bannerbannerbanner
Шведское огниво

Сергей Зацаринный
Шведское огниво

Полная версия

III. Старое логово

С минарета главной мечети сквозь дождь долетел азанчи[2]. Полдень. Голос тонул в легком сумраке осеннего тумана, угасая уже у края покрытой лужицами площади перед ханским дворцом. Никто не отозвался на него в соседних улицах. Площадь осталась такой же пустынной и унылой.

Правоверные, оставив ненадолго повседневные дела, сейчас творят намаз в своих ближних мечетях. Здесь бывает людно только по пятницам, когда читает проповедь сам ученейший сарайский кади Бадр-ад Дин. Зимой под сводами главной мечети преклоняет колени сам защитник веры хан Узбек, и не каждому вельможе выпадает честь встать на молитву в первых рядах, ближе к повелителю. Да и в последних рядах очутиться за честь.

Сейчас у дверей мечети не мелькнуло ни единой тени. Шакирды из медресе прошли через внутренний дворик, пятница была вчера. А хан Узбек строит себе новую столицу в нескольких днях пути отсюда.

Наиб накинул на голову капюшон и дал стражникам знак, что больше их не держит. Еще раз окинув взором пустынную площадь, он подумал, что сегодня вообще-то первый день нового года по мусульманскому календарю и благочестивые люди отмечают его постом и усердием в молитве. Тот же Бадр-ад Дин, может, и произнесет по такому случаю какую-нибудь проповедь. Только показывать свое усердие теперь не перед кем. А Всевышний его и в домашней мечети заметит.

Все складывалось как нельзя лучше. Гораздо приятнее очутиться у жаркого пламени очага на постоялом дворе, чем торчать в холодном пристрое ханского дворца, согреваясь от жаровни с потухающими углями. И перекусить найдется, и выпить. Тем более в булгарском квартале. Жители сумрачных северных лесов, забравшись в южную сухую степь, не забывали старых привычек и вкусов, скучая по родным весям. Приплывавшие каждый год к Булгарской пристани гости неизменно везли с собой грибы, ягоды, душистые травы, собранные в краях, где летом в цветущих ветвях поют соловьи, а короткими ночами целуются зори.

В такую погоду милое дело выпить горячего булгарского меда.

Возблагодарив мысленно эмирских жен, так удачно проевших базарными сплетнями плешь своему вельможному муженьку, Злат направился туда, откуда таинственные джинны унесли еще более таинственного колдуна из не менее таинственного Магриба.

На выходе он окликнул привратника:

– Ко мне придет сказочник Бахрам. Пошлешь его в булгарский квартал, на постоялый двор Сарабая.

Что же за ловля колдунов и джиннов без сказочника?

Злат хорошо знал это место. Постоялому двору, примыкавшему к булгарскому кварталу, было едва не больше лет, чем самому Сараю аль-Махруса. Даже древние старики уже не помнили, когда его построили. Зато память цепко сохранила образ человека, который это сделал. Время унесло имя, однако запомнилось, что был он колодезным мастером. Откуда его занесло на старую глухую дорогу между пустыней и великой рекой, никто не знал, наверное, уже и тогда.

То было время великих потрясений. Падали во прах царства, и целые народы носило по лику земли, как сухие листья. Кто думал о каком-то колодезном мастере?

Родом он был, скорее всего, откуда-то из Персии или Хорасана – в тех краях веками процветало древнее искусство сооружения глубоких колодцев и мудреных подземных каналов меж ними. Ведь только невежда считает, что колодец – это просто глубокая яма с водой. Колодец колодцу рознь. В одном вода вкусная, в другом – солоноватая. Где-то поглубже, где-то поближе. Колодцы живут своей особенной жизнью. Рождаются и умирают. Стареют. Мало ли на заброшенных караванных тропах и покинутых пепелищах умерших пересохших колодцев?

Истинному мастеру ведомы тайны подземных ручьев.

Он способен найти воду в, казалось бы, самом неподходящем месте, сделать так, что в одном колодце можно будет напоить целое войско, а в другом едва хватит влаги для стада коз. Он владеет секретом очистки воды и ее сбора из воздуха в самом сухом краю с помощью горки, сложенной из камней.

Такие мастера устраивают в крепостях тайные подземные колодцы на случай осады, проводят скрытые в глубине галереи-каналы, по которым доставляют воду куда потребуется. Им ведома недоступная простым смертным жизнь загадочного царства, сокрытого далеко под ногами. Ведомы его тайны и опасности.

Сколько самонадеянных невежд, легкомысленно полезших в колодец за утерянным ведром, были подняты на поверхность мертвыми, но без малейшего признака насилия? В то время как внизу и воды было едва до колен. Сколько страшных рассказов передавали на базарах из уст в уста про заброшенные колодцы недалеко от Укека, которые вдруг изрыгали пламя? Очевидцев находилось немало, причем были это весьма уважаемые люди, достойные самого искреннего доверия. Не зря же веками жило поверье, что в заброшенных колодцах любят селиться джинны.

Занесенный к берегам великой реки чужеземец был как раз из таких искусных мастеров. Поселившись у края пустыни, он первым делом выкопал колодец. То ли вода от природы была в нем особого вкуса, то ли пришлый кудесник мог ее очищать каким хитрым способом – неведомо. Только все проезжающие по степной дороге обязательно сворачивали к этому колодцу, предпочитая его илистым водопоям прибрежных проток, заросших камышом.

Путников тогда было не так уж много. Разве что пробирался кто с низовий, из старых городов вроде Сумеркента, в Золотую Орду – ханскую ставку. В те годы она часто кочевала на левом берегу против Укека. Нередко сама ставка перебиралась сюда на зимовку. В степи часто бывало неспокойно, а по старым караванным тропам приходят не только купцы, но и военные отряды. Здешнее же место было надежно укрыто с одной стороны широкой рекой с поймой, заросшей непроходимым перелеском, с другой – пустыней. Небольшой отряд легко мог пройти через нее от колодца к колодцу, но вот на целое войско этих скудных запасов воды не хватало.

Прошло время – зимовка стала постоянной. Засверкал под синим небом золотой полумесяц над куполом дворца повелителей бескрайних степей от Дуная до Амударьи. Вокруг вырос великий город, которому было суждено остаться на скрижалях истории под именем Сарай аль-Махруса – Дворец Богохранимый.

Населили его люди, съехавшиеся из самых разных краев. Много приплыло из-за Бакинского моря, когда там стали бить иноверцев. А так как вера там менялась постоянно, то бежали все подряд. Немало народа пришло из степи, не найдя там себе пропитания возле тощих овец.

Селились каждый в своем квартале. Постоялый двор со сладкой водой оказался севернее ханского дворца, прямо возле Булгарской пристани и одноименного квартала. Только по другую сторону дороги, ведущей на выход из города. Ближе к пустыне. В нем останавливались те, кто не хотел тесниться в караван-сарае и кому не нужно было каждый день торчать в рядах на базаре.

Такое сочетание – недалеко, но немного на отшибе – нравилось многим. Еще в старые времена, когда на постоялом дворе хозяйничал сам основатель, его облюбовали разные люди, чьи занятия были неизвестны. Судя по всему, они имели веские основания не мозолить глаза властям. Приходили они обычно из пустыни. В нее и уходили. Часто надолго уходил с ними и старый колодезный мастер.

Сейчас уже те дела быльем поросли, но в былые годы гуляли по базарам рассказы о тайных колодцах, которые он устраивал в глухих песках. Кому и зачем они были нужны, кого поили и кого скрывали, давно уже позабылось, оставив по себе лишь дурную славу. Тем более что у постоялого двора появился новый хозяин.

Его имя тоже забылось. Зато запомнилось прозвище – Леший. Это было именно прозвище, потому что он отзывался на него на разных языках. Так и звали: кто Шурале, кто Арсури, кто Ворса. Лесной дух. Не сильно злой, но чужой для всех. Никто не знал, какой язык для него родной. Он говорил и по-русски, и по-булгарски, и по-буртасски, и по-кипчакски. Приплыл как-то с верховьев вместе с другими искателями лучшей доли, прибился к постоялому двору углежогом.

Ремесло, обычное в северных лесах, но никчемное в степи, где люди собирают кизяк и берегут каждое полено. Только колодезных дел мастеру как раз и был нужен умелец, превращающий дрова в древесный уголь. Причем годилась ему для этого почему-то исключительно ольха, которая в изобилии росла в пойме за рекой.

Зачем ему столько угля и почему именно ольхового, никто не знал. На вопрос любопытствующего колодезник как-то мрачно отшутился: «В дань подземным духам», после чего желание интересоваться напрочь отпало. Со страхом поговаривали, что кто-то и правда видел, как он спускал мешки с углем в колодец. До смеху ли тут? Бывалые люди снова вспоминали рассказы про заброшенные колодцы, в которых живут джинны, про неосторожных бедолаг, которых достали оттуда мертвыми, про пламя, вырывавшееся из глубины.

Ведун подземных тайн и бывший обитатель лесных дебрей быстро нашли общий язык. Даже породнились. Углежог вскоре женился на дочке своего хозяина, потом унаследовал хозяйство. Хотя, может, не на дочери, а на воспитаннице. Никто не помнил, чтобы у колодезника была жена.

Леший так и просидел на этом постоялом дворе до самой смерти. Детей сызмала отдал в обучение в город, и они давно вышли в люди, став уважаемыми торговцами. Делами отца и его хозяйством интересовались мало.

Бывший углежог давно бросил рубить ольху за рекой и лишь обслуживал гостей. Поговаривали, что для простого держателя постоялого двора он слишком богат, но, и то сказать, богатство это виднелось больше по разговорам. Уж больно хорошо начали дела его подросшие дети, явно не без отцовых денег, – сам он жил скромно. Властям беспокойства не доставлял, если что и случалось – дальше старост булгарского квартала не уходило.

 

Сейчас Злат как ни старался, так и не смог припомнить ни одного случая, когда этот постоялый двор попадал в какую-нибудь нехорошую историю. Хотя подозрения всегда вызывал. Уже самой своей обособленностью. Даже тем, что за столько лет – ни единого происшествия. Как-то уж слишком тихо для постоялого двора, где люди разные, да еще приезжие.

Наиб припомнил, что втайне всегда волновался из-за тамошней кузницы. Дело для постоялого двора обычное и нужное: лошадь подковать, колесо поправить. Вот только хорошо это там, где останавливаются много проезжающих. Здесь же, скорее, простая гостиница. Мысль, чем там кормится кузнец, и не давала некогда Злату покоя.

Теперь и это было в прошлом. Несколько лет назад, после того как многоликий Леший переселился в леса вечного счастья, его наследники продали постоялый двор ушлому торговцу Сарабаю. И кузница сразу же опустела.

Сарабай до этого был мясником на базаре в буртасском квартале. Теперь он использовал выгодное положение своего двора, чтобы приобретать недорого скот и резать его у себя, обеспечивая заведение мясом, к великой досаде прежних собратьев-мясников. Злат нередко заезжал к нему обедать, привлеченный солидными порциями и дешевизной мясных блюд.

Вот почему сейчас мысль о поездке туда вызвала у наиба самые теплые чувства.

IV. Колдун из Магриба

Со стороны дороги постоялый двор Сарабая напоминал какой-нибудь почтовый ям в степи. Слева и справа от него тянулись густые заросли, позади начиналась бескрайняя унылая пустошь, уходящая к пустыне. Сам двор раскинулся крепко и привольно, так же, как в те времена, когда здесь была только глухая дорога вдоль берега реки. Чтобы увидеть купола и минареты Богохранимого Сарая, нужно было повернуться к воротам спиной. Великий город едва выглядывал из-за верхушек деревьев, непроходимой колючей стеной обступивших главную дорогу, и казался совсем далеким.

Глушь, да и только.

В серый дождливый день, когда очертания растворяются в туманном мареве, вообще могло показаться, что ты очутился где-то в пустынном краю, вдали от всякого жилья.

Злат остановил коня перед мощными, как для осады, воротами, створки которых были окованы полосами железа, и прислушался. Тишина. Все тонуло в легкой, но непроницаемой пелене осеннего дождика. А ведь совсем рядом, за спиной, по другую сторону дороги, лежали булгарский квартал и огромная Черная пристань с причалами и складами. Ее скрывали непролазные заросли степной колючей акации, молодых остролистных кленов и терновника, тянувшиеся вдоль дороги от самой заставы, охраняющей въезд в столицу великого хана. В нескольких местах поодаль в зарослях были проезды: к булгарам, к причалам и складам. Но человек пеший мог при сильной надобности продраться и сквозь колючки. Особенно если он почему-то не хотел встречаться со стражниками у въездов в квартал или на пристань.

А еще недалече у дороги высились три громадных дуба. Судя по многоохватной толщине и высоте, были они старше и постоялого двора, и великого Сарая, и, возможно, самой древней дороги по берегу. Никак не меньше трех-четырех веков. Чья-то неведомая заботливая рука посадила и выходила их в этой несусветной глухомани в старые времена, от которых уже не осталось даже сказок. Поговаривали, что многие пришельцы из северных сумрачных лесов, перебравшиеся в булгарский квартал, не забыли древней веры и почитают эти дубы так же, как и священные рощи на своей дремучей родине.

Так это или нет, знали только в самом квартале. А там умели хранить свои тайны от чужаков. Во всяком случае, никаких следов жертвоприношений или даров у дубов не было.

Злат на всякий случай проверил. Коли уж зашла речь о всякой чертовщине, не грех поискать след колдунов и их паствы. Тем более что следы человеческие под тремя дубами были. Вытоптанная трава, сломанные веточки. Только колдовских ли рук это дело? Куда вернее, кто-то лазил на деревья. Уж больно место удачное. На половину караванного перехода видно окрестности. Что по дороге, что в городе, что в пустыне. И река вверх и вниз по течению. Мало ли кому интересно.

Хотя ворота во двор напоминали крепостные, сама ограда состояла из обычного плетня, едва человеку по грудь. Наверное, когда-то давно на ее месте красовался неперелазный тын из заостренных бревен. Времена были смутные, опасные. Теперь не то. Смуты кончились еще при покойном хане Тохте, нестроения и разбои ушли в прошлое. Укреплять свои дворы больше нет нужды. Разве что от бродячей скотины или степных лис. Для этого и плетня за глаза достаточно. А ворота остались. Хорошие ворота. Дуб, поди, из булгарских лесов.

Злат понял, что его заметили. Как не заметить всадника на пустынной дороге? Тем более если он не проскакал по своим делам, а спешился и топчется у обочины под деревьями. Еще одно достоинство невысокого плетня. Особенно когда заняться привратнику больше нечем: во дворе ни души, у коновязи под навесом – ни лошади. Хоть платья под плащом не видно, но наметанный глаз сразу разглядел доброго коня, явно не простых кровей. За такого барышники не глядя дадут пару мохнатых низкорослых степнячков. Поэтому, когда наиб неторопливо вошел в ворота, навстречу из гостиного дома выскочил сам хозяин.

– Добрый гость всегда ко времени! – радостно запричитал он. – Сегодня как раз телушку заколол. Похлебка из требухи уже доспевает. Я ведь помню!

Бывалый мясник Сарабай не раз на своем веку потчевал Злата. Еще когда тот и наибом не был, а всего лишь простым писцом-битакчи. Сарабай лет пятнадцать держал лавку на большом базаре, пока не перебрался на купленный по случаю постоялый двор. Теперь торговал мясом только на рынках соседних кварталов. Там у него все было поставлено на крепкую ногу. Держал лавки.

В бытность на большом базаре он вошел в долю с одним ушлым харчевником, с которым наловчились продавать недорогую похлебку из требухи. Благо у мясника, который сам режет скот, такого добра всегда навалом и оно ему ничего не стоит. Только и расхода, что дрова и соль. И хотя в Сарае дрова и дороги, но для вхожего на Булгарскую пристань человека с этим завсегда намного проще. Весь лесной торг там. Одну щепу можно возами брать. Солью тоже можно удачно запастись у кипчаков, что возят ее со степных озер. Особенно если тайком и понемногу.

Вот теперь Сарабай с удовольствием припоминал прежнее время:

– В требухе ведь что главное? Главное, чтобы свежесть! Чтобы пар еще шел. Тогда и вкус хорош. А стоит хоть немного полежать, а уж если еще и обветрит – уже не то. Навар будет, а вкус не тот!

Из-за спины Сарабая из открытой двери веяло теплом и мясным духом. Видно было, что из-за жары он сидел в одной рубахе и только на выход наскоро накинул кафтан. Даже пояс не успел повязать.

Злат пробежал взглядом по расшитому подолу и подумал: «Вот ведь уже почти всю жизнь в Сарае живет, башка седеет. А халат так и не стал носить. Все живет по старой привычке. Как в Булгаре». Хотя, сколько помнил его Злат, был мясник правоверным мусульманином. Скот резал строго по исламским правилам, за что имел не только всегдашнее одобрение от своих соседей, булгарских имамов, но и множество благочестивых, охочих до правил веры покупателей на большом базаре.

Вера верой, а дедовский обычай так просто не отпускает. Чалму, поди, так и не научился наматывать.

Хозяин посторонился, пропуская наиба в дом, но тот задержался и еще раз окинул взглядом двор. Во всем чувствовался простор. Сразу видно было, что места хватает. С одной стороны амбары для клади. Большие амбары, хорошие. Целый караван при нужде можно разгрузить. С другой стороны конюшня. Тоже добротная, рубленная из бревен. Ни волку, ни конокраду не залезть. Навес для повозок. Сбоку от дома еще навес – летняя кухня. Сейчас там только старые горшки стоят – тепло в доме нужно. Еще в глаза бросился неубранный навоз. В Сарае такого обычно не увидишь. Дрова дороги, кизяку даже на городских улицах или площади залежаться не дают. А здесь пока щепы с пристани достаточно.

Хорошо, что зеваки не набежали. Но Злат прекрасно знал: уже к вечеру весь Сарай будет болтать, что таинственным исчезновением интересовался сам эмирский наиб. Благо хоть стражу не взял, а то пересудам конца бы не было.

– Значит, ждал меня?

Хозяин сразу понял, что спрашивает наиб неспроста. Но виду не подал:

– Если бы ждал, разве похлебку из требухи готовил бы? Когда была парная телятина.

Наиб кивнул:

– Действительно. Постояльца джинны унесли. Дело житейское. На постоялых дворах такое сплошь и рядом.

Сарабаю не нужно было ничего объяснять. Он и сам прекрасно понимал, что власти никакими джиннами не интересуются. А вот исчезновение гостя на постоялом дворе – повод для самого пристрастного расследования. Кому же неведомо, что такие места слишком часто оказываются гнездами самого безжалостного разбоя? Особенно опасного тем, что в таких случаях нужно как можно тщательнее хоронить концы. Любой оставшийся в живых свидетель сразу погубит промысел. Это не на дороге кистенем махать.

– Я разве не понимаю? Потому и дверь ломать старосту позвал со свидетелями. Думал, может, помер постоялец-то. Чтобы лишнего подозрения не было. А оно вон чего… – Хозяин шагнул в дверь, словно приглашая наиба последовать за собой. – Я даже трогать пока ничего не велел и дверь не чинить. Хоть и свидетели нашлись, а все равно любой может убедиться – дверь была изнутри закрыта на засов.

Злат еще раз окинул взором безлюдный двор, немного задержавшись на крыше старой кузницы: интересно, что там сейчас? Потом шагнул внутрь.

Там был совсем другой мир. Ставни на окнах уже закрыли, и в зале царил полумрак. Пылающий очаг у дальней стены освещал закопченные стены, длинный стол посередине, лавки у стен. Из котла в очаге шли пар и мясной дух, сдобренный какими-то пахучими травами. Злат потянул носом:

– Можжевельник?

Хозяин довольно кивнул:

– Он самый. Отборная ягода. – Он повернулся и суетливо крикнул: – Клюквы принесите!

– Зачем же в требуху клюква? – удивился наиб.

– Это не в требуху. К мясу. Не одну же похлебку хлебать. И сбитню сейчас велю. С холода.

– Вот это хорошо, – одобрил наиб и показал на перегородку в конце зала. – Там?

Сарабай снова кивнул.

Только Злат не спешил. Он направился совсем в другую сторону, к очагу. Повесил ближе к огню плащ и сам устроился рядом.

– Смотрю, народа у тебя ни души. Как же так получилось, что о твоем постояльце уже весь Сарай знает? Или бирючи об этом на площадях и базарах кричали? Кто еще был здесь с утра, кроме старосты и свидетелей?

Хозяин старательно наморщил лоб:

– Мясо в лавки еще до того, как дверь ломали, отправили… После только головы слуга отвозил.

– Головы?

– Ну да! Я чего телушку колол? Обычно только бараниной торгую. Говядину только на заказ. Или к праздникам. А сегодня, сам знаешь, у мусульман Новый год. Благочестивые люди постятся.

– Самое время корову колоть…

– Заказ. В караван-сарае у кипчаков затеяли пировать. Кто-то уважаемый из степи подъехал. Ну а у кипчаков известно какие лакомства. Самое почетное блюдо – вареная голова. Вот и попросили. Одну говяжью и четыре бараньих.

– Ого! Видать, немало их там собирается!

– Человек десять, я думаю. Вот я для них скотину и резал. Мясо – в лавку, требуху – в котел. Головы эти слуга повез уже после того, как дверь сломали.

– Тогда понятно. Караван-сарай на базаре. Слуга, конечно, горло бузой промочил.

– Ну да. И водовоз еще приезжал.

– Тоже неплохо. Он потом после вас домов двадцать объехал.

Взвизгнула ременными петлями маленькая дверь за очагом, ведущая в сени, соединяющие гостевой дом с жильем самого хозяина. Оттуда, сильно пригнувшись, вышла девушка с братиной в руках. Она даже зацепилась головой за притолоку. Злат уже хотел пошутить насчет жадности Сарабая, прорубившего слишком низенький проход, чтобы сберечь тепло, но тут заметил, что девица очень высока. Он даже встал, чтоб потихоньку помериться, когда та приблизилась к столу. Действительно, почти на голову выше его.

При неровном свете очага блеснули золотом густые волосы цвета соломы, выбившиеся из-под съехавшей при ударе о притолоку повязки. Поставив на стол братину, девушка быстро поправила головной убор и исчезла в сенях. Злат заметил шерстяные кисти, подвешенные на манер хвостов сзади к поясу. Языческий оберег, какой носят женщины в дремучих северных лесах.

От братины шли пар и запах имбиря.

Наиб отцепил маленький ковшик, который по монгольскому обычаю носил у пояса, и с наслаждением зачерпнул сбитня. Мед у Сарабая был хороший, из липовых лесов, пахучий и бередящий горло. По жилам потекли тепло и умиротворение. Захотелось сесть у огня, закрыть глаза и задремать. Злат так и сделал. Только дремать не стал.

После долгого молчания он спросил, не открывая глаз:

 

– Почему говорят, что твой постоялец был колдун?

Спроси Злат об этом во дворе под нудный шелест осеннего дождика, наверное, прозвучало бы почти шутливо. В полутьме, едва озаряемой пламенем очага, получилось зловеще. Наиб сидел спиной к огню, и его тень загораживала Сарабая. Она ложилась на длинный пустой стол, расползалась на половину стены, уходя к закопченным бревнам под крышей. И она шевелилась, повторяя малейшее движение своего хозяина, вставшего между светом и тьмой.

Сарабаю явно стало не по себе. Он боязливо оглянулся на черный проем в стене, к которому словно подкрадывалась громадная тень наиба, и сглотнул слюну. Потом сказал, почему-то понизив сразу осипший голос:

– Само собой на ум пришло, когда дверь-то открыли. Там ведь засов изнутри – ого-го! Скобы свой кузнец работал. Дверь пришлось с крюков сбивать. И комната без окон. Не то что кошке, мышке пролезть негде.

– Подпол?

Мясник махнул рукой. Потом зачем-то еще сильней понизил голос:

– Девка еще начала плести… Которая еду ему носила. – Сарабай замялся, словно заколебавшись, но потом решился. – Говорит, принесла ему однажды еду, а у того гость сидит. – Он сделал шаг к наибу и наклонился, будто боялся, что его услышат. – Так вот, она клянется, что в комнату никто не заходил.

– Веришь?

Сарабай обвел рукой зал:

– Другого хода туда нет. А она все время здесь была. Дело вечером было, в зале ни души.

– А как уходил, видела?

Хозяин кивнул.

– Ты сам-то ей веришь?

– Девка чуткая очень, приметливая. Из лесов.

– Гости к нему часто ходили?

– Не сказать чтобы очень, но захаживали. Всегда с глазу на глаз сидели. Он вообще в своей комнате, как бирюк, сидел. Еду всегда туда носили. Сам частенько где-то околачивался. – Подумав, Сарабай добавил: – Бывало, ночевать не приходил.

В зале повисла тишина, только огонь сухо потрескивал углями в очаге. Злат зачерпнул еще меда и отодвинул братину.

– Чего сам не пьешь? Зелья какого подмешал? Садись. – Увидев, как хозяин старательно наливает себе до краев полный ковш, приняв, похоже, близко к сердцу слова про зелье, добавил без тени усмешки: – Как хочешь, а чего-то в твоем рассказе не хватает. А чего, не пойму.

Сарабай грустно развел руками:

– Сам бы так говорил, если бы мне кто эту историю рассказал. – Наиб промолчал. Мясник думал. – Понимаешь, все это чушь, конечно, но здесь одно за другое цепляется. Я вот сейчас только понял, что и лица его толком не разглядел. Запросто могу не узнать, если встречу. Какой-то уж больно весь из себя скрытный. Шмыг да шмыг то в келью, то из кельи. Он даже вселился необычно. Его человек привел из булгарского квартала. Комнату выбирал, деньги платил. Я с ним и не общался почти.

– Деньги какие платил?

– Какие деньги? – не понял Сарабай.

– Сколько, какими монетами, где чеканены?

– Обычные деньги. Даньга. Чеканены у нас в Сарае по большей части. Я ведь их сам хорошенько проверял, когда пересчитывал. Сам понимаешь, постоялый двор все-таки.

Наиб понимал. Где сподручнее всучить поддельную монету? Расплатился, и ищи ветра в поле.

– Ты того человека из булгарского квартала знаешь?

– Нет. Лицо, правда, знакомое, видел где-то.

– Так ты что, со своим постояльцем даже словом не перекинулся?

– Почему? Он говорил, какую еду ему приносить. Рыбы просил побольше. А еще спросил, можно ли где брать хлеб, сделанный на дрожжах.

– Нашли?

– А чего искать? Хоть у булгар бери, хоть у русских, хоть у буртас. Цену хорошую давал. Вперед.

– Надолго?

– Сказали, что на месяц-полтора, точно не знают. Поэтому сразу заплатили вперед и предупредили, что съехать может внезапно, не предупреждая. Даже оговорили на этот случай, что замок с ключом на столе оставит.

– Какой замок?

– Навесной. Эта комната и снаружи запирается. На навесной замок. Там еще скобы сделаны, хоть на крепостные ворота. И замок стальной, булгарской работы. Как хороший сундук стоит. Эту комнату обычно снимают купцы, которые там оставляют что-то ценное. Поэтому она и подороже.

– У постояльца много товара было?

– Даже сундука не было. Только две большие сумы.

Значит, хотел, чтобы в вещах не рылись. Хорошие деньги за это заплатил.

– Вы с ним по-кипчакски говорили?

Сарабай удивленно вскинул брови.

– Говорил чисто?

– Не совсем. Да у нас больше пол-Сарая так говорит. Кто и лет двадцать здесь живет. Иной раз вообще объясняются на пальцах.

– Ты его спросил, кто он и откуда?

Хозяин в очередной раз кивнул:

– Иоанн. Из Новгорода. А потом добавил еще, со значением так: «Из закатных стран».

2Азанчи – призыв мусульман на молитву. (Прим. ред.)
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru