Сергей Валериевич Яковенко
За две жизни до мечты
Глава 3. Вовка
Шли годы. Какое-то время мы с Вовкой ещё хранили узы крепкой дружбы, но с возрастом интересы стали разниться, появились новые знакомства, девчонки…
Я освоил гитару, сколотил небольшой рок-коллектив из однокашников и с головой ушёл в дворовый андеграунд. Вовке же слон наступил не то, что на ухо… он ему всю голову растоптал. Как бы ни старался мой друг бренчать по струнам, колотить в барабаны и бить в бубен, выходило значительно хуже, чем просто плохо. Он честно посвятил музыке целую неделю, а когда понял, что детская песенка про сидящего в траве кузнечика – это вершина его творческих возможностей, пожал плечами и пошёл играть в футбол «двор на двор» на трёхлитровую банку пива.
Так жизнь сама постепенно отдалила нас друг от друга, а пришедшая на смену беззаботному детству воинская повинность и вовсе развела по разным городам. Вовка поступил в какое-то высшее военное училище в соседнем областном центре, а я, так и не решившись продаться модным, прибыльным профессиям, закосил от армии и уехал в столицу, нырнув с головой в любимое занятие – музыку.
Вот только хорошего музыканта, несмотря на огромное желание, из меня не вышло. Тогда я организовал собственную студию звукозаписи, которая со временем стала приносить сносный доход и позволила получать удовольствие от процесса зарабатывания денег.
Мои родители переехали жить за город в бабушкин дом, а нашу квартиру сдали вместе с мебелью каким-то очень дальним родственникам, о которых я никогда даже не слыхивал.
О Вовке и о его судьбе я теперь почти ничего не знал, кроме того, что с армией у него не сложилось, и военное училище он бросил ещё на третьем курсе.
В общем, арабы так и не напали, клад не нашли, а водородную бомбу смастерить как-то руки не дошли…
Следующая встреча с другом произошла прямо в нашем старом доме. Той весной я вернулся в город, чтобы помочь родителям с приватизацией жилья. Некоторые документы всё ещё хранились в квартире, и мне пришлось потревожить новых обитателей жилища.
Обитатели оказались весьма приветливыми людьми с придурковатой внешностью и ярко выраженным чувством благодарности за предоставленную возможность жить за небольшие деньги в тихом центре. За чашкой чая они поведали мне, что на прошлой неделе ЖЭК нанял подрядчиков и начал перекрывать прохудившуюся крышу, и что деньги на этот ремонт собрали всем домом сами жильцы. А ещё сосед за стеной на балконе козу завёл, которая блеет на весь двор, а уж пахнет так вообще на всю округу.
Я сидел на родной кухне и почти не слышал щебетания квартиросъёмщицы. Я рассматривал старую мебель, краска на которой выгорела от времени и стала тусклой и безжизненной. Смотрел на водопроводный кран, который не менялся уже лет двадцать, если не больше. Я пытался прикинуть, сколько же раз своими маленькими детскими ручонками откручивал его, чтобы напиться прохладной воды после долгой беготни в «казаки-разбойники» на горячем асфальте двора.
Я кивал, делая вид, что слушаю, а когда кивать надоело, поблагодарил за чай, попрощался и вышел на лестничную клетку, едва не сбив с ног какого-то пьяницу. От столкновения у того выпал дымящийся окурок, и он весьма доходчиво объяснил мне, кто я такой и в какую сторону мне немедленно следует пройти. Высказавшись, он поднял с пола свой окурок и, шаркая, поплёлся вверх по лестнице. Я же тихо извинился и заковылял вниз, а когда спустился уже на добрую пару пролётов, вдруг услышал хриплый голос алкаша:
– Серый, это ты был, что ли?
Я замер. На мгновение повисла тишина. Вопрошающий явно ждал ответа, но я никак не решался говорить. Боялся, что догадка может подтвердиться.
Ждать пришлось недолго. Сверху послышались шаркающие шаги и, когда опухшее, небритое лицо оказалось в поле зрения, я не сразу узнал в нём Вовку. Беззубый рот растянулся в широкой улыбке, а чёрно-жёлтые, грязные ручищи уже тянулись к моим плечам, чтобы заключить в беспощадные объятия. Я стоял, оглушённый, шокированный, и с трудом вдыхал тошнотворный запах немытого тела, дешёвого табака и многодневного перегара. А Вовка причитал:
– Старик! Ты куда пропал-то, друг!? Ха! Красавчик! Серый! Вижу – поднялся! Солидняк!
Слово «поднялся» он произнёс с наигранной важностью, протягивая букву «я» и расплываясь в беззубой улыбке.
– Ты как вообще? Вернулся, что ли? – Повисла пауза. – Ёли-палы, это ж я! Ты чё? Не узнал? Вован я! Ну? Друзяка, ёптить! Х-а-а!
Он снова полез обниматься. Я не отвечал и просто смотрел прямо перед собой. Говорить ничего не хотелось.
– Слышь, ну ты чё немой стал?! А? – полушутливо заглядывая прямо мне в глаза, но уже явно начиная сердиться, проорал он. – Это ж я – Вовка! Ну? Вован! Это у меня в организме дефицит фосфора! Помнишь? Мы же с тобой в пробирки ссали хором!
После этих его слов сдержать улыбку уже не получилось, а он как-то сразу успокоился, отступил на шаг, с ног до головы меня осмотрел, продолжая искренне улыбаться, склонил голову набок и тихонько прошептал:
– Серый… – по его опухшим, небритым щекам вдруг потекли слёзы.
Я оторопел. Он смутился, старался улыбаться, но слёз сдержать не мог. Только разводил руками, и отворачивался, часто моргая и тихонько бормоча:
– Ну, вот, мля… Друган приехал… – а потом как заорёт: – Друг приехал, ёли-пали!!! Друг!
Щёлкнул замок одной из квартир. Из-за приоткрытой двери показалось испуганное лицо тёти Муси – нашей общей соседки. Она окинула нас гневным взглядом, фыркнула что-то невразумительное и негромко пробубнила:
– Понажираются… – Затем отвернулась и захлопнула тяжёлую дверь.
Я понимал, что нужно было что-то говорить, но не знал что именно, а тем более – с чего начать. Выпалил первое, что пришло в голову:
– Ты не заболел, старик? Выглядишь, если честно, не очень. Прости за прямоту.
Вовка отмахнулся, утирая слёзы засаленным рукавом уставшей ветровки.
– Да что со мной станется? Я проспиртован как лягушка в колбе. Ни одна зараза не пристанет.
– А живёшь где?
– Как где? Там же, где и раньше – дома у себя! Я как раз к себе шёл, а тут ты на меня набросился! Чуть не убил, подлец! Ты вообще далеко собрался? – На лице у Вовки снова сияла беззубая улыбка.
– Да я в город на один день приехал, вечером поезд, возвращаюсь в столицу.
– А-а-а… Понятно… А я думал, мы с тобой сейчас это… – он сжал руку в кулак и потряс над головой. Я в ответ только пожал плечами. Вовка разом погрустнел, вздохнул, перевёл взгляд на окно и прищурился. Затем, будто внезапно что-то вспомнив, торопливо пролепетал:
– Слышь, Серый, займи чирик, а? Ты в следующий раз приедешь, я обязательно отдам. Сейчас, понимаешь, просто период такой в жизни… Как-то одно на другое наложилось – мама умерла, с работы уволили… Короче, там рассказывать долго…
– Мама умерла?
– А? А, ну да… Да там, в общем, история та ещё – долго рассказывать… Мне-то много не надо, Серый! Так, макарон каких-нибудь купить, а дома кабачки есть консервированные – мамка ещё закрывала, царство ей небесное.
Было ясно как день, для чего ему нужны деньги, но отказать старинному другу не решился. Поэтому и предложил альтернативный вариант развития событий, а Вовка на него с удовольствием согласился. Уже через пятнадцать минут мы сидели под ещё пригревающим октябрьским солнцем на летней площадке небольшой шашлычной, а когда принесли наш заказ, Вовка лихо подхватил запотевший графинчик и так же лихо разлил водку по пластиковым стаканам.
– За встречу! – торжественно продекламировал он и, не дожидаясь, залпом осушил посуду. Не поморщившись. Крякнул, закусил корнишоном, откинулся на спинку пластикового стула и великодушно разрешил:
– Рассказывай!
Я вкратце описал, чем занимался последний десяток лет, а он мне рассказал, как не вышла у него карьера военного, как связался с азерами с рынка, а те его подставили на валюте. Как отсидел он пять лет за эту подставу и как перебивался после отсидки на стройках разнорабочим. И о том, как запил от безысходности, тоже рассказал.
– Ты думаешь, я не понимаю, что я алкаш конченый? Я пьянь, а не идиот, Серый. Не хуже тебя это понимаю. Знаю, что смерть мне будет от водки, но ничего не могу с собой поделать. Да и хочу ли, тоже не уверен. Бабу мне надо путёвую, чтобы в ежовых рукавицах держала. Только где ж её возьмёшь такую, чтоб на меня полубомжа повелась? Если бы баба, Серый, – клянусь! Детей бы завёл! Воспитывал бы! Я бы их в футбол научил… Помнишь, как я в футбол бегал? А!? Всех мы с тобой делали как сынков! Козырная команда была!
Вовка приуныл, глядя на шумящий вдалеке проспект.
– У тебя работа-то есть? – спросил я.
– Ну вообще я на столярке последний раз батрачил. Но там хозяин – та ещё падла – на зарплату прокинул. Я его послал и сейчас вот месяц пока без работы. Но я ищу! Если ты за бабки паришься, то обещаю…
– Да не переживаю я за бабки, угомонись. Если тебя так это волнует, то в следующий раз ты меня угостишь, договорились?
– Не вопрос, старик! О чём речь вообще?
Мы неспешно закончили обед и пешком отправились в ЖЭК, чтобы уладить кое-какие вопросы, связанные с приватизацией квартиры. По дороге Вовка долго пел мне оды о том, какой я молодец, что выбился в люди и всё такое прочее. Я из уважения слушал, а на душе было горько и паскудно. Наверное, от того, что не мог ответить ему тем же.
Чем больше я размышлял о Вовке и о его положении, тем сильнее крепла уверенность, что нужно его как-то спасать. Надо обязательно что-то делать! Он остался совсем один. А как расплакался в подъезде? В общем, не было у него теперь никого, кроме меня, и бросить его, означало бы – обречь на медленную, но верную гибель. Такого морального права у меня не было.
– А помнишь наш чердак? Ну, лабораторию эту и балку деревянную с надписями. – Вовка улыбался, когда говорил это.
Я тоже улыбнулся и кивнул. В груди как-то потеплело и немного заныло. Эдакая лёгкая, но сладостная боль.
– Помню, конечно! Мне та блондинка с обложки «Работницы» до сих пор покоя не даёт. В эротических снах приходит. Помнишь её? В сарафане таком бирюзовом. Она единственная, наверное, без химии на башке была. Остальные все под Макаревича косили.
Вовка хохотал от души. До слёз. Было видно, что тоже помнит.
– Мочу с ней выпариваете, небось? В снах этих ваших.
– Не-е-е, – запротестовал я. – У меня на неё каждый раз совсем другие планы. Но, блин, как до дела доходит, эта зараза в химичку нашу превращается…
Мы снова рассмеялись, а когда чуток успокоились, Вовка перевёл дыхание и воскликнул:
– Кстати! Я же узнал, откуда взялась та балка! Прикинь! Она старая. Очень! Ну, в смысле – совсем! Дом у нас не такой старый, как это бревно. Нет, он-то конечно старый – дом наш, но балка эта вообще старая! В общем, она из какого-то господского дома старинного. Там такая история… После революции, когда коммунисты отстраивали Страну Советов, разбирались по всей нашей области господские дома на стройматериалы. Ну ты понял, да? Всякие там… купеческие усадьбы… Какие ещё бывают? А! Графские! Они же, типа, роскошные, а от города далеко. А зачем трудовому народу роскошь за городом? Разбирали… А потом из этого хлама в городе коммуналок всяких понастроили. Вот в нашем доме как раз из таких брёвен крышу новую и слепили. Усекаешь?
– Да ну… Чушь какая-то.
– Ничего не чушь! Мне не веришь – в ЖЭКе сейчас спроси! Там должны знать, как и когда дома строили.
– Даже если так, что это меняет?
– Как это что? Всё меняет, Серёга! Клад у нас в области где-то лежит, а не за сотни километров! Из области это бревно!
– Так там же, вроде, Дон был…
– Великий Дон, Серый! – он демонстративно поднял указательный палец. – Великий, мать его, Дон! Так раньше Северский Донец назывался! Так что никакой это не Дон, Шерлок Холмс ты липовый! Донец наш родной в двадцати километрах отсюда! Рядом!
Я смотрел на него, слушал, и по-настоящему радовался. Радовался тому, что увидел в этом уставшем, сильно исхудавшем, неопрятном человеке не алкоголика, не павшего бродягу, а того самого Вовку, который писал на стенах «Лучше умереть стоя…», а теперь ещё и отомстил мне за Ватсона. Того друга, с которым я вырос, с которым всё детство – плечом к плечу. Вот он – передо мной. И пусть он внешне совсем на себя не похож, и пусть глаза устали. Но огонь-то в них всё ещё искрится, вспыхивает. И пусть он не горит, как раньше, а только тлеет, я всё же видел, что есть ещё надежда. И кто, если не я – старинный, верный друг – должен этот тлеющий огонёк раздуть?
– А знаешь, куда нам с тобой надо, Вовчик?
Вместо ответа он вопросительно приподнял косматые брови.
– В городской архив.
– Нафига?
– Будем искать поселения на Северском Донце. Но только старинные. Заодно разведаем, где именно строители Страны Советов старый мир разрушали, чтобы свой новый мир построить. Ты со мной?
Глава 4. Архив
Архив встретил библиотечным запахом и затылком явно женской головы с гулькой из седых волос. Туловище было небольшим и состояло из квадрата с торчащими из него нижними конечностями. Одето туловище было в длинную коричневую юбку и пиджак из того же материала. Верхних конечностей видно не было вовсе. Оставалось надеяться, что они всё же есть, просто скрыты от нашего взгляда и находятся где-нибудь за туловищем.
Весь организм женщины дислоцировался у окна приёмной Облархива и, судя по чавканью, был занят активным поглощением пищи. Голова, в ответ на наше дружное приветствие, кивнула и глухо промычала:
– Мугу…
Туловище не двигалось, а чавканье продолжалось с прежней интенсивностью. Вовка почему-то поприветствовал её ещё раз и, переведя взгляд на меня, недоумённо пожал плечами. Повисла неловкая пауза в нашем, не успевшем начаться, диалоге.
В помещении было тихо. На обшарпанном столе архивного работника блестел глянцем старый дисковый телефон. Рядом лежала какая-то серая канцелярская книга, с привязанной к ней дешёвой китайской ручкой. На стене кварцевые часы издавали мерное тиканье, которое эхом разносилось по абсолютной тишине помещения государственного учреждения.
Я решил, что прождали мы уже достаточно долго, и едва решился на вопрос, как вдруг прямоугольное туловище начало осуществлять медленное вращательное движение вокруг своей оси против часовой стрелки.
Руки были! У меня отлегло от сердца… Одна из них держала чашку, а другая совершала «вытирательные» движения о полу коричневого пиджака. В голове был рот, и он жевал. Глаза тоже были, и они смотрели на меня, а я, впервые в жизни, ощутил на себе действие телепатии.
Мысли архивного секретаря стремительным потоком вливались в мозг и яркими красками рисовали картину следующего содержания: «Мы с моим другом Вовой – ничтожнейшие создания, ничего не смыслящие в процедуре регистрации запросов от граждан, и даже не подозревающие о существовании действующего Закона «Об обращении граждан в государственные учреждения»! Из-за таких вот никчёмностей, как мы с моим другом Вовой, в её жизни нет счастья, а страна разворовывается, и не видно этому беспределу конца и края. И вот мы, никчемные никчемности и ничтожные ничтожности, стоим перед Ней и ПОЛНОСТЬЮ зависим от Её дальнейших решений! ОНА вершит судьбу ничтожеств! И ничтожества справедливо ответят за своё ничтожество перед Ней!».
Заготовленный заранее вопрос застрял где-то между кадыком и голосовыми связками, так и не родившись, а женщина – назовём её так – показав всем видом, что никакого интереса к нам не испытывает, медленной походкой подошла к столу, присела, уставилась на телефон и, стараясь выковырять языком застрявшую между зубов еду, сухо и громко проскрежетала:
– Слушаю!
Я стал лихорадочно вспоминать для чего мы сюда вообще пришли. Вовчик тоже молчал, наивно надеясь, что я шокирован в меньшей степени и смогу достойно сформулировать суть наших интересов. В итоге образовалась пауза. Архивариус цокнула языком, облокотилась о столешницу и, сцепив пальцы в замок, уставилась на нас с Вовкой.
Зря она это сделала. От этого её взгляда мы с другом совсем растерялись и напряглись.
Истерично зазвонил телефон. Хотя, возможно телефон просто зазвонил, и никакой истерики на самом деле не было. А если и была, то бушевала она исключительно внутри нас с Вовкой. Но мне показалось, что звон, будто молния, прорезал и без того наэлектризованную тишину государственного учреждения. Вовка тоже подпрыгнул от неожиданности. Женщина же оставалась спокойной, как квадратный удав. Она неторопливо сняла трубку и поднесла её к уху, бросая на нас обжигающий взгляд. Я отошёл в сторону, Вовка попятился следом за мной.
– Архив! – заскрипела она в трубку, и мне почему-то стало жаль невидимого собеседника. Но в следующее мгновение произошло что-то совсем уж невероятное! На лице женщины, неведомо откуда, появилась настоящая улыбка! Не оскал, не ухмылка, а именно улыбка! Голос тоже изменился и стал немного походить на женский. – Привет, дорогуша. Мда… Мда…
Мы с Вовчиком переглянулись и без слов поняли, что не всё потеряно, и на наше, казалось бы, безвыходное положение всё ещё можно и нужно влиять.
Пока женщина говорила с подругой о своей нелёгкой жизни, у нас было время окончательно прийти в себя и сделать правильные выводы.
– Тут в соседнем здании есть магазин продуктовый. Дуй туда, купи коробку конфет, – я вручил Вовке купюру и хлопнул по плечу. – Можешь ещё банку кофе захватить. И шоколадку! И в пакет всё обязательно! Только не в прозрачный.
– Обижаешь, – ответил друг и пулей выскочил за дверь.
Через полчаса мы уже снимали копии со старинных карт, а милейшей души архивный работник, заботливо хлопочущая вокруг нас, участливо предлагала ознакомиться с оригиналами «Плана генерального межевания» нашей губернии.
Выйдя из здания архива, я отыскал взглядом стоматологическую клинику, и за руку, как ребенка, потащил Вовку в её сторону. Тот не сразу прочувствовал коварный замысел. Хотя и пытался сопротивляться, но всё же шёл. И только когда мы вплотную подошли к крыльцу клиники, и до него, наконец, дошло чего я добиваюсь, он вырвался и торопливо засеменил в противоположном направлении.
Я остался стоять на месте, а Вовчик отошёл от меня на безопасное расстояние, обернулся и, глядя круглыми глазами, демонстративно отрицательно замотал нечёсаной головой.
Безмолвный диалог длился недолго, и я решил, что слишком резко принялся действовать. Надо было менять тактику.
– Ну, хорошо. Тогда начнём с парикмахерской…
На поезд меня провожал чисто вымытый, гладко выбритый, стриженый и надушенный молодой человек в новых лаковых туфлях, фирменных джинсах и модной рубашке с позолоченными запонками. Хронического пьяницу в нём выдавала лишь лёгкая припухлость лица и жуткие чёрные зубы, которые исправлять было уже просто некогда.
Я пообещал, что за неделю улажу в столице дела со студией и сразу же вернусь, чтобы закончить его преображение. Он, в свою очередь, пытался меня заверить, что твёрдо решил завязать с выпивкой, начать новую жизнь и всё такое прочее. Я ему не верил, но делал вид, что рад такой решительности. Напоследок оставил ему визитку и разрешил звонить в любое время. Он сказал, что будет звонить каждый вечер.
Так и расстались. Я уехал на полгода, нарушая обещание вернуться через неделю, а Вовка так ни разу и не позвонил.
Глава 5. Точки
Зато за это время мне удалось тщательно изучить каждый сантиметр снимков карт и планов, а также более скрупулёзно отнестись к переводу текста послания, которое удивительным образом сохранилось в моих старых школьных тетрадях.
В итоге выяснил, что клад был закопан на дне оврага или небольшого водоёма, который располагался между устьем Северского Донца и скифским курганом. Оставалось отмерить два километра (это и есть 3000 аршинов) от реки, и на этом расстоянии искать по карте углубления и водоёмы. Ну и заодно выяснять, где по берегам стоят курганы.
Казалось бы, всё просто и ясно: вот курган, вот река, вот между ними озеро или ямка. Если всё сошлось, значит, скорее всего, там и есть клад. Но не тут-то было!
Как оказалось, скифы эти были ребятами весёлыми и непоседливыми, поэтому кочевали где зря со своими семьями и стадами, не стесняясь обижать всех, кто попадался на пути. Обидели, отобрали всё что смогли, отпраздновали и дальше поехали самоутверждаться. В общем, жизнь не скучная даже в своём однообразии.
Но обижать получалось не всегда, и огребать, в таких случаях, приходилось по полной программе. Получили заслуженных тумаков, и ну давай хоронить своих героически погибших воинов вместе с лошадьми и оружием заодно! Вот только, как уже говорилось, народ был весёлый, а значит, просто ямку выкопать и похоронить по-человечески было для них слишком просто – это ж скукотища-то какая! Скифы находили самый высокий холм в округе, тащили туда убитого героя и на самой его вершине аккуратненько прикапывали вместе с верным конём. Так образовывался курган.
Всё бы ничего, да только уж очень любили эти самые ребята по брегам рек бегать. А отхватывать конкретных тумаков, видимо, только на берегах и получалось, так как в пятикилометровой зоне по Северскому Донцу я насчитал десятки таких могил. Водоёмов в промежутке между курганами и рекой тоже хватало. Сузить круг поиска удалось лишь благодаря старинным картам, на которых были отмечены населённые пункты, расположенные поблизости от курганов. В одном из них мог жить тот самый заботливый и предусмотрительный папаша.
Круг-то сузился, да только мест таких всё равно выходило приличное количество, а значит, ждало нас с Вовкой лето, полное приключений настоящих кладоискателей.
Оставалось только этого лета дождаться, и надеяться на то, что Вовка его тоже дождётся или хотя бы позвонит. Но он, почему-то, не звонил. Ни разу за полгода.
Я испытывал чудовищное чувство вины за то, что не вернулся к тонущему в алкогольной зависимости другу. Пару раз даже хотел отменить важные дела и рвануть на вечерний поезд… Но вечно появлялись какие-то ещё более неотложные встречи, ещё более перспективные контракты, а то и просто налоговые проверки, которые никак не отпускали домой.
Ну, а отсутствие телефонных звонков от Вовки подтверждало самые грустные прогнозы. Я был просто уверен, что он снова запил.
Как-то зимним вечером, сидя перед телевизором в любимом кресле, я переключал каналы и наткнулся на новостной сюжет о родном городе. Привлекательная молодая корреспондентка, стоя на фоне нашего дома, хорошо поставленным голосом сообщала о страшной трагедии, случившейся в соседнем дворе. На последнем этаже элитного новостроя прогремел взрыв. Полностью сгорела квартира одного весьма успешного бизнесмена, славящегося своими активными инвестициями в инфраструктуру города, меценатством и благотворительностью. Сам бизнесмен погиб. Официальную причину трагедии пока не называли, однако по предварительным данным ею стала банальная утечка газа.
Также сообщалось, что в последнее время Бреславский Игорь Генрихович – так звали погибшего – конфликтовал с рядом сомнительных лиц, которые за последний год осуществили серию рейдерских атак на ряд крупных торговых и производственных объектов, находившихся в собственности бизнесмена.
Раньше я много слышал об этом человеке. О его весьма солидных капиталах, о большой нелюбви к коррумпированной власти… Я даже как-то встречался с ним лично. Это было на презентации нового альбома одной весьма популярной певицы. Она записывалась у меня на студии, а Бреславский был то ли каким-то её родственником, то ли спонсором. Тут уж не знаю.
Приятный человек с умным взглядом и аристократичной внешностью. За ним всюду слонялись два широкоплечих телохранителя. Сам он ничем не выказывал того высокомерия и надменности, которые так присущи людям, быстро разбогатевшим в девяностые годы. Мы с ним перекинулись тогда парой ничего не значащих фраз, о чём-то пошутили и всё. Но, отчего-то, он мне сразу понравился. Чувствовалось в этом человеке что-то значительное и не пустое.
Каждый раз, когда в новостях говорили о его бизнесе или о нём самом, я старался проявлять внимание. И, судя по тому, что о нём говорили, человеком Бреславский был и в самом деле неплохим.
И вот теперь сообщили, что его не стало. Я искренне сожалел и даже коньяку себе налил. Но по-настоящему, конечно же, не горевал, а, скорее, просто погрустил и впервые в жизни задумался о той самой бренности бытия. А ещё подумал: как там Вовка? Жив ли?
О том, что и этот взрыв, и это сообщение я буду вспоминать спустя полгода, я, конечно же, не догадывался. А если бы знал, при каких обстоятельствах мне придётся это вспоминать, то налил бы ещё не один бокал коньяка.
В апреле, когда сезон студийных работ подошёл к концу, я, наконец, смог плюнуть на всё и вернуться в родной город. Ехал с единственной целью – снова найти Вовку и вернуть его к нормальной жизни. Вот только моим благородным планам было не суждено сбыться уже никогда. Беспробудного пьяницы и алкоголика Вовки не стало.
