Сергей Виноградов
Наследие. Том первый (1967 – 2016)
Полонез Огинского
Опять в душе я слышу скрипки звук
Знакомый полонез воспоминаний
Под учащённый сердца перестук
На уровне незримом подсознания.
Тоска по родине в мелодии знакомой
Не струны рвёт, а нервы мои рвёт,
Тоскует так лишь только бомж по дому,
В котором, он давно уж не живёт.
А я тоскую тоже, но иначе —
Я родиною брошен и забыт.
И скрипка не играет, она плачет,
Ей кажется, что я давно убит…
Такая нынче осень
Гуляет ветер в гривах тополей
Опять штормит. Такая нынче осень.
И холодом из прибранных полей
Под утро в город сонный наш наносит.
И в окна дождь стучится невпопад
Совсем уж разыгралась непогода
А в парке старом снова листопад
И много-много с мётлами народа
Спешит скорее листья все убрать
И осень золотую уничтожить,
Оставив парк мой тихо умирать…
Люблю я осень золотую
Люблю я осень золотую
За неземную красоту
За неземную красоту
Люблю я осень золотую.
Иду по золоту листвы
От лета тёплого всё дальше
От лета тёплого всё дальше
Иду по золоту листвы.
Моя душа не хочет верить
Что скоро грянут холода
Что скоро грянут холода
Моя душа не хочет верить.
Но налетел предзимний ветер
И с клёнов сбросил их наряд
И с клёнов сбросил их наряд
И даже сам он не заметил.
И парк наш снова стал седым
И, правда, осень на исходе
И, правда, осень на исходе
И парк наш снова стал седым.
Прощай, прекрасная пора,
До новой встречи, чудо-осень!
До новой встречи, чудо-осень!
Вновь к нам зима пришла вчера…
Слуга двух господ
Я слуга двух господ-
Своей Музы и Бога…
Муза мне говорит
Что пишу я убого
И что рифма моя
Нарочито привычна
Что я должен писать
Как не все-
Необычно…
Ну а Бог говорит:
Свою музу не слушай
Не стихи ты пиши —
Выворачивай душу…
В ней найдёшь ты слова
В них получишь ответы…
Муза в том лишь права —
Нелегко быть поэтом!
В тени чужих имён
В тени чужих имён, чужих сонетов
Я как кузнец стихи свои ковал.
Мне было скучно средь иных поэтов
Ну а иных совсем не признавал.
Я не искал признаний у бомонда
Не выставлял всем душу на показ
Я не писал о том, что было модно —
Мои стихи не для смазливых глаз…
Я никогда не ждал аплодисментов
И графоманов пошлой похвалы
И умер, как и жил, интеллигентом,
Стряхнув с себя из строчек кандалы…
Ушёл совсем не так. Совсем негромко
Без полных залов плачущих зевак
И если буду признан у потомков,
То, значит, жил я всё-таки не так,
Как многие из тех давно забытых,
Кричавших что стихи их не умрут!
…Больших поэтов делает их свита
Поэтов настоящих – тяжкий труд.
Хвала всем нам
Хвала всем тем, кто ищет путь во мраке —
Уж лучше, чем не делать ничего.
Хвала тому, кто сам не лезет в драки,
В которых разберутся без него.
Хвала и тем, кто думает в начале,
И лишь потом свой создаёт сюжет.
Хвала и вам, сидящим в этом зале,
Хоть среди вас поэтов даже нет.
Хвала всем вам – массовке с умным видом —
Без вас поэты вымерли б давно!
И мне хвала, за то, что к вам обиду
Я променял на женщин и вино…
Роковые даты
Я миновал все роковые даты
И тридцать семь и даже сорок два.
Мне шестьдесят, но я не виноватый,
Что плоть моя пока ещё жива.
Я жил как все. О завтрашнем не думал,
И о вчерашнем тоже не жалел.
И пил, как все, бывало не разумно
И, как и все, от лишнего болел.
И с совестью своей не пререкался
Не потому, что вовсе без стыда.
Порой бесстыдно кем-то увлекался,
И ошибался, в общем-то, всегда.
Вот так и проскочил, забыв приметы,
И тридцать семь и даже сорок два
И семьдесят уже маячит где-то…
Уже совсем седая голова…
Я не согласен
На третий день последнего загула,
Когда родник стихов иссяк у нас,
Когда не только с ног, но и со стула
Мы падали уже в который раз
Сказал мне друг: а ты, Серёга, классик…
И слушая его нетрезвый бред
Нетрезво возразил я: не согласен,
Я рифмоплёт скорее, чем поэт…
Поэзия – она идёт от Бога!
А рифма вылезает из меня.
Поэзия не может быть убогой,
А рифмоплётство – только калька дня.
Я как бы – Маяковский. Впрочем, хуже.
Я – только констатация времён.
Хотя, не спорю, с рифмой тоже, дружен…
Поэзия – десятка два имён
От древних – от Эзопа и Эсхила
До Пушкина и тёзки моего…
Но он мне возразил: звучит не хило,
Согласен, но не более того!
С тобою мы скорей признаем Бога
И дьявола, признаем, может быть,
Чем нынешних иных. Писать не плохо —
Ещё не значит Родину любить!
Поэзия – когда есть ностальгия
Когда тебя друзья не признают
Когда тебе печататься в России
За декадентство снова не дают…
У власти есть всегда свои поэты,
Кто Гимн переписать, кто Оду спеть.
А мы с тобой – сказал он – канем в лету.
Не дай в себе поэту умереть!
…Потом была толпа зевак с поминок.
Я к мёртвому к нему придти не смог…
– Мы ходим по стихам своим как минам,
Друзей не выбирая, и дорог,
Когда и где рванёт, мы не узнаем.
Как и сейчас не знаем: что потом?
Ведь и поэты, тоже умирают
Так и не став известными притом —
Сказал он напоследок мне, как будто
Он знал уже – последнее вино
Мы с ним допили тем декабрьским утром
В прошедшем веке. Как уже давно!
…Но если вдруг и после моей смерти
Какой-нибудь найдётся идиот,
Признав меня поэтом, вы не верьте,
Я был и есть российский рифмоплёт…
Брат на брата
Вороньё слетается.
Чёрным небо сделалось.
По степи гуляет
Бабка Смерть с косой.
В той степи сражаются
Красные и белые
И умылась степь донская
Кровью как росой.
Там три дня, три ночи
На смерть бились братья
Силушкой померявшись
В землю полегли…
Чтоб в степи донской той
Навсегда остаться.
Только помириться
Братья не смогли.
А в станицах дальних
Все их ждут с победою
За победу ставят
Свечи к Образам
Только вот не знают
Только вот не ведают
Да и Бог про это
Им не рассказал.
Про войну гражданскую
Как шли брат на брата
Как за дело правое
Каждый воевал
Как прибрал на небо
Он их безвозвратно
На последний в той войне
Вечный их привал…
А над степью кружится
Вороньё проклятое
Разлились над степью
Чёрные дымы
Всё вернулось снова
Снова брат на брата
И в бою смертельном
Снова. Только теперь мы…
Глаза детей
Я поставлю богу свечку
И у бога попрошу
Жизни радостной и вечной
Не себе, а малышу,
Малышу, что был в Славянске
Пулей взрослого убит.
И другому, что в Луганске,
От войны уставший спит
В своей маленькой могилке
С милым фото на кресте…
Выпей, бог, со мной горилки
Помянём и их и тех,
Сорок чистых душ невинных,
Так же забранных войной.
Путь их в вечность будет длинный…
Только станет ли виной
Для кого-то Вечность эта
Или спишет вдруг в расход
Всех погибших этим летом
Вроде б верущий народ?
Будет ли твой суд, о, Боже,
Там, где правит Сатана?
Или надо уничтожить
Всех, чтоб кончилась война?
Видно, даже ты ответа
Мне не дашь. Тогда прости…
Об одном прошу при этом
Не меня, а их впусти
В край, где детство будет вечным
И не будет слёз рекой…
Даже в жизни скоротечной
Выбор есть. Так пусть такой
Будет их он. Боже, верю
И молю тебя в слезах.
Ты поймёшь меня, измерив,
Боль в недетских их глазах…
Не детские вопросы
Растёт мой внук. Ему сегодня восемь.
Совсем такой, как я был. Но не я —
Всё задаёт не детские вопросы
О сущности земного бытия.
Всё больше про войну, про Украину
Про то, как страшно людям умирать
А я ворчу и порчу всю картину:
Пошёл бы ты с мальчишками играть!
Он смотрит на меня не детским взглядом
В который раз немой укор из глаз.
Что я сейчас скажу, ему не надо
Ведь он уже окончил первый класс.
Он знает про войну сегодня больше,
Чем я когда-то знал, в его года…
Я знал про то, как дед сражался в Польше,
А я нигде. Вот в этом вся беда…
Я взрослым стал в своём спокойном мире
И только в играх с братом воевал…
И смерть я видел лишь в прямом эфире —
Смотрел войну и пиво попивал…
Что мне теперь ответить на укоры,
Как объяснить, что детство только раз
У нас у всех бывает и так скоро
Приходит к нам последний детства час.
Мы все взрослеем и как все уходим
Из детских снов в большую жизнь совсем…
Побудь же ты, ещё хотя бы годик
Простым ребёнком без чужих проблем.
Придёт твой час и взрослые вопросы
Ты будешь сам в судьбе своей решать
Таким же, как и я. Таким же взрослым.
Так что не надо деда обижать…
Ты вырастешь, и даст бог, позабудешь
Про эту украинскую войну.
И внуку своему, надеюсь, будешь
Рассказывать как я – про тишину…
Казаки
Как вдоль берега реки
Проскакали казаки
Проскакали, в степь умчались
В ней со смертью повстречались.
Полегли они в бою
За отчизну – мать свою,
Ту, которой присягали,
И которой жизнь отдали
Дона тихого сыны…
Нет следов уж той войны
И теперь на месте этом
Лишь ковыль в полметра летом
Ни могилы, ни креста
Да и степь уже не та.
Было время, но прошло
Семя новое взошло
Подросли в станицах снова
Казаки. И всё по новой.
Только ль надо повторяться,
Целоваться, а не драться
Лучше! Верно, атаман?
…Над рекой опять туман
Снова сотня в ночь уходит.
Воевать уж не с кем вроде?
Так-то так. Но есть граница…
И не спит опять станица…
Хотел бы я остаться молодым
Хотел бы я остаться молодым
Пыль прошлого стряхнуть на дискотеке
Но путь туда заказан нам – седым
Нам по пути, но только до аптеки.
На до неё бы лишь докостылять.
Всё, что осталось нам – медикаменты.
Ведь в нашей голове седую прядь
Не спрячешь ни в какие документы…
Равняться с молодыми, впрямь, смешно,
А если разгорелось в сердце пламя?
Но я хочу на танцы всё равно!
И не один, а только вместе с Вами…
Тем меньше Веры
Чем больше Храмов и крестов
На куполах —
Тем меньше Веры…
Ни покаяний, ни постов,
Одна любовь
И та без меры…
Но не к отеческим гробам
И не к родителям, ни к Богу…
Всё в прошлом. Всё осталось там,
Где было плохо и убого,
Где в Храмы шли мы
Как на суд.
И долго ждали мы с испугом,
Когда же всё же донесут
И пустят нас в расход
По кругу,
За то, что верили в Христа…
…Совсем не так, как нынче модно:
Совсем не так-пусть без креста,
Пусть тайно, а не принародно,
Без лицемерия и лжи
И без богатых подношений.
А нынче Богу услужить
Готовы все – лишь бы лишений
Им не познать.
…Но видит Бог
Всю истинность таких мгновений.
Я такой как я есть
Ни себе, ни тебе я не нужен.
Я такой как я есть – пофигист.
Даже к Богу и то равнодушен,
Потому что в душе атеист.
Потому что нас так научили:
Верить в Маркса – забыть про Христа.
Мы, как вы, жизнь свою не влачили:
Ели, пили всю жизнь без поста.
Не боялись ни Бога, ни чёрта
И ходили толпой в Мавзолей…
Только что-то из памяти стёрто —
Вспоминать стало всё тяжелей.
Может годы, а может быть совесть
Пробивается к свету из нас.
…Наша жизнь как запретная повесть
Без иллюзий была, без прикрас.
Интроверсия души
Пороки души похожи на раны тела:
как бы старательно их не лечили,
они всё равно в любую минуту
могут открыться снова
Франсуа Ларошфуко,французский философ
Меняться поздно
Я не буду ни грустить, ни плакать
И на жизнь не буду я пенять,
Говорить себе, что жил не так я
И что надо что-то в ней менять.
Но менять уже, похоже, поздно
И меняться поздно самому.
Может смерть, всего лишь только грёзы,
Но и их пока я на приму.
Дней своих последних не считаю
Да и где последние те дни
Я пойму, когда с другими в стаю
Соберусь, такой же, как они.
Полетят по небу души наши,
Посмотри, красиво как летят!
Так и есть, летать совсем не страшно,
Если нас здесь, на земле, простят…
Интроверсия души
Души непознанная сущность
Дана нам свыше навсегда,
А мы живём лишь днём насущным.
Нам нужен сон, нужна еда,
Любовь нужна, но наши чувства
Порой до глупости скупы.
Нам иногда бывает грустно.
Мы зрячие и мы слепы.
Мы и блондины и шатены.
Мы часть природы и Земли.
И наше тело лишь застенок,
Чтоб спрятать личное могли.
От глаз чужих, но не от Бога.
Душа – мерило нас всегда:
Поступков, иногда убогих,
И сумасшедших иногда.
И озарений. И мгновений,
Чтоб всё в себе перевернуть…
Не нас больных, не наши тени
Готов Господь к себе вернуть,
А наши души – кладезь знаний
И клетку для людских страстей.
Быть может, есть в том Божьем плане
Из наших душ создать людей
Не не покорных, а духовных…
И интроверсию души
Не на канонах лишь церковных,
А на космических свершить.
Но будет ли ему под силу
Такая роль?
Людей плодить у Бога смелости
Хватило.
А хватит ли нас всех судить?
Бей первым
На Ленинградской улице
Мы иногда бывали
Там нас мальчишек тихвинских
Бывало, избивали.
И на горе «Фишовой»
Мы дрались иногда
И даже побеждали.
Конечно, не всегда.
И в «Пьяную деревню»
Ходили воевать.
Скорее, помахаться.
Зачем, же убивать?
Но улицы учили
Нас так же и тому,
Чтоб мы врагов мочили
Толпой по одному.
Но разве это честно?
Но так сегодня бьют
И к месту и не к месту,
А сдачи не сдают…
Давным давно мы выросли
Живём без драк, в тоске,
И меряемся силою
На шахматной доске,
Но улицы уроки
Не можем позабыть:
Когда большая склока
Нам первым надо бить!
После праздника
Встало солнце над деревней.
Раскричались петухи.
А народ колхозный дремлет.
Будни были не легки…
Убран хлеб с полей досрочно.
Битва жаркою была.
А потом три дня и ночи
Пела песни и пила
Вся деревня до упора,
Пока было что в ней пить.
Станет трезвою не скоро…
Как такую не любить!
Как мне с ней такой расстаться?
Как покинуть отчий дом?
Лучше ей в любви признаться
И проспаться. А потом…
А потом там видно будет,
Когда выспится народ:
Снова будут только будни
Ну, а праздник через год.
Я для вас Россию берегу
Суета на Варшавском вокзале
Я в толпе потерял Вас, мадам.
Почему же Вы мне не сказали
Про далекий чужой Амстердам,
Навсегда покидая Россию,
Чтоб другие сердца покорять.
Почему Вы меня не спросили,
А готов ли я Вас потерять?
Пусть я Вами сегодня унижен,
Пусть забыт, но, быть может, даст Бог
Снова свидимся где-то в Париже
Или здесь средь российских дорог?
Только знайте, я Вас не забуду
Никогда до конца моих дней.
От того, что нам встретиться трудно,
Мои чувства к Вам только сильней.
А пока полыхают станицы
К Вам приехать, мадам, не могу.
Ради Вашей любви к загранице
Я Россию для Вас берегу.
Волкодавы
Мадам, прощайте навсегда
И всё забудьте.
И в не счастливые года
Счастливой будьте.
Не поминайте Вы меня,
Не вспоминайте,
Но, то, что помню я о Вас,
Вы это знайте.
Я где-то там опять один —
Волк-одиночка
Вновь на меня идет охота.
Выстрел – точка.
Но я прорвусь, как и всегда,
Сквозь все преграды,
Ведь прежде, чем мне умереть,
Вас видеть надо.
А, может, взять и подойти,
Обнять за плечи?
Но видно проще мне сбежать
В дождливый вечер,
От волкодавов скрыться в ночь,
Уйти от пули.
Но почему же Вы, мадам,
Вдруг так взгрустнули?
Иль сердцем поняли, что я
Был где-то рядом,
Но не ищите Вы меня
Напрасно взглядом.
Теперь лишь в памяти у Вас
Я существую.
И волкодавы в первый раз
Восторжествуют…
Сон и явь
За окном купе летят станицы,
Промелькнул и скрылся тихий Дон.
Может быть, всё это мне лишь снится,
И мой поезд это тоже сон.
Сон, который был когда-то явью,
И я в нём по-прежнему живу:
Вот я на коне на переправе,
Или это – просто дежавю?
Лица за окном мне так знакомы,
Только я не помню – почему?
Всё как было. Правда, нет Укомов,
А вокзалы те же по всему.
Та же степь, что помнит поимённо,
Всех кто пал здесь. Их не перечесть.
Помнит и трёхцветные знамёна,
И меня, пока живого, здесь.
Только я не помню, почему-то,
Кем я был в том яростном году
И как шёл в атаку летним утром
И, быть может, до сих пор иду…
Тоска по родине
Прошу, про Петербург мне расскажи
Про то, как там живут теперь другие,
Быть может, излечусь от ностальгии,
Себе, оставив только «ностальжи».
Ты расскажи, как Летний сад живёт,
И как Нева в гранитный берег плещет.
Приснился сон мне, может быть он вещий,
В нём Петербург опять меня зовёт.
Вернуться бы! Но стал Париж мне ближе
И Сены плеск Неву мне заменил,
Но Петербургу я б не изменил,
Не окажись изгнанником в Париже.
И потому тот Петербург не мой,
Хоть я и по нему всю жизнь тоскую
В Париже, где нашёл судьбу иную.
А всё равно так хочется домой!
Неизвестный
Я один из многих неизвестных
Для кого не кончилась война.
Я из тех, кого не ждут невесты
Больше у открытого окна
И не смотрят больше на дорогу
И устали, может быть, любить.
Я из тех несчитанных, но многих,
Кто имеет право жить и быть!
А не только право быть убитым
И лежать в подземной тишине.
Ведь никто не хочет быть забытым.
Ну а я, тем более, вдвойне..
Средь мрачных гор
Средь мрачных гор мы встретились однажды
С ним на тропе и кто-то уступить
Кому-то должен. Кто кому – не важно,
Ведь чтобы разойтись – надо убить.
Глаза в глаза. К прыжку готовы оба,
Оскалены клыки. В последний раз
Сойдемся мы – как два врага до гроба,
Но кто-нибудь да выживет из нас.
Рванулся он, и прогремел, как эхо,
Быть может выстрел, может быть гроза.
Очнулся я под волчьим теплым мехом,
Увидев в темноте его глаза.
И понял я, что пуля та не волку,
А мне предназначалась, может быть,
А он рванул, чтоб сбить душмана с толку,
Чтобы меня от смерти защитить.
Тропа свободна, только мне не в радость
Остаться одному, притом в живых.
И понял я, что мне бояться надо
Нет, не волков, а тех, кто хуже их…
Коридоры времени
По коридорам времени идём
Начало было, а конца не видно.
Надеюсь, что мы зря не пропадём
Иначе будет стыдно и обидно
За то, что мы дорогу не нашли
И в коридорах времени пропали.
Мы молодыми в них давно зашли
А кем мы выйдем нам ведь не сказали.
У каждого из нас в них свой есть путь
И каждый выбирать дорогу волен
Один сказал – про прошлое забудь!
Другой из нас как раз тем прошлым болен.
Мне с тем, больным, похоже, по пути
Без прошлого и нас самих не будет.
Без веры и надежды не найти
Свою дорогу в будущее – к людям.
…Из тесных коридоров выйти в свет,
Найти себя, быть может, с ними вместе.
Вот только как узнать мне свой портрет
Без прошлого, без памяти, без чести?
Кинотеатр
Учили в школе нас, что Бог лишь сказка,
Красивая, но сказка всё равно.
И всё ж по выходным бабуля ласковая
Меня водила в Храм. Смотреть кино.
Сегодня в Храме этом снова молятся,
А мы смотрели фильмы про войну.
Тогда он назывался «Комсомолец»,
Но это не поставят нам в вину.
Такое было время – время Сталина,
В то время больше верили слезам.
Играли мы с отцовскими медалями,
А он всё ставил свечки к Образам.
И вера и неверие – всё слилось
В один стакан для батьки моего.
Кто ж виноват в том, что Россия спилась,
Не получив другого ничего.
Быть может, потому и я не верю?
Хотя в душе и сделать это рад,
Но к Храму подойду, и вновь растерян,
А вдруг тот Храм опять кинотеатр?
Русь не умерла
Святая Русь. Великая Держава.
На свете нет другой такой страны,
Где всё переплелось и боль и слава
И слёзы радости и ужасы войны.
Ты падала и вновь с колен вставала,
Из пепла возрождалась вновь и вновь.
Во все века с врагами воевала
За Веру, за Надежду, за Любовь…
Святая Вера дух наш укрепляла
Любовь к тебе на подвиги звала
Ну а Надежда силы придавала
На новые великие дела…
Но если враг когда-нибудь посмеет
Тебя обидеть или полонить,
Мы постоять за Русь свою сумеем
И подвиг своих дедов повторить…
Цвети в веках великая Держава!
Святая Русь звони в колокола,
Чтобы Европа слышала и знала,
Что Русь, назло им всем, не умерла!
Золотые кресты
На поруганных храмах вновь возводят кресты
Снова звон колокольный будит спящую Русь
Снова в память народную возвращаем святых,
Почему же в душе моей безысходная грусть?
Почему же душа моя слёз и боли полна?
Почему я кричу в снах кошмарных: не верю!
Потому что проснусь – и чужая страна
Станет явью моей в блуде, пьянстве, безверии…
Православная Русь вместе с нами уйдёт
Золотые кресты смысл навеки утратят
И без Бога в душе мой народ пропадёт
И не вспомнит никто о великой утрате…
Поднимайся ж с колен, православный народ
И молитвами вновь обрети свою силу.
Время больше не ждёт. Снова враг у ворот,
Только б веры у нас в наши силы хватило!
Самобытная Русь
Самобытная Русь – без конца и без края,
Такой дикой красы в дальних нет рубежах,
Если пьянка – так пьянка! Если удаль – лихая!
Даже радость – до смерти, если просит душа!
Самобытная Русь – бесконечность околиц,
Хлябь осенних дорог вдоль пустых хуторов.
Почему же тебе злая выпала доля
После всех революций и всех благостных слов?
Быть такой одинокой, миром сытым гонимой,
Непокорной и гордой, твёрдой в вере своей?
Всё, наверное, просто и легко объяснимо:
Пока русские живы – жить России моей!
Русский дух
Жил наш народ веками по приметам —
Так было и понятней и верней.
Всю жизнь он просыпался до рассвета
И вкалывал остаток своих дней.
По вечерам в избе своей с лучиной
На сон грядущий библию читал.
Жить по-другому не было причины.
Зря говорят, что он всю жизнь страдал
И от того, мол, пил всю жизнь запоем.
Ах, как же надо русских не любить,
Чтоб сочинять про наш народ такое.
Русь велика и в ней всё может быть!
Не будем спорить с теми, кто не верит
Ни в Русь святую и ни в наш народ
На дальних берегах чужих Америк
И будем делать всё наоборот.
Здесь русский дух. И в этом вся Россия!
Всё остальное просто чепуха
И чтобы там про нас не голосили,
Она жива и будет жить века…
