Сергей Семенович Монастырский
Чужая жизнь
Поэтому работать я уже не могла – при обострениях меня ломало два -три месяца. Потом столько же отходила. И вот готовлю как-то обед, и вдруг, чувствую, что свет погас и наступила черная темнота! Я, было, подумала, что-то из кастрюли брызнуло и в глаза попало! Короче – скорая, офтальмолог, и приговор по-русски – инсульт глазного сосуда!
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Три недели лежала в больнице. Что-то пытались со мной делать. И выписали. А как теперь жить – не представляла. Со мной в палате лежала женщина, намного меня старше, очень старая. Ей делали уже шестую операцию, и ничего не выходило. Постоянно приходил муж, сидел с ней, книжки читал. Я ей прямо завидовала. – Муж, это ее глаза и все на свете. Она и сама говорила – он и в магазин ходит, и готовит, и убирает, и ее моет!
И вот, когда мы вместе выписывались – а мы с ней очень сдружились – она и говорит:
– Поживи пока у нас, муж за двумя будет ухаживать, он справится! А потом придумаем, как тебе быть. Куда ты сейчас? Ни чай согреть, ни понять в какую сторону идти в квартире.
Было совестно, а что делать? Я согласилась.
Отдала ее мужу остатки пенсии инвалидной, с которой ушла в больницу.
Так прожили недолго. Он водил нас на прогулки, кормил. Через неделю я решила помыться.
– Не ходи сама, – сказала подруга, – муж тебе поможет забраться в ванну и выйти из нее, а по подставке в ванной ты даже не залезешь сама!
И в ответ на мои отнекивания, добавила, – Он у нас как доктор. Ты ведь в гинекологии раздеваешься!
Ну, ладно, я разделась в ванной, он взял меня под мышки, поставил на дно ванной, Также очень заботливо вытащил из ванной, поставил, развернул к себе спиной и сказал:
– Держись за края ванной обеими руками, я тебя со спины вытру.
И чувствую, прижался ко мне и попытался обнять. Я тихо сказала: Сейчас закричу. И он отстал.
Я поняла, что так будет и дальше. И, конечно, под благовидным предлогом ушла. Попросила вызвать такси и сказала соседке, чтобы встретила.
Не буду рассказывать, как я привыкала ходить, что-то делать, есть и все остальное в темноте!
Мир, конечно, не без добрых людей.
Навещали с работы, купили мне вскидку мобильный телефон с функцией голосового управления.
– Сири, позвони тому-то, включи то-то…. Например, телевизор, какие-то электронные приборы. Это умные мужья моих медицинских подруг сделали. Соседка, конечно, дай бог ей здоровья, помогала. Приносила покупки из магазина, заходила каждый день.
Но у всех свои заботы, своя жизнь, все это стало реже и реже.
Потом вот эта история с включенной плитой. Заходит соседка, а у меня в конфорке огонь не горит и газом пахнет. Ну, она вызвала домоуправление, они связались с собесом.
Я, признаться, об этом как-то не думала. Слово-то какое-то страшное, да и что они могут?
Ну, написала заявление. Сначала почти месяц приходила одна и та же женщина. Так, через день, я давала деньги, она по моему списку приносила продукты, несколько раз приготовила обед дня на три – четыре и самое главное разложила таблетки – чтобы я смогла сама их пить.
Неплохая женщина, а сама призналась, что на этой работе пересиживает, до настоящего хорошего трудоустройства, потому что платят в собесе мало.
Потом она, видимо, устроилась, и стали раз-два в неделю приходить какие-то случайные люди. В основном молодые, только что из школы. Тоже, видимо, пересиживали до института. Я их не интересовала. Или интересовала, но в другом плане.
Например, одна девушка как-то говорит:
– Дина Николаевна, можно я со своим парнем приду?
– Да, приходи,– говорю, – веселей будет посидеть часик. Они меня оставили на кухне и заперлись в спальне. За этот часик я таких ахов и вскриков наслушалась из комнаты, что хоть сама к ним присоединяйся!
Потом старушки начали приходить. В основном дремали на диване и выражали большое недовольство, если я о чем-нибудь просила.
Потом неделями никто не приходил. Я звонила, мне отвечала заведующая собесом. Молодая по голосу женщина. Очень внимательно интересовалась моей жизнью, моей болезнью и родственниками.
Повздыхала, что им отпускают мало денег за инвалидами ухаживать.
– Единственно, – говорит, – какой я вижу выход, попытаться устроить вас под стационарный присмотр и обслуживание – в дом инвалидов.
Я, естественно, этого слова испугалась, но она успокоила, – Но знаете, – говорит, -это как санаторий, в котором тебя кормят, есть медицинское обслуживание, вообще тебе не нужно ни о чем беспокоиться.
– А жить я там буду отдельно? – спрашиваю.
– Нет, комнаты общие, по три – четыре человека.
– А отдельных нет?
– Отдельные,– говорит, – только в частных домах инвалидов. Но там дорого – тридцать, а то и сорок тысяч в месяц.
Ну, куда, мне такое, у меня вся пенсия десять тысяч!
За тридцать-то тысяч, а то и за двадцать, я бы себе и дома нашла сиделку – утром приходит – вечером уходит! Хотя бы из наших медсестер, вышедших на пенсию.
Ну, вот, я и здесь.
… Дина закончила. Сидеть на холодной, едва очищенной от снега скамейки было неприятно, и Андрей даже обрадовался, что можно встать.
– Давайте пройдем, – предложила Дина, и доверчиво взяла его под руку.
– Вы разрешаете? – спросила она, – одна я боюсь ходить. Могу поскользнуться, упасть.
– Да, конечно! – Андрей прижал ее локоть к себе, чтобы прочнее держать, – А что, домой вы совсем не ходите?
– Нет, мне два года нельзя там появляться.
– Почему?
– Да у нас с начальницей собеса такой договор, – она меня устраивает сюда, а я в качестве благодарности сдаю свою квартиру ее дочке с ребенком. Бесплатно, конечно, через два года будет сдан дом, в котором они купили квартиру по ипотеки. Поэтому с деньгами у них сейчас очень трудно. А дочь одна без мужа.
Дина Николаевна продолжала рассказывать о начальнице совбеза, о том, как трудно устроить инвалида в такие учреждения, о том, что инвалидов много, а домов на весь город всего пять, и очередь сюда длится годами…
Но Андрей ее почти не слышал. Перед глазами его стоял небритый мужик в майке, настежь раскрывший дверь. Как-то не был он похож на мать-одиночку, обзаведшуюся ребенком и ипотекой.
Да и кто бы дал ипотеку неработающей женщине?!
Что-то тревожное мелькнуло в его душе.
– В общем, Вы как в тюрьме? – спросил он.
– Ну, не в тюрьме, конечно, главное, что не надо думать о быте! Но неприятно, конечно, жить в общежитии. Да и контингент тут… – она замолчала.
– А зачем вы меня нашли? – спросила она.
– Мама просила, – сказал он. И сознался:
– Я не знаю, чем могу вам помочь.
