Сергей Семенович Монастырский
Вера из Кологрива
Знаешь, я тогда не знала, что ночи любви бывают так прекрасны. Лучше этого ничего не может быть.
– Даже наша? –пошутил я.
– Молчи, дурачок – Вера прижала палец к моим губам, – Я же тебе рассказываю.
– А на следующий день случилось ужасное. Я случайно услышала из-за двери его телефонный разговор. Видимо, с другом, и видимо, обо мне.
– Да понятно, что она скоро станет такой же как все. Деньги будет из меня тянуть. Но знаешь, какое-то время я проживу в счастливом неведении. как простой бедный человек. Потом откуплюсь, и она уедет!
Я похолодела. Вот и вся любовь!
Не следующий день я попросила водителя довезти меня до Ярославского вокзала, отдала ему ключи от квартиры и попросила передать Борису, что меня срочно вызвала мама. Завтра приеду. И уехала. Мне просто нужно было переждать какое-то время, прийти в себя. А в Москве в общежитии института жила моя школьная подруга. Я к ней и уехала. Конечно, мне хотелось знать, будет ли меня искать Борис.
Да. первые несколько дней он звонил. По пять-шесть раз в день. Я не отвечала. Потом перестал. Ну что ж думала я, вот и конец нашей сказки!
А через две недели вдруг открывается дверь нашей комнаты, входит Борис, просто берет меня на руки и молча выносит.
– Стой! – кричит подруга, – а вещи?!
И бежит за нами с моими вещами.
Потом все разрешилось. Оказывается, подруге надоело видеть мои слезы, она нашла в моем телефоне номер Бориса и все ему рассказала.
– А почему ты перестал меня искать?– спросила я потом Бориса.
– Ну не могу же я навязываться девушке, которая меня бросила и не хочет даже отвечать на мои звонки.
– Миленький, у тебя все в порядке, – вдруг прервала свой рассказ Вера, опять обеспокоившись состоянием моих трусов. Провела руками и, убедившись, продолжила.
– А потом, мы полетели в Париж! Да, не удивляйся, он хотел дать мне все счастье, какое только мог. Сам в Париже он, конечно, был. Знаешь, в Париже мы были большими парижанами, чем сами парижане! Потому что все представляют себе Париж как город любви, где все конечно целуются и обнимаются. Так вот, скажу тебе, что никто там не целовался на улице, и не обнимался. Кроме нас. Мы просто сто метров не могли пройти без того, чтобы не сплестись друг с другом, не целоваться в засос!
Наверное, это все-таки Париж действовал! Про ночи я тебе рассказывать не буду. А то ты опять возбудишься, а мне нельзя. Он мне, как безумный, такие слова говорил!
Я его спросила тогда – может быть он меня уже любит? Он ответил:
– Не знаю. Мне с тобой хорошо.
А я его любила. Я это знала точно.
