Сергей Задонский
Посыльный «серой стаи»
Глава 6
Утром следующего дня Владимир Васильевич Трубецкой по старой традиции представил Сергея всему дипломатическому и техническому составу Посольства.
– Господин Михайлов будет отныне заниматься вопросами, то есть получает в свое ведение реферат, защиты интересов наших соотечественников, проживающих на территории республики, а в особенности, в преддверии праздника Победы, ветеранами Великой Отечественной войны, труда и вооруженных сил. Это не самый легкий участок работы, хотя в нашей с Вами сегодняшней деятельности трудно сказать, где легче, а где труднее. Сергей Альбертович будет территориально располагаться в консульском отделе и в порядке внутреннего расписания подчиняется заведующему консульским отделом господину Степашину Александру Александровичу, а за работу по реферату буду спрашивать с него я и советник—посланник Артузов Виктор Михайлович. Всему дипломатическому и техническому составу прошу оказывать господину Михайлову любую помощь в части, его касающейся. Да, чуть не забыл, Сергей Валентинович, – обратился Трубецкой к своему помощнику по вопросам безопасности, – включите в список на поездку в Турцию и нового дипломата, пусть присмотрится к нашим соседям.
На этом утреннее совещание закончилось и Сергей приступил к исполнению своих прямых обязанностей.
Дел накопилось очень много. В первую очередь необходимо было разобраться с награждением ветеранов к 50-летию Победы. Родное правительство нисколько не волновала судьба этих людей, брошенных здесь на произвол судьбы. В противоположность российским верхам Трубецкой экономил небольшие денежные средства на различного рода приемах и банкетах и раздавал их частями особо нуждающимся нашим согражданам.
Прослышав о такой гуманной деятельности Посла России в дипломатическое представительство хлынула масса обездоленных людей. Тогда Трубецкой принял решение о выделении материальной помощи только российским гражданам. И хотя число посетителей в одночасье схлынуло, желающих попасть на прием, приобрести российское гражданство и получить хоть какие-либо деньги было еще много.
Вот и сейчас у входа в здание у фонтана стояла толпа людей. Среди них сразу же можно было определить категории посетителей: те, кто постарше возрастом и победнее одет – в наше Посольство, кто одет поприличнее или даже по нынешним временам богато – тот в израильское или турецкое.
Степашин перед началом приема граждан зашел к Михайлова в кабинет и сразу же предупредил:
– Сергей Альбертович, извини, что я буду на “ты”, но хочу предупредить и дать добрый совет. С просьбами и нуждами наших граждан, я имею ввиду стариков – пенсионеров, будешь работать только ты. Изредка тебе будут давать кого-либо в помощь, но в основном полагайся на себя. Твой контингент – очень бедные, всеми брошенные, забытые и обиженные люди, и прежде всего это ветераны. Со всеми добр не будешь. Их очень жалко, но у тебя на приеме в день будет до пятидесяти человек. Обязательно выслушай их, если есть, чем помочь в Посольстве – смело обещай – это как-то их поддержит. Если нет – сразу не разочаровывай и не огорчай, не убивай последнюю надежду – расскажи о возможности помочь в какой-то неопределенной перспективе. И еще! Ни в коем случае не предлагай чай или кофе. Эти люди часто бывают голодны – пенсии ветерана в этой республике хватает на двенадцать буханок хлеба. И только, чтобы хотя бы раз в день немного перекусить, они будут приходить в Посольство чуть ли не ежедневно. И мы превратимся на подобие благотворительной харчевни по раздаче бесплатной пищи. А за ними в очереди может быть стоят действительно нуждающиеся люди. Но ты учти, это всего лишь совет – работать тебе. Удачи! – и вышел из кабинета.
– Спасибо! Она мне понадобится, – бросил в вдогонку Сергей.
Так потекли будни работы, в которых было много места горю, слез, тревоги, но было пусть и немного человеческой радости.
В канун Дня Победы, 8 мая, уже после приема граждан, когда Сергей заносил анкеты посетителей в компьютерную базу данных, к нему в кабинет постучался охранник консульского отдела Саша:
– Сергей Альбертович, там пришел еще один ветеран. Я ему объяснил, чтобы приходил после праздника, но он говорит, что у него к Вам срочное дело. Примите его или попросить местную охрану выпроводить его?
– До конца рабочего дня еще есть минут двадцать. Я думаю, он не надолго. Пусть заходит, – ответил Сергей и стал собирать бумаги со стола.
Через пару минут в кабинет вежливо постучали, Саша приоткрыл дверь и впустил запоздавшего ветерана.
Перед Сергеем стоял посетитель в старом, но добротном, некогда (лет двадцать тому назад) модном сером плаще и темно-синей фетровой шляпе, затеняющей лицо. На правом боку шляпы красовались разноцветные перья альпийских жителей. Когда старик снял шляпу, расстегнул плащ и сел на предложенный стул, то перед молодым дипломатом предстал изможденный временем и жизненными испытаниями старик с пышной копной седых молочно-белых волос, с лицом, испещренным крупными и сетью мелких морщин, с наплывшими на глазные яблоки красными болезненными веками. Под плащом был виден черный костюм, на лацкане которого блестели орденские колодки. Сергей в детстве увлекался изучением русских и советских орденов и знаков отличий и поэтому сразу распознал среди прочих три ордена Боевого Красного Знамени, орден Ленина и два Красной Звезды.
“Заслуженный старик”, – подумал Михайлов и тут же представился:
– Михайлов Сергей Альбертович, третий секретарь Посольства, чем могу быть Вам полезен?
– Называйте меня Трофимовым Игорем Вячеславовичем, во всяком случае так записано в моем паспорте, – скрипучим старческим голосом ответил посетитель и положил на стол паспорт гражданина СССР.
– Вы так говорите, уважаемый Игорь Вячеславович, будто это не Ваши имя и фамилия. Или хотите меня с первого взгляда заинтриговать?
– Разве это интриги? Когда мы поближе познакомимся, тогда, может быть, Вы больше заинтересуетесь моей скромной персоной. Но сейчас я не хочу отнимать у Вас драгоценное время – завтра наш святой праздник, и у меня, и у Вас будет много хлопот. Поэтому сразу приступаю к делу. Я пришел к Вам от имени своих боевых друзей, которые, по сути дела, до сих пор не сложили оружия.
“Ну вот, принесло какого-то ненормального, теперь сиди и слушай”, – подумал Сергей, но не стал перебивать Трофимова.
Тот продолжал:
– Нас немного, всего семь человек, вместе с женами – двенадцать, с внуками и правнуками – тридцать три. Немного отвлекусь – заметьте, какие удачные числа. С Вашего позволения я продолжу. По моим расчетам я должен уложиться в пять – семь минут. Так вот, мы все хотели бы устроить праздник – домашнее застолье – в честь Дня Победы. И от Вас, именно от Вас, зависит, когда оно состоится.
– Честно говоря, я не понимаю, как от меня может зависеть Ваш праздник, – перебил собеседника Сергей, – присутствовать я не могу – 9 мая расписано у меня по минутам; выдать какую—либо материальную помощь я без решения Посла Трубецкого я в любом случае не смогу.
– Молодой человек, – дребезжащим от справедливого негодования сказал Трофимов, – Вы меня перебили не дослушав до конца. Нам не нужны, хотя это в нынешних условиях странно звучит, деньги. Все, что нам дают по местным законам, нам хватает. Мы бы хотели, чтобы Вы оформили нас, ветеранов, на получение медали или ордена Георгия Константиновича Жукова, нашего многоуважаемого полководца, и вручили бы их во время нашего застолья. А причитающиеся нам деньги, мы слышали, что наш любимый российский Посол Владимир Васильевич Трубецкой их немного выдает вместе с наградами, просим передать инвалидам войны, список которых я принес с собой.
– Конечно, раз такое дело, я сейчас же оформлю Ваши документы, но награды сможете получить только через месяц, когда их пришлют из Москвы.
– Очень хорошо! Тогда и вручите их 24 июня в очередную годовщину парада Победы. Получится прекрасный двойной праздник, – сказал Игорь Вячеславович, выкладывая на стол паспорта и удостоверения ветеранов войны. Отдельно он положил список, кому, по его задумке, должны были выдать деньги.
Михайлов быстро занес данные в анкеты, но, когда отдавал обратно паспорта, вспомнил, что в глаза ему где-то мельком бросилось неправильное их оформление. Сергей снова взял в руки паспорта и стал внимательно их перелистывать. “Нет, как будто все нормально”, – только подумал он, как увидел, что в паспорте своего собеседника отсутствуют отметки о принятии российского гражданства.
– Извините, Игорь Вячеславович, – обратился Михайлов к старику, – но у Вас нет штампа о гражданстве, поэтому лично вас я оформить не могу, не имею права. Вы же знаете наши порядки!
– Но я принимал гражданство, – взволнованным, но вместе с тем твердым голосом возразил Трофимов, – проверьте, пожалуйста, по своему компьютеру. Если не сегодня, то после праздника. При необходимости сделайте запрос в компетентные организации, и пусть они проверят меня по всем видам учета. Уверяю Вас, что это недоразумение сразу же уладится.
Сергей заверил, что во всех вопросах Трофимова разберется, еще раз проверил правильность написания адреса. На том и распрощались.
Глава 7
Три недели назад Матвею Борисовичу Суздальскому исполнилось восемьдесят пять лет. Дата, вроде бы, и не круглая, но каждый год, отодвинувший приход Вечности, приравнивается к юбилею.
Однако во всем мире не было ни души, которая могла бы даже отдаленно или приблизительно вспомнить о юбиляре. Все, кого мало-мальски можно было назвать друзьями или знакомыми, отошли в мир иной, а родственников не было и нет. За всю свою нелегкую жизнь Матвей Борисович так и не удосужился завести семью и обзавестись детишками. Но это его не угнетало – за эти долгие годы он привык к одиночеству. Время от времени он приводил в дом женщин и у него были планы на дальнейшую с ними совместную жизнь, но все они куда-то бесследно исчезали – сказывалась работа. А когда прошли годы и Суздальский сам стал на вершине построенной им самим пирамиды власти, брак и семья стали уже не нужны.
То, что практически полвека жизни за Суздальского кто-то принимал решения, как и с кем ему жить, старика особо не волновало. Зато вот уже скоро будет двадцать лет, как он один стоит у штурвала одного из громадного политического, экономического и уголовного корабля, о котором практически никто никогда не слышал, но действия которого на своей шкуре ощутил почти каждый гражданин бывшего СССР и который и сегодня продолжает оказывать влияние на почти все внутрироссийские события.
Вернее сказать, до сих пор не слышал. Во всяком случае, так думал Матвей Борисович. Но как раз в день рождения он получил поздравительную телеграмму из одной бывшей союзной республики: «Дружок! Поздравляю тебя с восьмидесятипятилетием. Очень рад, что ты дожил до этого времени. Скоро увидимся. Я надеюсь, что в этот раз ты мне расскажешь все. Курт.»
Эта телеграмма насторожила юбиляра. Во-первых, никто не знал и не должен был знать о его личном празднике. В его теперешнем паспорте стоит другая дата рождения, как, впрочем, и имя и фамилия – так нужно было для дела. Истинная дата была указана только в двух документах: личном деле командира Рабоче-Крестьянской Красной армии, погибшего в финскую кампанию сорокового года, и оперативном деле офицера зондеркоманды батальона специального назначения абвера «Нахтигаль». Оба эти документа Матвей Борисович не скупясь на взятки, подкупы и подарки сумел заполучить себе и теперь хранил в надежном сейфе одного из крупных столичных банка.
Во-вторых, настораживал тон последнего предложения. Суздальский был высокообразованным человеком – кроме военного училища он имел за плечами Оксфорд и МГУ – и понимал, что богатство русского языка позволяет построить предложение с одним и тем же набором слов, но с совершенно противоположным смыслом. И посылавший поздравительную телеграмму человек знал об этом. Поставь он слово «все» на другое место, и предложение имело бы другое смысловой оттенок. А в данном случае от него исходила какая-то непонятная, а по тому опасная Суздальскому угроза.
В-третьих, пославший поздравления знал нынешние фамилию, имя и отчество Матвея Борисовича и адрес, где он проживает. Фамилию он сменил еще в 1942 году в школе немецкой военной разведки «Абверштелле-102» и ее знали только два человека: непосредственный руководитель капитан Литке и начальник школы подполковник Борст.
Ничего также не говорила и подпись на телеграмме. Суздальский знал много людей по имени Курт, но они были столь малозначительны, что он сейчас не мог себе даже представить, при каких условиях они встречались, и как они выглядят.
Вечером того же дня рассыльный одного из дорогих ресторанов Москвы привез Матвею Борисовичу роскошный торт и цветы и в стихах поздравления с днем рождения. Старик вежливо поблагодарил и поинтересовался, от кого столь щедрые подношения бедному пенсионеру. Посыльный ничего толком не сказал, сославшись на то, что в его обязанности входит только выполнение поручений хозяев ресторана. Парень оставил визитную карточку своего заведения общественного питания, попросил Суздальского расписаться в бланке заказа, и, немного помявшись у входной двери, видимо, рассчитывая на чаевые, и ничего не дождавшись, быстро покинул стариковскую квартиру.
После ухода рассыльного Матвей Борисович достал небольшую продолговатую коробочку, нажал какие-то две кнопки и подошел к окну.
В глубине двора стояли два молодых человека и о чем-то оживленно разговаривали, незаметно наблюдая за входной дверью. В это время из подъезда вышел парень – рассыльный, достал папку с бланками заказов, карту Москвы и, сверившись с ней, сел в свой служебный «рено» – пикап с рекламой «доставки вкусной и здоровой пищи на дом» по бортам выехал со двора.
Старик еще раз нажал кнопку на устройстве и двое парней сразу же скрылись в арке соседнего дома.
К торту, этому поистине шедевру кулинарного искусства, Матвей Борисович не притронулся – не тот возраст, чтобы тянуло на сладенькое, да и сладкоежкой он никогда не был. Кроме того, Суздальский перешел на диету.
Вечером в дверь позвонила соседка, старушка из квартиры напротив и передала завернутый в цветную оберточную бумагу большой пакет. Расспросив ее, словоохотливая пенсионерка рассказала, что, возвращаясь из булочной, которая расположена в трех домах от их места жительства, ее встретил симпатичный молодой человек в прекрасно сшитом костюме и, извинившись, попросил передать посылку с сюрпризом Матвею Борисовичу. Затем он сел в поджидавшую его иномарку (какую, она не заметила) и укатил.
Суздальский поблагодарил соседку и занес коробку домой. С помощью того же устройства он вызвал еще одного человека. Тот тут же появился из потайной двери около ванной комнаты.
К слову надо сказать о квартире Матвея Борисовича. Суздальский проживал в просторной двухкомнатной квартире с высокими потолками и лепными карнизами – мечта любого гражданина бывшего СССР. Ее он получил вполне легально как ветеран Великой Отечественной войны, простояв, для отвода глаз, в очереди на нее около пятнадцати лет.
Большая комната, где жил он сам, была обставлена весьма скудно – полуторная деревянная кровать с горкой подушек, старый платяной шкаф на кривых ножках, старый продавленный диван, такое же кресло, цветной телевизор советского производства «Рубин» да приемник «VEF» на подоконнике. На стене висело несколько старых пожелтевших фотографий в рамках, на которых с трудом можно было узнать хозяина квартиры.
Вторая комната, поменьше, была превращена Матвеем Борисовичем в рабочий кабинет. Все стены комнаты были уставлены застекленными шкафами с книгами. В дальнем от окна углу стоял дубовый стол сталинской эпохи, оббитый зеленым сукном, на котором кроме пресс-папье возвышался старый, той же эпохи телефонный аппарат из черного эбонита. Кроме наборного диска телефон имел восемь клавиш, которые светились как белозубая улыбка на смеющемся лице негра.
Но главной особенностью было не это.
Еще в недавние времена вождя всех времен и народов эта квартира была построена и оборудована для конспиративной подготовки сотрудников одной из спецслужб. Если бы кто-нибудь попытался посмотреть или послушать, даже с помощью нынешних современных средств, квартиру, его ждали бы разочарование и полная неудача. Не смогли бы домушники и прочие злоумышленники попасть в нее через окна и двери, которые, кроме того, что были бронированными, открывались специальными замками и кодами. Современная жизнь внесла ряд корректив в оборудование жилища «заслуженного» пенсионера: Суздальскому пришлось поставить различного рода электронные приспособления от несанкционированного Матвеем Борисовичем посещения квартиры.
Но и это еще не все. Точно такая же квартира, соединенная хитроумным переходом с квартирой Суздальского, была в соседнем подъезде. Она также принадлежала Матвею Борисовичу, вернее была записана на подставное лицо, а сдавалась скромной бездетной супружеской паре, к которой часто ходили в гости их однокашники по институту. Впрочем, почти никто и никогда не видел ни самих квартиросъемщиков, ни их гостей.
Весь этот квартирный комплекс достался Матвею Борисовичу после довольно таки сложной и в финансовом отношении затратной операции. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы эта жилплощадь была списана с баланса одной из спецслужб в связи «непригодностью для оперативной работы и проживания в ней», передана на баланс местного РЭУ, а городской совет выдал ордер на нее «активному участнику Великой Отечественной войны», приурочив эту акцию к очередной годовщине Победы над Германией.
В этот день в ней находилась группа помощников Матвея Борисовича, среди которых был и специалист по разного рода взрывающимся предметам. Его срочно вызвали для проверки переданного утром торта. Суздальский, здраво размыслив, что торт еще не последний сюрприз, оставил взрывотехника в смежной квартире.
Получив доклад о содержимом коробки со вторым подарком Матвей Борисович встревожился не на шутку. В ней оказалось три бутылки грузинского красного вина «Киндзмараули» и несколько кусков свежего овечьего сыра.
Дело было в том, что по совету светил российской медицины Суздальский перешел на диету, которая заключалась в двухразовом (утром и вечером) ежедневном приеме стакана красного вина (предпочтительно марок «Киндзмараули» или «Хванчкара») с овечьим или козьим сыром. В конверте, прилагаемом к подарку, на принтере было напечатано короткое сообщение: «Извини, друг! Забыл, что ты давно уже не ешь сладкого. Поправляй здоровье – сейчас оно для тебя, пожалуй, самое главное. Курт».
Наглое содержание и намеки записки чуть было не вывели из себя старика. Но, мудро решив, что гибель его нервных клеток только на руку его неизвестному «доброжелателю», Матвей Борисович сразу же успокоился, сел за рабочий стол и набросал план обеспечения собственной безопасности, безопасности дела, которому он посвятил большую часть своей жизни, и противодействия пока неизвестно кому. Обдумав сложившуюся ситуацию все же решил вызвать и поговорить со своим помощником Вадимом Олеговичем Котовым.
Глава 8
… Праздничные дни прошли без лишних и ненужных эксцессов: все ожидали выступлений националистов или провокаций экстремистов, но все обошлось.
Так как буквально накануне в консульском компьютере завелся вирус и его лечили кто как умел и чем попало, получить доступ к базам данных консульского отдела не представлялось возможным.
– Тебе, дружище, легче отправить запрос в Москву, – посоветовал Степашин. – Когда еще излечим нашу персоналку? А в Москве и гражданство твоего Трофимова проверят, и все его паспортные данные пролопатят. Кстати, Сергей, мне наш охранник Саша говорил, что этот твой дед Трофим регулярно раз в месяц появлялся в Посольстве, но, что странно, Саша не помнит, чтобы он обращался к нам за какой—либо помощью. Ты бы порылся в наших бумагах с обращениями граждан. Может мы его нечаянно чем-то обидели.
– Мне он как будто не жаловался.
– Вот придет на твое или мое имя ответ этому старику из Администрации Президента или от самого “первосвященника”, – Степашин выразительно указал большим пальцем в потолок, – тогда будем перерывать по листочку все дела за недолгое наше существование в этой стране. Так что, друг мой, попотей немножко. Ради общего дела. А!
– Хорошо! – с трудом скрывая недовольство ответил Михайлов, представив на минуту, сколько документов ему придется переворошить.
Но в этом деле ему нежданно – негаданно помогла машинистка консульского отдела Зина. Оказывается, она, как ее учили на компьютерных курсах, делала резервные копии базы данных обращений граждан в Посольство.
Сергей, поблагодарив Зину и вручив ей плитку шоколада, схватил дискету и бросился искать свободный компьютер.
Изучив содержание дискеты, Сергей нигде не увидел установочных данных Трофимова. “Значит, он никогда в Посольство лично не обращался. А теперь посмотрим коллективные письма и заявления”, – сам себе скомандовал Сергей.
Тут же компьютерная поисковая система нашла ему информацию, из которой Михайлову стало известно, что фамилия Трофимова встречается двести шестнадцать раз. Сергей быстро указал для более конкретного поиска нужные имя и фамилию и компьютер ему выдал, что Трофимов Игорь Вячеславович ставил свою подпись под коллективными письмами граждан восемнадцать раз. Причем фамилия Трофимова в базе данных всегда стояла на последнем месте, а организация, от имени которой было составлено восемнадцать обращений, имела довольно странное название —”Независимая группа ветеранов”.
Сергей переписал учетные номера писем и направился в канцелярию консульского отдела, где хранилась вся переписка с местными и российскими гражданами.
– А, так Вам нужны письма этих “независимых”? – узнав, что ищет молодой дипломат, воскликнула заведующая канцелярией (или просто завканц) Лариса Петровна Порфирьева. – Честно говоря, мы все их считаем немножко не то, что ненормальными, но немного не в себе.
– Почему? Они нам здесь чем-то досаждают?
– Вы сами убедитесь, когда прочитаете. Вообще то их можно понять: война, потрясения перестройки, развал Союза, нищенское существование человека второго сорта, или как сейчас модно говорить – гражданина не титульной нации, и … возраст – он дает о себе знать, – Лариса Петровна стала быстро вытаскивать папки с делами. – Сергей Альбертович, Вы можете подойти минут через десять – пятнадцать, я сниму для вас копии с этих документов.
Сергей поблагодарил завканца и направился доложить Степашину, что его поручение почти выполнено.
– Да, да! Помню! Была такая “независимая” группа. Предлагали какие-то нереальные планы оказания помощи всем малоимущим и нуждающимся и просили назначить посредника из числа дипломатического состава Посольства.
– А с ними кто-нибудь работал? Может, действительно, у них есть какое-то дельное предложение?
– Если хочешь знать мое мнение, то это немного больные люди, свихнувшиеся на почве резких перемен в бывшем Союзе. Но если у тебя есть свободное время, можешь покопаться в этом деле – может, что и выйдет, – как-то устало предложил Степашин.
– А если “может что и выйдет”, что будем делать дальше?
– Если “независимые” предлагают что-то дельное, то лучше их переадресовать военным, в аппарат военного атташе – там толковые ребята. Вот пусть и займутся ветеранами.
– А если военные их снова отфутболят к нам? – не отставал Сергей.
– Тогда считай, что дед Трофим, то бишь гражданин России Трофимов Игорь Вячеславович, твоя личная общественная нагрузка и преимущественно в твое свободное время. И переставай теребить меня по мелочам, ты уже большой. Иди дружище к себе и работай. Успехов! – бросил Степашин, давая понять о закончившейся аудиенции.
Сергей вышел в коридор и столкнулся с заведующей канцелярией, которая с любезной улыбкой передала ему еще теплые ксерокопии обращений из организации деда Трофима.
Закрывшись в своем кабинете Михайлов начал их читать.
“Послу Российской Федерации господину Трубецкому В.В. от группы ветеранов Великой Отечественной войны, объединенных в общественную организацию под названием “Независимая группа ветеранов”.
Уважаемый, господин Посол!
Мы, ветераны последней войны, возмущены тем состоянием дел, которое сложилось с проблемой социальной защиты ветеранов и военнослужащих российской армии. Поэтому просим Вас, дорогой Владимир Васильевич, ходатайствовать перед Президентом и Правительством России о том, чтобы наделить членов нашей организации соответствующими полномочиями в поисках финансовых ресурсов для осуществлении этой высокой и благородной цели.
Уверяем Вас в том, что выполнение поставленной будет в строгом соответствии с нашими российскими законами и законами других республик.
Просим также назначить кого-либо из дипломатического корпуса российского Посольства для координации наших с Вами совместных усилий.
С уважением к Вам
Исполнительный комитет “Независимой группы ветеранов”.
Всего двенадцать подписей, среди которых последней стояла подпись Трофимова И.В.
Остальные письма были примерно того же содержания, но Сергея поразило то обстоятельство, что, во-первых, приходили они регулярно раз в месяц, во-вторых, стояло одинаковое число подписей – двенадцать, в-третьих, ни одна подпись под письмом не повторялась дважды во всех восемнадцати обращениях, в-четвертых, на последнем месте всегда стояла подпись деда Трофима, в-пятых, письма были отпечатаны с помощью компьютера и лазерного принтера на хорошей бумаге с водяными знаками в виде воззвания героев-панфиловцев: “Велика Россия, а отступать некуда!”
“Если в ветеранской организации имеется компьютер и лазерный принтер, своя фирменная бумага и в координационном комитете “Независимой группы ветеранов” состоит аж сто девяносто девять членов (не все же они больны манией величия!), то, наверное, стоит с ними познакомиться поближе, – размышлял Сергей, листая бумаги. – Адрес есть, можно в конце рабочего дня навестить деда Трофима”.