Сергей Трахимёнок
Когда хвост виляет собакой
– Но ведь есть и умные, – возразил Аблай.
– Есть, – сказал Савва, – эти рассуждают следующим образом: все это фигня, игра биржевиков, но дураки-то найдутся и будут ее скупать, создавая дефицит, а я останусь ни с чем. И умный тоже спешит закупать туалетную бумагу. Этот прием называется самосбывающимся прогнозом.
– Так давайте будем объявлять нашего кандидата победителем, – сказал Наиль.
– Давайте, – поддержал Савва, – не столь прямо и не столь в лоб. Сначала мы даем в печать некую сложную схему, по которой мы якобы подсчитываем рейтинг участников. Потом будем давать сам рейтинг. И только после этого будем утверждать, что наш кандидат безусловный победитель этой гонки, потому что…
– Что? – совсем запутался Аблай.
– Потому что… на этом сегодняшний ликбез заканчивается, – сказал Савва. – Теперь каждый работает по своему плану. Наиль, задержись, ты мне нужен для конфиденциального разговора. – Савва протянул журналисту деньги: – Смотаешься на улицу Абая, дом пять, квартира двадцать три.
– И что там?
– Там живет наш политтехнолог. Зовут его Николай Егорович. Запомни. Он не любит, когда к нему обращаются по-другому. Николай Егорович.
– Савва, да что я, валенок, с первого раза запомнил.
– В общем, возьми ему пожрать и, если будет заказ, удовлетвори его, то есть сбегай в маг. И будь внимателен, явку не провали.
– Все путем!
Наиль ушел, а Савва занялся своими делами, пока его не пригласила к телефону Елена.
Звонила Шолпан.
– Я так и не дождалась обещанного номера машины, – сказала она вместо приветствия.
– Ну и прошло-то всего ничего, – стал оправдываться Савва.
– И тем не менее.
– Мне продиктовать или отправить водителя?
– Мы договаривались с вами… – произнесла Шолпан, не закончив фразы, но именно в незаконченной части был заключен смысл, который вложила в нее следователь.
Чертыхаясь, Савва спустился вниз, уточнил у водителя номер машины ГАИ и дал команду везти его в прокуратуру.
Шолпан ждала его в своем кабинете. Савва молча протянул ей пол-листа, на котором был записан номер машины. Шолпан отложила его на край стола и сказала:
– У меня к вам еще несколько вопросов.
Савва пробыл в кабинете полчаса, а уходя, с удивлением поймал себя на мысли, что протокола Шолпан не вела.
День прошел в обычных хлопотах. Ничего нового не дал им и следующий день, во всяком случае до обеда. А после обеда ему позвонил Нуртай.
– Пошли Наиля к Николаю, – сказал он.
Савва отозвал Наиля в сторонку и, как и накануне, передал деньги для Николая Егоровича:
– Адрес ты знаешь.
– Да он что, проглот? Я ему вчера дня на три наносил.
Савва пожал плечами: не ко мне разговор.
Наиль уехал, а через час Нуртай позвонил снова и пригласил Савву на «конспиративную» квартиру, где проживал Николай Егорович.
Дверь ему открыл Баян.
Он молча кивнул на комнату. Савва вошел и увидел привязанного к стулу Наиля.
– Ты спрашивал, кто у тебя крыса, знакомься, – сказал Нуртай.
Наиль молчал, правая сторона его лица была красной. Савва вспомнил, что Баян левша.
– Выйдем, – сказал Савва Нуртаю.
Они ушли на кухню, а место в комнате с Наилем занял Баян.
– Как ты его вычислил? – спросил Савва.
– Весьма тривиально, – ответил Нуртай, – я просил тебя отправить нашему мнимому технологу твоих Аблая, Рубена, а потом и Наиля. Всем ты сообщал разные имена и отчества, а я контролировал выход информации. Но если первые так и пропали втуне, то последний проявился. Поскольку у меня в штабе Касымбаева свой человек…
– А может, это случайность?
– Нет, когда твой Наиль пришел на квартиру, мы спросили его, где технолог? Он, конечно, испугался, одно дело просто стучать, другое дело, когда после твоего стука похитили, а то и убили, как первый раз, человека.
– И где же ваша подсадная утка?
– Да кто его знает, наверное, дома, он попросился родных навестить. Это наш новый кандидат на работу.
– А Наиль так и думает, что наши оппоненты его похитили и убили?
– Ну да, иначе бы он не признался в том, что работает на команду Касымбаева.
– И что будем делать с ним?
– Я думаю, мы возьмем его на понт, а потом ты его спасешь.
– Спектакль?
– Да, но спектакль нужный или ты хочешь избавиться от него?
– Нет, менять его сейчас, как коня на переправе.
– Ну, тебе виднее. Они вошли в комнату, где находились Баян и Наиль.
– Ты понимаешь, что тебе никто не поможет? – спросил Нуртай. Наиль кивнул.
– У тебя есть шанс, – произнес Нуртай и вместе с Баяном вышел из комнаты.
– Как так получилось? – спросил Савва Наиля.
– Сам не знаю, сначала были деньги, а потом, когда я заартачился, мне напомнили о моей семье, детях…
– Понятно.
– Не сдавай меня, Савва, если хочешь, я выступлю с разоблачениями…
– Это…
В комнату вошли Нуртай и Баян. В руках Баяна был синтетический шпагат-удавка. Он поигрывал им, поглядывая на Наиля, словно ожидая команды от Нуртая. Затем он зашел за спину Наиля, но не накинул шпагат на шею, а мастерски заклеил ему рот скотчем и только потом накинул удавку.
Ужас проявился в глазах Наиля, он дернулся, попытался закричать.
– Оставьте его в живых, – произнес Савва и вышел из комнаты.
11
На утреннюю планерку Савва опоздал, но сделал это специально, надеясь, что к его приходу вся группа будет в сборе. Однако ошибся. Наиля не было.
– Наиль звонил, – сказала Елена, – у него какие-то проблемы, но чуть позже он появится.
– Прекрасно, – произнес Савва.
– Что уж тут прекрасного, – заявил Рубен, – коллеги пашут, а у него проблемы.
– На чем мы вчера остановились? – уточнил Савва.
– На самосбывающемся прогнозе, – сказал Аблай.
– Мы не остановились, мы разобрали самосбывающий прогноз. А сегодня мы коснемся еще одного приема. Называется он – вызов. В чем его суть? Аблай и Рубен молчали.
– Вызовы бывают разные, нам любопытны вызовы как провокации, – продолжал Савва.
– Например? – сказал Аблай.
– Например, Аблай – вор…
Аблая, который не сразу врубился в пример Саввы, бросило в краску.
– Я… – произнес он растерянно.
– Да это он, к примеру, – успокоил его Рубен.
– Вот это и есть вызов, – произнес Савва. – И Аблай должен на него отреагировать, то есть принять вызов. Такие вызовы широко используются уголовными авторитетами для управления теми, кто ниже их в криминальной иерархии. Кого-то обвиняют в поступке, который позорит его как члена криминального сообщества. Опозоренный должен ответить.
– То есть его спровоцировали на действие, на доказывание того, что он не тот, кем его назвали? – начал уточнять Рубен.
– Да, – сказал Савва.
– А если он не клюет, тогда окружение начинает говорить, что у него отсутствует гордость, честь, достоинство. Так? – продолжал Рубен.
– Да, – произнес Савва, – его начинают подзуживать. А слабо ответить? Так?
– Так, – согласился Аблай.
– Ага, – сказал Рубен, – подталкивают, говорят: тварь ты дрожащая… А он: нет, я право имею.
– В шестидесятом году, – произнес Савва, – вышла книга некоего Тедди Уэйта «Деланье президента». В ней много чего любопытного для нас. В частности, автор утверждал: «Нам не интересно, что они говорят, нам интересно, чего они недоговаривают».
– Кстати для разрядки, – сказал Рубен, – анекдот. Ходит по берегу реки Герасим, держит Муму на руках, волнуется. Муму понимает это и говорит ему: «Ох, Герасим, ты чего-то мне не договариваешь».
– Рубен, – ты вроде философ, – а этот пошлый анекдот рассказывают филологи-абитуриенты. Причем я заметил одну закономерность: те, которые его рассказывали, все провалили вступительные.
– Ну, извини, Савва, сорвалось.
В это время раздался стук в дверь. Все замолчали. Елена поднялась из-за стола и пошла открывать. На пороге стоял Наиль.
– Мне можно? – спросил он.
– Нет, нельзя, – съехидничал Рубен, – мы тут пашем, а он опаздывает.
– Входи, – сказал Савва и, чтобы успокоить Наиля, добавил: – Елена сказала, что у тебя какие-то проблемы. Мы можем помочь?
Наиль затряс головой в знак отрицания, а потом прошел к столу и сел на свое место.
– Ты чего сегодня такой взъерошенный? – спросил его Рубен.
– Тебе же сказали, что у него проблемы, – вмешалась Елена.
– Нет у меня никаких проблем, – зло отрезал Наиль.
– Ну, хватит вам, – отеческим тоном произнес Савва, – это всего лишь опоздавший Наиль, а не явление Христа народу. Все засмеялись, шутка показалась остроумной и к месту.
– Кстати, а почему наша безопасность не приходит на наши планерки и ликбез? – спросил Рубен.
– Ты чего-то сегодня совсем расшалился, – заметил Савва, – анекдоты травишь, про безопасность вспомнил. Ты его еще Баяном назови.
– А он не Баян?
– Ну, ты совсем заигрался, его фамилия Толстопятов.
– Да-а, – протянул Рубен, – мог бы вляпаться.
– Разумеется, – сказал Савва, – но продолжаем ликбез…
– Да-да, – вдруг включился в обсуждение Аблай, – психологи утверждают, что человек, если не видит явления объемно, испытывает психологический дискомфорт и либо пытается узнать его целиком, либо домысливает недостающие части.
– Этим страдают женщины. Не видя истинных причин, например, отсутствия мужа дома, они домысливают по-своему: мол, он не на работе, а с другой дамой, – заметил Рубен.
– Верно, – сказал Савва, – и здесь следует добавить, что темная, неизвестная, сторона интересней светлой, известной и позитивной. Это и есть зона Уэйта. Чем она может быть полезна нам?
– То есть как мы ее будет использовать?
– Да.
– Очень просто, один из способов – это организация утечки информации. Именно такая информация интересна электорату. Для него новостью является не то, что говорит, к примеру, кандидат, а то, чего он не говорит. Не говорит, значит, утаивает, – сказал Рубен.
– Это общие слова, а применительно к нашей ситуации? – поставил вопрос Савва.
– Или, к примеру, опоздал сегодня наш пунктуальный Наиль, а мы обвиняем конкурентов в том, что они его похитили и пытались завербовать. Как? – произнес Рубен. Все посмотрели на Наиля, а он, несмотря на смуглую кожу, побледнел.
– Ну, хватит, – вмешалась Елена, – это уже похоже на травлю.
– Да мы же шутим, – произнес Рубен.
– Вот именно, – откомментировал Савва, – мы, сами того не предполагая, приблизились еще к одному приему политтехнологов. Как он мог бы называться?
– Раздувание темы, – ответил Рубен.
– Верно, – сказал Савва, – а в какой форме его можно применить?
За столом снова возникла пауза, а поскольку она затягивалась, Савва ответил сам:
– Все очень просто. На повестке дня стоит…
– Как просто, – поддакнул Аблай.
– Тема, которую мы ставим на повестку дня, – это и есть раздуваемая тема. И, значит, нам нужно создать повестку дня на период выборов, выделить несколько тем и постоянно их озвучивать, – подытожил Рубен.
– Да, – согласился Савва, – на сегодня достаточно, на завтрашний ликбез каждый приносит в клюве пару-тройку тем, актуальных для Елактау. Наиль, есть разговор.
Савва вышел с Наилем на улицу.
– Спасибо, – сказал Наиль.
– Проехали, – ответил Савва, – завтра представляешь на наш суд очередную главку детектива, ну и пару тем тоже с тебя. Никаких тебе скидок давать не буду, твой стресс – это твой стресс.
– Спасибо, – повторил Наиль.
В это время открылось окно второго этажа, и Елена показала Савве рукой на трубку телефона. Савва поднялся в офис. Звонил Нуртай.
– Появился твой сотрудник? – спросил он.
– Да, – ответил Савва.
– Я думаю, ты принял правильное решение, теперь это будет самый преданный чел в твоей команде, а закончатся выборы, мы его судьбу решим окончательно…
– Лады, – ответил Савва, – а эпопею с псевдотехнологом будем продолжать?
– Нет, он свою роль сыграл.
12
День шел к вечеру, казалось, ничего необычного он не принесет, как Савве позвонила Шолпан.
– Кавалер, – сказала она, – вы забыли, что пригласили меня сегодня на ужин в «Жемчужину Елактау»?
– Я пригласил? – возмутился Савва.
– Понятно, биржа вытравила из тебя все, о чем мы говорили, – сказала Шолпан.
Действительно, нет ничего надежнее, чем связать собеседника знанием истин или положений, близких его сердцу. Он не мог даже подумать, что эта женщина, следователь в форме стюардессы, так детально знает О. Генри. Ну как ей после этого не простить откровенную ложь, а если уж не простить, то просто перевести сказанное в другую категорию смысла – женскую хитрость, которая, как известно, ложью не признается обеими сторонами гендерных отношений.
– А мы точно определили время и место? – спросил Савва.
– Я как юрист не могла ошибиться. И время, и место – суть элементы объективной стороны состава преступления.
– Ни фига себе, – удивился Савва, – живешь, живешь на белом свете…
– И все в долгу, и все в ответе, – продолжила юрист Шолпан, окончательно добив этим филолога Савву.
Напряжение последних дней, а еще и история с Наилем выбили его из привычной колеи, и он подумал: действительно, а почему бы и не расслабиться?
– С местом мы прояснили, – сказал он, – а как со временем?
– Двадцать ноль-ноль, – отчеканила Шолпан, – столик заказан.
Водитель привез Савву к «Жемчужине» ровно в восемь. Но Шолпан еще не было. Однако Савва не обиделся. Даже восточная женщина должна позволить себя ждать. Официант убрал со столика табличку «зарезервировано», бросил на стол меню и исчез, понимая, что заказ будет сделан после того, как за столик сядет еще кто-то. Не в традициях «Жемчужины» заказывать столик на одного.
Через пятнадцать минут появилась Шолпан. Савва встал со стула, поцеловал ей ручку, усадил напротив себя и подвинул к ней меню.
Шолпан раскрыла меню и окинула его взглядом.
– Два вопроса, – сказала она, – на каком языке будем говорить и какую кухню заказывать?
Савва чуть усмехнулся, что не ускользнуло от внимания Шолпан.
– Я сказала что-то смешное?
– Нет, – нашелся он, – просто я не представлял, что ты придешь в платье.
– То ли ты хитрец, то ли у тебя позднее зажигание. И все же?
– Говорить будем по-русски, – сказал Савва, – я не силен в казахском.
При этом он широко улыбнулся, вспомнив, как она сформулировала фразу про кухню. Правильней было сказать, блюда какой кухни заказывать.
– А яства?
– Заказывай ты, – сказал он, – полностью отдаюсь твоим вкусам.
– Хорошо, – ответила она и, оторвавшись от меню, подняла голову.
Словно ожидая ее заказа, моментально появился официант, стройный молодой человек в черном костюме, белой рубашке и с галстуком-бабочкой. Он согнулся перед Шолпан в почтительном полупоклоне:
– Метрдотель поручил мне обслуживать вас в течение вечера.
Шолпан еще раз заглянула в меню и сказала:
– Пожалуйста, нарезку овощей и жаркое по-татарски.
– А почему не по-казахски? – улыбнулся Савва.
– Потому что такого блюда нет.
– Нет вообще или в меню этого ресторана?
– Нет вообще.
– А что будете пить?
– А что есть?
– В меню вложена винная карта, – подсказал официант.
– Красное бордо, – сказал Савва.
– Это твое излюбленное? – спросила Шолпан.
– Нет, просто под жареное красное мясо необходимо красное вино.
– Ты разбираешься в винах? Хотя да, ты же учился в столице.
– Хороший ответ, – сказал Савва, – я именно учился в столице, а не ходил по кабакам. И учился я в советские времена, да еще в эпоху тотального дефицита. Но кое-что усвоил, например, красные терпкие вина подаются к красному мясу. Белые – к курице и рыбе.
– Я уже удивлялась тому, что твой отец, технарь по образованию, позволил тебе учиться не по профилю… Это был твой выбор или акция протеста?
– Нет, все иначе, у меня в школе был классный преподаватель русского языка и литературы. Он меня этим и заразил. И я уже ничего больше не видел вокруг себя, да и в себе я видел только это.
Официант принес приборы, открыл бутылку вина, расставил бокалы, наполнил их.
Бордо действительно было терпким и сразу возбуждало аппетит. Приятное состояние опьянения охватило Савву. Тут принесли салат и жаркое по-татарски.
– Приятного аппетита, – сказал Савва. – Ас болсын, – по-казахски ответила Шолпан, – привыкай к будущему государственному языку.
Начали есть. Вскоре Шолпан поинтересовалась:
– А вино мы будем пить вслед за тостами или как приложение к мясу?
– А как Бог на душу положит, – сказал Савва, – но если второй вариант приятнее желудку, то первый – душе. Итак, тост за вами.
– Мы снова вернулись к официозу.
– Прости, автоматически получилось.
Шолпан подняла бокал на уровень глаз и произнесла:
– За элиту маленького, но гордого государства Елактау.
Она чокнулась с бокалом Саввы, а затем отпила немного вина из своего бокала. Оркестр, который появился в десять вечера и долго настраивал инструменты, наконец-то заиграл вальс.
– Кавалер, вы могли бы пригласить даму на тур вальса.
– Шолпан, – Савва впервые назвал ее по имени, – я не танцую вальс, а также быстрые танцы.
– Почему?
– Потому, что в детстве меня этому не научили.
– А танго?
– Ну, если оно будет белым, тогда все как в кино о гангстерах.
– При чем тут гангстеры?
– При том, что от такого предложения я не могу отказаться.
– Ну, тогда я подожду танго.
Шолпан поднялась из-за стола, подошла к музыкантам и что-то им сказала. И следующим танцем было танго. Савва топтался с Шолпан посередине зала, в месте, которое называется танцполом.
Закончился танец, Савва проводил девушку к столику. И только тут обратил внимание, что их фотографируют.
Внутренне выругавшись, Савва сел за стол. Настроение было испорчено. Он начал понимать, что фотографированием этот вечер не закончится.
К столику подошел официант и сказал на ухо Савве:
– Вас ждут в мужской комнате.
– Я сейчас, – произнес Савва и поднялся со стула.
Он пересек зал и вошел в коридор, в конце которого увидел того же человека с фотоаппаратом в руках. Сбоку шевельнулась портьера, и он почувствовал, что кто-то стремительно движется к нему. Савва едва успел поднять руки на уровень головы и тем смягчил удар. Но с ног его сбили. Затем он получил удар ногой по ребрам.
Опыт детдомовской жизни мгновенно вернулся к нему, и Савва свернулся калачиком, прикрывая голову руками. Но его больше не били, а вверху продолжалось какое-то движение, потом кто-то очень сильный поставил его на ноги. Савва открыл глаза. Перед ним на полу лежали молодой казах и фотограф, а Баян вытаскивал у последнего из аппарата пленку. После того как пленка была извлечена, Баян одной рукой поставил фотографа на ноги и наладил ему такого пинка, что тот пролетел коридором и скрылся за портьерой.
– А этого, – раздался голос Нуртая сзади Саввы, – мы возьмем с собой.
– Как вы здесь оказались? – спросил Савва.
– Стреляли, – произнес Баян.
– Завтра объясню, – ответил Нуртай, – а сейчас садись со своей дамой в машину, разъезжайтесь по домам – и не сопротивляйся, это приказ Ата-аги.
13
Утром сквозь сон он услышал фразу, которую никто не мог произнести в его квартире:
– Обстановка у тебя более чем скромная.
Савва не сразу сообразил, что это говорит Шолпан. Он открыл глаза и увидел ее рядом с собой. Но не это поразило его в большей степени, а то, что на ней был роскошный розовый пеньюар.
– Где ты это взяла? – спросил он.
– В сумочке, – ответила она, – там у меня еще зубная щетка и некоторые принадлежности, о которых тебе знать не надо. А вообще воспитанные мальчики, когда проснутся, говорят своим невестам: доброе утро.
– Доброе утро, – произнес Савва.
– Ну вот и прекрасно, этим ты показал, что ты воспитанный мальчик, а я твоя невеста. Чего молчишь?
– Неожиданно как-то.
– Ничего привыкай, – бесцеремонно заявила она, – я по утрам пью кофе.
– А я утром не завтракаю, – сказал Савва, окончательно проснувшись и разозлившись.
Он сходил в ванную, побрился, почистил зубы. Вернувшись в комнату, не нашел Шолпан, однако по звяканью приборов на кухне понял, что она там уже хозяйничает. Одевшись, прошел на кухню.
Шолпан в своем вечернем платье разливала чай в две пиалы.
– К чаю ничего не будет, – сказала она, – холодильник у тебя пустой.
Она села за стол и по-хозяйски предложила ему место напротив. В это время с улицы раздался клаксон автомобиля.
– Это меня, – сказал она, – мне еще переодеться и на службу.
– У тебя служебный автомобиль?
– Это автомобиль моего папы. Не провожай меня, – сказала она, понимая, что он не намерен ее провожать. – Когда мы с тобой снова встретимся?
Ему очень хотелось сказать: никогда. Но он произнес:
– После выборов.
Когда она ушла, он взглянул на часы, вылил обе пиалы в раковину, оставил их там немытыми и, закрыв квартиру на ключ, вышел во двор. Водитель уже ждал его. Начинался новый день беспокойной кампании по выборам президента Елактау, или Республики Белых Гор.
По дороге и в офисе Савве очень хотелось позвонить Нуртаю и спросить, что же вчера приключилось в ресторане и где корни сего происшествия. Но он сдержался, звонить не стал и начал, как обычно, с политтехнологического ликбеза.
– Какие ассоциации у вас вызывает позднее Средневековье? – спросил Савва.
– Просвещение, – коротко резюмировал Наиль.
– Логично, – похвалил Савва, – с него и начнем.
– Какую оценку вы можете дать такому явлению, как Просвещение?
– Разумеется, положительную, – сказал Рубен.
– Не было бы Просвещения, не было бы нас, – добавил Аблай.
– А вот некто Хабермас по имени Юрген, довольно известный в Европе социолог, заявил, что Просвещение – главная проблема современности. Нацистские лагеря – это следствие и закономерный итог Просвещения.
– Круто, – заметил Рубен.
– Наверное, круто, – продолжил Савва, – а далее еще интересней. Единомышленники Хабермаса полагают, что Просвещение выступает в качестве сопроводительной стратегии некой инстанции, преследующей свои экономические и политические цели.
– Тут поподробнее, – сказал Аблай и даже потряс головой, чтобы понять, о чем говорил Савва.
– Когда разворачивается определенная стратегия, субъекты должны быть приведены к некоему общему знаменателю или включены в определенную страту, в которой должны играть свою роль. Они должны освоить определенную модель поведения со своими параметрами, внутри которых субъект якобы свободен и активен. Для того чтобы такое включение стало возможным, с субъектом необходимо вступить в контакт.
– А-а, – произнес Аблай, – понял наконец.
– Правильно понял. Для этого нужен общий язык, общая знаковая система. Обучение этому языку само по себе предварительная работа. Вступление в контакт и навязывание определенной модели поведения строится через систему вызовов. Субъект ставится перед чем-то (факт, информация, вопрос, действие), на что он не может не отреагировать.
– То есть он должен действовать.
– Не всегда, иногда достаточно реакции в нереакции.
– Это как? – спросил Аблай.
– Если человек знает язык, на котором к нему «обратились», он не может не понять, о чем ему говорят… Он вынужден что-то предпринять в ответ на вызов. Но вся гамма реакций учтена и поддается контролю. Главное, чтобы субъект не повел себя непредсказуемо. Но на это способен тот, кто вообще не знает языка и не понимает вызова-сообщения. Такого человека нельзя поставить в ситуацию выбора. У него не задействуются решимость и воля и он не испытывает вины за невыбор. – Он просто не понимает, что происходит, – констатировал Рубен.
– Сообщение не касается ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Человек живет так же, как жил. Подтверждая формулу Винштейна: «То, чего я не знаю, меня не интересует».
Чтобы быть способным ответить на вызов, провокацию, человек должен принадлежать к единому символическому полю, в нем должно быть то, на что может быть направлена провокация. Даже неответ со стороны субъекта – это тоже реакция, оставляющая в нем шрам, вину при условии, если провокация достигла цели.
Классический идеализм предполагает, что символическое всегда присутствует в субъекте виртуально, поэтому обучение и строится на провокациях, на вытягивании этого виртуального, на развертывании его из «в себе» в «для себя».
Таково искусство маевтики Сократа.
– Что такое? – спросил Аблай.
– Повивальное искусство, – шепотом пояснил ему Рубен.
– Сократ сравнивал себя с повивальной бабкой, помогающей внутреннему появиться вовне. И именно Сократ использовал для этого метод вызовов – вопросов – провокаций. Что тут главное? – Савва сделал паузу.
– Способ, которым организуется провокация? – предположил Рубен.
– Не совсем. Педагог, который ведет ребенка, организуя систему вызовов и провокаций, должен иметь некий ориентир, цель, заранее заданный образ.
– А, я понял, – заявил Аблай, – и достигший такого образа считался образованным.
– Да, – подтвердил Савва, – например, римляне, которые не преклонялись перед греческой ученостью, просто брали за образец ученых греков. Разумеется, феномен образованного человека должен предполагать перечень непременных атрибутов.
При подражании и дрессировке человек просто должен копировать модель. «Всякий образованный человек должен знать, уметь, увидеть, прочитать то-то и то-то». Такова формула этой педагогики.
Быть необразованным немодно, непрестижно и даже стыдно. Но, чтобы включить эту мотивацию, предварительно должны быть уяснены символические различия между тем, что можно и не можно, что является высоким, а что низким. И, конечно, должна быть хорошо просматриваемая политическая властная иерархия, а в ней должны быть не хорошие и плохие, а властные, сверхвластные и особо властные. Шло время, появилось христианство, и оно потребовало, чтобы человек соответствовал «образу и подобию Бога».
Когда арабы принесли в Европу греческую ученость, то сформировался новый образ ученого, его ковали университеты с их зубрежкой… В Средневековье образец культурного человека несколько изменился. Он должен был знать античных поэтов.
Власть каждый раз делала «социальный заказ на нужный ей образ». Причем светская власть. Стратегия светских монархов сводилась к требованию: «Все должны уметь читать, чтобы никто не мог сказать, что он не знает законов».
Вот так постепенно мы приблизились к тому, что политическое господство тут главное, а просвещение – сопутствующая вспомогательная стратегия.
Лютер перевел Библию на немецкий. Гус – на чешский. Это способствовало взрыву протестантизма. Но без предыдущей просветительской программы протестантизм не смог бы получить такого распространения.
Эпоха Просвещения была важным этапом в формировании современной системы тоталитарного государства. Когда сформировалась концепция свободы и представительной демократии с ее выборами, тогда и родились тюрьмы, клиники, родилась система физической и интеллектуальной эксплуатации. Тогда же родился образ современного человека.
– И что же он из себя представляет? – спросил Рубен.
В это время раздался звонок. Елена сняла трубку, послушала и кивнула Савве. Савва уже понял, что ликбез на этом закончился. Он поднялся со стула, пошел к телефону. На ходу бросил:
– Продолжим завтра.
14
Звонил Нуртай:
– Нужно поговорить.
– Говори.
– Не получится, Ата-ага потребовал тебя.
– Еду.
Через полчаса он был уже в офисе Чингизова-старшего. В кабинет к нему Савва вошел вместе с Нуртаем.
Чингизов кивнул вошедшим на стулья. Савва и Нуртай сели.
– Что произошло вчера в «Жемчужине»? – спросил Чингизов.
Савва понял, что Ата-ага решил по одному допросить каждого участника вчерашнего происшествия. И, возможно, уже допросил Нуртая.
– Я ужинал вчера в «Жемчужине».
– С кем?
– Со следователем прокуратуры Шолпан Загитовной Исимбаевой.
– В этом была деловая потребность?
– Нет, просто я принял приглашение Шолпан как женщины.
– Да, – произнес Чингизов-старший, – сидит лягушка в луже, ее спрашивает проходящий мимо Чебурашка: теплая ли вода? А лягушка отвечает, что сидит в луже как женщина, а не как термометр.
Савва увидел, как повеселели глаза Нуртая, да и он сам почувствовал некоторое облегчение. Если Ата-ага шутит или пытается шутить, то проступок, по его мнению, не такой уж страшный.
– Вот и я клюнул на то, что она не следователь, а женщина, – сказал Савва.
– А ты посмотрел, что это за женщина?
– В каком смысле?
– Савва, не юли, ты прекрасно знаешь, в каком. Меня не интересуют ее женские качества.
– Ну, конечно, – неосторожно сказал Савва, – они интересуют меня.
Недобрый огонек мелькнул в глазах Чингизова-старшего. Савва понял, что переборщил.
– Ты прекрасно понимаешь, она дочь самого Исимбаева.
– Кто такой Исимбаев?
– Исимбаев – заместитель республиканского прокурора.
– Отец, – сказал Савва, – где он и где я?
– Это так, – произнес Чингизов-старший, – но ты не можешь не знать как начальник команды официальной поддержки меня в качестве кандидата в президенты, что Исимбаев – друг и неофициальная поддержка Касымбаева.
– Но откуда я мог это знать?
– Очень плохо, что ты ухитрился этого не знать. Ты должен был это знать. Нуртай!
– Я получил информацию, что Савву пригласили на какую-то встречу в ресторан. Меня насторожило…
– Его насторожило, – сказал Чингизов-старший, обращаясь к Савве, – а должно было насторожить тебя.
Савва молчал, понимая, что это лучшая тактика в беседе с отцом.
– Меня насторожило, что это была Исимбаева. И я решил подстраховать Савву, – продолжил Нуртай.
– И что было дальше? – спросил Чингизов-старший, хотя он уже знал, что было дальше, и спектакль продолжался для Саввы, который должен был прочувствовать свою вину.
– Дальше я увидел некую суету вокруг Саввы и Шолпан. И понял, что в отношении Саввы готовится провокация. Мы с Баяном ее пресекли…
– Так, – произнес Чингизов-старший, обращаясь к Савве, – теперь ты…
– Меня пригласили пройти в мужскую комнату.
– Кто пригласил? – грозно спросил Чингизов-старший.
– Официант.
– Савва, – еще более грозно произнес Чингизов-старший, – тобой уже командуют официанты.
– Ну, это обычное дело.
– Ни хрена себе, обычное дело. Помнишь, ты озвучивал мне рекомендации твоего психолога. Там был любопытный пункт: чтобы стать президентом нужно быть президентом. Так вот, чтобы стать сыном президента, нужно быть сыном президента. Почему ты повелся на предложение официанта?
– Не знаю, так получилось.
– Ты попался на удочку как последний лох, Так, кажется, это звучит на вашем молодежном сленге?
– Так, – согласился Савва.
– Вот видишь, сейчас ты это понимаешь, а что мешало тебе так же сориентироваться в обстановке вчера?
– Не знаю.
– А должен! Если твои спецы дают мне рекомендации, как себя вести, то и ты должен вести себя так же. – Чингизов повернулся к Нуртаю: – Ну, а теперь твоя версия.
– Я же сказал, – начал Нуртай, – что мы пресекли эту провокацию.
– Как? – спросил Чингизов.
– У фотографа изъяли пленку, а исполнителя вывезли за город и поговорили.
– И что он вам сказал?
– Он выдал нам заказчика.
– И кто он?
– Коллега Исимбаевой по службе.
– Он делал это в рамках служебной деятельности?
– Нет, он поклонник Шолпан и решил убить двух зайцев.
– Так, про зайцев предметней.
– Ну, первый заяц – это чувства, отнюдь не безответные, к Шолпан Загитовне.
– Что значит небезответные?
– У них были отношения, и говорят, что они собирались заключить брак.
