Сергей Юрьевич Борисов
Чужое пророчество

Полная версия

Глава 1

Личное предприятие

– За это надо выпить, – сказал Юра. – Конец света откладывается.

Нина оторвалась от рукописи.

– Всенепременнейше! – Юра рубанул рукой воздух.

Его воинственность не произвела ни малейшего впечатления.

– Сиди! Буденновец.

– А я и сижу.

Он бездельничал уже неделю. Эх, если бы он знал, что ждет его впереди! Какая интрига, какие приключения! Но он не был авгуром-прорицателем, будущее было для него закрыто, оно казалось безмятежным и потому безрадостным. Юра тосковал, зевал, пил кофе и перекладывал папки, не имея ни малейшего желания ознакомиться с их содержимым. Для директора маленького издательства это была непозволительная роскошь. Конечно, надо работать, генерировать идеи и воплощать их в жизнь, но всепобеждающая апатия мешала мыслить, лишала сил. Такое и прежде бывало, но чтобы так долго и без малейшего просвета впереди – это впервые.

А Нина «пахала». На то и главный редактор!

Юра раздраженно откинул газету. Нет, не так представлялось ему будущее, когда они с Ниной уходили из «Фолианта».

…В должности заведующего отделом детективной литературы Юрий Максимович Камзолкин пробыл всего ничего. Утром обласканный руководством, вечером ему столь же ласково, но твердо указали на дверь. А ведь он кое-что успел, например, достойно проявить себя в схватке с литературными поденщиками Гуськиным и Каменным, взявшим моду воровать чужие сюжеты и перелицовывать их на современный лад. Устоял Юра и против бешеного напора своего предшественника Виктора Эммануиловича Кривенцова. Год за годом этот страстотерпец «кормил» читателей низкопробными детективнми поделками в надежде вызвать рвотный рефлекс и тем обратить к освященной временем классике. Кривенцов подчеркивал возвышенность своих помыслов, Юра же утверждал, что детектив тоже может быть достойным чтения. Точку в их споре поставил Алексей Кочерга. Президент «Фолианта» за эти несколько часов помирился со своей благоверной и в результате восстановил в былых правах тестя, кем и приходился ему Виктор Эммануилович.

Короче, Юру «ушли». А Нина ушла сама. Юра прельстил ее грандиозными планами. Впрочем, Нина, закончив Полиграфический, так и так собиралась расстаться с Кривенцовым, Берестовой и Тревогиной, верными его сподвижницами. Среди них она чувствовала себя «белой вороной», между прочим, так ее и называли, соответственно и относились. А тут Юра с его разговорами о собственном издательстве.

– Ты только представь, – зажигаясь от перспектив, говорил он. – Сами формируем «портфель», печатаем то, что считаем нужным, никто нам не указ.

– Кроме законов рынка, – рассудительно осаживала девушка.

И все же она согласилась рискнуть. Свою роль сыграли тут и нежные чувства. Не могла Нина бросить своего жениха на произвол судьбы! Да-да, взаимная симпатия на почве любви к добротным детективам и качественной литературе в целом переросла в нечто гораздо более глубокое, итогом чего стала скромная свадьба и совместное проживание в однокомнатной квартирке в районе метро «Водный стадион».

Новоиспеченный директор намеревался назвать издательство «Нюра», позаимствовав букву из имени главного редактора и присоединив ее к собственному, однако Нина высказала категорическое несогласие:

– Что за «Нюра»? Вот еще!

Юра поупирался для вида, а потом миролюбиво предложил:

– Тогда «Дефолиант». Нравится? То бишь «Фолиант» разрушенный, исправленный и дополненный.

Нина фыркнула презрительно:

– Дефолиантами, будет тебе известно, американцы поливали джунгли Вьетнама. Эта дрянь убивает флору! И фауну, наверное, тоже. Что же мы, садисты какие?

– Тогда думай сама.

– Уже. «Перекресток». Символическое отражение переплетения жанров, их взаимопроникновение, первородно чистых детективов теперь днем с огнем не сыщешь.

Юра шутливо поднял руки, сдаваясь:

– Нехай будет «Перекресток».

Так было найдено название. И это оказалось самым простым. Далее последовали месяцы организационной суеты. Сложнее всего, естественно, было с финансовым обеспечением. Но и с этим справились. Как? О том Юра предпочитал умалчивать во избежание утечки информации, грозящей нежелательным вниманием надзирающих органов.

Долго ли, коротко, но частное предприятие «Перекресток» получило соответствующие бумаги, дозволяющие функционировать на ниве российского книгоиздания, арендовало помещение, обзавелось печатью и телефонным номером, купило кое-какую оргтехнику и приступило к работе.

Говорят, новичкам везет. Так и случилось: хорошо пошли серии «Детектив глазами ребенка» и «Приключения старушки», не залеживались на прилавках «Энциклопедия Шерлокиана» Дика Трейси и «Родословная детектива» Сергея Борисова. В общем, живи, радуйся, вкалывай и пожинай плоды. И тем не менее Юру все чаще настигала депрессия, он становился мрачен, раздражался по пустякам.

– Новенького хочу! Чего-нибудь эдакого.

В такие дни издательский «воз» тащила Нина. Вот и сейчас, пока Юра томился жаждой нового и горячительного, она корпела над очередным «шедевром» из нескончаемого «самотека». Как правило, с присланными на удачу рукописями неведомых авторов издатели не церемонятся из страха захлебнуться в их бурном потоке. Однако в «Перекрестке» усилиями Нины были заведены иные порядки: пусть не читать, но просмотреть надо. А вдруг? И действительно, кое-что она вылавливала, к примеру, неустрашимая бабуля Дарья Фоминична Лычкова явилась к ним со страниц «самотечного» романа теперь всероссийски известной Марины Егоровой.

Нина вдруг подняла голову:

– Ты только послушай!

Из Севера глубин армада приползет –

Из волн на землю, снова на волну.

Веленье человека выполнив,

Пришедшего не вовремя для многих,

Но более всего – для близкого соседа.

Его он победит, как побеждал на суше,

Над водами став во главе,

Утешив зависть к странам Запада.

Нина взглянула на Юру. Тот вынес вердикт:

– Чепуха косноязычная.

Нина прищурилась.

– Но речь-то о чем?

Юра пожал плечами.

– Откуда я знаю?

Глава 2

Господин прорицатель

– В истории ты не силен.

Юра обидчиво поджал губы. Но, черт побери, он и впрямь не мог представить, что имел в виду поэт (слабенький, надо сказать, поэтишка), говоря о «ползающих армадах» и «не вовремя пришедшем человеке».

Между тем Нина выдержала многозначительную паузу. Наконец она улыбнулась:

– Разгадку даю в телеграфном стиле. Гангут. Петр Великий. Морское сражение 1714 года. Победа над шведами. Российские галеры волоком перетаскивают через перешеек. По-моему, все прозрачно ясно.

Юра снова чертыхнулся про себя. А ведь верно!

– Что читаешь?

– Нострадамуса.

– Ну-у, Мишель нынче не в фаворе. Просчитался господин прорицатель. Обещал конец света, и где он? – Юра показал на окно. За окном светило солнце.

Нина засмеялась:

– Такое впечатление, что ты этому не рад.

– Еще как рад! Даже рюмочку предлагал пропустить по такому поводу.

– Это ты брось, – решительно сказала супруга. – Сначала повод, потом причина, а потом денег на вытрезвитель не напасешься.

Юра обиделся:

– Ты, пожалуйста, не утрируй. Можно подумать, я только и делаю, что закладываю за воротник. Я, между прочим, размышляю!

Реакция была незамедлительной и агрессивной:

– Интересно, о чем? Что-то не видно следов мысли на твоем лике, солнцеподобный!

До глубины души оскорбленный супруг вскинулся:

– Ну, знаешь…

– Знаю! И вот, что скажу: кончай хандрить и принимайся за работу.

Юра посчитал необходимым прояснить свою позицию:

– Я прикидываю, с какой стороны подобраться. Надо что-то свежее, необычное, новаторское.

Нина была неумолима:

– Будем думать и гадать – завязнем. Надо копнуть как следует, а потом, коли повезет, спокойно разрабатывать жилу. Если не копать, вообще ничего не будет.

– Где она, эта жила? – усмехнулся Юра. – Но только чтобы золотая!

– Вот! – девушка возложила руку на рукопись. – «Горизонты грядущего» Вячеслава Осина. Неизвестные катрены седьмой центурии Мишеля Нострадамуса. Это может быть бомбой!

Юра покопался в памяти и вылил на собеседницу бочку скепсиса и ведро иронии:

– Бомбой немедленного действия. Самим бы не погибнуть от ее осколков! Знаю, знаю, из десяти «Столетие» седьмая центурия осталась незавершенной. В остальных ровнехонько по сто катренов, а в этой почему-то меньше. Кто их только не искал… А нашел, значит, товарищ Осин? Опомнись, детка, здесь все шито белыми нитками! Кстати, тот кусочек о Гангуте, это из «найденного»?

Нина кивнула.

Юра удовлетворенно чмокнул губами:

– То-то я чувствую… Самопальные строчки! Умелец липовый, даже форму не посчитал нужным соблюсти. Катрен – четверостишие, а он сколько навалял?

– Этот момент Осин оговаривает, – спокойно парировала Нина. – Он поступил так ради ясности изложения. Для лучшего восприятия.

– Ладно, – великодушно махнул рукой Юра. – Замнем для ясности. А где он все это раздобыл?

– Центурии потрясли его десять лет назад. Стал собирать материалы по библиотекам, обзавелся компьютером, чтобы шарить в Интернете. В общем, увлекся по-настоящему, затем разработал собственную методику толкования четверостиший. Попутно утвердился во мнении, что катрены седьмой центурии действительно существовали. Легенда гласит, что ряд четверостиший Нострадамус не решился предать гласности, потому что они были слишком страшными, не оставляли надежды, лишали воли и радости жизни. Осину эти доводы не казались убедительными. Он сформулировал собственную гипотезу: катрены были изъяты по причине более прозаической – обожавший наводить тень на плетень магистр просто-напросто не смог должным образом зашифровать некоторые четверостишия, вот и отложил их до лучших времен.

– Ой, сомнительно, – покачал головой Юра.

– До поры у Осина не было доказательств, вот почему он не торопился поделиться с кем-либо своим предположением. Но тут он узнает, что в подвале дома магистра при проведении реставрационных работ обнаружен тайник, а в нем – манускрипт. К сожалению, из пятидесяти одной страницы более половины оказались так испорчены временем, что разобрать написанное не представлялось возможным. Однако уцелевшие ясно указывали, что это – фрагмент двенадцатой центурии. Есть свидетельства, что Нострадамус хотел составить из своих откровений одиннадцатое и двенадцатое «Столетие», однако смерть помешала ему. Получается, кое-что все же успел…

– Мистификация!

– Такую вероятность, – согласилась Нина, – нельзя исключить, поэтому изучение манускрипта продолжается. Все хотят быть уверенными, что это – не подделка. Сам же Осин убежден, что мы имеем дело с подлинником, однако важнее для него другое: если состоялась одна находка, нельзя исключить наличие второго тайника.

– И он… – поторопил Юра.

– Он отправился во Францию, в город Салон, чтобы найти тайник, а в нем – катрены седьмой центурии.

Юра хмыкнул:

– Приключенческий роман!

Очевидно, Нину начинал раздражать скепсис мужа, только этим можно объяснить нотки негодования, зазвучавшие в ее голосе:

– Тебе бы только критиковать. Но ведь интересно, романтично! Именно то, что нужно людям.

– Правда им нужна, – не собирался отступать Юра.

– Ошибаешься. Им нужна мечта! И приключения. Кстати, я сейчас прочитаю тебе еще несколько строк. – Нина перелистнула страницу. – Только попробуй не отгадать. Готов?

– Всегда готов! – по-пионерски четко доложил Юра.

– Тогда…

И она стала читать нараспев:

Один человек одолеет другого,

Хотя второй будет тоже достоин победы,

Ибо смертью своей докажет торжество духа над телом.

Напрасная цель греет его, но согреть не сумеет.

Земля ледяная станет наградой ему.

И слава.

– Фу, – в наигранном испуге перевел дух директор издательства «Перекресток», – это проще.

Глава 3

Определение жанра

Юра торжествовал. Нину это не обрадовало. Очевидно, она хотела еще разок щелкнуть его по носу за самонадеянность.

– Расшифруй, – потребовала она.

– Пожалуйста, – проявил великодушие победитель. – История завоевания Южного полюса. Роберт Скотт достиг его на тридцать три дня позже Руала Амундсена. На обратном пути Скотт и четверо его спутников погибли. Осталась память и «вехи» на географической карте – горы его имени и остров Скотта.

Нина не стала сверяться с текстом.

– Ты прав.

Юра довольно улыбнулся, но потом осадил себя. Дурная манера – выделываться по пустякам.

– Невелика заслуга. Маскировка слабенькая. А вообще-то, в этом что-то есть. Любопытно. Но что касается авторства Нострадамуса, это – извините. Не верю!

– Дело твое.

– А что потом было? Приехал Осин во Францию, а дальше?

– Там он встретился с единомышленником, профессором Сорбонны Жаном Ферье.

– Но ты же говорила, что он ни с кем не делился своими выкладками.

– За единственным исключением. Ферье – признанный авторитет, автор лучшей на сегодняшний день биографии Мишеля Нострадамуса. Он же возглавлял группу специалистов, исследующих найденный в Салоне манускрипт. Когда первые результаты их работы стали достоянием гласности, Осин связался с Жаном Ферье и поведал о своей гипотезе. Профессор заинтересовался настолько, что умудрился организовать грант в несколько тысяч франков, благодаря которому Осин и смог позволить себе поездку во Францию. Там они встретились, проговорили целую ночь, а утром отправились к дому магистра, чтобы открыть тайник.

– То есть? – вскинул брови Юра.

Губы Нины сложились в улыбку.

– Ага, проняло! Буквально накануне отъезда Осин по обыкновению сидел над катренами, дешифруя их по своей методике, и неожиданно в одном из четверостиший третьей центурии обнаружил указание магистра, где находится его главный тайник.

– Готика! – дал жанровое определение Юра. – Магия, привидения, скрипучие половицы, скелеты на пыльных антресолях, короче, жуткие секреты старинного замка.

– Ерничаешь? К слову сказать, дом Нострадамуса в Салоне до замка не дотягивает, хотя здание солидное, с толстенными стенами, окнами-бойницами, сводчатым подвалом. В этом подвале, в углу, когда-то было отверстие, в которое служанки выливали помои. Под домом протекал подземный ручей, и нечистоты уносились в огибающую город реку. В этом колодце и устроил тайник Нострадамус.

Юра поморщился:

– Какая проза.

– Благовониями там не пахло, – кивнула Нина. – Пахло совсем другим. Однако лучшего места не придумаешь. В полуметре от уровня пола Нострадамус соорудил нишу с металлической заслонкой, и в этом «сейфе» хранил свои черновики. После смерти магистра колодец какое-то время действовал, потом стены, подточенные водой, рухнули. Отрывать его заново не стали, от мусора и отходов избавляясь другим способом. К нашему времени лишь неглубокая выемка указывала на место, где когда-то было жерло колодца. Там и начали копать Осин и Жан Ферье, не доверив это дело рабочим. Через полчаса лезвие лопаты высекло искры из побуревшей от ржавчины пластины. Еще через час «кладоискатели» извлекли на поверхность скромных размеров, но очень тяжелый ящик. Открыть его не составило труда. В ящике лежали свернутые в трубку, тронутые плесенью листы.

– Фантастика! – вновь не удержался от комментария Юра.

– Называй, как хочешь, но Осин пишет, что все обстояло именно так. Кстати, он чересчур многословен, тут потребуется редактура.

– С публикацией еще не решено, – напомнил директор издательства.

– Это я между прочим, – сказала Нина. – Бумаги Ферье сразу сразу обработал консервирующим составом. Осина же больше интересовало запечатленное на них. Строчки слагались в четверостишия. Это были катрены седьмой центурии! А потом… потом начало твориться странное: к утру ящик исчез, а через день исчезла рукопись.

– Теперь детектив, – снова подал реплику Юра.

Нина будто не услышала, она продолжала:

– Поднялся переполох. Ситуация осложнялась тем, что, кроме Ферье и Осина, рукопись никто не видел. Когда они заявили о пропаже, им не поверили. Общее мнение было таким: двое рехнувшихся фанатиков пытаются «родить» сенсацию, чтобы заинтересовать спонсоров своими трудами. Яму в подвале доказательством не сочли. Тогда Осин и Ферье сами провели расследование, тем более что круг людей, знающих о том, что они обнаружили в доме Нострадамуса нечто важное, был очень узок. Почти сразу выяснилось, что следом за ящиком и рукописью «испарился» один из рабочих, некто Поль Дарон, бельгиец по национальности. Вывод напрашивался: он и украл листы с катренами. Зачем? Чтобы продать на «черном» антикварном рынке. Но, может быть, Дарон имел и конкретный «заказ» от кого-то, кому изыскания в Салоне не давали покоя.

– Скопировать катрены наши герои тем не менее успели, – сказал Юра.

– Они их сфотографировали. Конечно, имея лишь фотоснимки, ни один эксперт не поручится, что перед ним оригинальные тексты, а не фальшивка, и Осин в своей книге честно говорит об этом. Вместе с тем, по его мнению, это не может служить препятствием к их опубликованию и толкованию.

– А что Ферье?

– Профессор погиб в автомобильной катастрофе через два дня после пропажи рукописи.

– Шпионские страсти? Триллер?

– Нет, всему виной накачавшийся наркотиками подросток на угнанной машине. А книгу свою Осин посвятил погибшему коллеге.

– Да-а. История… – Юра встал, потянулся. – Ну что, пошли? Время позднее.

Нина тоже встала.

– Пойдем. А на дорогу получи домашнее задание. – Она открыла папку с рукописью Осина. – Пожалуй, это подойдет.

Грозный Марс вновь воссияет,

Тысячи тысяч возрадуются в этих лучах.

Маленький старец станет последней надеждой

И совершит невозможное.

Следом за ним пойдут в поднебесье.

Пламя и лед одолеют. Пропасти тоже.

Ярость и зло сердце наполнят первого в мире –

В мире не первый он!

– Запомнил?

Юра надел куртку.

– Не дословно, но в общем и целом… Я подумаю. В дороге.

– И в магазине тоже, – добавила Нина. – Сходи за хлебом.

Глава 4

Домашнее задание

Юру осенило в булочной.

– Разгадал! – крикнул он, переступив порог квартиры.

Нина появилась в дверях кухни. Ее больше интересовало другое:

– Купил?

Юра протянул пакет с хлебом.

– Как велено.

Поведать о выполнении «домашнего задания» ему удалось только за ужином. До того Нина пресекала все его попытки, ссылаясь на занятость. Можно подумать, приготовить спагетти – такая проблема, что даже мужа выслушать некогда! Лишь за чаем, густо намазывая оладьи сгущенкой, он сказал и даже был услышан:

– Альпийской поход Суворова.

– Да, да, правильно, – рассеянно произнесла Нина.

Юра ожидал дифирамбов, и вдруг такое невнимание, такое оскорбительное безразличие.

– Меня другое занимает, – призналась Нина, не заметившая, как насупился супруг. – Почему он не звонит?

– Кто?

– Вячеслав Осин. Обычно авторы изводят звонками, а этот молчит.

– Телефон в рукописи указан? Позвони сама.

Сказав это, Юра смешался. Он пока не задумывался, имеет ли смысл выпускать книгу Осина, будет ли от того какой-нибудь толк и хотя бы маленький навар. А получилось, что уже дал добро на переговоры с самоуверенным толкователем Нострадамуса. О, женщины! Как искусно вы поворачиваете дело так, что вроде бы ты сам пришел к решению, которое вы полагаете единственно верным.

– Ты изменил свой взгляд на «Горизонты грядущего»? – требуя ответа, который подразумевался, Нина лишала мужа путей отступления.

Юра сказал невозмутимо, храня достоинство:

– Пожалуй, надо присмотреться. Как серьезное исследование, «Горизонты» скорее всего ничего из себя не представляют, однако, как чтение развлекательное, возможно, небезынтересны. Ты позвони завтра.

– Можно и сейчас. – Нина поднялась, вышла из кухни, а когда вернулась, в руках у нее была сумка, с которой она ходила на работу. В ней для всего хватало места: и для дамских штучек, и для разнокалиберных бумаг, и для сыра с колбасой. Нина порылась в ее недрах и вытащила несколько сложенных вдвое страниц. Разгладила бумаги на столе.

– Взяла пару глав. Хотела прочитать перед сном.

– Тебя это действительно задело?

– Сама не пойму, что меня к ней так тянет. Словно магнитом.

Она сняла трубку телефонного аппарата, висящего над кухонным столом, и, сверяясь с номером, написанным на обороте страницы, стала вращать диск:

– Здравствуйте, будьте любезны Вячеслава Петровича. Давно? Простите, а с кем я говорю? Очень приятно… Вас не затруднит передать ему, что звонили из издательства «Перекресток»? Спасибо. До свидания.

Трубка легла на рычаги.

– Его уже три дня нет дома. Ушел и не вернулся.

– С кем ты разговаривала?

– С соседкой. Это коммунальная квартира. У Осина нет ни жены, ни детей, об этом мне успели сообщить. Меня это беспокоит.

Юра беззаботно улыбнулся:

– Что он один, как перст? Или то, что его нет дома? Успокойся. Мало ли куда может исчезнуть на несколько дней свободный от семейных обязательств холостяк. Дело-то житейское.

Нина не вняла его словам:

– Нет, Юра, тут что-то другое. Я чувствую.

– Так, на сцене хваленая женская интуиция. Оставь, пожалуйста, и не хмурься. В твоих словах нет и следа логики, одни смутные ощущения. Поистине, вас, женщин, как Россию, умом не понять. Всякий раз убеждаюсь. Ну что за существа?! Сегодня вам белое – белое, а завтра белое – черное. И заводитесь попусту, как ты сейчас. Кстати, забыл рассказать, представляешь, Рая учубучила, вызвалась убирать в наших кабинетах бесплатно. Утром сегодня, когда ты у налоговиков была, заходит и умильно так говорит: «Чтой-то пыльно у вас, Юрий Максимович. Дайте хоть на столах приберусь». Я ей: «Вы же знаете, мы не можем позволить себе оплачивать ваши услуги». Она: «Сговоримся. Книжку какую подарите – и ладно. Аль бумаги ненужные, я их в приемный пункт снесу, вот и копейка». Я ответить не успел, а она давай со столов мести, что нужно и не нужно. Насилу остановил. Расторопная, понимаешь!

По мере того, как он рассказывал, Нина хмурилась все больше. Глубокая складка залегла над переносицей, что означало высшую степень сосредоточенности.

– Папки с рукописями она тоже трогала?

– Разумеется. Она же как бульдозер, дай волю – все сметет.

– Раньше она такой инициативы не проявляла.

– Так я о том и толкую. Вас, женщин, не поймешь.

– А ты не допускаешь, что все это не случайно?

Юра даже чашку отставил.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не верю в благотворительность! Что касается Раи, не верю совершенно.

Юра поджал губы. Уборщица и уборщица. Все здание выметает, где они комнаты арендуют, правда, не слишком усердно и не очень чисто. Скандальная, коренастая, неопрятная, всегда в одном и том же халате. По совести говоря, и впрямь чудно, что она вдруг стала такой услужливой. Добрых дел и намерений за ней прежде не замечалось.

– Ты думаешь, она хотела что-то унести под сурдинку? Но зачем это делать при мне? Вечером все комнаты в ее распоряжении.

– А двери? Дом старинный, двери дубовые, замки тоже не чета нынешним. А ключ для уборщицы мы теперь у вахтера не оставляем. Возможен и другой вариант: экспроприацию требовалось провести немедленно.

– К чему такая срочность?

– Не знаю. Не уверена…

Нина задумчиво переворачивала страницы. Неожиданно глаза ее будто вцепились в строчки. Она тихо вздохнула и стала читать:

Беды и кровь война породит.

Танцы она не убьет,

Странные танцы в горниле войны.

Любят их многие, используют все,

Сети обмана сплетают другие.

Смерть настигает у каменной кладки,

Пули летят, убивают, терзая.

Правду искать будут долго потомки

И не найдут. Останутся только

Странные танцы в горниле войны.

– Впечатляет, – сказал Юра. – А главное – точно соответствует историческим реалиям. Это…

Он не успел закончить. Ему помешал телефон, он звонил резко и тревожно.