bannerbannerbanner
полная версияЛюбовь, обман и бриллианты.

Сергей Витальев
Любовь, обман и бриллианты.

Полная версия

11.

Я открыл дверь и испытал облегчение, как человек, потерявший очки и нашедший их на своём собственном лбу. Не нужно было больше гадать, беспокоиться, ломать голову. Не нужно было никуда бежать, заявлять и даже обрывать провода телефонов. И искать было не нужно – обе сестрёнки стояли передо мной.

Если честно, я не очень-то о них и беспокоился. Даже несмотря на те изуверства, которые приберёг для них незабвеннейший Эдуард. И это совсем не потому, что я такой бесчувственный. Просто ещё вчера, добираясь до города, я понял, что девицам, скорее всего, не грозит ничего страшного, поскольку если бы добрый Эдик и в самом деле решил бы воплотить в жизнь свои угрозы, то лучшего места для этого, чем загородный дом с подвалом, и не придумать. Можно было, конечно, и в московской квартире заняться истязанием сестёр, но на даче это все-таки безопаснее. А раз так, то, добравшись до города, я отправился домой, куда и попал уже под утро. Хотя, безусловно, некоторое беспокойство за судьбу сестер я испытывал, пока не открыл дверь.

– Рад вас видеть здоровыми и невредимыми. Или я ошибаюсь? – посмотрел я на них с любопытством.

– Привет, Шурик! – приветствовала меня Ольга, входя в моё скромное жилище как к себе домой. – С тобой всё в порядке? Этот мерзавец сказал, что тебе каюк, но мы не очень-то ему поверили. Правда, Светик?

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Светик, просачиваясь вслед за сестрой.

– Ну, что ты молчишь? Как воды в рот набрал. Рассказывай, что с тобой было, – не переставала тараторить девушка. – А у нас этот мерзавец шкатулку отобрал. Представляешь? Шурик, надо что-то делать.

– Может, вы разденетесь? – спросил я. – Или вы куда-то торопитесь?

Догадавшись, что отвечать на их расспросы в прихожей я не расположен, девушки разделись и прошли на кухню. Причём Ольга не переставала меня теребить, не желая замечать, что я её щебетание воспринимаю уже просто как некий шумовой фон.

На кухне я предложил девицам чай или кофе, подозревая, что от доисторического куска окаменевшего сыра, каким-то чудом сохранившегося в моём холодильнике, они наверняка откажутся. Ольга на моё предложение заявила, что кушать не хочет, чему я немного удивился, не припоминая, чтобы я предлагал ей покушать. Ставя чайник на плиту, на стол чашки, я заметил, что Светлана с интересом разглядывает моё жильё. Я старался угадать, что она о нём думает, но так ничего и не понял. Её личико хранило секреты не хуже швейцарского банка.

Сев между девушками, расположившимися напротив друг друга, причём Ольга, как обычно, заняла моё место у окна, я спросил:

– Может, вы сначала расскажете, что с вами произошло, и почему вы примчались ко мне?

Мой вопрос какое-то время оставался без ответа. Светлана, с тех пор как переступила порог моей квартиры, не проронила не звука, мои слова повисли в воздухе, и разговаривала за столом одна Ольга. В конце концов, ей это, видимо, прискучило и, поняв, что собеседника можно заполучить, только ответив на пару его вопросов, она кратко поведала, что с ними произошло.

Оказалось, что из "теремка" они всей честной компанией отправились в квартиру к Эдуарду. В скобках замечу, что я к нему в гости не набивался, и, скажи он мне, что я там лишний, я бы и сам ушёл – для этого совсем не нужно было так по-свински вышвыривать меня из машины. Как справедливо подметила Лена, культурки ему действительно не хватает. Я с такими не дружу.

Так вот, они отправились в квартиру к Эдуарду, где и провели почти всю ночь, пока он стращал их, чтобы они не вздумали обратиться в милицию. А потом появились "хмыри", с которыми я был в машине, но без меня. Зато они привезли шкатулку, и Эдуард уже под утро выгнал девиц на улицу, отобрав у них все наличные деньги. Добравшись до Ольгиного дома, они немного поспали и "решили рвануть" ко мне.

Я заметил, что Ольга ни разу не назвала своего бывшего дружка по имени – только "этот", "мерзавец" и прочие, в основном нецензурные, эпитеты. На мой вопрос, почему бы им действительно не обратиться в милицию, Ольга замялась и ответила, что доказать всё равно ничего нельзя, поскольку шкатулку и в глаза-то никто никогда не видел.

Я с сомнением посмотрел на неё и спросил:

– Ну, а ещё что он вам сказал?

– Да ничего, – пожала она плечами. – Гадости всякие говорил, обзывался, угрожал. Шурик, – обратилась она ко мне безо всякой паузы. – Нам нужна твоя помощь. Мы тут со Светой подумали. Знаешь, сегодня выписывают бабушку. Вообще-то, её не хотели выписывать, но бабуля не любит лежать по больницам со стариками да убогими, как она говорит. В общем, было бы неплохо, если бы ты с нами поехал, встретил её. Да ещё надо машину с дачи забрать. Поехали?

Я с подозрением уставился на неё – больно уж кротко она на меня смотрела и голосок был слишком уж ангельский.

– Ну, насчёт дачи я, пожалуй, не против. Но не вижу особого смысла в том, чтобы встречать вашу бабушку из больницы. Думаю, вы и без меня с этой задачей успешно справитесь, тем более что вашей бабушке после больницы будет совсем не до меня.

– Понимаешь, Шурик, – уже совсем ангельски обратилась ко мне Ольга и поскребла своими коготками моё запястье. – Мы тут со Светой подумали: надо бабушке как-то сказать о шкатулке. Мы решили, что у тебя это лучше получится.

– Да? Вы вот, значит, как решили? – посмотрел я на Светлану, прячущую глаза за пушистыми ресницами. На Ольгу я не смотрел, поскольку уже по опыту знал, что она так на меня сейчас взирает своими огромными глазищами, что обижаться и тем более злиться на неё под этим по-детски наивным и бесхитростным взглядом просто невозможно.

– Понимаешь, Шурик, нам неудобно говорить с ней о шкатулке, а тебе это проще сделать.

– Ну конечно. Мне это будет удобней. Я так ей и скажу: вашу шкатулку с драгоценностями, эту великую тайну веков, о которой мне ничего неизвестно, спёрли негодяи, а им, в отличие от меня, о ней всё известно от ваших дорогих внучек. Вот что я ей скажу.

– Шурик, перестань, – шлёпнула меня Ольга по руке. – Они случайно узнали о драгоценностях.

– Да? – уставился я на неё. – Уж не от тебя ли? Тебя, наверное, пытали перед этим. Впрочем, мне, в общем-то, всё равно. Хотя, если честно, человеку, с которым ты собралась быть вместе, не очень приятно всё узнавать последним.

– Это я ему всё рассказала, – неожиданно подала голос Светлана, продолжавшая разглядывать узор столешницы моего кухонного стола. – Так получилось. Я не хотела этого делать, но так получилось.

– Вот оно! – откликнулся я на её слова. – И вроде бы никто не виноват, и все по уши в дерьме. Так получилось! Всё что угодно можно оправдать этими двумя гениальными словами.

– Перестань, Шурик. Давай, поедем, – снова дотронулась до меня Ольга уже не только над столом, но и под столом.

Я посмотрел на неё, посмотрел на Светлану и пожал плечами. Мы поехали на дачу.

На даче кое-кто первым делом вспомнил, что ещё не кушал, и мы сели уничтожать привезённые накануне припасы. А потом этот кое-кто заявил, что ему необходимо поспать перед дорогой, чтобы не уснуть за рулём. Мне же было предложено заняться починкой двери, выбитой вчера негодяями. Что ж, ремонтировать двери мне было не впервой.

Ликвидировав последствия разрушений и немного послонявшись по даче, я решил, что пора уже и будить кое-кого.

Когда я вошёл в комнату, моим глазам предстала умилительная картинка: две кисы, совсем недавно говорившие друг про друга разные пакости, спали на разложенном диване, укрывшись одним пледом. Конечно, нарушать такую идиллию мне совсем не хотелось, но я набрался мужества и стал их настойчиво будить.

– Вставайте, труба зовёт. Так вы всех женихов проспите.

Светлана подняла голову и посмотрела на меня вполне осмысленным взглядом. Я потормошил Ольгу, продолжавшую сопеть и пускать пузыри, и она, недовольно бормоча, тоже открыла глаза, посмотрела на меня не вполне осмысленным взглядом, посмотрела на часы и недовольно пробормотала:

– Шурик, ты несносный, ещё совсем рано. Можно бы ещё поспать.

– Лучше недоспать, чем переспать. Или наоборот? – подмигнул я ей и, ловко увернувшись от пролетевшей подушки, пошёл снимать закипающий чайник.

По дороге к больнице Ольга продолжила ещё начатый на даче разговор.

– Шурик, ну ты придумал, как нам вернуть шкатулку?

– Конечно. Есть один простейший способ.

– Какой? – с энтузиазмом спросила Ольга.

– Выход, как всегда, прост. Кому-нибудь из вас, а может, и обеим сразу нужно снова подружиться с Эдиком. Попросить у него прощения, ну и, разумеется, заплатить. Вы понимаете, о чём я говорю?

– Ни за что! – перебила меня Ольга. – Такому никогда не бывать. Да я лучше удавлюсь, чем лягу с ним в постель, а если, не дай Бог, всё-таки лягу, то удавлю его.

– Света? – повернулся я к Светлане.

Похоже, моё предложение возмутило её не меньше, чем сестру, и она подарила мне такой взгляд, словно недоумевала, как подобное вообще могло прийти в мою голову. Что ж, меня такая реакция нисколько не огорчила.

У больницы девицы выбрались из машины, о чём-то посовещались, похихикали и чуть ли не взявшись за руки отправились за бабушкой. Я остался в машине размышлять над тем, как же меня угораздило во всё это влипнуть.

Мои размышления прервали вернувшиеся под ручку, улыбающиеся девицы, явно спевшиеся за моей спиной.

– Ну что, почему вы одни?

– Сказали, подождать минут сорок, – ответила Ольга, усаживаясь на своё место. Светлана молча устроилась на заднем сиденье.

– А с чего это вам так весело? Жизнь мёдом показалась?

– Конечно, Шуричек, – улыбнулась Ольга.

– Ну ладно. Веселитесь. Только сначала просветите меня, что я должен сказать вашей бабушке о драгоценностях.

– Скажи, что у нас их украли.

– Это вы и сами можете сказать. Лучше ответьте, кто из вас собрался уехать с ними за границу.

– Шурик, ну какое теперь это имеет значение? Скажи ей просто, что шкатулку украли, а о подробностях можешь не говорить. Правда, Светик? – обернулась Ольга к сестре.

 

– Да, Саша. Скажите просто, что шкатулку украли. Не надо больше волновать бабушку, – поддержала её та.

– Ну хорошо. Бабушку волновать не будем. А я-то могу узнать, кто из вас собрался за бугор? Со мной ничего не случиться, я волноваться не стану, – взглянул я на Ольгу, закурившую и смотревшую в окно, и обернулся на её сестрицу, тоже избегавшую моего взгляда.

– Никто не собрался. Теперь это уже не важно, – как всегда заупрямилась Ольга, а сестрица её поддержала.

– Ну и чёрт с вами, – махнул я рукой. – И она в самом деле стоит миллион долларов?

Ольга, по-прежнему глядя в окно, ответила:

– Приблизительно. Самая ценная вещь в шкатулке – табакерка, подаренная императрицей Анной Иоановной Петру Ласси за Крымский поход. Золотая. На крышке выложена рубинами буква "А", а вокруг изумруды. По углам тоже четыре больших изумруда, а по периметру в два ряда бриллианты. Одни только камни тянут штук на пятьсот-семьсот. А если учесть, что это историческая реликвия, то "лимон" запросто может набежать. Во всяком случае, судя по каталогам, там и за худшие вещицы дают большие деньги.

– А откуда она у вас?

– Долгая история. Расскажу как-нибудь на досуге. Она ещё в революцию попала в нашу семью.

В это время Светлана сообщила, что им пора, и внучки пошли встречать бабушку, чьи драгоценности они так бездарно проворонили.

Вскоре они вернулись с тепло одетой старушкой, и мне пришлось снова выбираться из машины, чтобы дамы могли сесть назад. Но перед этим старушка цепким взором окинула "восьмёрку" и, заметив ободранное Ольгой крыло, не преминула отреагировать соответствующим образом:

– Ты что, опять отцову машину разбила? Гоняешь, как ненормальная. Я с тобой и ездить-то боюсь. И мне ведь ничего не сказала. Вся в мать. Нашкодите, а потом прячетесь по углам.

– Бабушка! Перестань! – улыбнулась Ольга. – Ты компрометируешь нас перед Сашей. Не выдавай ему семейные тайны. Что он о нас подумает?

– Узнает, какие вы есть, – ответила бабушка, с трудом усевшись на сиденье. – Пусть уж лучше раньше узнает, чем позже.

Поднявшись в квартиру, бабушка сурово отчитала внучек за то, что в доме не убрано, обеда нет, и они не подготовились к встрече старого, больного человека. Сёстры молча, как провинившиеся школьницы, стояли перед ней, опустив головы. Ольга попыталась было оправдаться тем, что у них совсем не было времени, на что бабуля ответила:

– Бегать, крутить хвостами у вас всегда есть время, а приготовить квартиру к приходу бабушки из больницы времени нет.

Я не вмешивался в семейные неурядицы. Молча стоял в прихожей и представлял, как лет через сорок-пятьдесят Ольга станет такой же "доброй" старушенцией, гоняющей внуков. Эта картина меня позабавила, и Ольга, взглянув на меня, ущипнула за руку, тихонько прошипев:

– Ты что ухмыляешься? Тебе смешно, да? Не забыл ещё, что должен сообщить ей о шкатулке?

– Ты, вместо того, чтобы шептаться со своим кавалером, сходила бы в магазин и аптеку. – Слух у бабули оказался совсем неплохой. – А ты, – обратилась она к Светлане, – принимайся за уборку. – А ты, – ткнула она пальцем в меня, – иди на кухню и поставь чайник, нечего истуканом в коридоре стоять.

Старушка скрылась в своей комнате, а мы бросились выполнять её распоряжения.

Когда она появилась на кухне, я решил начать издалека – как-никак у человека больное сердце. В конце концов, ей надоело слушать моё вступление, и она решительно потребовала, чтобы я сказал, что случилось.

– В общем, вашу шкатулку с драгоценностями украли, – выдохнул я и приготовился оказать первую помощь или хотя бы подать стакан воды.

Как всегда при моём общении с этой семейкой я ошибся. Против моего ожидания никакой истерики не случилось. Бабушка даже не запустила в меня кружку с горячим чаем. Вместо этого она рассеянно помешивала в ней ложечкой и задумалась, подперев голову рукой, точь-в-точь как это делали её внучки. Наконец она произнесла:

– Ну и шут с ней. Я всегда знала, что это случится когда-нибудь. Хорошо хоть, что никого не зарезали из-за неё. – Ещё немного помолчав, она спросила: – Как это случилось-то? Воры сюда залезли что ли?

Я кратко рассказал, как всё произошло. А поскольку Эдик был скорее другом Светланы, чем Ольги, то старушка предположила, что Светлана и виновата в краже. Я пытался её переубедить, но бабушка ответила:

– Она тихоня-тихоня, а способна на всё. Это Ольга – огонь. Быстро вспыхивает и скоро гаснет. Я ей и доверяю больше, потому что она ничего не скрывает – что на уме, то и на языке. Захотела быть самостоятельной – живёт отдельно. А Светка всё исподтишка.

– А зачем вы квартиру сдаёте? – перебил я бабушку. – Вы сдаёте, а Ольга снимает. Она могла бы и в вашей жить.

– Не захотела в моей жить. Район ей наш не нравится. Да и квартира тоже. А отцов друг тоже за границу уехал. Вот Ольга как бы и приглядывает за квартирой, и живёт в ней. Платы он с неё не берёт, только за коммунальные услуги она сама платит. Так вот мы и живём. Да и родители ещё помогают. А Светке всё не нравится. Я её и утром разбужу и вечером спать уложу. И покушать всегда приготовлю. Чуть ли не горшок за ней выношу. И слова лишнего сказать боюсь. Она как зыркнет, бывает, так мне и не по себе становится, а взгляд нехороший. Ума же нисколько нет. С кем ни свяжется, всё негодяй окажется. И немец этот, Пауль. Что за человек, разве его поймёшь, если он по-нашенски ни слова не говорит.

– Ни слова? – переспросил я, удивляясь не столько неумению немца говорить по-нашенски, сколько вообще его появлению после клятв Светланы, что она знать не знает никакого немца. – А как же они общаются?

– На евонном тарабарском языке и общаются. Он её всё фру называет, а она смеётся.

– Значит, Светлана знает немецкий язык?

– Конечно, знает. И она, и Ольга. Они же всё детство за границей провели. До двенадцати лет там прожили. Они и не один язык знают.

Это всё было для меня новостью, и я спросил скорее сам себя, чем свою собеседницу:

– Значит, Светлана могла бы уехать за границу со шкатулкой?

– Конечно, могла бы. Втихаря бы всё подготовила и уехала.

– А Ольга способна уехать?

– И Ольга способна. Только если бы она собиралась уехать, то уже уехала бы – только её и видели.

– А чем она вообще занимается?

– Ольга-то? Со Светкой работала в одном издательстве, пока не уволилась. А сейчас работу ищет.

– Уволилась? Работу ищет? – спросил я недоумённо, вспомнив, как Ольга уже вторую неделю ищет работу.

– И правильно сделала. Чем под таким начальником быть, лучше уж по миру ходить, побираться.

– А чем ей начальник досадил?

– Проходу не давал, старый дурак. У самого дочь уж на выданье, а он к Ольге лезет.

– А к Светлане?

– А что к Светлане? К ней он не пристаёт.

– Почему? Они же похожи.

– А кто вас, мужиков знает, почему вам одна больше нравится, а другая меньше? Вот и он – вцепился в Ольгу и проходу ей не даёт, словно она околдовала его. Даже жены не стеснялся, а она тоже там работает. Каково ей на это смотреть? Вот Ольга и не выдержала. Написала заявление, подошла к нему при всех, схватила за нос, притянула к себе, поцеловала в лысый лоб, плюнула и отдала заявление. Он неделю поцарапанный ходил – когти-то у неё, что у кошки. Мне когда об этом соседка рассказала – она с ними работает, их туда и устроила – так я чуть со смеху не померла.

Услышав такой рассказ про Ольгу, я тоже чуть не помер, представив себя на месте начальника и вспомнив допросы с пристрастием.

Бабушка же, немного помолчав, вздохнула:

– Что с этими дурёхами делать, ума не приложу. За ними глаз да глаз нужен. Когда они дуются друг на друга – ничего хорошего из этого не получается. А когда в дружбе и согласии живут, то ещё хуже – сообща глупости делают.

В этот момент на кухню тихонько вошла Ольга и стала строить мне вопросительные гримасы. Я сделал вид, что ничего не замечаю. Ольга начала злиться, и в тот момент, когда она скорчила самую уморительную рожицу, старушка, что-то почувствовав, обернулась к ней.

– Ты что крадёшься как кошка, да ещё и обезьянничаешь? Где твоя сестра? Она что, голодом вздумала меня морить?

– Бабуль, она у тебя в комнате пылесосит. Я сейчас приготовлю что-нибудь поесть. На нас тут разные неприятности свалились. Шурик тебе рассказал? Что ты будешь кушать?

– Ничего. Я ничего не хочу после рассказа твоего Шурика. Стоило мне только отлучится на три дня, как вы всё профукали.

– Бабуль, ну извини, так получилось, – пожала Ольга плечами, загружая холодильник.

– Да мне-то что. У меня камень с души упал. Всё равно вам бы всё осталось.

На кухню заглянула Светлана и, тревожно посмотрев на меня и на Ольгу, которая, сделав себе бутерброд с колбасой с аппетитом его уплетала, сообщила:

– Бабушка, я убрала в твоей комнате. Можешь идти отдыхать.

– Ты меня голодную с кухни гонишь?

Отпихивая Ольгину руку с огрызком бутерброда от своего рта, я успел подумать, что с этой старушкой не соскучишься, как вдруг раздался звонок в дверь. У меня от этого звонка возникло какое-то нехорошее предчувствие, и я был просто вынужден заглушить его Ольгиным бутербродом. Звонок вякнул ещё раз. Глядя на сестричек, я понял, что им тоже почему-то не по себе. На кухне воцарилась тишина…

12.

Удобное мягкое кресло больше подходит для размышлений, нежели жёсткий табурет с торчащими из сиденья гвоздями. Чтобы принять эту истину, не требуется проводить эксперимент и подвергать опасности важнейшую и нежнейшую часть своего тела.

Для того чтобы понять загадочные натуры двух сестёр, требовался острый ум, тонкая наблюдательность, дьявольское терпение и много-много времени.

Именно этим, разгадыванием загадочных натур двух щебетавших пташек, я и занимался, сидя в удобном мягком кресле, после того, как мы удалились в комнату, оставив бабулю на кухне наедине с соседкой, зашедшей справиться о её здоровье.

Девушки занимались тем, что придумывали всевозможные пытки, кары и мучения, которым следовало бы подвергнуть их бывшего воздыхателя и ухажера. Потом они стали придумывать всевозможные планы возвращения своего приданого, отобранного этим самым воздыхателем. И поскольку обе проблемы носили чисто теоретический характер, я в разговоре не участвовал, занимаясь своими размышлениям.

Ольга – девушка весёлая. Этого у неё не отнимешь. Она готова прийти на выручку. Любит хорошо питаться, и её спутник никогда не останется голодным. Но зато настроения у неё меняются так часто, что, когда собеседник начинает смеяться её шутке, она уже заливается слезами. Короче говоря, Ольга – психически неуравновешенная особа. Хотя и чертовски привлекательная. К тому же в её важнейшей части тела торчит длинная заноза, не давая хозяйке ни секунды посидеть спокойно. В общем, с такой девушкой, как Ольга, весело, приятно, но уж больно утомительно.

У Светланы чудный голос. За этот голос я готов заложить свою широкую незапятнанную душу. В остальном… В остальном мне было с ней тяжело. Я испытывал робость, неуверенность и желание казаться не таким, каков есть. А всю жизнь притворяться не будешь. Конечно, такая девушка, как она, никогда не станет маячить перед мужем в засаленном халате, стоптанных тапочках и с вечными бигуди на голове. Это безусловный плюс. Но уж больно она властно-холодная, когда мы бываем с ней наедине. В присутствии Ольги Светлана несколько раскрепощается, становится весёлой и совсем не холодной, но нельзя же всегда быть втроём. Хотя… Тьфу, что-то я размечтался, совсем забыв, что всегда выбирает женщина. Даже если выбор делает мужчина, то это только свидетельствует, насколько умная ему досталась жена.

– Шурик, – донёсся до меня нетерпеливый голос Ольги. – Куда ты пропал? Вечно о чём-то мечтает. Что ты думаешь об этом?

– О чём?

– Ну, здрасьте! – удивилась Ольга. – О письме!

– О каком ещё письме?

– Вот балда! О письме, в котором мы расскажем обо всех художествах этого дегенерата и пригрозим, что если он не отдаст нам шкатулку, то мы отправим это письмо ментам. Ты что, ничего не слышал?

– Я не думал, что вы это серьёзно.

– А что, мы будем шутки шутить?

Я действительно считал их идею не то чтобы абсурдной, но… В общем, как человек здравомыслящий, я понимал, что одно дело мечтания в уютной гостиной вечером перед сном и совсем другое – осуществление этих планов утром. Поэтому я даже не стал спорить, зная, что завтра утром они будут смотреть на реальность совсем другими глазами. Я просто махнул рукой и сказал, что идея любопытная. Ольга удовлетворённо кивнула и стала собираться домой.

В прихожей сёстры обсудили ещё кое-какие нюансы предстоящей операции, а потом между ними лёгкой трусцой пробежал холодок неприязни.

 

Светик, наблюдая, как мы одеваемся, надув губки сказала Ольге, что с её стороны не совсем порядочно оставлять их с бабушкой одних в такой день. Ольга беспечно отмахнулась.

– Ты всегда была эгоисткой. Живёшь в своё удовольствие и знать не желаешь, что у тебя больная бабушка и сестра, которой тоже хочется иногда отдохнуть, – возмутилась Светлана.

В ответ Ольга повисла у неё на шее, облобызала, разукрасив помадой, обнадёжила, что удовольствия никуда не денутся, и потянула меня из квартиры. Инцидент был исчерпан.

В машине я заметил:

– Жаль, что у тебя нет ещё одной сестры. Возможно, она была бы человеком, возьми от вас только положительные качества.

– И Светин голос, – улыбнулась Ольга.

– Это в первую очередь.

– Мерзавец, – ущипнула она меня. – Жаль, у меня такого нет, а то бы ты у меня перестал спокойно спать по ночам. Но ничего, скоро и так перестанешь, – пообещала она загадочно, как-то сразу посерьезнев и насупившись.

Девица словно в воду глядела. Эх, кабы мне знать, где придётся спать через сутки… Да что уж сейчас говорить.

Доставая ключи от квартиры, Ольга нечаянно вытянула какой-то конверт. Когда он упал на пол, показался листок глянцевой разноцветной бумаги. Я нагнулся поднять и увидел, что это билет авиакомпании "Люфт Ганза" на имя Корсаковой Светланы Станиславовны на завтрашний вечерний рейс до Лондона с промежуточной посадкой в Вене.

– Извини, я не хотела тебе показывать, – тихо сказала Ольга, взяла у меня конверт и открыла дверь.

– Значит, Пауль действительно существует?

– Откуда ты знаешь, что его зовут Пауль?

– Ваша бабушка сказала. – Я подумал, что ему-то она своих холодных взглядов не дарила.

– Не расстраивайся, Шурик. Всё будет нормально, – мягко произнесла Ольга.

– Думаешь, раз ты спёрла билет, она не улетит?

– Может, и не улетит.

– Сомневаюсь.

Остаток вечера у нас прошёл невесело.

Перед сном Ольга сказала:

– Плохая всё-таки из Светки врунья, правда?

– Из тебя тоже не очень-то.

– Из меня-то как раз врунья и хорошая, – ответила Ольга, прижимаясь ко мне.

– Спи давай, врунья, – обнял я её покрепче.

А утром я понял, что все их вечерние мечтания были совсем не химерами.

Перед тем, как отправиться за Светланой, Ольга взяла с меня слово, что я буду молчать и ничего не скажу её сестрице о том, что Ольга стащила билет. Я обещал. В конечном счёте, мне всё равно. Не удерживать же девушку силой. А от такой сестрёнки я бы и сам сбежал.

Светлана стояла у подъезда, поджидая нас. Ясное дело, на работу она не спешила, да и кто же будет спешить на работу, если у него через несколько часов самолёт в Лондон. Сёстры поздоровались так, будто ничего не произошло и ни о каком билете никто ничего не знает. Я тоже поздоровался сдержанно, тем более что она просто кивнула мне, как малознакомому человеку, даже не подарив мне своего замораживающего взгляда.

Усевшись, Светлана протянула Ольге отпечатанное на машинке письмо, которое мы должны были показать Эдуарду. Меня она игнорировала. Ну и ладно. Ольга, почитав, передала письмо мне. И поскольку мне было всё равно, я, не читая, сунул его обратно в конверт и положил в карман.

Следуя намеченному плану, девицы первым делом решили посетить один ночной клуб. Я подумал, что в ночной клуб надо ходить ночью, а не днём, но им ничего не сказал. Только настоял на том, чтобы сначала мы заехали ко мне домой. Ольга поворчала, но всё же поинтересовалась, почему это мне приспичило. Я ответил, что хорошие мысли всегда приходят неожиданно и это в их же интересах. Ольга, видимо уже по опыту познавшая, что я всегда всё делаю правильно, направила машину в сторону моего дома.

У себя в квартире я взял одну вещицу, которую мне оставил один клиент, как плату за ремонт телевизора. Мне она была ни к чему, и я намеревался либо продать её, либо пустить на запчасти, но всё как-то не получалось. А вот сейчас пришло время ею воспользоваться.

Когда я вернулся в машину, Ольга посмотрела на меня с любопытством. Но я собирался показать, что тоже могу быть таинственным, и ничего ей не сказал. Она была явно разочарована.

Оказалось, что в ночном клубе работал один из дружков Эдуарда. Он действительно был ещё там, но, когда пришло время осуществлять грандиозный план, разработчики плана растерялись. Они не знали, как к этому знакомому подступиться и расспросить о своём бывшем ухажёре. Немного посовещавшись в полевых, а точнее, в машинных условиях, девицы решили на передовую послать меня. А я вежливо, но твёрдо отказал, сославшись на полное незнание ночной клубной жизни и субъектов, вращающихся в сфере шоу-бизнеса. Пришлось девицам скорректировать планы, и мы отправились в бар.

– Одного не могу понять, – сказал я, когда мы уже подъезжали к бару. – Зачем вам с кем-то встречаться, если у вас есть письмо, прочитав которое, прокурор тут же засадит Эдика на полную катушку, а самого Эдика это письмо способно довести до инфаркта.

– В письме всё только в общих чертах. Мы не собираемся его никуда засаживать, хотя это было бы и неплохо. Мы пока только хотим напугать его и заставить отдать нам шкатулку. Он должен понять, что нам известно что-то такое, отчего ему не поздоровится. Для этого нужны факты. И тогда мы создадим видимость, что нам всё известно о его махинациях.

– А если у него вовсе и нет никаких махинаций?

– Ты видел его дом и говоришь, что у него нет махинаций? Да за один такой дом ему можно впарить лет десять. А за рожу – пожизненно.

– Может, он всё честно заработал, – не сдавался я.

– Что же ты тогда себе такого домика не построишь? – задала мне Ольга вопрос, припарковывая автомобиль недалеко от бара, в который они так стремились спозаранку.

Мне нечего было ответить.

В зале было пусто, чему я не очень-то и удивился: кто же будет в девять утра рассиживать в баре? Впрочем, я ошибся. Когда мы, немного потоптавшись у пустой стойки, собрались покинуть помещение, в зал ввалилась небольшая компания, состоявшая из двух молодых людей и трёх девушек. У стойки мгновенно появился бармен, подскочивший именно к вновь прибывшим, а не к нам. Ольга со Светланой переглянулись.

– Кажется, она, – кивнула Ольга на одну из девиц, которая громко заказывала себе виски.

Светлана неопределённо повела плечиками, отошла и села за столик. Я присоединился к ней, а Ольга направилась к девице.

О чём она с ней разговаривала, я не слышал, только видел на лице её собеседницы усиленную работу мысли. Вскоре они подошли к нашему столику и расселись: Ольга слева от меня, а девица – напротив. Отхлёбывая из своего стакана виски и даже не морщась, она спросила:

– Ну, что вы хотели мне сказать? – поочерёдно обвела нас всех взглядом и зафиксировала его на мне.

Пришлось брать инициативу в свои руки, и я спросил:

– Вы знаете Эдуарда?

Сделав хороший глоток и почти опустошив стакан, она ответила:

– И ни одного. Какой нужен вам?

Я замялся – мне никакой не был нужен. За столом воцарилось молчание, которое принято называть неловким. Впрочем, я лично никакой неловкости не чувствовал. Как выяснилось Ольга тоже.

– Нам нужен Эдуард из Крылатского, – впервые при мне она назвала своего бывшего дружка по имени. – Помните, мы с вами здесь встречались?

Девица перевела взгляд на Ольгу, потом внимательно рассмотрела Светлану, потребовала сигарету и, отвернувшись от моей "Явы", взяла предложенный Ольгой "Ротманс".

– Я знаю, кто вы, – заявила она. – Это вас Эд хотел кинуть и забрать какие-то фенечки.

– Он украл их у нас, – поддержала Ольга разговор.

– Ну и что вы хотите от меня?

– Мы хотим их вернуть.

– Не советую вам с ним связываться, – покачала девушка головой. – Не боитесь, что он вас пристукнет? – Немного помолчав, она снова спросила: – А что вам от меня-то надо?

– Нам нужно кое-что узнать о нём.

Девица посмотрела на меня сквозь пустой стакан и пустила его мне по столу, явно насмотревшись ковбойских фильмов или идиотской рекламы.

– Наполни-ка мне его тем же, – потребовала она.

Я взял её стакан, принял заказы: виски, сок для Ольги и два кофе – для меня и Светланы – и прогулялся до стойки.

Получив свой напиток, девица выдала нам тайну Эдика.

Оказалось, что Эдик был всего-навсего организатором и вдохновителем мелкой шайки изготовителей синтетических наркотиков, и по нему уже давно плакала кутузка. Вот и все сведения. Мне, правда, было непонятно, почему того, что мы узнали за стакан виски, не могут узнать правоохранительные органы, а если они всё знают, то в чём заключается трудность накрыть лабораторию. Хотя, с другой стороны, можно ли доверять сведениям, полученным у полупьяной девицы в девять утра в баре за стакан виски? Я бы таким сведениям не очень доверял. Но я же не Ольга. Она, напротив, скорчила серьёзную мордашку, кивнула головкой и поблагодарила осведомительницу. А когда мы покинули бар, всё с тем же серьёзным видом подытожила, что "этого достаточно".

Рейтинг@Mail.ru