Сергей Трахимёнок
Когда хвост виляет собакой
Роман
© Трахимёнок С., 2022
© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2022
Часть первая
Хвост и собака
1
Машина Саввы подъехала к зданию аэропорта и остановилась на привокзальной площади.
– Выиграем выборы – будем подъезжать прямо к трапу, – помечтал водитель Тырген.
Савва ничего не ответил, выбрался из салона и направился к зданию аэропорта. Рейс уже прибыл, пассажиры ждали багаж у терминала. Это было видно сквозь прозрачное стекло, отделявшее вестибюль порта от зала прилета. Доморацкий появился минут через пять, огляделся, увидел Савву и радостно бросился к нему:
– Привет, брат!
– Привет, – ответил Савва.
– Выиграете выборы… – сказал Доморацкий.
– Будем встречать гостей у трапа, – закончил Савва.
– Нет, – ответил Доморацкий, – будете принимать «Боинги», а не «Яки»…
– Будем, будем, – скороговоркой проговорил Савва, беря у гостя сумку, – тебя в гостиницу или в офис?
– В гостиницу, но через офис.
– Что так?
– Я же эксперт-политтехнолог и прилетел сюда для работы, нужно показать твоей команде, что прибыл и недаром ем свой хлеб. Кстати, сумма моего гонорара, надеюсь, не уменьшилась, пока я добирался к вам?
– Вопрос риторический или конкретный? – отозвался Савва.
– Риторический, риторический, – успокоил Доморацкий.
Они вышли на привокзальную площадь. Турген, увидев шефа с гостем, вышел из машины, подбежал к Савве, взял у него сумку и стал устраивать ее в багажнике, а Доморацкий притормозил, ожидая, пока шофер закроет задник и откроет ему дверку. Савва отметил это и едва заметно усмехнулся, что, в свою очередь, не ускользнуло от внимания Доморацкого, и тот, усевшись в автомобиль, сказал:
– Ты бы мог и сам руководить группой поддержки, входил же в кружок Щедровицкого.
– Знаешь, – ответил Савва, – у нас тут модно говорить, что любой автомобиль – средство передвижения, но престижнее иметь «Мерседес».
– Не понял, это к чему?
– Да все ты понял.
– И все же, – настаивал Доморацкий, – к чему?
– К тому, что ты имеешь ярлык известного политтехнолога, а я нет.
Ответ понравился гостю, но он решил чуть смикшировать свою оценку в глазах принимающей стороны:
– Твои оппоненты тоже из Москвы.
– Да, они из Москвы, а ты аж из самой Америки.
– Но в Америку-то я попал из Москвы.
Турген завел автомобиль и вопросительно посмотрел на Савву.
– Прокатим гостя по городу, – сказал Савва, – а потом в офис.
Водитель кивнул, быстро выехал на шоссе и погнал машину к городу, очертания которого были хорошо видны. Минут через двадцать они остановились у первого светофора.
– Тебе весь город показать или… – произнес Савва.
– Или, – ответил Доморацкий, – центр и административные здания.
– А пошто так? – съязвил Савва.
– Хочу сразу войти в образ…
– Образ чего?
– Образ вашей столицы и страны, – ответил Доморацкий, – вы не обычный субъект распада Советского Союза…
– Да, – подтвердил Савва, – есть у нас своя специфика, но ее вряд ли можно постичь, исследуя архитектуру столицы.
– В принципе, да, – ответил Доморацкий, – но надо же с чего-то начинать.
Они въехали на круг в центре города.
– Вот наше правительство, – сказал Савва, указывая на пятиэтажное здание советской постройки, – а рядом девятиэтажная гостиница «Жемчужина Востока», в ней ты будешь жить.
– Почему «Жемчужина», а не «Звезда»?
– Потому что «Звезда» уже есть в Узбекистане.
Савва хотел пояснить, что и строили гостиницу узбеки, но водитель резко затормозил, и пассажиры увидели стоящих на обочине гаишников. И то был не обычный парный наряд. Сотрудников было четверо, причем двое сразу двинулись к машине, а двое других остались на своих местах и достали пистолеты.
– Ни хрена себе, – произнес Доморацкий, – у в-вас что, в-война?
– Почти, – ответил Савва.
– Проверка документов, – сказал один из гаишников и взял в руки права, которые водитель протянул ему, опустив стекло.
Второй гаишник, словно не видя Саввы, подошел к задней дверке, открыл ее и произнес:
– Ваши…
Доморацкий растерянно шарил по карманам, пока не нашел свой паспорт. Гаишник долго смотрел на первую страницу, видимо, желая запомнить фамилию владельца, а потом спросил:
– Из Москвы?
– Из Америки, – с легким вызовом ответил Доморацкий, который еще не отошел от шока, связанного с такой бесцеремонной остановкой и проверкой.
Гаишник вернул паспорт Доморацкому и отступил от машины. То же сделал напарник. Водитель тронул автомобиль. Остальные милиционеры спрятали пистолеты в кобуры.
– У вас всегда так? – спросил Доморацкий Савву.
– Нет, не всегда, только сегодня, – ответил Савва, – это не просто проверка. Похоже, наши конкуренты решили узнать, кто к нам прибыл… И узнали.
– Ну все равно бы узнали, – словно успокаивая Савву, произнес Доморацкий.
– Не люблю, когда меня опережают конкуренты, – ответил Савва.
– Эт-то точно, – вставил свои пять копеек Турген.
Минут десять все молчали, а потом Доморацкий сказал:
– Долго еще? – ему не терпелось побыстрее оказаться в обстановке, где он хозяин положения.
– Приехали, – ответил водитель, сворачивая с магистрали к небольшой пятиэтажке.
Выйдя из машины, Савва показал рукой дорогу дальше, но Доморацкий, тоже молча, кивнул на багажник. Водитель открыл его, Доморацкий долго копался в сумке, пока не достал черную папку и диск. Папку он сунул под мышку, а диск протянул Савве:
– Это мои лекции в рамках курса культурной политики.
После этого они, оставив водителя, вошли в здание. На втором этаже располагался офис группы поддержки одного из кандидатов на пост президента Республики Елактау Чингизова.
2
В офисе растерянность Доморацкого окончательно прошла, и он снова почувствовал себя главным спецом, которого за хороший гонорар пригласили консультировать группу. Войдя в помещение, он иронически улыбнулся присутствующим, сидящим за большим овальным столом.
– Олег Евстафьевич, – представил гостя Савва и предложил тому сесть в торец стола, а сам стал за спиной у Наиля, одного из членов его команды.
Красивый узбек с тонкими чертами лица по подпольной кличке Наиль-шах имел большие карьерные амбиции. До избирательной кампании он работал журналистом в центральной газете. Но та негласно была рупором Касымбаева, конкурента Чингизова-старшего, и на период выборов Наилю пришлось уйти на вольные хлеба.
– Давайте знакомиться, – произнес Доморацкий, сев на стул и положив перед собой папку, выжидательно посмотрел на Савву.
– Да, да, – спохватился тот, – представляю нашу команду. Рубен – ответственный за рейтинг, социолог, кандидат философских наук. Психолог Аблай ответственный за имидж кандидата и все, что с этим связано. Елена – наш секретарь, архивист, отвечает за весь документооборот. И, наконец, Наиль – журналист нашего ведущего печатного органа, ответственный за работу с прессой.
– Почему я последний? – проворчал Наиль.
– Ты не последний, – сказал Савва, – ты предпоследний, – потому что последним буду я. И я отвечаю за всю кампанию, то есть осуществляю общее руководство.
– Всем нам надо сделать шильдочки, – сказал Доморацкий.
– Что сделать? – не понял Наиль.
– Таблички, – пояснил Савва.
– Это на каком языке, на американском? – язвительно произнес Наиль.
– На польском, – ответил за него Рубен, – если по-американски, то это будут бейджи.
Савва слегка толкнул в спину расшалившегося Наиля.
– Это хорошо, что вы шутите, – заметил Доморацкий, – по мелочам можно, но нельзя зашучивать крупные вещи. Мне приходилось проводить много избирательных кампаний и в бывшем Союзе, и за его пределами. Есть моменты принципиальные, на которых держится сама кампания, и они высмеиванию не подлежат.
– Например? – сделал серьезную мину Наиль.
– Образ нашего кандидата, – сказал, как отрезал, Доморацкий. – Почему здесь не висит его портрет, почему нет его биографии, его достижений?
– Мы еще не успели отпечатать, – оправдался Наиль.
– Вот я о том и говорю, – сказал Доморацкий, – кто из вас участвовал в подобных акциях, поднимите руку?
Руку поднял один Савва.
– Я так и думал, – произнес Доморацкий, – но нет худа без добра, будем работать и параллельно учиться ликвидировать политтехнологическую безграмотность. Начнем прямо сейчас, времени на раскачку у нас нет. Елена, раздайте рабочие тетради. От занятий освобождается только Савва Чингизов.
Гость дождался, пока Елена раздала всем по тетрадке, откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и заученным текстом стал излагать основы, которые, по его мнению, должны из случайных людей сделать политтехнологов.
– Последнее столетие можно назвать столетием торжества манипуляций. Причем на всех уровнях. Но наибольший эффект дают манипуляции на уровне государства и транснациональных корпораций. Как вы думаете, почему?
– Мощное финансирование, – поспешил с ответом Аблай.
– В том числе, – подтвердил гость и благожелательно посмотрел на говорившего.
– Самым мощным государством, которое достигло невероятных высот в манипуляции не только своими гражданами, но и гражданами всего мира, являются Соединенные Штаты Америки. Мягкая сила, или мягкая пропаганда, достигла такого уровня, что практически не заметна. Люди полагают, что живут в самой свободной стране, где нет никаких манипуляций. Кроме всего прочего, жители США получают реальные дивиденды от манипуляций своего правительства в отношении других стран, ведь организованные за пределами США кризисы позволяют инвесторам вернуться в Америку из неблагополучных районов. Мало того, американец слышать не хочет, что им манипулируют. И даже рад – пусть манипулируют, если в результате его благосостояние растет.
– И что же делать? – преодолев гордыню, спросил Наиль.
– Обращаться к специалистам, – заключил Доморацкий.
– То есть к советникам.
– Да, однако здесь следует отметить, что таковыми называют себя многие, но являются фактически единицы. И здесь возникает парадокс. Звучит он так: советники нужны тем, кому они не нужны. – Гость сделал значительную паузу, чтобы все осознали глубину этого вывода. – Если человек может мыслить и слушать, то он сам сможет принять правильное решение без чужих советов. Но и в этом случае советники нужны. Как вы думаете, для чего?
Ответом ему было молчание.
– Советники нужны для объединения умственных усилий. Правила работы с советниками сформулировал еще кардинал Ришелье для короля Франции.
– Любопытно, какие? – уточнил Наиль.
– Можете записать. Первое: Ваше Величество должны им доверять, а они должны это знать. Второе: Ваше Величество приказывает им говорить свободно и обеспечивает им такую свободу высказываний, не опасаясь последствий. Третье: Ваше Величество проявляет к ним терпимость и щедрость, дабы они были уверены, что их заслуги не останутся без вознаграждения. И четвертое: Вашему Величеству следует признавать и поддерживать их достаточно открыто, чтобы они не опасались ни коварства, ни силы тех, кто желает им погибели.
Правила эти нужны для того, чтобы потенциал советников не был нейтрализован многочисленными замами и помами, которые окружают больших начальников, поскольку при появлении настоящего советника, консультанта, эксперта они начинают терять свое влияние на босса. И тогда…
– Тогда начинаются подставы, – вставил Наиль.
– Нет, окружающие шефа начинают настоящую войну, в которой эксперт обычно проигрывает, поскольку они ведут войну на победу, а он нет. Но здесь есть одна особенность: все, о чем я говорю, было актуально и эффективно несколько десятков лет назад. – Тут гость сделал еще более продолжительную паузу и с ударом на обстоятельства времени произнес: – Когда Сталин объявил коллективизацию и индустриализацию, миллионы крестьян и рабочих бросились совершать трудовые подвиги и давали чуть ли не по двести процентов выработки, не говоря уже о таких, как Алексей Стаханов, который в одну смену смог выдать на-гора четырнадцать норм.
Когда Черчилль произнес Фултонскую речь, ее транслировали все западные газеты и радиостанции, а миллионы бывших союзников Советского Союза мгновенно превратились во врагов.
Когда Ганди призвал Индию к неповиновению англичанам, сотни миллионов индийцев отказались работать, есть, пить, разговаривать с англичанами-завоевателями и в короткий срок добились независимости.
Но такие вещи были возможны во времена классической эпохи, когда декартовский cogito отменил теоцентризм, заменив его субъективизмом. Тогда культура стала рассматриваться как порождение гениев искусства, религии, политики. Субъект брал на себя ответственность буквально за все. Он был начальником от слова «начало».
Суверен не функция общества. Общество – его функция. Народ без суверена – толпа, которая не может самоидентифицироваться.
Услышав последнюю сентенцию, Наиль поморщился и посмотрел на Аблая, но того не смутила заумная терминология гостя, и Наиль погасил на своем лице эмоции нарочитого непонимания: раз уж Аблай ориентируется в том, о чем говорит приезжий, то ему ли демонстрировать недоумение?
– Субъект, суверен всегда ведущий, лидер, фюрер, вождь. Информационные потоки идут от него к массам, таким образом, он управляет ими. Кроме того, являясь субъектом классической пропаганды, он носитель мировоззрения, идеолог. Сравним Сталина, написавшего двадцать томов, и Ельцина, которому даже тосты пишут спичрайтеры.
– Жестко, – констатировал Наиль.
– Зато точно, – ответил Доморацкий. – Лидеры прошлого: Гитлер, Ленин, Рузвельт, Мао Цзэдун не только практики государственного управления, но и идеологи, создающие политические практики, формирующие на этой основе политические институты. Пропаганда – это трансмиссия между субъектом и объектом. На этом положении мы остановимся. Теперь каждый день у нас будет маленькая разминка в виде исторического экскурса в историю пропаганды, затем планерка и работа по направлениям.
Доморацкий поднялся со стула, сунул под мышку папку, которую не открывал во время «лекции», и вопросительно посмотрел на Савву. Вдвоем они вышли на улицу. Сажая Доморацкого в машину, Савва наказал Тургену:
– Устроишь гостя – позвонишь.
3
– Ну, как тебе эксперт? – спросил Наиль, когда Савва вернулся в офис.
– Наиль, – сказал Савва, – хватит фрондировать, это большой специалист, такого нет у наших конкурентов. А то, что он зациклен на субъектах, суверенах и когнитивах, не столь важно. Это следствие его преподавания в вузах. Работу свертываем, время позднее, всем отдыхать до завтра.
Группа разошлась, а Савва закрыл офис, сдал ключи охране и пешком направился домой.
Прогулка успокоила его, он пришел на квартиру, достал из холодильника бутылку кефира, но пить сразу не стал. Нагрел в электрочайнике воды, налил кипяток в керамическую кружку, затем выплеснул его в раковину, наполнил горячую кружку кефиром, помешал чайной ложечкой… Так он делал всегда. С детства у него было слабое горло, и иной вариант всегда приводил к ангине.
После кефира Савва завалился спать, предвкушая здоровое пробуждение человека, который перед сном не переел и не перепил. Но поспать до утра ему не удалось. В час ночи зазвонил телефон.
Чертыхаясь, Савва поднялся с постели, прошлепал в тапочках к столику с телефоном и снял трубку. Звонил Нуртай, начальник охраны Чингизова-старшего:
– Приезжай в «Жемчужину», твой технолог выбросился из окна.
Савва быстро оделся, вышел на улицу и стал ловить машину, чтобы доехать до гостиницы. Но водители объезжали, не останавливаясь, вышедшего на ночную дорогу мужика. Тогда Савва вернулся на тротуар и пошел пешком. Через полчаса он был перед гостиницей.
Нуртай ждал его на крыльце под огромным козырьком. Рядом, а точнее чуть сзади, с ним стоял Баян, единственный телохранитель Чингизова-старшего, который не служил ни в КГБ, ни в МВД. В прошлом он не был ни бандитом, ни спортсменом, но обладал чудовищной силой и удивительной реакцией.
– Где Доморацкий? – спросил Савва.
– В морге, – ответил Нуртай, – вон все, что от него осталось.
Савва оглянулся и увидел меловой контур в том месте, где было тело политтехнолога, и лужицу крови.
– Как это случилось?
– По утверждению администрации, он поднялся в номер и выбросился из окна.
– Следак был?
– Да все были, все сфотографировали, запротоколировали и уехали.
– А мы что будем делать?
– Начнем все сначала, – сказал Нуртай и направился внутрь гостиницы, за ним двинулись Баян и Савва.
Несмотря на глубокую ночь, в вестибюле были люди, а на ресепшене возвышалась высокая блондинка.
Нуртай подошел к стойке и произнес:
– Ключи от номера Доморацкого.
Блондинка пыталась что-то возразить, но взгляд Баяна из-за плеча начальника службы безопасности заставил ее подчиниться.
Втроем поднялись на восьмой этаж и вошли в номер погибшего. Здесь все было перевернуто.
– Это сделал следак? – спросил Савва.
– Нет, следак, конечно, наследил в поисках того, что могло быть скрыто на первый взгляд от посторонних, но не настолько. Это следы борьбы твоего технолога с теми, кто его выбросил из окна.
– Твою мать, – выругался Савва. – Я его приглашал, но и в страшном сне не мог подумать, что такое может случиться.
– Их было по меньшей мере двое, – сказал Баян, который в присутствии Нуртая вообще отличался немногословием.
– Да, – подтвердил Нуртай, – искать будем минимум двоих.
– Может быть, я пойду? – сказал Савва. – Ведь мне с утра надо будет заниматься его отправкой в Москву.
– Нет, – произнес Нуртай. – Ата-ага сказал, чтобы ты был с нами, пусть оппоненты видят тебя здесь. Отправкой придется заниматься дня через три. Пока его вскроют, пока следак даст разрешение забрать труп…
– А может, договориться, дать следаку на лапу…
– На лапу нужно давать там, где тебя тормозят специально, чтобы ты дал на лапу… Здесь все идет по закону. – Нуртай проследовал к выходу из номера.
В вестибюле было тихо, и только голова блондинки возвышалась над стойкой на ресепшене.
– Поговори с ней, – сказал Нуртай, обращаясь к Баяну. – Кто-нибудь спрашивал его или, может, им интересовался?
– А сам ты не хочешь спросить? – сказал Савва.
Ему не хотелось заниматься расследованием, а точнее быть третьим колесом в том велосипеде, которым была спарка Нуртай-Баян.
– Так надежнее, – ответил Нуртай, – и сегодня ты в этом убедишься.
Они оба смотрели, как Баян подошел к блондинке, тихо задал несколько вопросов и, получив ответы, вернулся к Нуртаю и Савве.
– Его спрашивали, а потом ждали.
– Кто? – спросил Нуртай.
– Синие… Похоже, я их знаю.
– А когда это было? – поинтересовался Савва. – До семи часов или позже?
– А тебе это зачем?
– Да нас останавливали гаишники и проверяли документы.
– Нет, его ждали с утра…
– А это значит, что инфа о нем ушла раньше, – заметил Нуртай. – Понял, к чему я…
– Ты об утечке…
– О ней, о ней… Пойдем в ресторан.
– Да там никого нет.
– Баян попросил метрдотеля остаться… И тот не посмел ему отказать.
Они прошли в ресторан. Зал не был освещен, и лишь в самом углу на столе горела лампа, а рядом на стуле, скрестив руки на груди и вытянув ноги, спал метрдотель. Но спал он чутко: услышав шаги троицы, открыл глаза и произнес:
– Прошу прощения, господа, второй день без сна.
– Что так? – ехидно спросил Нуртай.
– Да вчера такая же история вышла, только без трупа, но с дракой.
– А сегодня драка была?
– Нет, но конфликт у москвича с посетителями был.
– И кто его начал?
– Местные… И что они к нему прицепились?
– Конфликт перерос в драку?
– Нет, москвич почувствовал опасность, расплатился и ушел.
– А местные пошли за ним?
– В том-то и дело, что нет.
– А местные были постояльцами?
– Нет.
– А почему вы так решили?
– Да глаз у меня наметанный.
– А из синих смотрящих к нему кто-нибудь подходил?
Метрдотель тяжело вздохнул, посмотрел на Баяна и произнес.
– Да, Шуба.
– Ну, достаточно, – сказал Нуртай метрдотелю, – можете отдыхать.
Он кивнул Савве, Баяну и направился к выходу. На улице Нуртай подошел к машине и попросил водителя дать ему трубку телефона. Телефон в машине был только у Чингизова-старшего и самого Нуртая. Поговорив с кем-то по телефону, он дал команду всем влезть в салон и покемарить.
Кемарили до пяти часов, пока всех не разбудил телефонный звонок. Нуртай выслушал невидимого абонента, дал отбой и скомандовал водителю:
– Завозим Савву – и по домам.
– Что-нибудь есть любопытного? – спросил его Савва.
– Есть, Шуба получил транш проверить Доморацкого на вшивость… но перестарался: москвич, увидев его рожу, стал защищаться, а потом выбросился, спасаясь, в окно…
– Ну, это можно было предположить. А что любопытного?
– Любопытного две вещи, заказ пришел от твоих конкурентов… Но это не самое интересное.
– А что может быть еще интересней?
– То, что у тебя в офисе крыса, работающая на них.
– Ни хрена себе…
– Ни хрена, ни хрена, – произнес Нуртай. – Ата-ага сказал, что теперь у вас будет охранник, конечно, не постоянно, до поры до времени. Завтра я его к вам пришлю…
4
Злой и невыспавшийся Савва появился в офисе в половине десятого. Ему не дал соснуть ночью и утром Чингизов-старший, а после Савва уже не спал, так как изучал диск Доморацкого, понимая, что теперь всю работу политтехнолога нужно будет организовывать ему самому.
– Опаздываешь, начальник, – сказал Наиль, – все уже на месте, кроме технолога.
Савва уселся на стул в торце стола, где вчера сидел Доморацкий. Он долго смотрел на членов группы поддержки Чингизова-старшего. В это время двери комнаты открылись, а на пороге появился Баян. Он прошел к столу, не здороваясь, уселся по правую руку от Саввы. Его появление ввело всех в ступор. Савва же сделал паузу и объявил:
– С сегодняшнего дня у нас будет работать представитель Службы безопасности…
Здесь он вспомнил, что не знает, как зовут Баяна. Но тот понял это и с достоинством произнес:
– Виталий Андреевич.
– Да, – подтвердил Савва, – Виталий Андреевич, прошу любить и жаловать…
– Я сейчас вас покину, – сказал Баян, – но перед этим хотел бы со всеми познакомиться. – И он посмотрел в сторону Аблая.
Тот вскочил и представился:
– Психолог.
– Мне это не нужно, – сказал Баян. – Место рождения и национальность?
– Елактау, – ответил Аблай, – казах.
Баян перевел взгляд на Рубена. Тот встал и произнес:
– Страна Белых гор, армянин.
Наиль не стал ожидать, пока на нем остановится тяжелый взгляд представителя Службы безопасности, поднялся, но сделал паузу и с достоинством произнес:
– Ташкент, узбек.
Всех присутствующих, в том числе и Савву, покоробила бесцеремонность Баяна, однако никто не выразил этого внешне. После Наиля поднялась Елена, но Баян остановил ее:
– На сегодня достаточно, – поднялся и, не прощаясь, ушел.
– Ну и крыша у нас, – заметил Наиль.
– Не крыша, а охрана, – поправил его Рубен.
– Не охрана, а безопасность, – сказал Аблай, а потом обратился к Савве: – С чего бы это?
– Да, – поддержал его Рубен, – какая необходимость?
– Сейчас все поясню, – произнес Савва. – Несмотря на то, что мы живем в маленьком городе на двести тысяч жителей…
– Хотя и в столице… – вставил свое Наиль.
– Слухи распространяются не так быстро, как, скажем, в городах Европы такого же размера. Вы еще не знаете, что этой ночью погиб Доморацкий, выпал из окна своего номера.
– А номер был, конечно, на девятом этаже? – уточнил Наиль.
– На восьмом, – ответил Савва.
– Твою дивизию!.. – выругался Наиль.
– И что теперь, – спросил Рубен, – будем обходиться своими силами?
– Не совсем, – сказал Савва. – Ата-ага говорит, что нам, как и оппонентам, в качестве фишки нужен московский политтехнолог, но, пока я его добуду, будем обходиться своими силами. Кроме того, надо организовать отправку тела Доморацкого в Москву, этим тоже будем заниматься мы. Будет это не сегодня и не завтра, мне уже звонили, судебные медики отдадут нам его только послезавтра. А пока мы будем работать по нашим планам.
– Согласно запланированному вчера, у нас исторический экскурс, – ехидно заметил Наиль.
– Именно, – подтвердил Савва. – Итак, история пропаганды выработала несколько ее принципов, обычно их вкладывают в уста крупных вождей, ораторов прошлого, но это делается, скорее всего, потому, что они не могут висеть в воздухе, а должны запоминаться вместе с некими носителями.
Первый принцип. Ее должно быть много, чтобы адресат ее усвоил, нужно повторять ее тысячу раз.
Второй принцип. Уровень пропаганды должен исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидам из числа тех, на кого должна воздействовать пропаганда. То, что понятно рабочему и крестьянину, поймет и интеллигент, наоборот не получится.
Третий принцип. Она должна быть однообразной, то есть ограничиваться немногими пунктами, излагаться лаконично в виде лозунгов. Плюс, она должна быть однозначной. Либо да, либо нет. Колебания – наш враг.
Наконец, она должна быть направлена на чувства и лишь в некоторой степени на разум.
И, самое главное, она должна быть шокирующей. Нет необходимости постепенно подводить массу к нужной мысли. Электорат нужно ошарашить. Именно таким должно быть начало пропаганды. Без этого невозможно привлечь внимание массы. Между вождем и массой не должно быть зазора. Все как у собаки Павлова: зажегся свет – потекла слюна. Появился фюрер – рука массы взметнулась в приветствии.
– Ну да, – невпопад заметил Наиль, – враждебная газета стоит тысячи вражеских штыков.
– Ну да, – передразнивая Наиля, вставил Рубен, – в большую ложь верят больше, чем в малую. Пропагандистская машина строится, как и многие модели социального управления, по типу пирамиды. В вершине – вождь, внизу – основание, народ. Данная схема невероятно успешна. Ведь на ней построена вся современная реклама. Но пятьдесят лет промывания мозгов рекламой привели к тому, что на нее у масс выработался определенный иммунитет.
– Это там, – сказал Наиль, – на Западе, массы поумнели, а у нас пока это поле непаханое.
Массы не поумнели и не поглупели. Они перестали остро реагировать на пропаганду в целом, и на рекламу в частности, – возразил Савва. – Современные массы – полная холодность, анонимность и такая же безответственность. Поэтому вместе с великими тоталитарными режимами, где вожди жили в симбиозе с массами, уходят в прошлое и демократические институты, которые базируются на понятии представительства. Ранее пассивность масс была благом для вождей. Теперь, когда власть добилась такой пассивности, она поняла, что лишила себя основы своей легитимности.
– Опять же это не про нас, – сказал Наиль, – у нас все еще в зачаточном состоянии.
– Когда-то люди всерьез верили в Бога и моральные ценности, – продолжал Савва. – Вожди, зная это, писали листовки, статьи, книги, зажигали ими массы. Объединяли их вокруг этих ценностей, совершали великие открытия, революции, рывки в технологиях. Они горели в огне революционных бурь, убивали тех, кто не разделял их ценностей. В те времена каждый чувствовал в себе силы играть большую игру, быть частичкой революции, двигателем прогресса. Почитайте Платонова, его «Чевенгур». Каждый мог бросить вызов вождям, если они не соответствовали определенным ценностным стандартам…
Если ты ратуешь за справедливость, то будь сам идеалом, иначе заменят тебя, посадив на твое место более справедливого. И вожди старались соответствовать идеальным образцам. Это служило предостережением для остальных, и вокруг вождей возникали личности, которые превосходили в святости и справедливости своих учителей. И учителей сбрасывали с пьедестала, а их место занимали те, кто был святее и справедливее. И вместе с ними сбрасывались и их сторонники. – Савва сделал паузу и закончил: – Теперь осмыслите, насколько все, о чем я говорил, приемлемо нам. Ведь все, что я рассказал, – это основа избирательных технологий. А сейчас переходим к планированию.
Но тут зазвонил телефон. Елена сняла трубку, послушала и протянула ее Савве.
– Это из Москвы, – шепотом сказала она.
Мужчины, воспользовавшись возникшей паузой, поднялись из-за стола и потянулись к выходу. Последним выходил Рубен:
– Мы покурить, покурить…
5
После перекура все вернулись в офис.
– Ну, что Москва? – спросил Наиль Савву.
– Москва как Москва, – отбился тот. Он не стал распространяться, что звонок был не из Москвы: так шифровался Нуртай, приглашая его на встречу.
Савва уехал, а группа собралась за столом и начала обсуждение будущей работы по направлениям.
– С чего начнем? – спросил Аблай.
– Как ни странно, с принципов, – ответил Рубен, заглянул в свой конспект и продолжил: – Итак, «ее должно быть много». Как этот принцип может реализоваться у нас?
– Давайте думать, – сказал Аблай.
– Думать и считать, Лена, ты у нас бухгалтер, бери калькулятор, сразу подсчитаем расходы и выставим счет Чингизову-старшему, – сказал Наиль.
– Наиль, – произнес Рубен, – уж больно ты запанибратски о Чингизове-старшем.
– А что, нас слушают? Или ты собираешься?..
– Ничего я не собираюсь, но ты как-то фильтруй базар, не-то дело дойдет до того, что ты будешь называть его Ата- ага, а это прерогатива очень немногих в его окружении.
– Ладно, я не прав, – сказал Наиль, – меня выбила из равновесия смерть политтехнолога.
– Она всех выбила из себя, – произнес Аблай.
– Ну, тогда возвращаемся к планированию, нужна визуальная агитация, то есть портреты Чингизова, желательно цветные… Лена, прикинь, во что это нам выльется, – сказал Рубен.
– Это выльется не нам, а Чингизову-старшему, – влез в тему Наиль, но его реплику пропустили мимо ушей. Все понимали, кому и за что платить.
– Нужна биография Чингизова, чтобы выделить несколько фактов, не более трех, и постоянно их повторять, – сказал Рубен. – Логично, а кто предоставит нам эти факты? – сбавив обороты, спросил Наиль. – Савва, недаром же он Чингизов-младший, – сказала Елена.
– Ну, я бы не был столь категоричен, нам нужно самим что-нибудь найти, – произнес Рубен.
– Или придумать, – сказал Наиль, – но придумать так, чтобы было не только красиво и действенно, но и правдоподобно.
– Нельзя придумывать, – сказал Аблай, – это очень уязвимо, на этом нас могут поймать конкуренты.
– Нет, – настаивал Наиль, – именно придуманное дает больший эффект воздействия на массы. Нужен такой факт, который бы отвечал всем принципиальным требованиям, которые нам сегодня озвучил Савва.
– Пока это общие слова, – прервал рассуждения Наиля Аблай, – давай конкретно. Например…
– Например, как он в молодости спас девушку от изнасилования кавказцами.
– Почему кавказцами?
– Потому что их не так много в электорате, зато тех, кто с ними на ножах, навалом.
– Нет, не пойдет, все же кавказцы – часть электората.
– Тогда сделаем насильником его конкурента.
– Это тоже перебор, но мысль о том, что насильник должен быть из среды, которую у нас недолюбливают, гениальна. Общий враг объединяет, – произнес Наиль.
– Давай сделаем преступников неграми, в Елактау это безопасно, – сказал Аблай.
