Сергей Юрьевич Калиниченко
Обсидиан и чёрный диорит. Книга вторая. Аль-Фазир

Старик откашлялся и начал читать с выражением, хотя человека с таким дребезжащим голосом никто бы не пригласил в дикторы.

«Уважаемая редакция!

Решилась написать в газету, потому что знакомые считают меня выжившей из ума старухой. Вообще-то мне всю жизнь хотелось стать известной, и чтобы фотографию мою напечатали.

После смерти любимого мужа я осталась совсем одна в большом доме. На конверте вы увидите обратный адрес, где я сейчас проживаю. А если приедете туда, то сразу поймёте, что это даже не переулок, а маленький тупик, в конце которого стоят рядом два дома. Один из них – мой, а второй постоянно сдаётся, и хозяина я никогда в глаза не видела.

У нас кругом высоченный сплошной забор из какого-то металла, так что можно ходить по двору хоть в чём мать родила (сама я так никогда не делаю). Вдобавок мой дом и соседский смотрят друг на друга глухими стенами, без окон.

Мне такая застройка никогда не нравилась, о чём всегда своему дражайшему супругу говорила. А он отвечал, что так спокойнее, люди друг другу мешать не должны. Разве я кому-то хотела досаждать? Так, просто здороваться с соседом, если такой появится.

И вот недавно кто-то появился. Мне ночью плохо спалось, и я слышала, как подъехала машина. На минуту по соседству зажёгся уличный фонарь, а потом в дом вошли (я не специально подслушивала).

Конечно, я страшно обрадовалась. Утром решила постучаться к соседу и познакомиться. Но никто не открывал, хотя я была настойчива (может, чуть более чем позволяют приличия).

Мне стало до крайности обидно. Я весь день провела, наблюдая за дорогой в нашем тупике. Ни одна живая душа так и не появилась. Значит, кто-то должен был остаться в том доме. Меня разобрало любопытство. Кто же там прячется?

Я вообще плохо сплю, а тут и вовсе не смогла. Взяла ручную дрель покойного мужа и проковыряла дырочку в заборе (наверное, это был плохой поступок). А чтобы её маскировать, подобрала листок плотной бумаги нужного цвета (слава богу, у меня много разных открыток в доме) и заклеила.

Помню, на следующий день была прекрасная погода, только чуть жарковато. Мне не сиделось в духоте, и я отнесла любимый плетёный стул к забору (без всякого хвастовства скажу, что, когда нужно, я умею красться бесшумно, не хуже любой кошки). Показалось, что вдалеке скрипнула дверь. Тогда я решилась понаблюдать.

Это был молодой человек приятной наружности. Он сидел возле дома в лёгком кресле и читал книгу. Думаю, он иногда сам с собой разговаривал. Больше ничего не происходило.

На следующий день всё повторилось. Человек всё сидел и читал. Может, разные книги, не знаю. Но меня кое-что поразило. Когда ближе к вечеру сосед встал во весь рост и потянулся, я отчётливо заметила, что он стал на вид старше. Как интересный и вполне зрелый мужчина. Безусловно, это был тот же самый человек. Только он лет на десять повзрослел.

Конечно, меня это поразило и заинтриговало, и я продолжала наблюдать. Через неделю сосед превратился уже в пожилого человека. А ещё сначала он выглядел как пожилой, но достаточно благообразный мужчина среднего роста (даже в чём-то напомнил моего покойного мужа). Но прошёл ещё день, и вдруг в незнакомце стали проглядывать черты совершенно другого человека. Он стал выше ростом, лицо его сделалось каким-то неприятным, и он всё бормотал о чём-то. Одежду он сменил, а книги продолжал читать. А потом просто исчез. Видимо, покинул дом также глубокой ночью, и больше не появлялся.

Мне особо не с кем было обсудить мои невероятные наблюдения. У меня есть дальние родственники, но они живут далеко, и мы не слишком ладим. Поговорила с продавщицей в мелочной лавке, где иногда покупаю шерсть для вязания. Меднолобая ослица посмеялась, пошутила про инопланетян. В полицию звонить я не стала: там меня не очень любят после того, как мне раз пять или семь померещились грабители в доме. Но ведь я живу совсем одна, и нервы мои расстроены. Могли бы проявить немного больше участия. Рассказала и другим людям, да всё без толку»

– Тут пару уничтоженных страниц занимал подробный перечень людей, которых анонимная кумушка донимала своей загадочной историей, ― хмыкнул Милвус, прервав чтение. ― Там крайне забавно упоминался не только род занятий соседей, но и были некоторые, порой весьма едкие, комментарии относительно их нравственности и добропорядочности.

«Но ещё через пару недель произошло самое интригующее. Появился другой молодой человек, черноволосый, похожий на индийца. Он тоже днями напролёт сидел в том же кресле и читал, старея с каждым днём. Потом кожа индуса стала светлеть, и он превратился в того же самого старика, которого я видела раньше. После чего снова исчез.

Возможно, я пишу немного сумбурно, но клянусь памятью покойного мужа, что мне это не привиделось и не приснилось. К тому же меня стал одолевать страх, раз такое творится совсем рядом.

Прошу разобраться и провести расследование. У меня, к сожалению, нет таких средств, чтобы нанять частного детектива. Да, если не затруднит, помогите ещё мне найти хорошую компаньонку. Жить одной трудно и скучно, но никто почему-то не откликается на мои объявления».

– И в чём подвох? ― спросил Костя, поняв, что чтение закончилось. ― Старуха же не сумасшедшая, ей не привиделось?

– Не привиделось, ― согласился Милвус. ― Те люди действительно были. И первый, и второй. И этими людьми был я.

Свер не стал задавать очевидный вопрос, как такое могло быть. Понятно, что старик должен объяснить невероятную историю.

– Отсутствие часов ломает баланс, ― сказал Милвус. ― Любая новая оболочка не только стремительно стареет. Она возвращается в стартовое состояние. К тому моменту, когда часы были разбиты. Кого ты видишь сейчас перед собой? Развалину с жёлтым лицом? Мальчик, именно такой была моя внешность, когда я ещё не забрал ни одного тела, а меня задушил тот прохвост.

– Похоже, ужасная неприятность, ― буркнул Костя, чтобы хоть что-то сказать. Потому что воочию представить изложенную ахинею нормальному человеку невозможно. Правда, тут же ловишь себя на мысли, что он, детдомовец по фамилии Мелентьев, уже не совсем нормальный.

– Неприятность? Слишком слабое слово. Ведь так стало происходить постоянно, без конца! Не могу передать, какая это была мука! До сих пор трудно поверить, что я смог выжить. Захватываешь новое тело, с неделю прячешься, пока не станешь стариком. А дальше у тебя ничтожно мало времени для занятий чем-либо полезным. Нужно опять искать новое тело! Иначе умрёшь от дряхлости. Никакого выбора, никакой передышки! Мне повезло вскорости разжиться хорошим порошком, но душегубом я был вынужден стать отъявленным.

Сверчок рефлекторно отодвинулся подальше.

– Да, каюсь, мало найдётся злодеев хуже меня, ― прошептал старик. ― Но что было делать? Я обещал Стефанио, что встречусь с ним, а ещё у меня появился кровный враг, разбивший мои часы. Я поклялся, что уничтожу его, чего бы мне это ни стоило.

– И что, удалось что-нибудь сделать?

– Да, и теперь я перейду к завершению своей истории. Когда наши встречи со Стефанио стали регулярными, он мне помог невероятно, без него я бы ничего не добился. Он смог раздобыть сведения о моём враге. На самом деле его звали Дестан, и срок его жизни до сегодняшнего дня насчитывал примерно две тысячи лет.

– Неужели? ― вежливо зевнул Костя. ― А вам сколько?

– Мне намного меньше, всего триста семьдесят пять. Ирония, может, иногда уместна, но не в твоём случае. Дело в том, что не так давно Дестан звался не иначе, как Сэм Олдбрук.

– Что? ― подскочил с места Сверчок. ― Тот самый дипломат? Благодетель, пригласивший нашу компанию в Лондон?

– Тот самый, тот самый. «Благодетель», конечно, он ещё тот. Просто он взял твоё тело, а твоих друзей использовал в качестве резервных копий.

– Но тогда я должен был умереть! А я ведь – вот он! Я же понимаю, что это я, Константин Мелентьев, а не какой-то Дестан!

– Хм. Знаешь, телесная оболочка действительно должна была погибнуть, будучи узнанной твоими друзьями. А личность вообще не должна была возродиться. Но тебе повезло. Судя по всему, ты так называемый «невинный». То есть убил кого-то, но не по своей воле. Неосознанно.

– Убил? Я?!

– Конечно. Раз у тебя такой цвет, значит, виновен в смерти кого-то из родителей. Скорей всего, матери.

Костя кивнул.

– Да, мама умерла, когда меня рожала. Но где здесь моя вина? Я же только появился на свет.

– Не нам решать. Что случилось, то случилось.

– И что же мне теперь делать?

Милвус рассмеялся своим неприятным скрипучим тембром.

– Жить дальше. Ведь тебе повезло. Я хотел увидеть и насладиться гибелью заклятого врага. Всё пошло немного не так, но Дестан всё-таки уничтожен. Я крайне признателен и благодарен твоим друзьям… и тебе. Следовательно, я буду щедр и научу тебя разным штукам, полезным начинающему бессмертному.

– Но я не хочу быть бессмертным! ― воскликнул Костя. ― Ведь это, как я понял, налагает необходимость ещё кого-то убивать!

– Пойдём, посмотрим сейчас твоё жилище. Нужно отыскать порошок и часы. Запомни: без них жизнь твоя может превратиться в сущий ад.

Глава 3. Познание на кончике мизинца

Мексика, Кампече, всё тот же длинный-предлинный день

Плата за обучение… и кто её только придумал?

Несколько праздных зевак, несомненно, надолго запомнили гротескную парочку, медленно перемещающуюся в сторону дома Фернандо Мартинеса. Логичнее всего было предположить, что либо дед, либо прадед ведёт к цели своего внука-правнука, а тот почему-то озирается по сторонам с озадаченным и потерянным видом, словно ждёт подвоха или наказания. Сам старик выглядел забавным, но весьма уверенным в себе и куда более бодрым, чем влекомый им юноша. Двое солидных мужчин, оживлённо беседующих, находились прямо по намеченному курсу, и незаметно миновать их не удалось. Один из них, уловив боковым зрением вопиюще нестандартный наряд старца, замолк, начал было поворачивать голову. Но Милвус вовремя зыркнул в ту сторону, отчего главная часть тела любопытного человека поворачиваться куда не следует передумала.

– Ага, рабочие уже покинули свой пост. Ну, они больше и не нужны, ― бормотал Виперидус, постоянно зорко контролируя ситуацию, благодаря чему маленький вояж протекал вполне благополучно. ― Вот твой дом, дружок. Зайдём в калитку. Доставай ключи, они у тебя наверняка должны быть. Ну, что ты тыкаешь мимо скважины, словно никогда не открывал ни одного замка!

– Почему же, открывал, ― промямлил Сверчок. ― В нашей подсобке, в детдоме. Но там был совсем другой…

– Тише, не повышай голос. Хотя вряд ли найдётся кто за сто миль вокруг, понимающий русский язык. Разве что дружки твои. Иди спокойно и уверенно. Как к себе домой. Если встретим прислугу, не говори ни слова, игнорируй или дай понять жестом, мол, отстань, не до тебя сейчас! Сразу топаем прямиком на второй этаж в любую дверь – там должны быть спальни или кабинет, неважно.

Когда Костя кивнул в знак согласия, деловитой парой вошли в просторный холл. Тут сразу возник благообразный дворецкий и произнёс фразу, из которой Костя понял только «сеньор Мартинес». Старик сжал ему одну руку, а другой Сверчок отмахнулся от прислуги, как от назойливой мухи. Провожаемые изумлённым взглядом дворецкого, они гуськом поднялись по лестнице и вторглись в первую попавшуюся дверь, плотно прикрыв её за собой.

Комната, похоже, служила для приёма небольшой компании. Здесь бар, карточный столик с зелёным сукном, диван и несколько кресел.

– Совсем неплохо, ― прокомментировал Милвус, падая в нежные объятия одного из кресел. ― А то у меня от долгого сидения на лавочке вся задняя часть затекла. И с напитками порядок, не нужно никого звать.

– Это и есть мой дом? ― с тревогой спросил Костя. ― Не чересчур для бедного сироты?

– Мне нравится, ― благодушно ответил старик. ― Без лишней помпезности и желания пустить пыль в глаза, но вполне достойно. Видал я, конечно, много особняков и даже дворцов куда богаче и шикарнее. Хотя сам предпочитаю жить скромно.

– А что сказал тот человек на входе?

– Дворецкий, судя по виду и манерам. Он сказал: «Надеюсь, вы хорошо прогулялись, сеньор Мартинес? Почты пока не было. Если пожелаете что-нибудь особенное на обед, дайте мне знать». Твой слуга хорошо вышколен. Не выказал удивления при виде сопровождающего тебя незнакомца. Не стал в присутствии постороннего задавать неудобных вопросов по поводу твоего, хм, помятого внешнего вида. Зато тебе явно не хватает светского шарма. Что за движение ты сделал? Жест должен быть плавным, мягким, кратким, но достаточно красноречивым, то есть понятным. А ты озадачил слугу.

– Но вы же сами сказали…

– Ладно, давай лучше к делу! Нужно найти сначала хоть немного порошка. Бессмертные с опытом обычно держат запасец при себе, на всякий случай. Обыщи свою одежду как следует. Раздевайся, тебе всё равно нужно сменить костюм. Если испытываешь неловкость в моём присутствии, то я вижу здесь, на одном из кресел, домашний халат. Его, кстати, тоже нужно прощупать.

Недолгие поиски увенчались успехом. Внутри поясной части брюк оказался потайной карманчик, а в нём – малюсенький пластиковый пенал с плотно завинченной крышкой.

– Наверняка оно, ― констатировал Милвус, рассматривая находку. ― Теперь, юноша, начнётся твоя новая жизнь, в которой, надеюсь, не останется места глупым сомнениям.

– Что вы хотите сказать? ― Сверчок встрепенулся, отнял у старика опасное вместилище и крепко зажал его в руке. ― Я ничего не буду делать, пока не понимаю, каковы будут последствия. Вы меня не заставите! И вообще – зачем всё-таки я вам нужен?

– Наконец-то слышу речь не мальчика, но мужа, ― одобряюще заявил старик. ― Запомни, юноша, что по правилам один бессмертный не может полностью взять под контроль другого. Так что заставить я тебя не могу. Могу лишь убедить.

– Попробуйте.

– Хорошо. Посмотри сам, как складывается ситуация. После инициации ты сейчас в чужой стране, под чужим именем, без знания языка. Вдруг я пожелаю сделать так, что твои друзья не вернутся, вообще забудут о тебе? Ты останешься один после того, как я тебя покину. Что будешь делать?

– Ну, обращусь куда-нибудь, чтобы меня отсюда вывезли обратно в Москву, в детский дом.

– Хе-хе! Между прочим, прошёл почти год с момента, как ты его покинул. Ты не сможешь туда вернуться по целой куче причин. К тому же сильно сомневаюсь, что тебе удастся покинуть Мексику. Здесь полно сердобольных людей, которые решат, что «сеньор Мартинес» внезапно лишился рассудка, и начнут усердно тебя лечить в какой-нибудь элитной психушке. Но амнезия никуда не денется сама по себе. И вот бедняга Костя застрянет там если не навсегда, то очень и очень надолго. Пока не догадается всё-таки использовать порошок. Отчаяние заставит открыть крышечку, уж поверь. А вот тогда может произойти ещё более худшее. Потому что новичок не знает, как сделать правильно. Одно неосторожное движение – и несчастного детдомовца постигнет настоящее безумие.

– Предположим, что такое действительно может произойти. Но я не могу доверять вам. Бессмертные, как я понял, хитры и коварны. Одному такому мы поверили, и вот что получилось! А вас здесь что держит? Желание заполучить мой порошок? Так берите, чёрт с ним! ― Сверчок протянул Милвусу свою находку. ― И вообще, забирайте всё, что найдёте! Только оставьте меня в покое!

– Святые угодники, что за глупый мальчишка! ― возопил старик. ― Если бы мне был нужен песок, я забрал бы его без твоего разрешения. Нашёл бы способ. Но ты не бойся. Я ведь сказал, что не собираюсь тебя убивать. Ты мне бесспорно нужен. А возможно, и все твои друзья.

– И зачем же?

– Видишь ли, то, что произошло, заставляет думать, что наши судьбы тесно переплетены. Так случилось, что именно ты помог одолеть моего давнего врага. Но существует ещё один, более могущественный враг. Когда я расскажу тебе о нём, ты поймёшь, что он и твой недруг. У меня предчувствие, что, если мы объединимся, то сможем уничтожить и его, а значит, принести неоценимое благо всем людям, всему человечеству.

– Вот так даже? ― усмехнулся Костя. ― Всему человечеству? Ни больше, ни меньше?

– Зря смеёшься. Всё очень и очень серьёзно.

Милвус повёл себя странно. Он встал, подошёл к одному из окон, словно хотел полюбоваться пейзажем. Но вдруг стал быстро говорить. Что-то разное, с разными интонациями, но одинаково непонятное. Что он несёт?

– Миньон, оказывается, после возвращения в своё тело в качестве хозяина может оказаться стерильным. Теряет всё, что узнал, пока был подавлен…

Теперь старик сам с собой разговаривает. Вот навязался! Что делать?

– Я говорил примерно на тридцати языках, ― заявил Виперидус. ― И внимательно следил за тобой. Ты ни слова не понял. Так что ситуация у тебя, прямо скажем, непростая. Полная амнезия относительно последнего года жизни.

– Так я вроде и не скрывал, что ничего не помню, ― буркнул Костя. ― Только смута какая-то в голове насчёт бессмертия и ерунды о мешочках и о часах.

– Послушай, юный упрямец. Мы сейчас попусту тратим время, а трое твоих товарищей, из них двое – нежные девицы, носятся по городу в поисках мифического доктора, который должен тебе помочь. Я в любой момент могу прекратить бесполезную беготню, потому что они уже сейчас выбились из сил. Но ты должен быть готов к моменту возвращения друзей. И я не могу бесконечно перемалывать воздух, пытаясь дать тебе информацию, которую ты не в состоянии понять и правильно оценить. А ты сейчас ни к чему не готов, даже не знаешь, как жил и что делал целый год в твоём теле злополучный Дестан. Чего тебе ожидать сейчас, когда ты вернул свою личность в своём же теле? Между прочим, окружающие привыкли видеть в нём и знали совершенно другого человека. Может, ты совершил тяжкие преступления, за которые тебя ждёт тюрьма? Может, обидел кого-то очень дорогого, сам того не осознавая? Или совершил открытие, которому будут рукоплескать грядущие поколения? Неужели ты не хочешь это знать? Я стою здесь и протягиваю тебе руку помощи. Тебе остаётся лишь поверить и принять её. Или бесславно и бесполезно сгинуть, неизбежно отдалиться от друзей, захотеть печального одиночества…

– Да, вы правы, ― прошептал Костя, потрясённый этой тирадой. ― Я сразу почувствовал, что могу потерять близких мне людей. Почувствовал и тоску, и отчаяние, и беспокойство. Я не хочу всего этого. Не хочется знать и того, о чём вы только что говорили. Это знание мне… противно. Но… раз другого выхода нет. Говорите, что делать. Я готов!

Старик отошёл от окна.

– Для начала сядь в кресло и немного расслабься. Постарайся успокоить эмоции. Ты просто отдыхаешь. Возьми флакончик в левую руку. Нет, не двумя пальцами. Обхвати так, чтобы не уронить случайно и не просыпать содержимое. Теперь очень аккуратно отвинти крышку, убедись, что на ней нет крупиц, и отложи её в сторону. Больше пока ничего не делай.

Свер послушно выполнил все указания, впервые глянул на тусклое жёлто-зелёное сияние. Милвус подошёл и тоже посмотрел.

– Слушай внимательно. Порошок был первоначально предназначен не для тебя. Он должен признать тебя хозяином, но не сразу. Особенно учитывая то, что ты «невинный». Хорошо, что мы начинаем с маленького хранилища. Видишь ли, песок, отсыпанный из своего главного вместилища, кожаного мешочка, постепенно теряет силу. Отсюда совет на будущее: не бери оттуда зараз помаленьку.

– Я постараюсь, ― буркнул Костя.

– Отлично, а сейчас следующий урок. Песок, особенно в сочетании с тем фактом, что мозги у тебя и у Дестана в эпоху Фернандо Мартинеса были, хм, общие, может хранить ещё память о том, что делал этот прохвост, о чём он думал, какими знаниями обладал. Прикоснувшись к порошку (только не делай этого сейчас, пока не объясню всё до конца), ты сможешь получить часть этой информации. Конечно, лучше, если она будет выборочной. Не думаю, что тебе интересно, что делал какой-нибудь двадцатый Дестан тысячу лет назад. Нам надо сосредоточиться на самом полезном и важном. И быть предельно осторожными.

– Почему?

– Видишь ли, Дестан был одним из самых древних обращённых. Полагаю, он не был склонен к изучению множества наук, совершенно не интересовался химией, физикой, естествознанием. Но долгая жизнь в любом случае – огромный опыт и бесконечная практика. Наш обидчик наверняка знал множество языков, географию, неплохо разбирался в политике, бизнесе, банковском деле.

– Наверное, и в мореплавании, ― вставил Костя, вспомнив Сэма Олдбрука.

– Да, конечно. У тебя сейчас есть реальная возможность снова получить эти знания, восстановить их в своём мозгу. Но знания – опасная вещь.

– В каком смысле?

– Ну, во-первых, сам процесс надо дозировать. Если форсировать, велика вероятность, что всё пойдёт не так. Заклинит. Проще говоря, сойдёшь с ума.

– Понятно, ― кивнул Костя. ― У нас это называют «крыша съедет». Или «башка лопнет», «мозги закипят».

– Да, только тут всё серьёзно, а не иносказательно. И не говори, что я тебя не предупреждал.

– Есть ещё «во-вторых»?

– Конечно. Помнишь, я сказал о новой жизни, а ты что-то сразу струхнул. А я имел в виду вот что. Получив сразу огромную порцию знаний, которая в обычных условиях куётся десятилетиями, ты неминуемо изменишься. Станешь мудрее. Твои мысли и эмоции будут отличаться от тех, что характерны для семнадцатилетнего юнца. Изменится само восприятие мира. Это не беда, конечно. Но те, кто знал тебя беззаботным и непосредственным шалопаем, возможно, будут удивлены или разочарованы. Поэтому в общении старайся казаться таким, каким выглядишь. У Фернандо Мартинеса, судя по всему, всё неплохо получалось. Чаще показывай, что чего-то не знаешь или не умеешь. В общем, вспоминай, каким был в своём детском доме, и действуй так, как поступил бы тогда.

– А я не могу стать снова этим… Дестаном? Из-за его знаний…

– Зависит от силы твоего характера. Если ты по природе добр и любишь помогать людям – думаю, ты в любом случае никогда не станешь таким. Я в тебя верю.

Странный человек Милвус. Называет себя злодеем, виновным в смерти очень многих людей. А рассуждает сейчас как филантроп. Если не лукавит, конечно.

Но как поверить в ещё одно безвозвратное, как принять его? Уже произошло обращение в потенциального монстра. И как будто не видно способа отыграть всё назад. А теперь, выходит, Косте Мелентьеву придётся вдобавок распрощаться с беззаботной юностью, с наивным восприятием мира, с радостями первооткрывателя всего интересного, полезного, волнующего? А как же чувства, ещё не очень зрелые, полудетские, мечущиеся, не способные чётко определиться? Они разложатся по полочкам, сами собой придут в жёсткий, строгий и скучный порядок? Или исчезнут, уступят место всегда холодному и выверенному расчёту? Спросить старика? А что он может ответить? Любил ли он когда-нибудь? Любили ли его? Почему-то не верится.

Но пока природные, натуральные чувства никуда не пропали, Сверчок вдруг открыл в себе появившуюся способность мгновенно прокручивать их в сознании вместе с сопутствующими воспоминаниями…

* * *

Пожалуй, она слишком часто возникала на горизонте. Так ведь учатся в одном классе. Постоянно водят компанию. Не припомнить дня, чтобы не виделись. Рамки детдома не больно-то широкие.

Вообще смотреть на неё всегда было приятно. С какой бы стороны ни смотреть. Приятно – и всё тут. Только приятность долгое время никуда не двигалась, ни во что не выливалась. Зачем?

Сидели вдвоём как-то на излюбленной лавочке, ждали Алину с Володей. Те почему-то застряли на танцевальном занятии, куда Кэп провожал Джоки, а Тане непременно нужно было срочно сообщить подруге нечто архиважное. Так Таня сидела, всё зевала, прикрываясь ладошкой, а потом взяла да прикорнула у стойкого Костика на плече.

Её волосы коснулись уха и щеки, погладили шею. Он уловил их нежный запах. Пахло травой и полевыми цветами, разве так может быть? Пришлось осторожно повернуть голову. Нет, не показалось. Всё так.

Костя почувствовал непонятный, но острый приступ счастья. Как в детстве, при живой ещё тётке Клавдии, когда случилось выбежать в нераспаханное поле, радостно повалиться в траву, раскинув руки, и долго смотреть в небо. Как здорово было просто валяться, ни о чём не думать и вдыхать пряные запахи лета…

С этого приступа счастья что-то сдвинулось. Приступы стали повторяться сами по себе. Они нередко замещали ту, прежнюю, приятность. Вообще-то было здорово, хотя Костя старался не подавать виду. Вот только стала в них быстро проклёвываться и нарастать одновременная тревожность.

Он не мог бороться со смешными, но навязчивыми представлениями.

Таня – водопад. Красивая сверкающая лавина, шумно падающая вниз. Маленький Костя любовался таким чудом не раз, хотя до него нужно было топать километров шесть, если не больше. Ему хотелось протянуть и погрузить руки в тысячи мельчайших капелек, образующихся от удара о серо-зелёную каменную плиту. Но тётка сказала, что летящая с двадцати метров красота может не только убить, но и в лепёшку расплющить хлипкое детское тело…

А водопад продолжал и продолжал гнать поток, из него рождалась целая река. Горная река тоже была Таней, хоть и носила совсем другое имя. Бурная, своенравная, стремительно бегущая куда-то далеко. Сотни опасных камней приветливо встречали ревущую воду, и не было смельчаков, решившихся пуститься по такому течению на лодке или на плоту.

Куда бежала река, Костя не знал. Наверное, в море. Но, вливаясь в него, она образовывала бешеный, яростный водоворот. Сверчку не приходилось видеть крутящуюся пропасть воочию – только в каком-то кино. Что удивительно – водоворот тоже был Таней. И Костя знал, что широкий омут может поглотить, затянуть туда, откуда больше не выберешься.

Вот такая тревожная фантазия на тему любви… может, и не любви ещё, а так…

Костя хотел бы испытать себя на прочность в водопаде, поплыть по реке и даже добраться до водоворота. Но всё как-то не решался…

Вскоре произошла памятная история. Всем известная Лиза-вредина притащила жемчужное ожерелье и давай, понятное дело, хвастаться. Может, ничего бы не случилось, но у Лизки тогда не было свиты, как называли двух-трёх девчонок, регулярно подпадающих под влияние лидерши. Тогда они некоторое время ходили вместе, а потом непременно разругивались навек. До следующего примирения.

За неимением фрейлин, королева вредностей показалась в ожерелье кому угодно, в том числе и Тане с Костей. Сверчку розоватый и не шибко круглый жемчуг показался не очень красивым, но народ в целом впечатлился. Вредина царствовала и ликовала.

А наутро ожерелье загадочным образом пропало.

Докладывать о таких вещах учителям – страшный грех и позор. Лизка по-тихому устроила собственное расследование, но ничего не добилась. Подозревала она многих, но Таню – больше всех.

Третьим и четвёртым уроками был сдвоенный английский. Анжелика в класс уже пришла, но занятие пока не начинала. С недавних пор она стала приносить специальные диски (все подозревали, что купленные на собственную зарплату) и плейер. Голоса с оксфордским произношением разыгрывали бесконечные сценки на бытовые темы, что должно было, по мнению учительницы, сильно продвинуть у воспитанников владение разговорной речью.

Всё бы хорошо, да для нормальной трансляции приходилось каждый раз подключать плейер к старенькому усилителю с колонками, а тот вёл себя капризно и взбалмошно. То соглашался работать, то почему-то не хотел. Эффективно воззвать к его совести удавалось только Сверчку.

Костя понял, что и сегодня не избежать уговоров. Вот только Тани в классе нет. И Вредина отсутствует. А на предыдущем уроке обе были. Что случилось-то? Ещё подерутся, чего доброго. Тут, конечно, за Таню можно сильно не переживать – на орехи достанется в основном вражине Лизке. Но тревожно что-то.

– Анжелика Яковлевна, тут без инструментов никак, ― как можно естественнее сказал Сверчок. ― Я сбегаю?

– Хорошо, Мелентьев, сбегай. Мы пока домашним заданием займёмся…

Костя надеялся, что у него минимум четверть часа на выяснение обстановки. И полагал, что конфликт может состояться где-нибудь во дворе.

Таня обнаружилась на пустом первом этаже, но приступ счастья не случился. Потому что боевая подруга как раз примеряла розоватое ожерелье перед зеркалом. А потом сунула украшение за стенд, слегка потянув его на себя.

Вот тебе раз! С чего вдруг Танюше становиться воровкой? Зачем она?

Костя подошёл. Она поняла, что он всё видел.

– Я взяла, чтобы её побесить немного, ― объяснила она. ― И для ума, чтобы не таскала ценные вещи сюда и не хвасталась больше. Завтра верну, пусть радуется…

– Нехорошо, ― сказал Костя. ― Не ожидал от тебя. Ладно, я пойду и верну. Скажу, что случайно нашёл. Меня она не заподозрит.

Таня не препятствовала, только посмотрела как-то непонятно.

Вредина нашлась на втором этаже, тоже тихом, пока шёл урок. Она налегла животом на подоконник и слегка билась своим крепчайшим лбом в оконное стекло. Похоже, она в великом расстройстве. Если не сказать – в отчаянии.

– Эй, растеряха! ― окликнул Костя. Опять-таки как можно естественнее. ― Твоя ведь штукенция? В углу нашёл, под лестницей. Запнул, видать, кто-то случайно…

Лизка очнулась, схватила жемчуг, как кошка мышь, пошла пятнами от радости. Всё равно свои колючие бусинки нацелила и сказала:

– Да врёшь ты всё поди, Сверчок, Таньку свою выгораживаешь. Но выручил. Даже не представляешь как. Мне подружка дала вещь под страшную клятву, что сегодня к вечеру верну. У неё мама с дежурства в восемь часов вернуться должна.

– Тогда поздравляю. ― Костя хотел развернуться. Нечего с Врединой рассусоливать, она их компании не друг.

– Ты погоди убегать, ― сказала Лизка. ― Я тебе совет умный дам. Ты там меня кем угодно можешь считать, но я крутиться умею, и голова у меня не дурная. Ты вот благородный такой весь из себя, а Кравченко тебе не пара. Пропадёшь ты с ней, поверь. Лучше уж Святогорова. Она хоть и не красавица, но порода у неё точно из благородных. В старые времена её бы в какой-нибудь Смольный институт отдали…

– Иди ты со своими советами, ― ответил Костя. ― Голова у меня и своя имеется. Лучше на урок чеши.

– Сегодня не пойду уже, больной скажусь, ― зевнула Вредина. ― Но ты мои слова запомни. Мерси тебе, Мелентьев. Знаешь, как мне важно к той семье клинья подбивать? Может, меня удочерят! Там квартира большая, у меня комната своя будет. И мама хорошо зарабатывает…

– Хотеть удочерить она как раз должна в первую очередь. Не через клинья твои, а от души.

– Много ты понимаешь! Беги лучше к своей смуглянке и воровке!

Костя остановился.

– Она не воровка, не смей. Если хочешь знать – это я взял!

– Да не свисти! Зачем?

– А может, внимание на себя хотел обратить? ― засмеялся Костя. ― А то ходит тут такая гордячка в ожерелье, красуется…