Сергей Зверев
Любовь Жигана
Глава 1
Сквозь высокие витринные стекла Сержу было видно, как Долли подходит к его стоящей у бордюра «девятке» и берется за ручку дверцы.
«Сучка, – раздраженно подумал он, провожая ее глазами, – злая, продажная сучка…»
Долли еще раз помахала ему рукой и села на место водителя.
Звука захлопывающейся дверцы Серж не услышал. Вместо него раздался грохот взрыва. Машина подпрыгнула, и вместе с языками пламени в разные стороны полетели дверки, крылья, капот, осколки стекол…
Правая задняя дверка «Жигулей» плашмя ударила по стеклам окна и влетела в салон. Сержа сначала обдало дождем осколков – он едва успел закрыться рукой, а затем ударило ребром дверки в плечо и голову.
Он отлетел в угол зала и с удивлением отметил, что еще жив. И сразу же подумал, что с салоном «Фаворитка» у него ничего не выйдет… Придется придумывать что-нибудь другое.
Боли не было, но в голове сильно и ровно звенело, и этот звон заглушал все остальные звуки. Серж попробовал приподняться и обнаружил, что левая рука его не слушается. Звон в голове слегка утих, и сквозь него начал пробиваться ужасный душераздирающий женский крик. Женщина на асфальте под окном салона кричала так, словно ее живьем резали на части ручной пилой.
«Долли? – подумал Серж. – Разве она может так кричать?»
Кое-как оттолкнув придавившую его искореженную дверку своей «девятки», Серж с трудом поднялся на ноги. Они дрожали.
Левая рука, слава богу, оказалась цела, хотя и сильно начала болеть, как только он встал с пола. Клиентка, сидящая в рабочем кресле, смотрела на него совершенно круглыми глазами. Губы ее тряслись, говорить не могла и только тихо подвывала от страха.
Хрустя осколками витринного стекла и стенных зеркал, Серж пробрался к окну и выглянул наружу. Асфальт под окном был залит кровью, которая растекалась лужей – все шире и шире.
В луже лежала женщина, чей крик слышал Серж. В животе у нее торчал длинный и острый осколок оконного стекла, он покачивался в тот момент, когда женщина переводила дыхание для нового крика.
Нога чуть выше колена была оторвана, из нее торчали белые осколки кости и текла на асфальт темная кровь. Лицо женщины исказила гримаса боли и крика. Оторванная взрывом нога валялась метрах в пяти – тоже в небольшой лужице крови.
Минуту он всматривался в лицо женщины, лежащей под окном.
Оно не было ему знакомо… Нет, это не Долли. Не повезло женщине, проходившей мимо по Большой Полянке. Впрочем, Долли повезло немногим больше. Ее просто разорвало взрывом на мелкие кусочки. Но хотя бы не мучалась долго и не кричала так, как эта… Долли, наверное, не успела даже понять, что произошло.
Серж снова взглянул на изуродованную взрывом женщину. Ее крик начал слабеть, и она перестала приподнимать голову – в надежде рассмотреть, что же случилось с ее ногой. Наконец она замолчала, несколько раз судорожно дернулась и затихла навсегда.
«Долли, куколка… Прощай!» – подумал Серж, глядя на лицо незнакомой ему женщины, но прощался он именно со своей Долли.
Звон в ушах несколько поутих, хотя в голове все еще гудело, ровно и настойчиво. Серж никак не мог понять, что Долли теперь не существует, хотя и отдавал себе отчет, что она умерла.
Но ведь это в его машину была заложена мина… Сволочи! Неплохая тачка была, новая, Серж на ней всего несколько месяцев и успел поездить… Жалко машину. И Долли – тоже жалко.
Серж тут же отвлекся от мыслей о машине.
Кому понадобилось убивать Долли?
Никто не мог знать заранее, что сегодня она к нему явится и что он даст ей до вечера свою «девятку». Впрочем, Долли заявлялась к нему практически каждый день, и в этом не было ничего необычного. Но машину она просила крайне редко.
Выходит, убить хотели именно его, Сержа? И не дай он Долли машину, именно его, Сержа, тело было бы разбросано вечером мелкими фрагментами по кругу диаметром метров в тридцать? Долли просто спасла ему жизнь. Может быть, этим она расплатилась наконец с ним за услугу, которую он ей когда-то оказал.
«Какая странная судьба у этого необычного существа…» – подумал Серж о Долли. Всего час назад она примчалась к нему, как обычно, в слезах, с отвратительными синяками под глазами и опухшими от недавних бурных слез веками…
– Ты испортишь мне всю работу! – закричал он на Долли, когда уже заканчивал ей делать реабилитацию кожи лица, а на ее глазах в очередной раз показались слезы, и губы вновь задрожали. – Прекрати плакать. Сейчас же! Иначе эти отвратительные опухоли под глазами так и не исчезнут… Я только что обработал кожу фирменным составом, а ты вновь травишь ее слезами…
Серж, или, точнее, Сергей Ефремов, которого в косметическом салоне «Фаворитка» называли просто Серж, весь этот час проработал с лицом Долли – Долли Шлягер, своей постоянной клиентки, – и был действительно озабочен тем, что его труд пропадет даром. Долли-куколка была его особой клиенткой.
Он вновь и вновь убирал тампонами скапливающуюся в уголках глаз насыщенную солями жидкость и раздражался, злился на Долли. С ней произошла очередная «трагедия», и она, как всегда, сразу помчалась к Сержу – спасать лицо.
Серж без всякой очереди усадил Долли – куколку в резервное кресло и принялся убирать припухлости у нее под глазами.
А она время от времени принималась плакать, сводя на нет его работу.
– Долли, малышка, – уговаривал ее Серж, – ну, посмотри в зеркало. Ты же очаровательная куколка. У тебя прелестное лицо. А ты сейчас просто издеваешься над этой прелестью! Да и что случилось – то? Тебя бросил этот пожиратель бифштексов с кровью, у которого, кроме вечно стоящего члена, нет ничего – ни большого ума, ни больших денег, ни большого вкуса? Он же просто слеп и ничего не понимает в женщинах. Знаешь, куколка, он из той породы мужчин, которым не нужна женщина. Я не говорю про твою душу, малышка, но ему не нужно и твое прекрасное тело! Это просто животное, поверь мне!
Серж наклонился и зашептал ей на ухо, чтобы не слышала сидящая во втором кресле и порядком измаявшаяся клиентка.
– …Ему нужно от тебя только то, что находится между твоих прекрасных ног, только чехол для его негнущейся милицейской дубинки…
– Но, Серж, – отозвалась Долли измученным капризным голосом, – я же так любила его! Если бы в нем ничего абсолютно не было, я бы сейчас смеялась, а не плакала…
– Девочка моя! – рассмеялся Серж. – Да ты же часами плачешь по любому, самому ничтожному пустяку. Уж мне ли не знать это – я больше года слежу за твоим лицом. Что же мне – бросить все и заниматься только тобой? Ты этого хочешь?
– Хочу, – улыбнулась Долли, мгновенно перестав плакать, и игриво посмотрела на Сержа. – А это в самом деле возможно?
– Но тогда нам придется жить вместе, потому что плачешь ты каждую минуту. И я, Долли, буду тебя трахать, иначе про нас начнут распускать сплетни, что мы с тобой бесполые существа…
– Серж! А ты меня хочешь? – улыбка на ее лице сменилась выражением многозначной и неопределенной серьезности, одновременно подталкивающим мужчину вперед и вместе с тем заставляющим его опасаться снисходительного щелчка по носу.
Серж осторожно, но уверенно взял красавицу Долли за подбородок и слегка приподнял ее лицо, чтобы лучше видеть глаза.
– А разве может быть иначе, прелесть моя? – ответил он, продолжая улыбаться, но глядя ей в глаза серьезным, проникающим взглядом, твердым и настойчивым, как желание настоящего мужчины. – Ты же знаешь, дорогая, как я люблю женщин…
У Долли появилось какое-то безвольное ощущение неизбежности, словно Серж уже раздел ее и улегся сверху, раздвигая ей ноги.
Она разозлилась и дернула подбородком, освобождаясь от его руки.
– Слазь, – резко сказала она и встала, роняя влажные тампоны, которые Серж нанес на веки вокруг глаз, – я по пятницам не подаю…
Бросив на его рабочий столик мятую банкноту в пятьдесят долларов, Долли с независимым видом прошла к выходу, изящными движениями уверенно-профессионально подчеркивая идеально стройную форму своих бедер. У двери она через плечо оглянулась на Сержа.
– Ну если уж невмоготу – поехали, – она послала ему очаровательную ироничную улыбку. – Цены мои ты знаешь…
– Работа, куколка, работа… – развел руками Серж. – Не могу.
– Хочу, но не могу, – засмеялась Долли. – Судьба импотента! Тогда хотя бы дай мне до вечера твою машину, импотент. К семи верну. Может быть, твое желание не успеет остыть…
Серж достал из кармана ключи от машины, позвенел ими и бросил Долли. Та поймала их изящным ловким движением.
– Спасибо, маэстро, – сказала ему Долли из дверей. – Я с тобой не прощаюсь. Может быть, сегодня вечером у нас что-то и получится…
Сквозь высокие витринные стекла Сержу было видно, как Долли подходит к его стоящей у бордюра «девятке» и берется за ручку дверцы.
«Сучка, – подумал он, провожая ее глазами, – злая, продажная сучка…»
Как только Долли захлопнула дверцу, машина взорвалась…
«Да, – твердо решил Серж, – эта бомба явно была приготовлена не для нее, а для меня… Вот только кто это такой заботливый?»
У Сержа были кое-какие подозрения на этот счет, и не только подозрения. У него был практически точный ответ на этот вопрос. Только один человек мог заказать его убийство.
«Шиндлер, сволочь… – подумал Серж. – Разнюхал уже…»
В том, что мину в его машину подложил ордынец Саша Шиндлер, у Сержа сомнений не было. Больше некому было желать его смерти.
Не было у Сержа и сожаления о том, что Долли исчезла наконец из его жизни. Окончательно осознав этот факт, Серж даже вздохнул с облегчением. Он давно бы уже с удовольствием послал эту слезливую дуру к чертям собачьим, но она переживала пик своей популярности, за что, собственно, ее и прозвали Долли Шлягер, и пользовалась авторитетом среди замоскворецких проституток, особенно в вопросах поддержания формы.
Форму ее поддерживал Серж, который следил за состоянием не только ее лица, но и рук, шеи, груди, бедер, ягодиц, словом – за ее телом. А она, кроме того, что платила пятьдесят долларов за любой визит, хоть бы только для того, чтобы Серж сопли ей вытер, как, например, сегодня, еще и находила ему клиенток среди своих замоскворецких коллег-конкуренток.
Именно благодаря ей Серж стал за последние полгода очень популярен среди проституток Парка Культуры, Крымского вала и Большой Полянки. Потому что все помнили, какой Долли была дурнушкой всего год назад, когда с трудом находила за день хотя бы одного клиента, и просто не отставали от нее, допытываясь, что она сделала со своим лицом, которое поражало теперь какой-то удивительной правильностью и выверенностью черт.
А когда узнавали, что это работа мастера-косметолога из «Фаворитки» Сержа, бежали к нему, торопились записываться в очередь.
Заработки Сержа подскочили – за день он успевал принимать по пять-восемь разновозрастных красавиц и уставал, как ломовая лошадь. С Долли у них был негласный договор: она создает ему репутацию, а он принимает ее в любое время, хоть три раза в день, и берет с нее не больше пятидесяти долларов.
Долли пользовалась его услугами напропалую, в редкие дни не побывав у него дважды. Она прекрасно понимала, что вся ее популярность стала возможной только благодаря мастерству Сержа. И что только благодаря ему она сохраняет свою превосходную форму изо дня в день и уже перебралась из Парка Культуры в Третьяковку – теперь учит английский, чтобы повысить коммерческую эффективность своего общения с иностранцами.
Серж держался за нее еще и потому, что она была его первым, по сути, произведением, созданным из женского тела, над которым господь бог потрудился спустя рукава. Он хотя и неплохо задумал, но заскучал, видно, на полдороге, кое-как долепил до конца, вдохнул душу и пустил на белый свет – страдать, глядя в зеркало, осознавая скрытые, но не проявившиеся возможности, намеки на красоту. Впрочем, для того чтобы страдать, надо как минимум понимать: что ты могла бы иметь, если бы тебе повезло чуть-чуть больше, какой ты могла бы быть.
Серж долгими вечерами бродил по Парку Культуры и приглядывался к проституткам, искал именно такой потенциальный, скрытый материал, пока не наткнулся на Долли. Ее-то, как ему казалось, он и искал. Искал в полной уверенности, что рано или поздно он ее найдет. Так оно и вышло, причем даже раньше, чем могло быть. Просто Серж точно знал, что ему нужно.
Ее, собственно, тогда звали не Долли, а Валька-Вакансия, потому что она всегда была свободна. Серж наметанным взглядом выхватил ее из круга таких же полупьяных неудачниц, увел в свою маленькую квартирку на Малой Полянке и часа два разглядывал ее лицо. Он увидел в нем тот самый проект, что был задуман богом при ее создании, но не доведен до конца. И предложил ей сделать коррекцию внешности.
Валька-Вакансия обалдела от такого предложения и замахала руками, представляя его со скальпелем в руке, кромсающим ее лицо и перекладывающим куски кожи с одного места на другое.
Смешно вспоминать, но сначала она вообще заподозрила, что он маньяк, и чуть не удрала через окно. По крайней мере, попыталась. Но второй этаж и невеселая перспектива сломать себе ногу ее остановили и заставили слушать Сержа внимательнее…
Серж долго и терпеливо объяснял туповатой Валентине, что никакого моря крови не будет, что крови вообще не будет, что он только чуть-чуть изменит ее внешность: слегка сузит разрез глаз, чуть приподнимет кверху нос, чуть полнее и чувственнее сделает губы, ну и подтянет немного обвисшую кожу на щеках и под глазами. Не будет никаких шрамов на лице, вообще не будет заметно абсолютно никаких следов его вмешательства.
Валентина немного успокоилась и попросила нарисовать, какой она станет.
Серж нарисовал и попытался объяснить ей, что она и сейчас такая, просто черты того лица, которое у нее должно или могло бы быть, скрыты, спрятаны, и он только найдет и откроет их, даст им проявиться. Как на фотографии.
Валентина долго рассматривала рисунок, потом посмотрела на себя в зеркало и заплакала. Серж принялся ее утешать, говоря, что у него все обязательно получится, что он сделал уже десятки таких операций, хотя на самом-то деле эта должна была стать первой. Но Валентина только кивала головой и плакала.
Если б только он мог предположить, что она такая плакса, лучше бы он отказался с ней работать и нашел какую-нибудь другую девицу…
Потом она спросила, сколько стоит такая операция? Он честно ответил: средние расценки – от тридцати тысяч долларов.
Валентина перестала плакать и засобиралась, сообщив, что она согласна, но только через год – сейчас у нее нет таких денег, вот она за год заработает и придет к нему. Серж объяснил ей, что будет работать бесплатно, а она должна только оплатить некоторые препараты и материалы, необходимые для операции. Все это выльется в сумму порядка двух-трех тысяч долларов…
Тогда Валька сказала, что заплатит ему десять тысяч, разделась и прямо-таки заставила его столь же тщательно рассмотреть ее тело. Серж подробно изучил ее груди, бедра, живот, ноги и руки и заявил, что с ее телом работы будет даже меньше, чем он предполагал. Серж сразу же назначил ей день операции.
Когда обалдевшая от закиси азота, которой Серж ее основательно напичкал, чтобы она не мешала ему своим ойканьем и не морщилась в самые неподходящие моменты, Валька-Вакансия посмотрела в зеркало на свое новое лицо, она глуповато, но обворожительно улыбнулась заманчиво-чувственными губами своему отражению и, плохо понимая, что говорит, пробормотала:
– Куколка ты моя…
Серж тут же прозвал ее Долли, а уж прозвище Шлягер ей дали раздраженные неожиданным ее успехом завистливые неудачницы, ряды которых она с триумфом покинула. За полгода преображенная Сержем Долли завоевала замоскворецкий рынок «ночных услуг» и несколько подзабыла услугу, оказанную ей Сержем.
Долли уже казалось, что она всегда была такой. И она начала все чаще хамить.
Иногда ей удавалось довести Сержа до столь сильного раздражения, что он готов был стереть ее в порошок. Но он продолжал терпеть ее хамство, прекрасно понимая, что Долли – его живая реклама. Что именно благодаря ей клиентура расширилась настолько, что он мог чувствовать себя независимым от хозяина «Фаворитки» Саши Шиндлера, выбившегося из ордынской шпаны в коммерсанты. Впрочем, это была только иллюзия независимости. Настоящей независимости Шиндлер не давал никогда и никому.
Шиндлер был у ордынцев «легалом», оборачивающим их общаковый капитал. Он управлял открытыми на их деньги магазинами и магазинчиками, небольшими ресторанчиками и забегаловками, парикмахерскими и видеосалонами, автостоянками и автозаправками, парой нотариальных контор, несколькими саунами и другими подобными предприятиями, в том числе и косметическим салоном «Фаворитка». Подмять под себя настоящий «крупняк», типа современной дорогой гостиницы или хотя бы большого универсама, у ордынцев силенок пока явно не хватало.
Серж пошел работать директором в «Фаворитку», рассчитывая сделать себе имя. И далеко не сразу ему удалось понять, что в «Фаворитке» можно только набить руку, сделать же имя ему не позволит хозяин. Работать на Сашу-ордынца он мог и хуже, и лучше, но результат его работы, его талант и мастерство принадлежали не ему лично, а «Фаворитке».
Это ее популярность и заработки ордынского хозяина «Фаворитки» повышал Серж Ефремов своими успехами среди клиентуры, а не свои.
Его мастерство Шиндлер сделал своей собственностью и уступать Сержу право распоряжаться своим умением и, в конечном итоге, жизнью не собирался. Легко, без сожаления и, уж конечно, без всяких взрывов Шиндлер расставался только с бездарностями, не умеющими зарабатывать для него деньги.
Людей талантливых, способных увеличивать его, Шиндлера, доходы, повышать рейтинг заведения и его популярность у клиентуры, он держал на очень коротком поводке, внимательно следил за их настроением, за их контактами с конкурентами, за их планами.
И пресекал любые попытки предательства и перебежек с их стороны.
Попав в «Фаворитку», Серж слишком поздно понял, что может всю жизнь горбатиться на Шиндлера, а независимость так никогда и не приобретет. Он стал чем-то вроде крепостного человека, жизнь которого целиком зависит от воли его хозяина.
Но Серж смириться с этим не захотел, да и не смог бы, если бы даже и желал подчиниться. Он решил уйти, чего бы это ему ни стоило. Фактически у него просто не было другого выхода. Жить «под Шиндлером» Серж Ефремов не смог бы, это он понимал хорошо. Все это закончилось бы слишком скоро. Причем закончилось бы одновременно с его жизнью.
Серж хорошо представлял себе, какой должна быть его жизнь, – наверное, потому и не мог согласиться на то, чтобы ему кто-то ставил ограничительные рамки. Степень своей свободы Серж Ефремов привык определять всегда только самостоятельно.
Мало того, Серж и сам претендовал на то, чтобы управлять чужими судьбами. Он очень хорошо понимал, какое значение в жизни любого человека имеет его лицо, его имидж, его внешний облик.
От того, что человек ежедневно видит в зеркале, зависит не только его настроение, но и вера в собственные силы, а это значит – активность, энергия, настойчивость в стремлении к своим целям.
Прежде всего это касается женщин. Лицо женщины – это ее жизнь. Женщина, на лице которой написаны все ее жизненные проблемы, ее взаимоотношения с мужчинами, которые ею пренебрегают или унижают ее, отсутствие денег, собственная неуверенность, – это типичная неудачница. Лицо должно быть красиво, но не красноречиво. Оно должно немного лгать, и прежде всего лгать самой женщине, когда она смотрит в зеркало.
А о мужчинах и говорить нечего! Лгать мужчинам лицо женщины должно в первую очередь. Если мужчина читает по лицу женщины все ее тайны, как по открытой книге, она никогда и ничего не добьется в своей жизни. Нет, женщина ни в коем случае не должна быть откровенной с мужчинами. Да и с себе подобными – тоже.
А еще Серж Ефремов слишком хорошо знал, каким должно быть настоящее женское лицо, вернее – лицо настоящей современной женщины.
Знал прежде всего потому, что женщин любил и совсем не боялся их, в отличие от большинства современных российских, а может быть, и не только российских, мужчин… А это, считал он, два самых важных компонента в отношении настоящего мужчины к женщинам, сколько их есть на свете. И дело вовсе не в рельефных стальных мускулах или невероятной сексуальной выносливости – это все бред для юнцов. Все дело в психологической устойчивости, которая другими словами называется уверенностью в себе. Не самоуверенностью, а именно уверенностью в себе.
Поэтому Серж Ефремов и стал мастером именно в той профессии, для которой женщина – всего лишь материал для творчества.
