливыми фонарями.
Девушки оказались милыми и словоохотливыми. Им было лет по двадцать шесть – двадцать восемь. Черненькая – из радиорубки, светленькая – от шифровальщиков. Бурчали в спину невнятные личности, мол, гордость и краса противолодочного корабля гуляет не с ними – верными сослуживцами, а с какими-то приблудными мутными парнями, непонятно как оказавшимися на «Адмирале Ховрине». На эти выпады не обращали внимания. Главное – заговорить зубы прекрасному полу. Блондинка с пышным бюстом и короткими курчавыми волосами, одетая в маечку и короткую юбку, трещала, как пишущая машинка: о том, что на дух не выносит духоты, что краше Владивостока города нет, что это первое ее плавание на большом корабле, что не грех бы чего-нибудь выпить и закусить. Хотя, если честно, после шести вечера она не закусывает. Возможно, эта девушка неплохо справлялась со своими обязанностями, и в постели была хоть куда, но насытить голодный интеллект могла с трудом. Становому, впрочем, было без разницы, он тоже не отличался буйством интеллекта и поэтому всячески охаживал блондинку, обнимал ее, заглядывал, как бы невзначай, за вырез маечки. А Семен украдкой подмигивал Глебу, дескать, у кого нет мозгов, тот очень любит разговаривать…
С Катей из радиорубки было сложнее. Глеб безуспешно гнал от себя мысль, что ему нравится эта девушка. Невысокая, худенькая, в облегающей сорочке и джинсах, выгодно подчеркивающих достоинства фигурки, она забавно морщила носик, украдкой усмехалась, когда спутники несли ярко выраженный вздор, стреляла серыми глазками в сторону Глеба. А тот определенно начинал смущаться и чувствовать себя не в своей тарелке.
– Ребята, а вы вообще откуда? – спросила Катя, которая была из радиорубки, когда они выбрались из зоны набережной и вошли в сквер, украшенный величественными тропическими деревьями. – Что-то я не замечала вас на корабле. Вы ведь в Джакарте проскользнули на борт, нет? – и снова как бы невзначай покосилась на Глеба.
– Прибыли с инспекцией, дамы, – важно надувая щеки, отозвался Семен. – Из управления по управлению всеми управлениями.
– А если серьезно? – Катя рассмеялась.
– А если серьезно, Катюша, – вкрадчиво сказал Глеб, – то мы из института картографии. Занимаемся гидрографической съемкой.
– Ого, – удивилась брюнетка и снова прыснула, после чего положила руку на плечо Глеба – ей пришлось раздвинуть пальцы, чтобы хоть как-то перекрыть бицепсы с трицепсами. – А в вашем институте все такие… накачанные?
– В нашем – да, – с гордостью ответил Антонович, а Глеб почувствовал, что Кате не хочется убирать руку и в животе у него начинается бурление. «А почему бы нет? – стыдливо подумал он. – Родина далеко… что тут такого?»
– Как, вы всего лишь из какого-то института? – разочарованно вытянула губы блондинка, и засмеялись все, даже Становой. А Семен вновь украдкой покосился на Глеба и постучал кулаком по лбу, дескать, давно доказано, что половина женского населения планеты – дуры.
От пронзительного запаха цветов, расслабляющей южной обстановки, соседства симпатичной девушки под боком у Глеба кружилась голова. Такое ощущение, словно уже выпил. Но он продолжал исподтишка озираться, высматривал, не идет ли кто за ними. Да это просто паранойя! Никто за ними не шел, враждебные тучи не собирались. Можно расслабиться, получить удовольствие от жизни. А тут Становой начал щелкать телефоном, делать снимки на память в раю для всех желающих. Запечатлел смеющихся девчонок, потом увековечил Глеба с обеими в обнимку, потом снял товарищей, Семен при этом кривлялся, Антонович оставался серьезным и сосредоточенным, а Глеб подумал: вот и будет у тебя фото с обезьянкой и удавом. «Снимите меня, снимите!» – хохотала, входя в раж, блондинка. А Семен опять вполголоса начинал теоретизировать, мол, какой запутанный русский язык, поскольку снять можно кино, квартиру, девушку, скальп…
– Ну, что, ваши высокородия и прекрасные барышни, не пора ли нам где-нибудь приземлиться? – вынес свое предложение на рассмотрение коллектива Становой.
– Не гони, – пробормотал Глеб. – Пусть все идет своим чередом.
Кончился сквер, снова потянулась набережная, заполненная народом. Шныряли сомнительные личности, кучковалась в тени аллеек местная публика, липли к морякам проститутки, страшненькие, пестро одетые, с дикими прическами и устрашающими серьгами в ушах, видимо, предполагалось, что иностранцы всегда ведутся на эту «экзотику».
– Нет уж, нет уж, – забормотал Семен смешным голосом, едва не став жертвой сексуальной атаки. – Ну их на фиг, этих «сексуально беспечных». Тут и впрямь одним презервативом не обойтись, броня нужна… Серега, прикрой меня, срази их своей красотой. Ужас какой. На Таити проститутки определенно красивее… Вы бывали на Таити, товарищи офицеры?
– Фу, какая гадость… – морщилась Катя из радиорубки, прижимаясь плечом к Глебу, а блондинка беззаботно похохатывала.
– Глеб, вы заметили, что в этом городе нет попрошаек? – прошептала на ухо брюнетка Катя. – Они все такие загадочные, стоят, смотрят на тебя, никто не просит.
– У папуасов имеется собственная гордость, Катя, – отозвался Глеб, отыскивая руку девушки и легонько сжимая ее пальцы, которые сразу же задрожали. – Но это не значит, что они откажутся, если вы предложите им деньги. А вместо спасибо нападут на вас в темном уголке и отнимут то, что у вас осталось.
– Дайте медный грошик, господин хороший… – забубнил Семен. – А худые они тут какие, не кормят их, что ли?
– Здоровое питание практикуют, – хохотнул Антонович. – Кто здоровее, тот и питается. Послушайте, товарищи, мне кажется, мы вполне уже нагуляли аппетит, пора швартоваться. Что скажешь, Глеб Андреевич, специалист ты наш по картографии и аэрофотосъемке?
Заведение, к которому стекались все дорожки на набережной, называлось «Кентаурус», хотя вместо лошади с человеческой головой на вывеске переливалось огнями что-то осьминогообразное, с ушами, оттопыренными, как у Семена.
– Выпивкой не увлекаться, коллеги, – предупредил Глеб, машинально нашаривая в кармане тонкую пачку командировочных североамериканских долларов. – Если увижу хоть одного пьяного, заставлю завтра весь день отжиматься.
– Как строго с дисциплиной в вашем институте, – под дружный гогот подметила блондинка Катя.
– Мы по чуть-чуть, Глеб Андреевич, – уверил Семен. – И сразу баиньки. Ну, чтобы не было, как в песне: «и тогда наверняка вдруг запляшут облака…»
Судя по тому, как пальчики Катюши сжимали его руку, по поводу «баиньки» у Глеба назревали проблемы. Зал «Кентауруса» был вместителен, и тот, кто его спроектировал, имел толику представления о том, что такое дизайн интерьера. Гремела музыка, как ни странно, современная западная с уклоном в Леди Гага. Толпились люди у бара. Посетителей было битком, но зоркий Семен разглядел свободный столик в углу, махнул рукой, мол, за мной, в атаку, и первым начал продвижение. Белоснежная форма русских и американских моряков слепила глаза. Наши – в бескозырках, в отглаженных матросских воротниках, янки – в беретах. Все приветливо, дружелюбно. Поначалу настороженно косились друг на друга, что-то хмыкали, но постепенно таяли, обниматься еще не лезли, в вечной дружбе не клялись, но уже обменивались несложными фразами, подмигивали. У бара разбитной мичман Савельев в заломленной на затылок фуражке в компании парочки старшин уже братался с уоррент-офицером третьего ранга, пытался ему что-то втолковать, имея за душой лишь несколько английских слов, половина из которых была ругательной. На новоприбывших не обращали внимания, только Глебу подмигнул старшина первой статьи Ячменев, дующий пиво из гигантской кружки (явное наследие немецких колонизаторов). Платов добрался до «финишной ленточки», свалился за столик, оттоптав вытянутую ногу упитанного лейтенанта младшего ранга, который вальяжно сидел рядом и с презрением принюхивался к доставленной ему доске с морепродуктами. Обменялись односложными извинениями, младший офицер лениво улыбнулся, Семен смастерил сомкнутыми ладошками жест вай.
– Ишь как расперло от гордости за страну, – шепнул он Глебу. – Ну, прямо орел на вершине Кавказа…
Ждать официанта пришлось недолго. Между делом насладились зрелищем, двое штатовских матросов через столик, основательно нагруженные, но еще не буйные, две путаны с раскосыми глазами, явные уроженки Поднебесной. Столик был заставлен яствами и напитками. Матросы гоготали, проститутки хихикали и висли у вояк на шеях, непонятно, что они при этом видели, щелочки глаз были такими узкими, что туда не пробился бы и солнечный свет. Одной вдруг стало дурно, съела что-то не то, девушку вырвало, хорошо, не на колени клиенту. Держась за живот, она заковыляла к выходу, отмахиваясь от призывных воплей в спину. Моряк надрывно что-то кричал, потом откинулся на спинку стула и провалился в оцепенение.
– Китайская проститутка, – хмыкнул Антонович.
– Сломалась, – резюмировал Семен, чем вызвал приступ гомерического хохота.
Подбежала официантка-папуасочка с большими глазами и припухшими губками, раздвинутыми в дежурную улыбку. Семен сделал уши торчком, замурлыкал: «Я заметил твой смеющийся взгляд…» А дальше все было хорошо и культурно… какое-то время. Балагурили про кулинарные пристрастия папуасов. Глеб уверял, что в целом диета у туземцев растительная, что подберут, то и едят, но не гнушаются свининой, рыбой, куриным мясом, а также жуками, крысами, ящерицами. А в труднодоступных местах, где сохраняется первобытно-общинный строй, там и вовсе сущие гурманы! «Не надо, – умоляли девушки, хватаясь за горло. – Умоляем вас, Глеб, не надо, будьте человеком!» Но уминали за милую душу жареного цыпленка с бананами, щедро сдобренного перцем, бледные свиные отбивные с прожилками, пили непривычное сладковатое пиво с привкусом неведомых трав. Катина нога под столом прижалась к лодыжке Глеба и уже не отодвигалась. Все подмечали эти странности, и на брюнетку никто из товарищей не претендовал. Каждый стремился выглядеть самым остроумным, анекдоты из жизни папуасов и ВМС России текли рекой. Серега Становой вдруг начал беспокоиться, обнаружив, что блондинка, которой он вроде бы понравился, поменяла свое мнение и с интересом поглядывает на Антоновича. А Шура, прочувствовав это дело, как-то засмущался, притих и злобно уставился на обиженного Серегу, мол, я-то в чем виноват? Сам обязан понимать, главный мужской орган, он вообще-то из двух букв: УМ.
Смотреть на это было забавно. Глеб расслабился, все происходящее становилось затейливым фоном, и превалировала лишь одна мысль: где в этом чертовом городе найти место, чтобы на несколько часов уединиться с девушкой?
– Эх, пьяная молодость! – выдохнул Семен. – Ну, что, командир, по второму пиву?
И все же пришлось напрячься. В разгар веселья, когда никто уже не слушал собеседников, а слушал только себя, произошло событие, заставившее понервничать. В напоенный гамом и табачным дымом зал вошли четверо мускулистых мужчин. Явно американцы, но уж больно не похожие на парней из экипажа эсминца. В штанах вроде тех, что были на ребятах Дымова, только тенниски у них были не серые, а в буро-зеленых камуфляжных разводах, из прочной ткани. Коротко стриженные, в меру молодые. Возглавлял группу угрюмый сутулящийся субъект с кустистыми бровями и квадратной челюстью. «Ежик» на голове был тоже квадратным, складывалось ощущение, что субъект пришел в ресторан со съемок боевика про коммандос. Остальные выглядели менее устрашающими, хотя было заметно, что львиную долю своего свободного времени парни проводят в тренажерных залах. Второй был тоньше в талии, более изящен, чернявый, смуглый, судя по всему, латинос, он отдаленно напоминал артиста Марка Дакаскоса. У третьего была широкая приплюснутая физиономия, рыжая поросль с залысинами посреди черепа. Четвертым был подтянутый блондин с удлиненной неприятной физиономией, глазами навыкате, судя по всему, задира и драчун. Он обнимал за талию надменную девицу со стянутыми на затылке пепельными волосами. У девицы был дерзкий взгляд, маленький нос, презрительно сжатый ротик, удручающий первый размер груди, зато приятная линия бедер, подчеркнутая легким парусиновым жакетом. Особа, судя по всему, капризная, она с неудовольствием обвела глазами зал, опасливо покосилась на хохочущих за ближним столиком русских офицеров и манерно передернула плечами. Потом встала на цыпочки и что-то сказала блондину. Тот окликнул обладателя «ежика», который уже вознамерился протиснуться к бару. Субъект повернулся, угрюмо выслушал блондина, спорить не стал. И вся компания в колонну по одному удалилась, решив поискать другое заведение, без всепобеждающего русского духа. Глеб перевел дыхание. Но при виде парней напряглись все природные инстинкты, встало в стойку чутье. Заныло располосованное колено, обмотанное толстым слоем бинта. У парней была особая стать. Возможно, это и выделяло их на фоне приятного собрания…
Девушка напротив служила седативным лекарством. Она смотрела на него задумчиво, подперев подбородок кулачком. Образ накачанных парней уже мельчал, выдувался из памяти. Официантка доставила пиво, но тянуть эту сладкую травяную водичку Глеб уже не мог. Для приведения в норму нервной системы он бы выпил чего-нибудь нормального, без фанатизма, пару доз. Гонять официантку было как-то неловко. Обливаясь потом, девчушка металась по всему залу и, видимо, мечтала о бронежилете для попы, которая уже покрывалась волдырями от дружеских шлепков. Глеб пообещал товарищам и дамам, что непременно вернется, поднялся и зашагал к барной стойке, у которой грудилась небольшая толпа. Мичман Савельев в стадии легкого опьянения окучивал смущенного «уоррента», уверяя на ломаном английском, что все их эсминцы по сравнению с русской броней – полное «Г». А то, что творят янки в Афганистане, – это не борьба за демократию во всем мире, а клинический маразм, призванный задушить Россию афганским героином. Они хоть одну школу там построили? Хоть одно дерево посадили? А советские войска не только воевали, но и школы строили, и парки разбивали, и дороги с мостами… «Вот этот парень не даст соврать», – тянул Глеба за рукав мичман, но Глеб лишь виновато улыбался, давая понять, что ему сегодня не до большой политики. Он протиснулся к бару, у которого толпились англоговорящие матросы, терпеливо дождался, пока курчавый бармен, отзывающийся на имя Каве, обратит на него внимание, заказал двойное виски. «Bushmills» – «Черный Куст» в это время суток его вполне устроил. Глеб тянул приторную, насыщенную ореховыми ароматами жидкость, косясь через плечо, за их столиком все было нормально. Семен рассказывал забавную историю, Катя из радиорубки непринужденно смеялась, отбрасывая со лба непокорные локоны. Шура смущался от зовущего взора блондинки. Становой пыхтел от негодования и уже посматривал по сторонам, нет ли на примете альтернативного варианта.
И в этот момент Глеб почувствовал пронзительный взгляд в спину.
Он развернулся всем корпусом, медленно, с достоинством, стараясь не расплескать ополовиненный бокал. К черту страхи и недобрые предчувствия. Все уже случилось. В метре от него со сжатыми кулаками стоял мускулистый обладатель «ежика» и исподлобья, мутным и колючим взором смотрел ему в глаза. И сразу все встало на свои места. Глеб подобрался, расправил плечи, ничем не выдавая душевных метаний. Вот теперь, на короткой дистанции, он все понял. Он уже видел эти карие, исполненные ненависти глаза. Их не забудешь и с другими не спутаешь. Прошлой ночью на морском дне, когда схватился с их обладателем в жестком спарринге. Это он сломал Волокушину ногу, это он был напарником несчастного пловца, которого застрелил Глеб. Американец запомнил глаза своего врага, интуиция у него дай бог. Вернулись, стало быть, «морские котики»… Неспокойно было на душе у Глеба, неясное чувство подсказало вернуться.
У американца и выдержка была на зависть. Чесались кулаки, желвак упруго перекатывался, глаза источали ярость. Но он не двигался, словно врос в пол. И как-то тихо вдруг сделалось вокруг этой парочки, насторожились отдыхающие, завертели головами. А Глеб с достоинством выдерживал взгляд. И подмечал периферийным зрением, как накаляется обстановка у «котика» за спиной, подходят три товарища с заинтригованными физиономиями, становятся полукругом позади командира, начинают соображать, что все это неспроста и случайный поиск, похоже, угодил в цель. Очерствел, сделался камнем элегантный латинос. Выкатилась нижняя челюсть у мордатого пловца. Криво и зловеще усмехнулся неприятный блондин, отодвинул плечом свою спутницу с пепельными волосами и брезгливо выпяченным ртом.
– Босс, ты нашел его… – злобно прошипел блондин. – Клянусь Христом, ты нашел этого русского подонка, который убил Шона… Босс, позволь мне с ним поговорить…
– Заткнись, Кенни, – процедил командир. Он подался вперед, как бы проверяя оппонента на трусость. Глеб не шевелился. Дрогнул мускул на лице американского командира.
– Господа, вы ничего не напутали? – вежливо и абсолютно спокойно осведомился Глеб. Он полностью контролировал лицо визави. Даже у человека с железной выдержкой перед совершением определенных действий лицо должно измениться.
– Босс, ты уверен, что это он? – нахмурился латинос.
– Это он, Мигель… – втянув ноздрями воздух, проговорил командир.
– Эй, народ, у кого тут проблемы? – заворчало что-то за спиной, и в ухо задышал подоспевший Семен Платов. – Глеб, чего им надо, этим курсантам?
– Убирайтесь… – прорычал по-английски изменившийся в лице Становой, непроизвольно вставая в стойку.
– Ну вот, как всегда… – заворчал где-то сбоку Антонович. – Только выйдешь на минутку в туалет… Командир, ты не находишь, что у парней к нам претензии? Может, рыло им начистим?
Становилось веселее. Русские спецназовцы в расслабляющей обстановке, возможно, долго запрягают, но коль уж трогаются в путь… Не меняясь в лице, Глеб поднял стакан с остатками орехового пойла, медленно допил, не спуская взгляда с окаменевшего вероятного противника.
– Эй, петухи, – насторожился мичман Савельев. – Вы чего тут перья распушили?
– Поговорим, господа? – миролюбиво предложил Глеб. – Мне кажется, мы чего-то недопонимаем, и в этой связи возникает щекотливая ситуация…
– В общем, не пойти ли вам… – начал конкретизировать Становой.
И едва не проворонил тяжелую плюху по челюсти. Мотнул головой, и кулак, отправленный в атаку смуглым Мигелем, просвистел над ухом. Возмущенно охнув, Серега вывернул руку противнику, но тот оказался скользким, обхватил его лодыжку левой ногой, и оба загремели на барную стойку. Разбежались люди, облокотившиеся на нее, и стеклянный бокал, расплескивая содержимое, запрыгал в руки ошеломленному бармену. Драчуны вцепились друг в дружку, боролись, пыхтели, никто не хотел уступать. Антонович решил не ждать, пока его чем-нибудь припечатают, бросился на мордатого. Но тот уже ждал. Ударили одновременно и разлетелись, охнув от боли в грудных клетках. Вскричал Семен, которому в ухо засадил блондин Кенни, метнулся с воплем: «Да уж, парни, у вас действительно единственный легкий день был вчера!» Это был девиз «морских котиков». Семен сделал обманный выпад левой рукой, и правый локоть смачно вписался в висок, из-за чего у блондина глаза сбились в кучку. Но он не растерял азарта, исторг оскорбленный индейский клич, и эти двое вцепились друг в дружку, повалились на ближайший столик, который, к счастью, не пользовался популярностью в связи с близостью барной стойки, со столика – на пол, стали мутузить и посылать друг друга. Воцарился хаос, орали возмущенные посетители заведения, бармен кричал, что вызовет полицию. «Stop it, stop it!!!» – надрывалась спутница американцев. Что-то кричали девушки Катя из радиорубки и Катя из группы «конспирологов» (как удачно пошутил Семен), они уже протискивались между столиками, чтобы образумить драчующихся. В общем, было весело, и только двое в этом гвалте не замечали происходящего вокруг них. Они не шевелились, не моргая, смотрели друг на дружку, исполняясь презрения, ненависти, сжимая кулаки, но не бросаясь в бой, поскольку это ничего бы не дало, силы были равны. Наконец американец тяжело и шумно вздохнул, расслабился, проорал: «Хватит!» А к этому времени негодующие посетители заведения, для которых международный скандал означал бы полную отмену дальнейших увольнений, растащили «гладиаторов», оттеснили их, взбешенных, обливающихся потом, в углы «ринга». Катя вцепилась Глебу в руку, что-то прорычала в адрес американца.
– Идиоты! – надрывался мичман Савельев, вращая пальцем у виска. – Вы что, совсем мозги пропили?!
– А мы тут при чем?! – возмущался Становой. – Мичман, ты же сам видел, они первыми начали!
Американец с «ежиком» на голове подался вперед, сжимая кулаки, он продолжал сверлить Глеба недобрым взглядом.
– Запомните, мистер, – процедил он, – меня зовут Стюарт Мэрлок, мы с вами непременно еще встретимся, сколько бы вы от нас ни бегали. И вы еще пожалеете, что оказались в этой части света…
Глеб молчал, дергаться глупо, после драки кулаками не машут. Да и неудобно дергаться, когда у тебя на руке висит женщина. Возмущалась девица, сопровождающая «морских котиков», тянула своих мужчин к выходу. Те уходили неохотно, озирались, фыркали, плевались. С губы мордатого сочилась кровь. У блондина Кенни наливался лиловой синью левый висок. Прихрамывал темноволосый Мигель. Последним заведение покинул человек, представившийся Мэрлоком, он задержался на пороге и с таким «высоким» чувством посмотрел на Глеба, что тот, к стыду своему, почувствовал, как кровь холодеет в жилах и ершистый ком перекрывает доступ кислорода. Потом тот вышел и хлопнул дверью.
Разрушений не было, международного скандала избежали. Желание бармена вызвать полицию осталось лишь желанием, да, судя по всему, и того не было. Вызывать полицию в этой стране не любили. Роптали посетители, американцы стали посматривать на пловцов с неприязнью, соотечественники – с пониманием и одобрением. Люди, в принципе, видели, что инициаторами потасовки были не русские, и выставлять их из ресторана персонал побоялся. А на Глеба вдруг накатило невиданное спокойствие. Все, что могло, уже случилось, и больше не нужно переживать, что произойдет что-то неприятное. Вариант пока щадящий. Но о дальнейших прогулках по гостеприимной папуасской земле, похоже, придется забыть. Он махнул напрягшейся официантке, попросил, чтобы принесла пиво на их столик… «Что это было? – тормошили их испуганные девушки. – Не успели как следует отметиться в данной части света, и уже жесткие терки с американцами. Кто вы такие, господа картографы?» Девушки были не только испуганы, но и заинтригованы, а подобное состояние, как известно, повышает сексуальный интерес. Они опять сидели за столиком, нервно хихикали, тянули пиво. Успокоились окружающие, уже не косились на них с опаской и предубеждением. Антонович потирал отбитую грудину, бормотал, что кулаки у этих «блин, тюленей» массивнее, чем он думал. Семен держался за ухо и жаловался, что теперь оно оттопырится еще больше, а его и так девушки не любят… и вообще, жизнь не имеет смысла, и все люди в ней пешки. Серега растирал ушибленное плечо и удивлялся, почему выдержала барная стойка, он помнит, как однажды в подмосковном ресторане, когда они отдыхали с девчатами и на них наехали тупые бандиты, подручные местного авторитетного криминала… в смысле, криминального авторитета…
– Мне кажется, эти парни нас недолюбливают, – вынес вердикт Серега и хлопнул кружкой по столу.
– Мне тоже не понравилось это групповое фото, – проворчал Антонович.
– А признайтесь, мы испугались, словно ломанули бандитский общак, – изучив физиономии товарищей, заключил Семен. – Теперь я понимаю, что это было… – Он покосился на девушек, чьи глаза блестели от любопытства, откровенничать в их компании было не очень здорово. – А ты молодец, командир, – похвалил он Глеба, – реагировал нордически. Ладно, – постучал он себя по оттопыренному уху. – Как говорится, мы не боимся, когда много врагов, мы боимся, когда мало водки! – Он поднял руку, щелкнув пальцами, и официантка с готовностью устремилась к нему. А Глеб, вместо того чтобы прервать это безобразие, промолчал. Вроде все трезвые, пить умеют, а после такой встряски хороший бокальчик крепкого виски уж точно будет не лишним…
Время близилось к полуночи. Увольнительная у большинства матросов до ноля часов. У американских, видимо, тоже. Боевые пловцы формально не имели отношения к экипажу «Адмирала Ховрина», но зачем им дополнительные неприятности? С другой стороны – этот зовущий женский взгляд… Брюнетка Катя подалась к Глебу и прошептала на ухо: «Я могу сегодня не возвращаться на корабль. У меня хорошие отношения с капитан-лейтенантом Паниным, он обязан мне за одно сомнительное дельце, нужно только позвонить ему на мобильник…» Глеб сглотнул, покосился на толстого американского матроса за соседним столиком, тот взасос целовал темнокожую девицу, долго целовал, упоительно, видимо, ждал, что она станет царевной. Семен, достаточно принявший на грудь, тоже смотрел на эту парочку и не мог понять, эта дамочка от природы красивая или ему уже хватит? А почему бы нет? Львиная доля женской красоты состоит из мужского воображения! Посетители уже расходились, слава богу, все закончилось без кровопролития! Потянулись к выходу и спецназовцы со своими новыми подругами. «Будьте осторожны, – предупредил Глеб. – Не исключено, что неприятности поджидают нас на улице. А если подтянули своих «смежников» из засекреченных разведывательных ведомств… В общем, держимся поближе к своим».
Ожидали чего угодно, но только не этого! На улице толпились люди, смеялись женщины. Несколько американцев курили на газоне. Зоркий глаз Глеба вычленил привалившуюся к пальме фигуру латиноса по имени Мигель. С аллейки приближались двое, как бы просто гуляли – блондин Кенни и девушка с пепельными волосами. Вероятно, по аналогии с двумя Катями она не имела отношение к отряду «морских котиков», а числилась в штате эсминца. Глеб напрягся, значит, поджидают. Сейчас предложат разобраться, прогуляться «за угол». А где же прочие, а главное, старинный приятель по имени Стюарт Мэрлок? Глеб ненавидел отступать, проявлять нерешительность, малодушие. Но как иначе поступать в данной ситуации? Операция по освобождению Хасслингера была секретной, чреватой крупным международным скандалом. Бойцов морского спецназа России в Порт-Морсби не могло быть в принципе! Он должен ломать себя через колено, все отрицать, отступать короткими перебежками… Но тут вмешался дикий случай. В рядах американских матросов, возвращающихся с вечеринки, вспыхнул скандал. Сначала выясняли отношения на повышенных тонах, потом разразились крики, ругань. Было видно в свете фонарей, как двое сцепились, тянули друг друга за грудки. Вмешался третий, но от этого конфликт лишь усугубился. «Лоренсон, прекрати, ты сходишь с ума! – истошно орал матрос. – Парни, все в порядке, не обращайте внимания, у Лоренсона проблемы в семье, а неделю назад он упал с лестницы, врачи говорят, что гематома мозга!» Но «виновника торжества» продолжали мутузить, видимо, он крепко кому-то насолил. И тут, как нередко бывает в таких случаях, прилив сил, раззудись плечо. С каким-то диким нечеловеческим воплем матрос расшвырял повисших на нем людей, вывалился с аллейки на освещенную площадку перед рестораном, начал затравленно вращать глазами. У него действительно перемкнуло в голове. Знакомый парень – это у него «сломалась» китайская проститутка, после чего он провалился в ступор. Все понятно, сумрак сознания, голоса в голове, приказы, неадекватное восприятие окружающего мира… Он выхватил из-за пояса надетой навыпуск флотской рубашки пистолет, взметнул руку вверх и с диким криком дважды выстрелил в воздух! Откуда у него пистолет?! Все, кто был поблизости, в страхе отшатнулись, закричали на разные голоса. Кто-то уносился за пальмы, кто-то прыгал на газон и катился кубарем, давя клумбы с цветами. Возможно, все бы обошлось, ну, погорячился человек, пострелял в воздух. Но парочка разъяренных коллег решила обуздать стрелка, они тоже выпили немало. Гневно вопя, те бросились к матросу, чтобы отобрать пистолет, скрутить. Но тот в прыжке развернулся и окончательно впал в безумие. Он направил оружие на своих товарищей, открыл беглый огонь! Патронов в обойме, видимо, было предостаточно. Один из атакующих схватился за живот, рухнул на колени. Второй, не ожидая такого исхода, чертыхаясь, завертелся на месте, потом метнулся к аллее, сбил блондина Кенни, который не успел оттащить свою подругу от опасного места. Ругаясь на великом, но бедном английском языке, блондин не устоял, вонзился головой в кустарник, возился там, отрываясь от ветвей, пытался выбраться, как Братец Кролик из тернового куста. А тот, кто сбил его, промчался дальше по аллее, запнулся и пропал где-то в сумраке. Кричала женщина, вокруг которой свистели пули, она застыла, съежилась, прижала руки к груди, зажмурилась, как будто этим могла защититься…
– Барбара, падай!!! – истошно голосил из кустов блондин.
А этот придурок разошелся, крыша съехала, он уже ничего не соображал. Палил по аллее в состоянии аффекта, входя в исступление, и патроны в его обойме никак не кончались! А в «глоке» их девятнадцать штук. На том участке, где он вел огонь, никого уже не было, только одинокая женщина, у которой от страха парализовало ноги. Это должно было кончиться печально. И откуда что берется в голове? Глеба подбросило, он понесся прыжками…
