Сергей Волконский
Вечер мелопластики
– Вы безжалостны.
– Не я, а закон безжалостен, если вам непременно хочется этого слова. Но разве вы скажете, что дважды два – безжалостно? Оно безжалостно для того, кто любит стеариновую свечку, но кто радуется четверке как празднику, для того дважды два все равно что колокольный звон. Если кто-нибудь жалок, это вовсе не значит, что тот, кто на него смотрит, безжалостен. Это ужасные принципы, если можно назвать принципами отсутствие таковых. Это отвратительная повадка смягчить то, что должно быть твердо.
– Ну, пожалуйста, пожалуйста…
– Нет, не пожалуйста, а почему никому в голову не придет статую согнуть, если она не пролезает в дверь, а принципы, суждения, оценки гнут, как лист бумаги, когда он не входит в конверт!
– Да что вы петушитесь?
– Или есть справедливость, или нет ее. Я вполне понимаю тех, кто не хотят ее; но у нас хотят, чтобы она была, но чтобы при этом у нее было размягчение спинного мозга!!
– Вы сегодня в ударе.
– То есть я думаю, что у меня удар сделается. Когда я вижу, сколько труда, изобретательности, соображений люди тратят на то, чтобы осуществлять ложь; когда я вижу, сколько труда, денег, хлопот другие люди тратят на то, чтобы их поддержать и поощрить; когда я слышу гул и плеск толпы…
– Которая, однако, в восторге…
– Которая думает, что она в восторге…
– Ну как же можно думать, что в восторге?..
– Можно, когда никогда по-настоящему в восторге не был…
– Так когда вы видите и слышите все это?..
– Я вам сказал – у меня будет удар.
– Почему?
– Вы знаете, когда при вас кто-нибудь говорит с ошибками, вы слушаете, а мысленно поправляете? Вы знаете что-нибудь более утомительное? И это один человек, а если все кругом вас так же говорят? И этот один ведь не вечно говорит – поговорит, поговорит и замолчит, а если никогда не молчат?
– Надо оглохнуть.
– Так я и сделал.
– Ну, значит, вы обеспечены от удара.
– Так что если бы вы были доктор, вы бы сказали: «Это нервы»?
– И больше ничего.
– И очень бы ошиблись. Что должно быть ритмическое воспитание, когда я, только думая о ритме, занимаясь им теоретически, совершенно вылечился от нервов.
– Лечение почвой?
– Браво! Лечение почвой и лечение воздухом зараз.
– Послушайте, я не хочу смеяться, а я хочу серьезно вас спросить: вы правда за ритмическим воспитанием признаете такую, не только физическую, но и психическую силу?
– Вы еще сомневаетесь? После того что я говорил и писал? После моей ссылки на то, что говорит Лев Толстой о «радостных» и «блаженных» минутах, которые испытал Левин на сенокосе, когда в работе наступала автоматичность? Вы сомневаетесь?
– Нет, нет, в этом не сомневаюсь; я не так выразился. Я хотел сказать – не психическую, а нравственную силу. Действительно ли вы признаете таковую за ритмическим воспитанием?
– Вот что. Вы знаете нашу общую знакомую барышню – не будем называть ее, или назовем, как мы всегда о ней говорим: «кривляка»…
