Сергей Юрьевич Ростовцев
Выходные в Эйлате

Вступление

Когда-то, года четыре назад, мы приехали в Эйлат и остановились не дикарем, возле моря, как до того, а сняли маленький номер в караванах. Там было две отдельные комнатки, душ и испаритель, вместо кондиционера. Не беда. Главное прекрасное море. И чтобы цена этого удовольствия была необременительной.

Как-то вечером, гуляли берегу Красного моря всем семейством – я, жена и сын.

Пройдя курортный базарчик, мы обнаружили мост, за которым возвышался дворец.

Да, да именно дворец, иначе это сооружение назвать было нельзя. На вершине дворца красовалась такая завораживающая надпись «Hilton».

– Пойдем, посмотрим?

Я не люблю попадать в неудобные положения, но моя жена вообще любительница разных авантюр. Впервые это обнаружилось еще перед нашей свадьбой. Зайдя в гости к одному метру теории литературы, мы обнаружили у него огромную компанию. Мэтр только вернулся из Штатов. В восемьдесят седьмом году это еще не было обычным явлением. Метр рассказывал гостям о своих приключениях, показывая свои приобретения.

Главным приобретением мэтра был диктофон, купленный им за тридцать долларов (сумма, тогда, нами не представимая) с помощью которого он собирался создавать новую теорию литературы.

Мэтр он был взаправдашний и в теории литературы очень даже имел что сказать.

Диктофон мэтр держал очень осторожно, показывая нам (около литературной мелочи), какие у того есть возможности и как они проявляются. Будущая моя жена в писательстве замечена не была, а потому (да и не только потому) считалась, собравшейся компанией, моим придатком, который вынужденно терпели.

Мэтр периодически отходил к плите заваривать кофе, это занятие он не доверял никому. Кладя, на это время диктофон на стол и предупреждая:

– Руками не трогать.

Всё действие проходило на кухне коммунальной квартиры, по улице Комсомольская в Днепропетровске.

После того, как мэтр сел, окончив приготовление очередной дозы кофе, моя жена, молча, взяла со стола диктофон и стала, глядя мэтру в глаза, диктофон переключать. Мне об этом рассказали потом. В этот момент я ничего этого не видел (я вообще тупая, ненаблюдательная скотина), так как был увлечен разговором о какой-то литературно философской проблеме с одним парнем сидящим за столом. Не о диктофонах же мы действительно все время говорили….

Ужас.

Поэтому, уже зная свою жену, её предложение посмотреть дворец у меня энтузиазма не вызвало. Я не тягощусь своим материальным положением. Ну не миллионер. Но и не люблю смотреть на то, как живут те, кто этим положением отягощены. Да и не в том мы ранге, чтоб дворцы осматривать. Совок я, одним словом.

Ну а с другой стороны, ну прогуляемся мимо, ну остановят и скажут: «Низя!», ну так повернем обратно.

– Ну, пошли.

Дворец был огромен и великолепен. Как днепропетровский квартал в длину. Дворец имел посредине огромное, метров пятьдесят высоту и в длину окно. Именно в длину, поскольку назвать шириной этот длиннющий и выпуклый полукруг язык не поворачивался. В этой потрясающе огромной витрине были видны снующие вверх и вниз светящиеся хрустальные лифты. Картина была потрясающей.

– Пошли, покатаемся.

Это уже предложил сын. Весь в мамочку. Хотя может просто, вся эта воспитанная Израилем молодежь не смущаема ни чем. Не смущаема, до полного беспредела.

Работаю я на участке CNC сверлящем и вырезающем электронные платы. Любой приходящий на участок ивритянин (израильтянин не понимающий русского языка) абсолютно уверен, что мне стоит ему один раз показать, как это, сверловка и фрезеровка, делается, так он не только на всем этом уже работать может, но и других обучать. Видимо поэтому на нашем участке ивритяне повывелись. Мы ведь не учителей выпускаем, а электронные платы. А за электронные платы платят только тогда, когда их характеристики совпадают с заказанными. Язык, на котором говорят те, кто их делает, и их уверенность в собственной гениальности, заказчика плат не интересует. По крайней мере, я об этом не слыхал. Но в собственной семье, приехавшего в Израиль трехлеткой, молодого полу-ивритянина, мне наблюдать приходится постоянно. Хотя в нём и человеческие черты иногда прорезаются. Наверно потому что, и на русском, и на английском он прекрасно разговаривает.

– Йос! Нас туда не пустят, да и нечего там делать.

– Посмотрим. – это уже жена решившая тоже покататься на лифтах.

– Да не люблю я, когда меня презрительно разворачивают.

– Ну а если не развернут? Ну, скажем, что ребенку в туалет понадобилось.

– Уф. Ну, пошли.

Нас на входе в гостиницу не остановили и мы целые полчаса катались на этих удивительных стеклянных лифтах.

К чему это я? В рекламщики гостиницы «Hilton», города Эйлат я не записывался и денег за это пока не получаю.

А вот к чему. За эти прошедшие четыре года, хотя в Израиле мы давно, количество нашего свободного времени резко сократилось, а материальное положение – все в мире взаимосвязано – стало более привлекательным.

И вот однажды….

– Слушай, мне одна из моих пациенток, «госслужащая», предложила свою подарочную скидку – «конец недели» в гостинице Эйлата. Не мог бы ты на работе хоть день отпуска взять?

Тут надо дать некоторые пояснения. Моя жена – зубной врач. Но кабинет мы только создали, (а до этого она работала вообще за гроши) и он, кабинет, пока не только не дает ощутимой прибыли, но мы довольны, когда он хотя бы убыли не дает.

«Госслужащие» – это закрытая каста израильтян живущих на собираемые с нас налоги. Эмигрантам не готовым тщательно вылизывать начальственные задницы, и укладывать своих жен в постель «истеблишмента», в эту касту не попасть. Да и тем, кто на все это готовы, попасть в эту касту, не просто. Причем «госслужащие», живут ох как круто и ничего кроме этого (нахождение в внутри касты) не делают.

Нет, вру. Эта каста регулярно голосует за правительство Израиля, выгодное Штатам. А Штаты за это выдают Израилю кредиты на улучшение содержания этой касты, имеющей столь неброское имя. А кредиты, конечно, оплачивать потом нам, работающим. Хотя мы, в Израиле, тоже носим странное название – «Работающие в частном секторе». Как будто в «государственном секторе», кто-то тоже работает? Тьфу!