Сергей Владимирович Лян
Ордалия
"Да не опуститься мир во тьму…"
Глава 1. «Обвинитель»
«Homo homini lupus est» 1
Ованес ожидал начала судебного заседания, расхаживая по длинному коридору, освещаемому тусклыми лампами, спрятанными за пожелтевшими стеклами плафонов, разбросанных на потолке в хаотичном порядке и соединенных между собой кабель-каналами, напоминающими паутину. Он не выпускал из-под мышки толстую папку, набухшую от всевозможных постановлений, протоколов, административных актов и заявлений. В руках он держал замусоленный белый листок с напечатанным текстом обвинения. Три абзаца, четырнадцать строк и несколько десятков слов он старался выучить наизусть, периодически проговаривая у себя в голове подготовленную речь, выбирая нужные интонации. «Убедить судью. Напугать адвоката» – крутилось где-то в сознании. – «Без жалости. Без сожаления»
В назначенное время, тяжелые деревянные двери зала судебного заседания со скрипом отворились, и секретарь пригласила всех его участников пройти внутрь и занять свои места. Набрав в легкие воздух и расправив плечи Ованес старался идти уверенно, чеканя каждый свой шаг каблуками. Кинув надменный взгляд на родственников подсудимого, он ухмыльнулся. «Всё еще на что-то надеетесь?» – подумал Ованес. Сидевший неподалеку у окна адвокат – мужчина преклонных лет, с круглой залысиной на макушке и длинными тонкими усами, как у Сальвадора Дали, нервно перелистывал книги с законами и кодексами, что-то выискивая. Судебное разбирательство подходило к концу, и сегодняшнее заседание было последним. Растерянность адвоката только раззадорила прокурора.
«Прошу всех встать! Суд идёт!» – объявила секретарь судебного заседания.
В зал вошла судья – женщина лет сорока. Большая родинка возле верхней губы имела насыщенный черно-лиловый цвет. Короткие коричневые волосы, стянутые ободком, открывали маленькие уши с большими мочками, в которые вдеты кольцевидные золотые серьги. Неестественность цвет глаз судьи говорил о том, что она пользуется линзами.
– Главное судебное разбирательство окончено, и суд переходит к прениям сторон. Прокурор Филикян, Вам, как представителю государственного обвинения, предоставляется первое слово. – сказала судья и указала жестом на место у трибуны. – Прошу, можете приступать.
– Спасибо, Ваша честь, – Ованес подошел к трибуне, – Уважаемый суд и участники процесса. Собранными по делу доказательствами, достоверно установлена причастность подсудимого Серябкина к совершению инкриминируемого ему преступления. Он, как никто иной заслуживает строгого наказания, но волею случая подсудимому удалось избежать предварительного ареста, и он остался на свободе, ограниченный лишь подпиской о невыезде. Однако я не разделял тогда и не разделяю сейчас мнения на этот счет. Серябкин совершил тяжкое преступление, он хранил наркотики в особо крупном размере и распространял их на улицах нашего с вами города. Нет оправдания тому, что он сделал и я, подчеркиваю, не сомневаюсь в правдивости и честности полицейских, репутацию которых весь судебный процесс порочил адвокат стороны защиты. Все эти слова остались лишь пустым звуком, не подкрепленным ни одним доказательством. Вина же Серябкина доказывается изъятой у него дома крупной партией наркотиков, расфасованных по пакетикам, для удобства дальнейшего сбыта. Есть у обвинения и ключевые свидетели, указывающие на Серябкина, как на лицо, у которого они закупали наркосодержащие препараты. Обобщая сказанное, считаю целесообразным приговорить Серябкина Анатолия Андреевича к пятнадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. У меня всё.
– Так, далее слово предоставляется защитнику подсудимого Серябкина адвокату Касымову Азамату Еркиновичу. Прошу пройти к трибуне.
Зачесывая остатки волос на плешь, адвокат стал выходить к трибуне, по дороге обронив листы с записями. Когда поднимал один из листов, то нечаянно наступил на него и порвал. К горлу Ованеса подкрался смех, но он сдержался, но все равно вытянул еле заметную ухмылку.
– Ваша честь, – откашлявшись, начал свою речь адвокат, – Мой клиент невиновен, о чем мы неоднократно говорили в ходе всех процессов. Наркотики были подкинуты в дом Серябкина. Он никогда ранее не был замечен в подобных кругах…
Адвокат замялся, вычитывая буквы из разорванного листа.
– В каких кругах, господин адвокат? – брови судьи удивленно приподнялись.
– Ну так, в этих самых, как его… наркоманов.
– Продолжайте, – с печальной улыбкой на лице сказала судья.
– Так о чём я? Ах, да. Я считаю, что мой клиент должен быть отпущен с зала суда немедленно. И… и…
– Что-то еще, господин адвокат? – спросила судья, сделав несколько заметов у себя в блокноте.
– Нет, – адвокат поджал губы и опустил голову, – У меня всё Ваша честь.
– Суд удаляется в совещательную комнату, – собирая документы со стола, огласила судья, – Объявляется пятнадцатиминутный перерыв для принятия решения.
После стука молотка, судья покинула зала, и Ованес поспешил на улицу, чтобы успеть покурить. Следом за ним вышел и адвокат. Со слезами на глазах, родственники окружили Серябкина и принялись о чем-то шептаться. Тот смотрел куда-то вдаль, перебирая у себя в голове происходящее. От последнего слова он отказался, равно как от участия в прениях, понадеявшись на своего адвоката. «Какая уж теперь разница» – подумал Серябкин и опустил голову.
На улице, адвокат подошёл к Ованесу и попросил у него зажигалку.
– День не задался? – с ухмылкой поинтересовался Ованес.
– Доволен?
– О чем Вы, Азамат Еркинович? Не понимаю Вас.
– Всё ты понял, Ованес. Натравил на меня безопасников из нацбюро и заставил держать язык за зубами. Что тут непонятного?
– Если Вы забыли, то я напомню. У нас был уговор. Я помогаю Вам уладить вопрос с безопасниками, а Вы в свою очередь сливаете дело своего клиента. Вы в своем праве даже сейчас отказаться от нашей «сделки». Вот только это ничего не изменит. Вы всего лишь оттянете неизбежное и потеряете единственную возможность избавиться от проблем с законом.
– Которые ты же мне и устроил.
– Я? – Ованес изобразил театральное удивление, а затем выпрямился и склонился над адвокатом, заметно уступавшим ему в росте, – С чего бы это? Это ведь не я оказывал консультативные услуги бандитам из группировки Сани «Казино», находящейся в разработке нацбюро.
– Когда ты только пришёл, лишь только я вызывался быть у тебя наставником. Все твои знания – это результат моей плодотворной работы и опеки. Или ты забыл, как тормозил на первых порах? Статьи путал, ошибки делал в документах…
– Не забыл. – фыркнул Ованес, отстраняясь от адвоката, – И поэтому помог, поубавив пыл безопасникам.
– Для чего тебе всё это? – адвокат выкинул окурок в урну и приблизился к собеседнику, – Ради чего ты так рвешься посадить Серябкина? Он что-то тебе сделал? Сводишь с ним счеты?
– Я просто не люблю проигрывать, – Ованес покрутил указательным пальцем перед лицом собеседника, – И пойду на что угодно, лишь бы одержать победу.
– Разве этому я тебя учил? – адвокат Касымов стал вглядываться в глаза бывшего ученика, – Не узнаю я тебя. Ладно я. Рот ты мне закрыл, молодец. А что насчёт Серябкина? Ты ведь знаешь, что он невиновен, но продолжаешь его топить. Нам обоим известно, что наркоту ему подкинули менты за то, что он отказался им платить. Ты хоть надеюсь, читал мои наработки по этому поводу. Я их передал тебе еще на стадии прокурорского надзора перед отправкой дела в суд.
– Конечно же изучил, – молодой прокурор скривил лицо, а затем выдал ухмылку, – Предоставленные Вами сведения добыты незаконно, и я исключил их из дела. «Закон есть закон». Твои же слова.
– Какой же ты подлец! – Касымов покачал головой, – Для тебя карьера важнее человеческой жизни? А может быть ты тоже в доле с теми ментами, а?
– Говори, да не заговаривайся, – Ованес нахмурил брови и прищурился, сверля взглядом бывшего наставника, – Помалкивай лучше, пока я действительно не дал ход материалу, по которому безопасники тебя за жопу взяли. Понял?
– Господи, что с тобой происходит, Ованес? – адвокат поджал губы, чтобы скрыть дрожь.
– Я просто делаю свою работу. Ты же сам когда-то говорил. Обвинитель должен пытаться посадить, а освобождать это работа адвоката. Мне помнится, ты сам называл это некой игрой…
– В эту игру, – перебил Касымов, – Как и в любую другую, тоже надо играть честно. А не так как ты.
– Раз уж ты понял, то насколько опасным я могу быть оппонентом, разумно ли садиться играть со мной за один стол?
– Поясни.
– Не мешай мне! Так или иначе, эта партия останется за мной. Усек?
– Более чем, – сквозь зубы процедил адвокат.
– Вот и отлично, – Ованес скинул окурок на землю и раздавил, – Идем. Перерыв заканчивается.
***
Преисполненный радости Ованес вышел из здания суда, что-то выкрикнув и подбросив вверх свой дипломат. Следом за ним, со слезами на глазах выходили родственники Серябкина, которого суд приговорил к десяти годам лишения свободы. Конвоиры застегнули у него на руках наручники прямо в зале судебного заседания. Попрощаться с ним не дали никому. Последним из здания выходил разволнованный адвокат Касымов. Пот лил с него градом, но он сделал вид, что ему жарко. И плевать, что сейчас осень, а температура еле-еле доходит до отметки в тринадцать градусов.
– За что Вы так с моим сыном?! – сквозь слезы, взвыла пожилая женщина со сморщенным лицом, – Что плохого он Вам сделал? Он же ни в чем не виноват.
– Уважаемая! – Ованес повысил голос и нахмурил брови, – Вашего сына никто не заставлял совершать преступление. А я всего лишь выполнял свою работу, на которую меня определило государство.
– Нет! – старушка трясла головой, – Я не верю! Мой сын не такой! Его подставили! Он ни за что не прикоснулся бы к наркотикам.
– Суд посчитал иначе, – ответил Ованес и посмотрел на часы, – Если у Вас все, то я вынужден удалиться. Всего хорошего.
– Будь ты проклят! – выкрикнула старушка вслед прокурору.
«Да засунь ты себе в жопу свои проклятия!» – подумал Ованес и ускорил шаг.
Свою машину – автомобиль бизнес-класса с откидным верхом, Ованес припарковал во дворе жилых домов, через дорогу от здания суда. С недавних пор, поруганный за пижонство, он стал вести себя немного скромнее. Возле машины его настиг Касымов.
– Ованес, прошу тебя, давай запросим пересмотр дела. Это неправильно.
– С какого перепугу я должен запрашивать пересмотр? Ты в своем уме?
– Да услышь же меня наконец?! – адвокат слегка тряхнул его за плечо, – Вы ведь ему всю жизнь поломаете. Так нельзя!..
– Господин адвокат, – Ованес посмотрел на руку на своем плече, а затем на Касымова, – Если Вы сейчас же не оставите меня в покое, то я буду вынужден обратиться в правоохранительные органы. Ваши действия расцениваются, как давление на сотрудника прокуратуры. Надо ли Вам разъяснять чем это чревато?
Наставник слегка похлопал бывшего ученика по щеке, развернулся и направился прочь, больше не проронив ни слова. Ухмыльнувшись, Ованес сел в машину и поехал на работу, предвкушая получить положительные отзывы от начальства.
***
– Всё-таки у тебя получилось, – начальник Ованеса жестом указал ему на стул, напротив.
– Проще пареной репы, Ильяс Рахимович, – Ованес ослабил узел галстука и развалился в кресле, – Вы же меня знаете. Я всегда довожу дело до конца
– Ну-да, ну-да, – начальник постучал пальцем по столу, – Скажи мне вот что. Это правда, что Серябкину наркотики были подброшены? Слухи ходят нехорошие.
– А нашему ведомству не всё ли равно? Или было бы лучше слиться прямо в суде, сказав, мол, мы ошиблись, извините. Так?
– Ованес, мы – прокуратура, а не инквизиция. У тебя ведь была возможность отказаться от обвинения. Почему ты этого не сделал?
– Уже пятый год подряд я одерживаю победы в каждом суде и мне не хотелось бы портить себе статистику.
– Ованес, какая к черту статистика? Речь идет о живом человеке, который…
– Ильяс Рахимович, – молодой прокурор скривил лицо и небрежно махнул рукой, – Давайте хоть Вы не будете заниматься нравоучением. Касымов мне все мозги проел, призывая к совести, теперь еще и Вы…
– Кстати о Касымове. Это правда, что именно ты слил по нему информацию в бюро?
– Допустим. Что с того?
– Зачем? – начальник закатил глаза. Он искренне переживал за Касымова, с которым когда-то вместе начинал карьеру в надзорном ведомстве. Даже после ухода Касымова на заслуженный отдых, они поддерживали приятельские отношения.
– Мне нужно было как-то ослабить позиции оппонента, а с помощью материала доследственной проверки, который безопасники возбудили на Касымова, я смог прижать его к стене и заставить особо не выпендриваться на суде.
– Что?! – начальник Ованеса вспыхнул от злости, – Ты в своём уме?! Тебя кто учил так работать?!
– На войне все средства хороши, разве нет? – всё с тем же холодом и безразличием продолжал отвечать Ованес.
– Ничего подобного! – начальник громко стукнул кулаком по столу, – Даже на войне есть свои правила, а то что ты вытворяешь ни в какие рамки не лезет!
– В чём проблема я не пойму?! – Ованес слегка повысил голос. – Работа сделана, преступник в тюрьме, наше подразделение получило очередную палку в статистике. Чем Вы собственно недовольны?
– Что вообще происходит? – начальник немного успокоился, сел в кресло и покачал головой, – Ованес, так нельзя. Чего ты добиваешься? Неужели это всё ради традиционного бюрократического похлопывания по заднице?
– Вам то что? – фыркнул Ованес, – Главное, что я работаю и при чём исправно. А то, каким способом я этого добиваюсь никого не должно волновать. Это моё личное дело. Если у Вас есть ко мне какие-то претензии и если Вы думаете, что я что-то нарушил, то можете инициировать служебную проверку.
– Что?!
– Я могу идти? – Ованес встал изо стола и сложил руки за спиной, выпрямив плечи.
– Вы свободны, юрист третьего класса. – еле сдерживая злость, начальник показал на дверь, – Я Вас больше не задерживаю.
***
«Труп заключенного Серябкина было обнаружено этим утром в камере следственного изолятора. Сокамерники нашли его в туалете с перерезанными венами. Полицейскими проводится расследование по статье за доведение до самоубийства. Назначены соответствующие экспертизы…» – новости из радио.
Глава 2. «Защитник
«Nón sum quális erám» 2
Офис Максима находился в самом центре города. Потратив немалую сумму денег, он выкупил участок возле центрального сквера, где построил двухэтажное здание. Лучшие архитекторы города трудились над постройкой столь грандиозного здания, где он собрался разместить весь штат своей юридической фирмы «Лекси». На него работало порядка десяти адвокатов и пятнадцати юристов. Сам же Максим брался только за крайне тяжелые и высокооплачиваемые контракты.
Одним из таких было дело об изнасиловании школьницы. Его клиента задержали на следующий же день и провели все необходимые медицинские освидетельствования. Жертва сразу опознала его, поскольку насильник даже не был в маске. Экспертиза показала наличие у девочки телесных повреждений, характерных для изнасилования. Эксперты генетики подтвердили тождество биологических следов, найденных при школьнице и изъятых у задержанного. Казалось, что выхода нет, но Максим, всё же принял поручение на защиту. Задержанным был некий Ильхом Джартасов, сын заслуженного педагога Ерика Абильевича Джартасова и поэтессы Гульнур Набиевны Джартасовой, известной под псевдонимом «Нэби». Ильхому девятнадцать лет, учится на филологическом факультете самого престижного в округе вуза. Будучи единственным ребенком в семье, родители души в нем не чаяли и во всем потакали. Поскольку они большую часть времени работали, то недостаток внимания компенсировали деньгами, выделяемыми ежедневно. Воспитанием Ильхома занималась гувернантка, которую, к слову родителям пришлось уволить из-за того, что якобы она поднимала руку на "Ильхомчика". Инициатором ее увольнения был сам Ильхом, который, как оказалось, склонял молодую гувернантку к плотским утехам. Одевался золотой мальчик исключительно в брендовые вещи и ездил на авто премиум класса. По капризу Ильхома, пожелавшего жить отдельно, родители подарили ему четырёхкомнатную квартиру в элитной новостройке, где он каждый вечер закатывал вечеринки. Основной обязанностью Ильхома была учеба, но и ее, как оказалось, он не жаловал. С преподавателями всех кафедр он договорился и те проставляли ему отметки о посещении, сессии и другие зачеты, за энную сумму денег, в условных единицах.
Пострадавшая школьница – Сафия Азарова, ученица седьмого «Б» класса общеобразовательной средней школы номер пятнадцать. Мать – Азарова Улпан, работает оператором колл-центра, а отец девочки – Азаров Ержан, бывший военный, майор национальной гвардии в отставке, комиссованный по болезни.
Максим видел перспективы там, где их нет и мог поймать черную кошку в темной комнате. Получив кругленькую сумму на свой счёт, Максим принялся за работу. Первым делом он добился отмены ареста и признания незаконным осуществленного полицейского задержания. Затем Максим досконально изучил материалы дела и стал рыть землю в поисках уязвимостей и слабых мест. «Ищущий да обрящет» – всегда говорил он сам себе. Так и вышло. По версии следствия, Ильхом силой посадил к себе в машину Сафию и вывез её на пустырь за городом, где грубо надругался над ней. Всё бы ничего, но одноклассницы Сафии сказали о том, что она сама добровольно села в машину к Ильхому. Подметив скрытность показаний девочки, Максим понял, что она попросту боялась признаться в том, что действительно сама села в машину к незнакомому человеку. Её отец бывший военный. Его она боится, как огня, а потому слегка привирала в ходе допроса. Это было только на руку Максиму. «Если жертва соврала один раз, то где гарантия того, что всё остальное не ложь?» – крутилась мысль в голове адвоката.
Ильхом отказался от дачи показаний на допросе у полицейских, но Максиму он всё выложил, как на духу. Оказалось, что девочка врала только лишь о том, как оказалась в машине насильника. Во всё остальном же она была честна. Ублюдки, такие как Ильхом, были частыми клиентами Максима. Самоуверенные, избалованные и наглые. Странно то, что родители у таких дитяток, вполне себе нормальные. Это только в математике плюс на плюс дают удвоенный плюс. В жизни же всё наоборот. Ильхом – наглядный тому пример. Напрочь отсутствующие манеры поведения свидетельствовали о полном отсутствии воспитательной базы. Во время беседы он даже умудрился высморкнуться и вытереть остатки соплей на руке об обшивку кресла, на котором сидел.
– Так значит ты всё-таки её тронул? – отбив короткую дробь авторучкой по блокноту, спросил Максим.
– Не-а, – Ильхом развалился в кресле и положил ноги на стол, – Я её отжарил во все дыры и по полной программе, хе-хе.
– Давай посерьёзнее. Мне, честно говоря, насрать что и куда ты там пихал. Моя главная задача вытащить тебя из этого дерьма. А если ты на допросе у следака расскажешь всё так, как сейчас рассказал мне, то смело можешь собирать вещи и сушить сухари. Более того, с такой статьей твою жопу на британский флаг растянут и постелят к ней ковровую дорожку.
– Ладно-ладно, – Ильхом набычился и поерзал в кресле, – Чего сразу пугаешь то? Скажи лучше чё делать.
– Вопрос чисто риторический, – Максим прочистил горло, – Тебе эту девку совсем не было жалко. Она ведь еще совсем ребенок.
– Да ты видел её сисяндры. Ни у одной тёлки, что я снимал не было таких, а они-то постарше нее будут, так-то. Задница так вообще высший класс. Грех было не засадить.
– Это хорошо, – Максим задумался, – Завтра я подам ходатайство о проведении дополнительной антропометрической экспертизы.
– Антро чего?
– С помощью неё мы покажем, что она выглядела не на свой возраст. По крайней мере так мы сотрём пункт о несовершеннолетии.
– Хорошо придумал, хы-хы. – Ильхом засмеялся, разбрызгивая слюни, – А дальше что?
– Все ее одноклассницы подтвердили, что девчонка села к тебе в машину сама, без принуждения. С этого и начнешь. А дальше, мол, ты стал спрашивать ее о возрасте и она тебе соврала. Сказала, что ей восемнадцать. Учитывая ее физиологические данные, у присяжных не будет сомнений.
– Суд, да еще и с участием присяжных? – Ильхом скривил лицо, – А до суда нельзя дело развалить?
– Нет, – Максим покачал головой, что-то записывая в свой блокнот, – Слишком большой резонанс. А в суде я смогу присесть на уши присяжным и сделаю так, чтобы они нам поверили.
– Понял, – лицо Ильхома расплылось в дурацкой ухмылке.
– Едем дальше. Скажешь, что секс был обоюдным и никто никого не принуждал. Я видел, что одежда на ней была целая. Ты ее не рвал что-ли?
– С ножом у горла любая баба сама вылетит из платья, хы-хы.
– Где нож? – Максиму было не до смеха.
– А? – Ильхом округлил глаза, – На кой чёрт он тебе сдался?
– Где нож я тебя спрашиваю?! – Максим повысил голос.
– Да не ори ты! – Ильхом надулся, – В бардачке валяется.
– Полиция же обыскивала твою машину. Неужели не нашли?
– Да нож то при мне был. – ковыряясь в ногтях, ответил Ильхом, – Я его потом уже закинул в бардачок.
– Ну хоть где-то фортуна повернулась к тебе лицом. Как закончим – дуй в машину и забери нож. Отмочи его в керосине или любой другой химии и избавься от него. Понял?
– Угу, – кусая ногти, ответил Ильхом.
– Кстати, – Максим снова открыл свой блокнот, – Она девственница была?
– Ну да. Иначе на кой хер я бы выбирал школьницу.
– Да едрёна пассатижи! – выругался Максим. – Не школьница она. Не школь-ни-ца!
– А, – протянул Ильхом, – Понял. Это типа я не знал об ее возрасте, да?
Максим, не отрываясь от писанины в блокноте, молча кивнул.
– Приготовь деньги. Нужно будет подсластить одноклассниц потерпевшей.
– Следак сказал, что у той девки синяки какие-то нашли. Это правда?
– Да, нашли. На ногах с внутренней стороны бедер. Скажешь, что у вас был дикий и продолжительный секс, так как она просила тебя не останавливаться. Отсюда и потертости на теле. Если еще где-то всплывут синяки или ссадины, мы сошлёмся на маленькое пространство в машине, где она обо что-нибудь могла удариться или покарябаться.
– Напомни мне сколько ты получил? – спросил Ильхом с видом человека, знающего ценность деньгам.
– А это имеет значение? Не ты же платил.
– Сделай всё красиво и получишь еще столько же, но уже от меня.
– То есть ты возьмешь деньги у родителей и отдашь их мне? – Максим усмехнулся.
– А вот это уже точно не должно иметь для тебя никакого значения, – Ильхом снова надулся и скрестил руки на груди.
– Действительно, – Максим встал изо стола и протянул руку, – Договорились.
– Договорились, – Ильхом вытер потную ладонь об свои бриджи и пожал руку Максиму.
***
Зал суда был полон. Поддержать Ильхома собрались все его друзья и знакомые. Такие же мажористые, как и он сам, из класса золотой молодёжи. Первый ряд скромно заняли родственники потерпевшей, а родители сидели за столом, рядом с гособвинителем. Хрупкая девочка действительно отличалась пышными формами, делающими ее старше лет на пять-шесть. Максима снова посетило то позабытое чувство, когда он, будучи молодым и неопытным адвокатом, проявлял сочувствие к жертвам преступления. Год за годом эта личностная черта разрушалась под тяжестью миллионных гонораров, превращая Максима в бездушную машину, разрывающую в клочья всех и вся. «Это мне только мешает» – сказал он когда-то глядя на себя в зеркало.
И вот он холодный и расчетливый, стоит у трибуны и рассказывает свою версию случившегося. Краем глаза он наблюдает за реакцией присяжных и делает соответствующие ударения и паузы, придавая драматичности своему рассказу. К концу свой речи он добился нужной отдачи от присяжных. Они стали о чем-то перешёптываться и согласно кивать головой. Все, в том числе и судья поверили в то, что школьница-акселератка Азарова сама склонила подозреваемого, то есть Джартасова, к половому контакту. Затем, воспользовавшись случаем, школьница стала вымогать у него деньги, и получив отказ, обратилась с заявлением в полицию, которое к тому же поступило не сразу. Сафия боялась рассказать о случившемся, и родители узнали обо всём спустя пару дней.
– Не правда! – внезапно выкрикнула с места Сафия, – Вы всё врете!
– Господин Азаров, я делаю замечание Вашей дочери и впредь попросил бы сдерживать свои эмоции! – громогласно заговорил судья – худощавый, но плечистый блондин с толстым носом, высоким лбом и слабым подбородком.
– Не повышайте на меня голос! – огрызнулся Азаров, успокаивая свою дочь, – Мантия судьи не даёт Вам право так с нами разговаривать!
– Попридержите язык, гражданин Азаров, иначе я потребую вывести Вас отсюда. Вам ясно?
– Вполне, – сквозь зубы процедил Азаров, продолжая успокаивать дочь.
– Можете продолжать, господин Марцын.
– Благодарю, – Максим сделал легкий поклон головой, а затем перевёл свой взгляд на присяжных, – Обращаю внимание присяжных заседателей на множество нарушений процессуального законодательства. Более подробно, со ссылками на статьи, все нарушения я отразил в ходатайстве. Его копии лежат перед вами. Впрочем, и без них в деле полным-полно доказательств невиновности моего подзащитного. Нельзя отправлять за решетку человека, подвергшегося клеветническим обвинениям со стороны той, чьи показания вызывают обоснованные сомнения. Повторятся не буду – вы и сами всё слышали. Я закончил. Спасибо за внимание.
По сравнению с монотонной речью прокурора о неотвратимости уголовного наказания и восстановлении социальной справедливости, речь Максима вызвала бурю эмоций. В зале суда все обязаны соблюдать порядок и тишину, однако дружки Ильхома не удержались и взорвались громкими аплодисментами с выкрикиванием и посвистыванием. Судья сорвал голос, пытаясь всех успокоить. Прибывшие судебные приставы навели порядок, а всех неугомонных вывели из зала.
***
Максим ужинал в одиночестве. Супруга не дождавшись мужа с праздничной попойки, легла спать, а их четырнадцатилетняя дочь Серафима, или как ласкового они ее называют Сима, уже вторую неделю была в летнем лагере с одноклассниками. Отрезав себе кусочек стейка, Максим тут же отправил его в рот, запив это добротным глотком белого вина. По телевизору шёл повтор вечернего выпуска новостей. Увидев знакомые лица, Максим прибавил громкости и пересел поближе. Репортаж велся со двора десятиэтажки, где был обнаружен труп девочки – Азаровой Сафии. Очевидцы утверждают, что она спрыгнула с крыши. Взять интервью у убитых горем родителей репортёры так и не смогли. Вместо этого отец семейства разбил камеру телеоператору и чуть было не ударил репортера.
– Бедная девочка, – прикрывая рукой зёв, прошептала Алла – супруга Максима, – Кто же её так довел?
– Никто, – фыркнул Максим и выключил телевизор, – Сама ноги раздвинула, а потом строила из себя невинную овечку.
– Ты о ком? – встрепенулась Алла, – Об этой девочке?
– Ну о ком же еще? – пережевывая стейк, ответил Максим.
– Так это она та самая, которую изнасиловал твой клиент? – встревоженного спросила Алла, прикрыв рот рукой.
– Не было никакого изнасилования, – отрезал Максим, – Суд его оправдал под чистую.
– И ты действительно думаешь, что ничего не было?
– Почему же? – вытаскивая изо рта, застрявшие в зубах кусочки мяса, ответил Максим, – Я знаю, что он действительно изнасиловал ту девчонку. Он сам мне об этом рассказал, и при чём в подробностях.
– И ты всё равно…?
– Да, – не дослушав вопроса, ответил Максим, – И сделал бы это еще раз, подвернись мне снова дело с таким гонораром. Вообще начихать что и как он с ней делал. Мне платят не за сочувствие.
– Что ты такое говоришь? – Алла казалась растерянной, – Она же почти ровесница нашей дочери. Как ты можешь…?
– Свою дочь я воспитываю, как надо и она никогда не додумается сесть в чужую машину. Та девка дура, вот и попала в нелицеприятную историю по своей же глупости и тупости.
– Нелицеприятную?! – возмутилась Алла, – Это просто ужас! Как твой клиент мог так поступить?! Она ведь еще совсем ребенок.
– Говорит что ему нравятся девушки по моложе…
– Замолчи! – больше не в силах сдерживаться, выкрикнула Алла, – Ты сам себя слышишь?! Так спокойно об этом рассказываешь, будто бы живешь на другой планете! Где тот Максим, которого я встретила пятнадцать лет назад? Ты ведь не был таким. Что произошло?
– Дорогая, – Максима никак не тронули слова супруги, – Если у тебя есть какие-либо претензии, то изложи их в письменной форме и мы можем рассмотреть вариант с разводом. Я же предлагаю тебе забыть этот разговор и продолжить наше совместное сосуществование.
– Я не…
– Вот и отлично, – Максим вытер рот салфеткой и встал изо стола, – Идём спать. Мне завтра надо встать пораньше.