Слово «Дорого!» начало, наконец, работать на нас. Несмотря на небольшое количество клиентов, денежный ручеёк не ослабевал. При этом работы стало на порядок меньше, появилось время для себя, мы почувствовали, что такое богатая жизнь.
С самого начала нашего предприятия договорились, существенную часть дохода тратить на благотворительность. Что ни говори, а дар пришёл не сам собой, по какой-то причине я был избран, чтобы нести людям покой. Не ямы копаю, не деревья валю, просто соединяю два мира, получая за это большие деньги. Был бы шарлатаном, спал бы спокойно, а тут совесть встаёт в полный рост – можешь помочь людям, помогай.
Хорошо, что у Светки масса подружек, завязанных в социальной сфере. Найти среди них одну, доподлинно знающую, куда применить свалившиеся с неба деньги, не составило труда. Наталья сразу расписала список первоочередников, второй круг и кому что перепадёт. Каждый месяц деньги под её руководством перетекали на счета детских домов, больниц, школ, чтобы спасать самое дорогое, что есть в нашей жизни – здоровье, образование, да и просто счастье детей.
Главным условием, которое было жёстко выставлено Наталье – анонимность и отчётность. Нечего делать из благотворительности рекламу, но деньги требуют учёта. Не сказать чтобы мы не доверяли Светкиной подруге – человек она с чистой душой, – но нужно точно знать, работают деньги в правильном направлении или просто тратятся директорами детских учреждений на свои нужды.
Однажды ночью, уснув после возвращения из дорогого ресторана и утомившись в любовных играх, я впервые за много недель вновь увидел навязчивый сон. С той поры, как началось моё активное сотрудничество с миром иным, сны прекратились, словно кто-то по доброй воле дал мне возможность полноценно отдыхать после дневных трудов. И тут снова! Плотная толпа жаждущих встречи смотрела на меня не то чтобы неодобрительно, но с явным недовольством, как на нерадивого хозяина, совершенно забросившего собственное стадо.
Сквозь толпу кто-то, подобно ледоколу, стремительно прорывался в первый ряд, толкаясь, пихаясь, а порой и просто отбрасывая со своего пути любое препятствие. Наконец, он вынырнул у барьера – ну и рожа, таким лицом детей пугать, а этот в дорогом костюме, с золотыми часами, совершенно уверенный в собственном великолепии и превосходстве.
Отряхнув полы пиджака и поправив дорогой галстук, он требовательным движением пальцев буквально приказал мне – иди сюда! Не подойдите, пожалуйста, не будете ли вы столь любезны, не соблаговолите ли, сударь, а подь сюды, парень! Единственно ради любопытства, понимая, что он мне ничего не может сделать, я согласился поговорить с ним и протянул руку.
– Это, малец, с утречка мотанись в городскую управу, звякни там Лопуху, в смысле Лопухову Степану Самуиловичу, чтобы зайчиком бежал к тебе. Мне с ним кое-что перетереть нужно. Телефон запиши, да скажи, что Меняйло звонил… в смысле, блин, позвал. И это, без него не приходи, понял?
– Слышь ты, Меняйло, а не хочешь пойти пешим эротическим маршрутом? – я откровенно разозлился от такого неприкрытого хамства. – Помер, значит, все твои дела закончились, понятно выражаюсь? – я попытался высвободить руку, но Меняйло явно не собирался со мной расставаться.
– Слышь ты, хрен с горы, не поможешь, так я через другого человечка до Лопуха достучусь. Думаешь, ты один такой что ли? Войны хочешь, падла? Будет тебе война! Думаешь, помер мэр, так он уже пыль под ногами?
Блин, точно, как я забыл эту фамилию, которая в последние несколько месяцев не слезала с первых полос местных газет. Мэр нашего города, Меняйло Игорь Иванович, обвинённый в коррупции, краже бюджетных средств, организации преступного сообщества и даже в заказных убийствах. Был убит киллером прямо возле здания мэрии совсем недавно. И недели не прошло. Нового мэра пока не выбрали, кто-то временно исполняет его обязанности.
Конечно, я представлял, как могут общаться представители этого мира с простым народом, но, чтобы именно так, как-то не верилось. Всё-таки власть, должен служить образцом людям, давать пример, показывать, как должны жить и работать чиновники высокого ранга. А тут бандит какой-то в натуральном выражении. Чем больше я знакомлюсь с людьми в ходе своих «разговоров», тем меньше уважения к ним испытываю. Представляю, что думают о людях хирурги и патологоанатомы.
– Слышь, парень, давай без обид, – сменил тактику мэр, – сам понимаешь, не каждый день вот так расстреливают и хоронят. Весь на нервах, а там проблем накопилось. Без меня однозначно не решат или решат плохо. Понимаешь, парень, для города плохо! Мне-то сейчас ничего уже не нужно, это я точно понял – с собой в могилу богатства не унесёшь, а вот за дело обидно. Вытащи мне Лопухова, край как надо! Тебе несложно, а городу польза, – он откровенно давил на мою сознательность, справедливо полагая, что обычный человек не способен отказать другому, если дело касается пользы для людей.
– И что я ему должен сказать, чтобы он мне поверил? – спросил я, памятуя историю с Машей. – Думаете, я вот так позвоню, приглашу его поговорить с убиенным начальником, и он сразу прибежит на всё готовый? Нужен ключ, то, что знаете только вы и он, чтобы он мне поверил и согласился.
Мэр явно озадачился. В его планы не входило делиться со мной какой бы то ни было информацией, а тут вынь и положь малознакомому человеку практически компромат. Меня несколько смущало, что он даже не удосужился озаботиться при этом, как они со своим подельником будут разговаривать о сокровенном в моём присутствии. Мало мне Седого, теперь ещё мэр на голову свалился. И что интересно, по сути и тот и другой бандиты, один вынужден прятаться, другой всегда на виду, но оба грабят народ.
– Назовёшь ему вот эти цифры, – он продиктовал числовую последовательность, – он сразу поймёт. И телефон запиши, всё равно тебя к нему не пустят, а по этому телефону он всегда отзывается, потому что его знаю только я и его любовница.
Проснулся с дикой головной болью, безо всякого желания работать, а когда обнаружил рядом с кроватью листок с криво нацарапанными цифрами, потерял всяческий интерес к жизни. До последнего надеялся, что ночной кошмар всего лишь сон.
* * *
Звонить никому не стал, просто пошёл на работу и занялся привычным делом, благо, что в этот день клиент шёл косяком. То ли у конкурентов начались проблемы, то ли народ начал умирать толпами, но работы было много. Когда занят делом, забываешь о проблемах, некогда думать, только успевай «соединять абонентов» и обеспечивать «трафик». Как телефонная барышня, блин.
Седой появился неожиданно. Я уже, грешным делом, решил, что он бросил эту затею, поняв, что Клещ никогда не расскажет ему обо всех заначках с камушками. В конце концов, существует масса других способов узнать требуемое. Опросить подельников Клеща, выяснить, где он бывал, что делал, с кем общался, сузить круг подозреваемых и мест хранения, провести обыски. Но, по всей видимости, у Седого были свои резоны продолжить начатое, тем более, что в это направление уже вложены деньги.
Как и в прошлый раз, он пришёл ближе к вечеру, словно дожидался отсутствия людей.
– Что, Седой, нашёл камушки? – с кривой ухмылкой поинтересовался Клещ. – Видел-видел, что Нинке кинул кусок. За это спасибо! Но свечки в храме Божьем не дождался. Что-то не так? Или ты словам этого пацана поверил? Так это порожняк, он сам в этом ничего не петрит, так по ушам ездит, лохам сказки рассказывает. Тут всё по-другому, Седой, да скоро сам узнаешь, – он заржал, довольный своей шуткой.
– А рисковать не будем, – без тени улыбки ответил Седой. – Твои слова против его слов, а тебе никогда веры не было. Ты же соврёшь и у попа на исповеди, так ведь? Так что у нас со второй заначкой, Клещ? Время идёт, я всё делаю, как ты сказал, пора вторую заначку вскрывать.
Клещу явно не понравились слова Седого. План у него был, знать бы какой, но читать мысли покойников я пока не научился. Кстати говоря, кроме как Маша, никто другой и моих мыслей прочитать не мог. Видать, с Машей случай особый вышел или она сама была непростой девочкой.
Что задумал Клещ? Чего он добивается, зачем время тянет? Он же понимает, что Седой в любой момент может его Нинку с мальцом порешить, если не получит желаемого. Тут явно что-то нечисто, Клещ что-то задумал, но для реализации его плана нужно время. И потом он снова сможет воспользоваться заныканными камушками сам? Реинкарнация что ли? Он в это серьёзно верит? Или действительно есть ещё кто-то такой же как я, умеющий не только разговаривать, но и возвращать эти души в наш реальный мир, помещая их в чужое тело? Жуть! Или его развели, как последнего лоха, пообещав это за долю малую от сокровищ?
– Пока свечку не поставишь и молебен не закажешь, никакой второй заначки, – отрезал Клещ. – Был уговор, ты его не выполнил, о чём тогда базар? Пацан сказал, пацан сделал или теперь всё по-другому?
– А ты мне предъявы не кидай, не твой фарт нынче, – не сдавался Седой, – не будет второй заначки, сам знаешь, что дальше. Ты же не дурак, Клещ, какой смысл упираться? Тебе эти камушки уже ни к чему, всё, спёкся, ласты склеил, к чему народ смущать? Мы же можем и проклясть, если что, ты же нас знаешь.
– Да мне ваши проклятья, тьфу – растереть и забыть, – Клещ скривил губу и действительно сплюнул. – Мне и свечки твои по барабану, Седой, но был уговор. Хочешь с Нинкой рассчитаться? Твоё дело, тогда вообще никакого разговора не получится, и сделке кранты. Что у тебя, кроме Нинки и её пацана, есть? Да ничего, Седой! Что ты меня на голый понт берёшь, как лоха на вокзале? Хочешь нормального дела, исполняй уговоры! Будем дальше разговаривать или ты всё понял, Седой?
Клещ явно пёр буром, надеясь, что Седому камни важнее возможности уесть пусть и мёртвого уже Клеща убийством его бабы с мальцом. Тупиковая ситуация – чем можно досадить покойнику? Да ничем, если не знаешь, как тот мир устроен. А как это узнать? Да просто – помирай и узнавай! Блин, надеюсь, что я это не вслух сказал!
– Вот что я тебе скажу, Клещ, гопником ты был, гопником и помер, – не поддался на развод Седой. – Нинка нам твоя не нужна, чисто по понятиям помогли, как-никак вдова нашего покойного товарища. Ты никого не сдал, косяков за тобой особых не было, так что всё по понятиям, брат. Но с камушками это ты зря, палку можно долго гнуть, да только она может и сломаться. Ты это, жди гонца!
Седой ухмыльнулся каким-то своим мыслям и отпустил мою руку. Клещ, недолго думая, тотчас же свинтил. А в моей душе затаился страх – Седой явно думал также, как я. И гонца он пошлёт, и разговаривать с ним мне придётся. Вот только я этого не хочу категорически.
– Деньги возьми, доктор! – Седой протянул пачку пятитысячных купюр, явно рассчитывая меня удивить. – Работка у тебя скоро намечается, ты уж не подведи – дело важное, общество ждёт результатов, не могу я их обмануть, на ножи поставят. Такой вот расклад, доктор! Меня на ножи и того, кто не помог тоже, – он с улыбкой смотрел мне в глаза, явно довольный результатом. – Деньги-то спрячь, ни к чему им светиться, деньги любят тишину и темноту, почти как покойники.
После его ухода я никак не мог взять себя в руки. Дико хотелось напиться до чёртиков и забыться, хотя, кого я обманываю? Ну, забудусь на один вечер, от этого Седой и его планы никуда не денутся. А может закрыть лавочку и сказать, что потерял способности? Думаешь, Седой поверит? Ага, сперва пришьёт, потом поверит. Тоска! Засада!
* * *
На следующий день, едва начался приём, позвонили из мэрии и любезно пригласили на встречу с исполняющим обязанности мэра по вопросу подготовки к празднованию дня Победы.
– Извините, не понял, а я тут с какой стати? – звонок меня не то, чтобы удивил, но насторожил.
Меняйло успел как-то пробиться к своим подельникам или это случайность, никак не связанная со вчерашним ночным разговором?
– Вам объяснят при встрече, – уже гораздо суше ответил женский голос. – Вас ждут сегодня в четырнадцать часов! – информация звучала, как приказ, подлежащий неукоснительному исполнению. – Просьба не опаздывать, у Степана Самуиловича плотный график.
Голос не стал ждать моего ответа, по всей видимости, там, откуда звонили, привыкли к беспрекословному подчинению. Кстати, а Степан Самуилович не Лопухов ли? Интересное совпадение! И что меня там ждёт?
На какое-то время мысли о предстоящей встрече отошли на второй план, потому что в кабинет ввалилась толпа гопников, которую Светлана при всём желании не смогла бы остановить, а охрана явно не решилась им перечить.
– Чо, в натуре, можешь бакланить с мертвяками, пацан? – главный тотчас же развалился в кресле для клиентов, закурил и осмотрелся, выпуская дым в потолок. – Прикольно у тебя тут, – оценил он увиденное. – Нам бы с корешом перетереть за жизнь, сделаешь? Да ты не боись, мы нормальных пацанов не трогаем, – он с ухмылкой на лице оглядел свою кампанию, которая с готовностью заржала, поддерживая приколы главаря. – Если с нами по-хорошему и мы шоколадные, усёк, пацан? Чо молчишь, немой что ли?
Есть же охрана, можно вызвать полицию, но по-прежнему, как и раньше тело охватило противное оцепенение, как у кролика перед удавом. Не в тёмной подворотне, не в глухом тупике, в собственном офисе я сидел и отчаянно боялся за свою жизнь, хотя ничего страшного ей пока не угрожало.
– Здесь не курят, – слегка справившись с волнением, предупредил я и демонстративно открыл форточку. – Плохо сказывается на результате, может вообще ничего не получиться.
Слова звучали всё более уверенно и жёстко, сказывались многочисленные сеансы, да и занятия в тренажёрке придавали сил не только в физическом плане.
– Понял-понял, – гопник подскочил, суетливо огляделся в поисках пепельницы, но не найдя ничего подходящего, ткнул бычок в землю фикуса. – Нам результат нужен, без базара, пацан! Как скажешь!
– И в кабинете может находиться только один из вас, остальные в коридор, а лучше на улицу, чтобы клиентов не распугать, – я говорил строго и жёстко, ставя ультиматум.
Храбрости мне, как ни странно, придавал белый халат, фонендоскоп и слово «доктор», к которому я за это короткое время успел привыкнуть, считая себя настоящим доктором человеческих душ.
Гомоня и матерясь вполголоса, гопники вывалились из кабинета и, насколько я успел увидеть прежде, чем дверь снова закрылась, потопали действительно на улицу. Видать дело того стоило, раз они подчинялись приказам обычного терпилы, как обычно назывались ими люди, подлежащие наезду.
– Что нужно? Коротко и точно, моё время стоит денег, которые вы, как я понял, платить не собираетесь. Поэтому решаем вопрос быстро, и я продолжаю работу – там сидят люди, которые мне готовы заплатить, в отличие от вас.
Меня откровенно несло, я чувствовал небывалый драйв, раздражение накачивало адреналином, заставляя действовать и говорить резко, решительно, не опасаясь никого и ничего. Но на главаря гопников это, как ни странно, не подействовало.
– Так я, пацан, по этому вопросу как раз и пришёл, – он улыбался широко, чувствовал себя хорошо и привычно. – Делиться нужно, пацан! Ты работаешь на моей земле, а я с этого ничего не имею. Обидно, сам понимаешь! Ты деньги гребёшь лопатой, а пацанам выпить не на что, хавчик купить не могут, без курева сидят – это ж не по-пацански, да? Цены твои я знаю, очередь твою вижу, цифры складывать умею. Значит, секи сюда – в конце дня будет прибегать мой засланец, ты ему долю малую в кулёчке будешь отдавать. Всего за десять процентов мы решаем все твои проблемы, пацан, заживёшь, как у Христа за пазухой. По рукам?
Что-то произошло в душе в этот момент, что-то хрустнуло и поломалось, под давлением страшной обиды – я несу людям добро, трачу себя, свою жизненную силу, здоровье, чтобы помочь им справиться с утратой, а тут приходят какие-то непонятные личности и лезут в чистый храм грязными лапами.
– Братуха, да ты не дрейфь, все будем в шоколаде, – неправильно истолковал выражение моего лица гопник и схватил меня за руку, стремясь закрепить соглашение.
Обычно в момент соединения двух миров меня поражает высоковольтный разряд тока, а тут огромной силы заряд впился в гопника, заставив его выгнуться дугой. Я не заметил, как совершенно непроизвольно нырнул рукой за барьер, войдя в соприкосновение с иным миром. При этом я никого конкретно не зацепил, но моя рука черпала энергию из барьера, щедро вливая её в виде электрического разряда в тело врага.
Да, именно врага, это враг всего того, что для меня было и будет свято всегда. Враг будет разбит, победа будет за нами! А вот так не хочешь, сволочь? Десять процентов? А хочешь, врублю все сто? А помнишь, сколько раз твоя компания унижала меня по дороге с работы? За всё получишь, сволочь!
Если бы не Светка, я бы его точно убил – у меня сорвало не только тормоза, но и крышу. Какая-то звериная жестокость не давала остановиться, заставляла бить ещё и ещё электрическими разрядами по врагу, превращая его в бессловесную, тупо скулящую о пощаде, биомассу.
– Миша, отпусти его, – кричала Светка, отталкивая гопника ногами, а меня оттаскивая в другую сторону. – Ты же его убьёшь! Отпусти ради всего святого, Миша!
Он уползал, мелко трясясь всем телом, жалко поскуливая и подволакивая ногу. Из его по-идиотски приоткрытого рта стекала струйкой слюна, но он этого не замечал, спеша как можно быстрее покинуть кабинет.
– Выпей вот это, быстро и до дна, – приказала Светка, что-то налив в стаканчик. – Тебе нужно успокоиться, я отменю приём, мы поедем домой, и ты ляжешь спать!
Светку явно напугало произошедшее, но выше всякого испуга в её голосе звучала забота обо мне, желание защитить меня от всех опасностей, спрятать в безопасном месте. Выпитое мне явно помогло. Судя по запаху – обычная валерьянка, но в ударной дозе, как раз то, что сейчас и нужно. Нервишки ни к чёрту, а ведь всего двадцать пять лет, что будет к тридцати? Умом тронешься, доктор? И что это было сейчас? Как я это сделал?
– Миша, а что это было? – эхом отозвалась Светлана. – Чего он так корчился, словно ты ему на болевую точку нажал?
Я честно признался, что сам ничего не понимаю, нужно подумать, что это всё стресс виноват, был не в себе и, вообще, может быть, больше никогда не повторится. Но мой жалкий лепет её не убедил, хотя приставать с этим вопросом больше не стала, опасаясь повторного срыва.
– Давай сделаем перерыв на полчасика, попьём чайку, посидим в тишине и продолжим работу, – предложил я альтернативный план моего спасения. – Клиенты ведь не виноваты, что такие уроды ходят по свету. К тому же, мне к двум часам нужно в мэрию, приказано явиться, – я улыбнулся как можно более беззаботно, всем своим видом показывая, что опасности миновали, наступил штиль, светит ясное солнце, и птички мило щебечут на ветвях цветущих деревьев.
– Ну-ну, – скептически подытожила Светка мою маленькую мелодраму, – ты хозяин, тебе виднее.
– В смысле хозяин?
– Хозяин своих неприятностей, – пояснила Светлана, явно недовольная моим решением. – Не хочешь отдыхать, твоё дело, но тогда уж давай без таких вот срывов, если можешь, конечно.
Я пожал плечами. Не зная причин, сложно управлять последствиями. Валерьянка начала действовать, но в таком состоянии вести приём я действительно не смог. К радости Светки, согласился отдохнуть тут же в кабинете на диванчике.
* * *
Странное дело, но после драки с гопником я чувствовал себя необычайно хорошо. Точнее говоря, несмотря на то, что само событие оставило в душе чувство гадливости и омерзения, мои ощущения говорили совершенно о другом. Мне было хорошо, кайфово, меня не тошнило и не срывало днище.
Забыл упомянуть, что негативным фактором общения с иным миром, проявившимся спустя несколько дней с начала массовых приёмов, оказалась неадекватная реакция организма. Поначалу этого не было, но по мере нарастания количества клиентов я начал замечать странные вещи – иногда во время сеанса меня начинало подташнивать, в другой раз появлялись резкие позывы на понос. Я терпел, относя это на усталость, но скоро всё выросло до космических масштабов.
Чтобы не компрометировать себя перед клиентами, мы ввели в практику присутствие Светланы на сеансе. Если я вдруг задирал голову, она тотчас прерывала сеанс и уводила клиента прочь из кабинета, давая мне возможность добежать до туалетной комнаты. Казалось, что в организме уже ничего не должно было остаться, но меня выворачивало наизнанку всё чаще и всё болезненнее с каждым сеансом. К концу дня я чувствовал себя не лучше больного раком, проходящего курс химиотерапии, разве что волосы не выпадали.
Принимаемые противорвотные и противодиарейные таблетки лишь временно смягчали реакцию организма. Мы увеличивали паузы между сеансами, чтобы в перерывах я мог восстановить силы. Ввели обязательные длинные перерывы, во время которых я гулял в парке, черпая энергию из природы. Слушал целительные мантры, пытался медитировать, принимал на ночь снотворное, чтобы лучше восстановиться к утру.
Всё это давало временный эффект, уменьшающийся с каждым следующим сеансом. Остро встал вопрос – не пора ли завязывать? Но очередь была расписана на месяц вперёд и многие внесли предоплату. Совесть не позволяла отказать людям, которые настроились на встречу со своими умершими родственниками. А организм был вполне согласен послать всё и всех подальше ради выживания!
И вот сейчас, потратив на какого-то гопника мегатонны внутренней энергии, я чувствовал необычайный прилив сил! Почему? Неужто обычное высвобождение чувств, свободное излияние злости, жажда насилия могут дать столько энергии измотанному организму? Может быть, мне пора завести в кабинете резиновый тренажёр в форме человека для того, чтобы дубасить его в паузах между сеансами, вымещая накопившееся раздражение?
Психологи говорят, что причина большинства наших недомоганий – невозможность сброса негативных эмоций. День за днём мы копим в себе раздражение, недовольство, обиды, не имея возможности или опасаясь их высказать. И они начинают грызть нас изнутри, порождая подобные реакции организма. Но какие обиды у меня могли быть к обычным людям, заплатившим большие деньги за десятиминутный сеанс? Никаких! Тогда откуда такая реакция? И почему сейчас мне хорошо?
Восстановив шаг за шагом всё, что происходило в кабинете, и прогнав это на несколько раз, я вспомнил тот самый момент, ускользнувший от меня при первых попытках анализа – барьер! Я не просто так запустил руку в барьер, в этот момент я ни с кем за барьером не контактировал, моей целью был сам барьер, а точнее, та энергия, которая в нём находилась.
Не знаю, кто или что подсказали мне эту возможность, но я снова, лёжа на диванчике, запустил руку в барьер, чувствуя, как потоки живительной энергии наполняют каждую клеточку организма, изгоняя прежнее состояние душевной и физической депрессии. Зарядившись от барьера, я чувствовал себя готовым на полёт к Луне и обратно даже без помощи космических кораблей! Боже, что это за волшебная субстанция? С одной стороны, она отделяет наши миры непроницаемой стеной, с другой – даёт безграничную энергию тому, кто с ней работает! И почему мне никто не сказал об этом раньше?
* * *
В приёмную мэра я вошёл за пять минут до назначенного времени. По всей видимости, меня ждали, потому что секретарша тотчас же сняла трубку, что-то сообщила, что-то услышала и, положив трубку на аппарат, устремилась мне навстречу.
– Михаил Григорьевич? – любезно улыбаясь, нежно проворковала секретарша. – Вас ждут, прошу, проходите в кабинет Степана Самуиловича.
Ожидающие приёма смотрели на меня с явной неприязнью, они сидели тут давно, а я вхожу без очереди, словно лучший друг мэра. Мне бы их проблемы, – вздохнул я, проходя мимо, как через палочный строй. Ещё совсем недавно я бы упёрся и ни за что не вошёл без очереди, но сейчас меня это совершенно не волновало.
– Михаил Григорьевич, дорогой вы наш! Рад, что почтили визитом, – невысокого роста бодрый крепыш в идеально отглаженном костюме спешил мне навстречу, встав для этого из роскошного кресла мэра. – Наслышаны о вас, слухом земля полнится, – одной рукой он пожимал мою руку, а другой похлопывал по плечу, словно собираясь вколотить в дубовый паркет.
Интересно, это такой модный тренд украшать кабинеты руководителей книжными шкафами, заполненными книгами по принципам ландшафтного дизайна – цвет к цвету, корешок к корешку, и явно их не касалась рука человека. А эти столы? Уверен, что инкрустация из чистого золота, судя по крутизне отделки и полировки. Им бы в кабинете царя стоять, а не у чиновника средней руки, но поди ж ты – великие мысли рождаются исключительно за сверхдорогими столами.
– Чай, кофе или чего-нибудь покрепче? – любезно поинтересовался Степан Самуилович, предусмотрительно не отпуская секретаршу.
– Спасибо, не надо, – в этом кабинете я чувствовал себя скованно и неловко, не хватало ещё опрокинуть чашку или подавиться чаем. – Если можно, сразу о деле, – попросил я, надеясь удрать из опасного места поскорее.
– Вот, Людочка, наш человек – дело превыше всего! Свободна! – движением руки, словно выметая сор из избы, он указал секретарше на дверь.
Некоторое время мы поиграли в гляделки, пытаясь победить в соревновании, кто шире и благожелательнее улыбнётся. Признаюсь честно, тут я проиграл сразу – так улыбаться у меня не получится никогда, да и мои зубы вряд ли можно показывать все и сразу, стоматолог зарыдал бы, увидев их.
– Михаил Григорьевич, сразу к делу, как вы и просили. Скоро праздник и мы решили сделать нашим ветеранам небольшой подарок. Не всем, это выходит за рамки выделенного бюджета, но ежегодно в торжественном зале мэрии мы собираем ветеранов, которых награждаем чем-нибудь, и вручаем подарки. Это естественно, ведь эти люди не жалея жизни и здоровья, ковали победу на фронте и в тылу, – бодренько вещал исполняющий обязанности мэра, стараясь увлечь меня зажигательным вступлением.
Но я никак не мог забыть ночного обещания бывшего мэра, устроить мне весёлую жизнь и смешать с грязью. Ну, давай, мысленно подначивал я Лопухова, начинай избиение младенца!
– Так вот о подарках, – мэр перешёл к деловой части беседы, – мы решили дать им возможность пообщаться, если так можно выразиться, с их ушедшими в мир иной товарищами, чтобы как-то поддержать наших ветеранов. Мы материалисты, но верим, что в мире есть много необъяснимого. К тому же есть отзывы проверенных товарищей о вашей работе. Вот мы и решили, так сказать, таким образом, от лица администрации города отблагодарить наших ветеранов. Как вам, Михаил Григорьевич, наша идея?
– Извините, Степан Самуилович, не совсем понял, как стыкуются два понятия – администрация решила, а я работаю? В чём заключается ваш подарок? Или это что-то вроде субботника? Вы же знаете, моё время стоит денег, причём денег немалых.
– Михаил Григорьевич, всё знаем, всё учтено, смета согласована, деньги выделены. Мы же с пониманием, каждая работа должна быть оплачена по достоинству. Пятьсот рублей с человека, всего триста пятьдесят человек, итого сто семьдесят пять тысяч рублей за одно выступление. Согласитесь, Михаил Григорьевич, хорошие деньги!
Он меня за дурака принимает или за полного идиота? Вопрос не в деньгах, ради этих людей я и бесплатно поработаю. Но это же больше суток непрерывной работы! Они как себе это представляют? Старики и старушки будут по десять часов ждать своей очереди?
– Вам нужно будет всего лишь выйти на сцену, что-то там, как вы умеете, покашпировать, старички чего-то там увидят, с кем-то там поговорят в своё удовольствие и по домам. Как вам идея, Михаил Григорьевич?
– Извините, я так не работаю, – нужно отказываться и чем скорее, тем лучше, – у меня индивидуальный метод. Я работаю с каждым клиентом строго индивидуально! Это даже не обсуждается. И я не умею, как вы выразились, кашпировать – это не по адресу! Вы понимаете, что всё это глупость? – в запале произнёс я, поздно осознав, что ляпнул явно лишнее.
Они тут, затейники от бюджета, что-то придумали, уже как-то попилили суммы, пообещав мне малую часть того, что фактически уйдёт на мероприятие, а точнее в их карманы, а я нагло так заявляю, что всё это глупость! Ну не гад ли я после этого?
– Молодой человек, выбирайте выражения, вы не дома на кухне, не с женой разговариваете, – побагровев от возмущения, взорвался Лопухов. – Сказано покашпировать, значит, будешь кашпировать, сосунок! Тебе со всем уважением подкат сделали, прогнулись перед тобой, уважаемые люди прогнулись, а ты… ты… да я тебя…
Сейчас взорвётся, а кому ошмётки со стен собирать, – подумал я и выпалил в страдальца последовательностью цифр, которую, как оказалось, запомнил насмерть.
Степан Самуилович словно подавился, замолчал, не в силах сказать ни слова и смотрел на меня, выпучив глаза, как на ожившего покойника. Пауза затянулась, нужно было спасать ситуацию, пока этого недомэра удар не хватил на рабочем месте.
– Игорь Иванович передаёт вам привет и хотел бы переговорить по важному делу, – негромко, боясь спугнуть установившуюся тишину, произнёс я со значением.
– Игорь… Иванович? – не сразу выговорил чиновник ещё совсем недавно столь привычные для него имя и отчество непосредственного начальника.
– Игорь Иванович, – подтвердил я. – Лично и сугубо, – мне зачем-то захотелось схохмить, но шутка до цели не дошла, будучи воспринятой в буквальном смысле.
– И как же нам переговорить? Он же там, – Лопухов ткнул пальцем в потолок, – а мы здесь. Он предлагает мне тоже… того?
– Вы, вообще, знаете принципы моей работы? – возмутился я. – Приглашаете, говорите, что всё изучили, а сами глупости всякие городите! Я вас просто соединю, как два телефона и всё – говорите себе, сколько влезет, но тарификация поминутная. А деньги ветеранам так отдайте, и не по пятьсот рублей – это же насмешка над теми, кто за вас жизнь отдавал. Вот прямо сейчас при мне подпишите распоряжение об установлении справедливой суммы подарка для каждого ветерана ко дню Победы и разговаривайте со своим бывшим начальником сколько угодно! Или я пошёл?
– Сидите-сидите, куда же вы? А сколько же это справедливое будет в цифрах? Тысячу рублей, две тысячи?! – в его голосе звучало неподдельное недоверие к им же названной сумме.
– Мелко плаваете! В размере ежемесячного вознаграждения мэра этого города, к примеру.
– С ума сошли? Представляете, сколько получает мэр? А помножить это на всех стариков, которым пора на кладбище? Куда им такие деньги, побойтесь бога!
– Вот они, эти старики, когда-то воевали, под пулями в бой шли, на танки с гранатами бросались, спали в промороженных окопах, были ранены и не раз, а сегодня вы их подвиг оценили в пятьсот рублей. А что такого героического сделал мэр, получающий столь высокий оклад? Ну, назовите, хоть что-то! Ничего, кроме распила бюджета и всего того, что ему вменили наши СМИ. Надо делиться, Степан Самуилович, иначе никак, в смысле не будет вам никакой задушевной беседы с Игорем Ивановичем.